Текст книги "Полководцы X-XVI вв."

Автор книги: Вадим Каргалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Неурегулированными оставались и отношения со Швецией. В 1586 году «по свейским вестям» стало собираться русское войско в Новгороде, но прибытие шведского посольства остановило поход. В 1587 году снова было решено послать полки на шведского короля. В Новгород отозван с юга боярин князь Дмитрий Иванович Хворостинин, и вновь поход не состоялся. Но война явно надвигалась. Россия не могла смириться с тем, что шведы закрыли выход к Балтийскому морю. Для воеводы Дмитрия Ивановича Хворостинина приближалась главная в его жизни война.

В 1589 году шведский король Юхан III послал свой флот в Ревель. На берег высадилась десятитысячная шведская армия, которая значительно подкрепила шведские гарнизоны в крепостях Ливонии. Но Юхан III надеялся не только на свои силы: королем Речи Посполитой стал его сын Сигизмунд III. Они выступили с далеко идущей политической программой: заставить Россию уступить Швеции и Речи Посполитой города Новгород, Псков и Смоленск, «Северскую землю». Фактически речь шла об утрате всего, чего Россия ценой огромных усилий добилась в течение XVI столетия. Король Сигизмунд III даже вынес на обсуждение польского сейма вопрос о войне с Россией. Военная демонстрация была достаточно внушительной, и короли надеялись, что Россию можно будет заставить выполнить их требования даже без большой войны. Для этого Юхан III потребовал, чтобы русское правительство послало для переговоров к реке Нарове (Нарве) «великих послов».

Но пока шел обмен грамотами, определялось, где и когда встретятся посольства, общая ситуация изменилась. Королю Сигизмунду III не удалось поднять польско-литовскую шляхту на войну с Россией, родственные симпатии двух королей не сумели преодолеть традиционного соперничества Речи Посполитой и Швеции из-за Ливонии. Король Юхан III остался один. Русские послы не только не согласились уступить шведскому королю, но выдвинули свои, встречные требования. Царский «наказ» гласил: «Говорить с послами по большим, высоким мерам, а последняя мера: в государеву сторону Нарву, Ивангород, Яму, Копорье». Шведские послы уже готовы были отказаться от своих первоначальных претензий и заключить мир – перспектива в одиночку воевать против России вовсе не устраивала Юхана III. Но русские послы проявили твердость, заявив: «Государю нашему, не отыскав своей отчины, городов Ливонской и Новгородской земли, с вашим государем для чего мириться? Теперь уже вашему государю пригоже отдавать нам все города, да и за подъем (за военные расходы) государю нашему заплатить, что он укажет!».

Такого оборота дела король Юхан III явно не ожидал. На прямое обращение царя Федора Ивановича он ответил высокомерным отказом: «Пришла к нам твоя грамота, написанная неподобно и гордо; мы на нее не хотим больше отвечать, а полагаемся на волю божию. Хочешь у нас земель и городов – так попытайся отнять их воинскою силою, а гордостию и спесивыми грамотами не возьмешь». Война стала неизбежной.

Вопрос о Ивангороде, Яме и Копорье имел свою историю. Эти исконно русские города, новгородские крепости на северо-восточных рубежах, захваченные Швецией после Ливонской войны, не только составляли важнейшие звенья обороны Новгородской земли, но и открывали доступ к Финскому заливу, поэтому их огромное стратегическое значение для России было неоспоримо.

Крепость Копорье строилась на неприступной скале, окруженной оврагами, в 1280 году старшим сыном Александра Невского Дмитрием. В 1297 году новгородцы воздвигли здесь мощную каменную твердыню, которая стала оплотом Водской пятины Великого Новгорода. Во второй половине XV века укрепления Копорья перестроили и мощные каменные стены с четырьмя башнями того времени сохранились до наших дней.

Каменную крепость Ям воздвигли на берегу реки Луги в 1384 году. Немцы трижды пытались штурмовать ее, но захватить так и не смогли. Известно, что в 1447 году она выстояла против пятидневного жестокого обстрела из больших пушек. В 1448 году в Яме была построена новгородцами новая каменная крепость, еще более мощная. Река Луга тогда была судоходной, по ней плавали «большие ладьи» до Наровы и далее до Финского залива. По мнению академика М. Н. Тихомирова, эта крепость являлась своего рода русским портом на берегах Балтийского моря. Здесь был торгово-ремесленный посад, по «разметному списку» 1545 года в Яме насчитывалось двести тридцать девять «тяглых» дворов.

Крепость Ивангород была построена позднее, в 1472 году великим князем Иваном III как своеобразный противовес сильной ливонской крепости Нарве (Ругодиву), стоявшей на другом берегу реки Наровы. «Град» был сооружен из камня, «против Ругодива города Неметцкого, на реке на Нарове, на Девичьей горе, на Слуде, четвероуголен». По писцовым книгам, в Ивангороде имелся посад, два «конца» – Псковский и Заболоцкий, четыре улицы, сто шестьдесят пять посадских дворов. Ивангородские купцы вели оживленную торговлю с Ревелем и другими городами Прибалтики. Ивангород имел не только военно-стратегическое значение, он стал опасным торговым конкурентом Нарвы. По существу, он сделался русским портом на Финском заливе – по реке Нарове до Ивангорода легко поднимались морские корабли. Не случайно на город неоднократно нападали враги. Так, в 1497 году шведский флот из семидесяти кораблей неожиданно, «разбоем», захватил крепость, разорил Ивангород. Но вскоре захватчики были выбиты, и город снова стал русским «градом». До злосчастного Плюссенского перемирия 1583 года, когда новгородские окраины отошли к Швеции…

Теперь настало время возвратить исконно русские города!

Весну и лето 1589 года Дмитрий Хворостинин провел на южной границе. В «росписи» воеводам по «украинным городам» значится: «на Туле бояре и воеводы князь Тимофей Романович Трубетцкой да князь Дмитрий Иванович Хворостинин». Тула была тогда центром обороны юга, сюда должны собираться в случае опасности нападения нового крымского хана Казы-Гирея воеводы с полками из всех городов «украины». В этом случае «на сходе» всего войска Дмитрий Хворостинин становился воеводой большого полка, в привычной для себя роли командующего военными силами южной границы.

Но когда решился вопрос о войне со Швецией, прославленный воевода был тут же послан в Новгород, где собиралось русское войско для предстоящей зимней кампании. «Августа в 10 день по свейским вестем государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии послал в Великий Новгород бояр своих и воевод по полком: в большом полку воевода князь Борис Канбулатович Черкаской да боярин и воевода князь Дмитрий Иванович Хворостинин». Далее были перечислены воеводы полков правой руки, левой руки, передового и сторожевого – всего десять известных русских военачальников. Одновременно были поставлены воеводы в другие города «от литовские и от немецкие стороны». Воеводы с полками стали в Пскове, Орешке, Ладоге, Гдове, Себеже, Опочке, Острове, Изборске, Ржеве, Торопце, Великих Луках. На всякий случай усилили и гарнизон Смоленска. Военные приготовления, таким образом, велись очень серьезно.

Наконец был объявлен «поход государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русин на непослушника своего на свейского короля на Ягана к городам к Ругодиву и к Ивангороду, да к Копорье, да к Яме». В этой записи разрядной книги, таким образом, точно указаны непосредственные цели похода. Сам царь «пошол с Москвы в свою отчину в Великий Новгород для своего дела и земского декабря в 14 день» и прибыл в Новгород «генваря в 4 день», в самые первые дни 1590 года. Вместе с ним приехал фактический правитель России, «дворовый воевода, конюшей и боярин Борис Федорович Годунов». Одно это свидетельствует о том, какое значение придавалось походу.

Была проведена новая «роспись» полкам. Формально во главе войска встали князья Мстиславский и Трубецкой. Воевода Дмитрий Хворостинин получил довольно скромное назначение в передовой полк. Видимо, это было сделано, чтобы избежать лишних местнических споров: главная роль в войне, судя по развитию событий, принадлежала именно Хворостинину. Р. Г. Скрынников прямо утверждает, что фактически возглавил наступление против шведов самый выдающийся из воевод – боярин князь Д. И. Хворостинин. Это было действительно так: именно передовой полк, где он был воеводой, одержал наиболее впечатляющие победы, решившие исход всей кампании.

Официальный «Новый летописец» повествует о событиях войны со Швецией довольно кратко: «Государь пошел в Велики Новъгород, а из Новагорода пошел под Ругодив, а царицу Ирину оставил в Новегороде; и под Ругодив пришедши, велел бити по стене из снаряду, и, пробив стену, велел итти воеводам приступом со многими приступными людми. Немцы ж з города, бьющеся, противляхуся и крепко стояху; воеводы ж с ратными людми взыдоша на город; немцы ж з города збиша и убиша воевод на городе, князя Ивана Юрьевича Токмакова да Ивана Ивановича Сабурова, и иных воевод пораниша многих, и голов стрелецких убили Григория Маматова и иных голов, и сотников, и многих ратных людей побиша и отбиша от города прочь. Царь же Федор Иванович видя их суровство и велел по городу бити из снаряду беспрестани. Немцы же видя свое неизможение и били челом государю со многим молением, чтобы государь их пожаловал, не велел разорити, а у них велел бы государь взяти три города: Ивангород, Копорье, Ям. Он же, государь, крови не похотя пролити, и уклонися на милость и те городы велел взяти, а по городу бити престати повеле, и устроил в Иванегороде и в Копорье и в Яме своих государевых воевод и ратных людей. А сам государь пошел к Великий Новгород, а из Новагорода поиде к Москве…»

Таким образом, официальный летописец сосредоточил все свое внимание на главном эпизоде войны – осаде Нарвы. Однако по разрядным книгам и другим источникам можно довольно подробно восстановить хронику военных действий.

Первой целью похода была крепость Ям, на речном пути по Луге к Ивангороду и Нарве. 6 января 1590 года было велено «послати в посылку к Яму городу голов Ортемия Колтовского да Ивана Бибикова для языков», то есть для захвата пленных и разведки. 11 января передовые отряды дворянской конницы были направлены для нападений на пограничные шведские владения, «в свейскую землю в войну голов Ждана Сабурова да Ивана Мелюкова, да Тимофея Грязнова с товарищи». Главные силы выступили из Новгорода 18 января. На следующий день от них отделилась рать, направленная на север, к Финскому заливу, – «к Копорью на осаду». 24 февраля «з Грезенского Яру» в помощь передовым отрядам, действовавшим в окрестностях Яма, царь «отпустил к Яме городу посылку: своего полку голов князя Ондрея Трубецкова да Ивана Салтыкова». Осажденный шведский гарнизон продержался недолго. «Генваря в 26 день государь пришел к Яме городу и город Яму взял; и оставил в Яме городе воеводу Левонтия Оксакова да голову Фому Папина да дьяка Неудачю Ховралева». Оставив гарнизон в Яме и блокировав еще занятое шведами Копорье заранее посланным отрядом, русское командование обеспечило тылы наступающего на Нарву войска. Артиллерия для осады Нарвы была в это время сосредоточена в Пскове. Чтобы уберечь ее от возможных диверсий со стороны шведов, 30 января конная рать была послана «встречю наряду, с которым нарядом идут изо Пскова».

А воевода Дмитрий Хворостинин со своим передовым полком находился уже возле Ивангорода. В районе Нарвы и Ивангорода был сосредоточен четырехтысячный шведский корпус, который прикрывал подступы к этим главным крепостям на шведском рубеже. Не ожидая подхода главных сил, передовой полк атаковал шведов. Упорное сражение продолжалось с двух часов дня до вечера, шведы были вынуждены отступить за реку Нарову. Путь к Ивангороду был открыт для русского войска, которое подошло 2 февраля.

Поход к Нарве

Шведское командование, опасаясь, что войско может быть блокировано русскими полками в Нарве и дорога к Ревелю останется незащищенной, отвело конницу и часть пехоты к Раковору. В Нарве осталось около тысячи шестисот солдат, но шведский гарнизон укрывался за мощными каменными стенами и башнями, имел многочисленную артиллерию. Кроме того, со стороны Раковора можно было ожидать наступления шведских войск. Правда, русские воеводы постарались обезопасить себя от неожиданного удара, были «посланы для языков по раковорской дороге» конные отряды, «в войну в Раковорский уезд» устремились служилые татары.

Начались приготовления к осаде и штурму. Велено было «наряд поставити против Иванагорода на бугре» и «по городам по Ругодиву и по Иванюгороду бити из наряду». 6 февраля начался обстрел крепости из больших пушек, бомбардировка продолжалась две недели, шведские пушкари ничего не смогли противопоставить сокрушительному огню «осадного наряда». В западной и северной стенах Нарвы образовались большие проломы, через которые можно было проникнуть в город. Наконец, «февраля в 18 день государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии указал [40]40
  [40] Пусть читателя не удивляет постоянная формулировка: «государь велел», «государь указал» – таков был обычай: если царь присутствовал в войске, все объявлялось от его имени, хотя конкретные решения принимались опытными воеводами, советниками царя.


[Закрыть] послати воевод и с ними людей к приступу к городом к Ругодиву и к Иванюгороду». В разрядной книге сохранился подробный «наказ», своеобразный боевой приказ на штурм крепости, кому из воевод «в приступ быти у наряду и по городом из наряду бити и которым воеводам и головам с людми к городу к которому месту итти в приступ».

По этой «росписи» вырисовывается сложная тактика штурма сильной крепости, которую обороняет многочисленный и хорошо вооруженный гарнизон. Главные штурмующие колонны направляются к проломам, сделанным в стенах осадной артиллерией. Одновременно другие рати с лестницами приступают к уцелевшим стенам и башням, чтобы оттуда не могло подойти к проломам шведское подкрепление. Это вообще было особенностью русского осадного искусства, доказавшего свою эффективность еще при штурме Казани: штурмовать крепость сразу со всех сторон. Под Нарвой приступ был и со стороны реки Наровы, и «от дороги от раковорския», и «по колыванской дороге», и «с ыванягородецкие стороны». Штурмующие колонны поддерживались пушечным огнем, для чего специально выделялись воеводы у «наряда». Опять, как при штурме Казани, при одновременном давлении на город со всех сторон, на направлении главного удара (в районе Русских ворот) были сосредоточены большие силы: пять тысяч двести тридцать человек, в том числе тысяча восемьсот пятьдесят стрельцов, тысяча казаков и других ратных людей, две тысячи триста восемьдесят боярских холопов.

Штурм начался на рассвете 19 февраля и продолжался несколько часов. В различных местах русским ратникам удалось ворваться в проломы, забраться по лестницам на стены, но удержаться там они не смогли. По словам летописца, шведы «противляхуся и крепко стояху», штурмующих «з города збиша», «многих ратных людей побиша и отбиша от города прочь».

Однако «того же дни царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии указал к городом к Ругодиву и к Иванюгороду рослисати воевод и голов к другому приступу». С вечера началась подготовка к новому штурму.

Видимо, стали проявлять активность шведские войска, отступившие ранее к Раковору, и тогда же было велено послать подкрепление заслону, прикрывавшему русское войско с этой стороны. В передовом полку «в посылку к Раковору» был первым воеводой князь Дмитрий Хворостинин. Помощи извне защитники Нарвы не получили, it это решило судьбу войны. Шведский гарнизон понес во время штурма большие потери, восполнить которые возможности не было. Шведский главнокомандующий Горн обратился с просьбой о перемирии.

«И февраля в 20 день кликали из Ругодива немцы от проломного места, где стоял с нарядом околничей и воевода Иван Иванович Сабуров, а просили толмача. И воевода послал к ним толмача, и велел их спросити, что их дело. И немцы говорили толмачу, что ругодивские воеводы бьют челом боярину и дворовому воеводе Борису Федоровичю Годунову, чтоб прислал к ним ково поговорить, а в те поры к городу приступати и из наряду бити не велел, а они вышлют за город говорить лутчих немец».

Согласие на переговоры было дано, пушечная канонада прекратилась. Русские представители потребовали, чтобы шведы «отдали государевы городы Ругодив, Ивангород, Копорью, Корелу». Шведы же просили прекратить военные действия, пока они не «сошлются» с королем, который будто бы «учнет миритися». Эта наивная хитрость никого не ввела в заблуждение, шведских парламентеров отправили с берега реки Наровы обратно в город, и «по городу из наряду бити стали».

Огонь русских пушек был сокрушительным, и шведы вновь «говорили з града, чтоб часов пять-шесть по городу из наряду бити не велел», чтобы они могли посоветоваться о сдаче. «И Борис Федорович часы три и четыре из наряду по городу стреляти не велел, а велел над немцы смотрити и тово, чтоб они проломных мест не заделывали, а учнут заделовать проломные места, по городу из наряду попрежденму бити велел».

Переговоры возобновились. Шведы, уже не ссылаясь на необходимость получить согласие своего короля, предложили отдать «государеву вотчину Ивангород». Русские представители повторили свои прежние требования. «И били из наряду по городом тот день и ночь всю безпрестанно», – отмечает разрядная книга.

И снова шведы выдержали только до середины дня 21 февраля: «Немцы кликали з города воеводам, чтоб Борис Федорович выслал к ним ещо поговорить». Снова «съезжалися на реке Нерове», и снова не достигли согласия, отложив дальнейшие переговоры на 22 февраля.

«И по городом воеводы из наряду учали бити», – снова сообщает разрядная книга. «И немцы приказали з города, чтоб из наряду не били, а они ещо съедутся». Шведские представители пошли на дальнейшие уступки – настолько впечатляющим было «слово» русской артиллерии. На этот раз они заявили, что согласны отдать «Ивангород да Копорью, а Ругодива им и Корелы никако не отдавывать, в том волен бог да государь, а им болши тово говорити нечево и помереть они готовы».

Шли дни, обстрелы города перемежались переговорами, шведы стояли на своем. Обстановка начала меняться не в пользу русского войска. Как говорили воеводы на военном совете, войско «под Ругодивом и под Иванемгородом поизстоялося. А путь зимний приходит последней, река Нарова портитца, сверх леду появилася вода великая. А в загонех кормов конских уже не добывают и людем и лошадем в кормех нужа ставитца великая». Необходимо было на что-то решаться, тем более что «немцы в городе сидели жестоко и проломные места учали задеваловати и кликали з города воеводам, что они, взяв на свои головы, отдают государю два города, Ивангород да Копорью», а об остальных городах следует говорить с королем…

Наконец перемирие сроком на один год было заключено. 25 февраля «ругодивский воевода Карл Индриков с товарищи приезжали в государеву в суконную избу, а поставлена была государева суконная изба на иванегородцкой стороне у пристани, и записи договорные, что учинити перемирье на год, подписали», отдав в знак сдачи Ивангорода «иваногородцкие ключи», и «государевы люди» беспрепятственно въехали в Ивангород. Передано было русским воеводам и Копорье (крепость Ям была взята русскими полками еще в начале похода). Везде встали русские гарнизоны. Поход закончился.

Успех зимней кампании 1590 года определили несколько факторов. Во-первых, быстрые удары ликвидировали или блокировали шведские опорные пункты, из которых могли быть нанесены тыловые удары русскому осадному войску (Ям, Копорье). Во-вторых, воевода Дмитрий Хворостинин в полевом сражении разбил шведское войско, прикрывавшее Ивангород и Нарву, что позволило главным силам русских беспрепятственно подойти к этим крепостям и сразу начать осадные работы. В-третьих, были надежно закрыты «колыванская» и «раковорская» дороги (что сделал опять-таки Дмитрий Хворостинин), шведский гарнизон в Нарве оказался в изоляции, помощи он не получил. И в-четвертых, решающим при осаде Нарвы было явное превосходство русской артиллерии, именно стрельба из «наряда» сокрушила оборону и заставила шведов начать переговоры. Шведы пошли на серьезные уступки. Россия вернула себе морское побережье между Наровой и Невой, города Ивангород, Копорье, Ям вновь вошли в состав Российского государства.

Шведский король Юхан III не желал примириться с поражением и потерей важных в стратегическом отношении крепостей. Ему удалось заключить военный союз с крымским ханом Казы-Гиреем, близ русских границ начала сосредоточиваться восемнадцатитысячная шведская армия под командованием К. Флеминга. Но летом 1591 года стотысячная орда Казы-Гирея потерпела поражение под Москвой и поспешно отступила, а осенью армии фельдмаршала Флеминга удалось только разграбить окрестности Пскова. В свою очередь, в январе 1592 года русские полки подошли к Выборгу, фельдмаршал Флеминг, армию которого русские воеводы «втоптали» в крепость, вынужден был смириться.

Военные действия затихли, начались мирные переговоры. В 1595 году в Тявзино русские послы подписали «вечный мир» со Швецией, по которому шведы возвращали все захваченные ими после Ливонской войны русские земли, в том числе и Корелу с уездом.

Но до этого боярин и воевода Дмитрий Иванович Хворостинин не дожил: он умер 7 августа 1591 года…

Воевода, стоявший по местническому счету намного ниже своих соратников, поднялся благодаря полководческому таланту и верной службе на благо Отечества до самых вершин тогдашней военной иерархии. Он был воеводой большого полка, возглавлял оборону южной границы, получил боярский чин (что удавалось далеко не всем высокородным князьям!), заседал «в большой лавке» при приеме иноземных послов, был одним Из десяти бояр, входивших в ближнюю царскую тайную думу. Взлет, непонятный многим современникам. Недаром с Дмитрием Хворостининым столько раз спорили «о местех» его знатные подчиненные!

Но истинное место Дмитрия Ивановича Хворостинина сразу понял сторонний наблюдатель, английский посол Джилз Флетчер, который побывал в Москве в 1588-1589 годах. Он записал в своем сочинении «О государстве русском»: «Теперь главный у них муж, наиболее употребляемый в военное время, некто князь Дмитрий Иванович Хворостинин, старый и опытный воин, оказавший, как говорят, большие услуги в войнах с татарами и поляками…» Если бы Флетчер задержался в Москве еще на один год, он бы, конечно, добавил к татарам и полякам – шведов…

Вдумайтесь в слова, написанные проницательным англичанином о Дмитрии Ивановиче Хворостинине: «муж, наиболее употребляемый в военное время». Не в этом ли высшая похвала для полководца?

Дмитрий Хворостинин сыграл важную роль в формировании русской военной системы, с которой Россия вступила в следующее, XVII столетие. Подробное описание армии Российского государства на рубеже XVI и XVII веков, в самый канун «нового времени», содержится в записках капитана Жака Маржерета [41]41
  [41] («Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета». М… 1982).


[Закрыть], француза, нанявшегося на русскую службу в 1600 году. Он специально выделяет роль «генералов», в руках которых фактически находилось все русское войско.

«Что касается военных, то в первую очередь нужно сказать о воеводах, то есть генералах армии. Их выбирают обычно из думных бояр и окольничих, так делают при появлении неприятеля; в противном случае их ежегодно выбирают из думных и московских дворян. Армию они разделяют на пять частей, именно: авангард, располагающийся около какого-нибудь города вблизи границ; вторую часть – правое крыло, располагающееся у другого города; третью – левое крыло; затем основную часть и арьергард. Все части войска отделены одна от другой, но генералы обязаны при первом уведомлении явиться на соединение с главной армией.

В армии нет другого командования, кроме сказанных генералов, разве только все воинство, как кавалерия, так и пехота, подчинено капитанам, а лейтенантов, прапорщиков, трубачей и барабанщиков нет.

У каждого генерала есть свое знамя, которое различается по изображенному на нем святому; они освящены патриархом, как другие изображения святых. Два или три человека назначены его поддерживать. Кроме того, у каждого генерала есть свой собственный набат, как они называют, это такие медные барабаны, которые перевозятся на лошади; у каждого их десять или двенадцать и столько же труб и несколько гобоев, которые звучат только тогда, когда они готовы вступить в сражение, кроме одного из барабанов, в который бьют, чтобы выступить в поход или садиться на коней…»

Значительная часть русской армии в мирное время распускалась, но в Москве постоянно стояло отборное войско, своего рода «гвардия» царя.

«Императорская гвардия состоит из десяти тысяч стрельцов, проживающих в городе Москве; это аркебузиры, у них лишь один генерал. Они разделены на приказы, то есть отряды по пятьсот человек, над которыми стоит голова, по-нашему – капитан; каждая сотня человек имеет сотника и каждые десять человек – десятника, по-нашему капрала.

Кроме дворян, проживающих в Москве, избирают в каждом городе знатных дворян, владеющих землями в округе, которые проживают в Москве в продолжении трех лет, затем выбирают других, а этих распускают, что обеспечивает изрядное число кавалерии. Поэтому император редко выезжает, не имея с собой восемнадцати и двадцати тысяч всадников…»

Особенно интересны общие сведения, которые приводит Жак Маржерет о русской армии. Во многом они подтверждаются другими историческими источниками.

«Русские силы состоят большей частью из кавалерии; кроме вышеназванных дворян, нужно включать в нее остальных – выборных дворян и городовых дворян, детей боярских и сыновей боярских, их большое число; отряды именуются по названию города, под которым они имеют земли. Некоторые города выставляют триста, четыреста, и до восьмисот, и до тысячи двухсот человек, например, Смоленск, Новгород и другие; есть множество таких, как эти, городов. И нужно, чтобы кроме себя лично, каждый снарядил одного конного и одного пешего воина с каждых ста четвертей земли, которую они держат, разумеется, в случае необходимости, так как в другое время довольно их самих. Так собирается невероятное число.

Знатные воины должны иметь кольчугу, шлем, копье, лук и стрелы, хорошую лошадь, как и каждый из слуг; прочие должны иметь пригодных лошадей, лук, стрелы и саблю, как и их слуги.

Кроме того, есть казанские войска, которые, как считают, составляют вместе с черемисами 20 000 всадников; есть даже татары, которые за ежегодную плату служат императору, они составят от семи до восьми тысяч всадников; затем есть черемисы, их от трех до четырех тысяч; затем иностранцы – немцы, поляки, греки, их две тысячи пятьсот, получающие жалованье.

Наконец, есть даточные люди; их должны снаряжать патриархи, епископы, игумены и прочие священнослужители, владеющие землями, а именно одного конного и одного пешего с каждых ста четвертей.

Лучшая пехота состоит из стрельцов и казаков, о которых еще не было речи; помимо десяти тысяч аркебузиров в Москве, они есть в каждом городе, приближенном на сто верст к татарским границам, смотря по величине имеющихся там замков, по шестьдесят, по восемьдесят, более или менее, и до ста пятидесяти, не считая пограничных городов, где их вполне достаточно.

Затем есть казаки, которых рассылают зимой в города по ту сторону Оки, они получают равную со стрельцами плату и хлеб; кроме того, император снабжает их порохом и свинцом. Есть еще другие казаки, имеющие земли и не покидающие гарнизонов. Их наберется от 5000 до 6000 владеющих оружием.

Затем есть настоящие казаки, которые держатся в татарских равнинах вдоль таких рек, как Волга, Дон, Днепр и другие; они не получают большого содержания от императора, разве только, как говорят, свободу своевольничать как им вздумается. Они располагаются по рекам числом от 8 до 10 тысяч, готовясь соединиться с армией по приказу императора, что происходит в случае необходимости. Половина из них должна иметь аркебузы, по два фунта пороха, четыре фунта свинца и саблю.

Остальные подчиняются тем, кто их посылает, и должны иметь лук, стрелы и саблю или нечто вроде рогатины. Кроме того, и купцы должны при необходимости снаряжать воинов в соответствии со своими средствами, кто трех, кто четырех, более или менее».

На основании записок Жака Маржерета и других исторических источников перед нами вырисовывается такая система, которая предполагает военные обязанности всех без исключения сословий государства: стрельцы и казаки несут постоянную службу, «выборные дворяне» поочередно находятся по три года на «государевой службе» в Москве, остальные дворяне и «дети боярские» привлекаются к пограничной службе и военным походам, с ними вместе приходят в полки их конные и пешие воины, церковь «снаряжает» для войны своих «даточных людей», не освобождены от военной повинности и купцы. Многочисленные конные рати присылают казанские татары, черемисы, мордвины и «настоящие казаки», формально не считавшиеся подданными русского царя.

А в снаряжении армии принимало участие, без преувеличения, буквально все население страны. Жак Маржерет писал, что накануне войны «по всей стране отдается приказ, чтобы, пока лежит снег, все отправляли съестные припасы в города, у которых решено встретить неприятеля. Эти припасы перевозятся на санях в сказанные города; они состоят из сухарей, то есть хлеба, нарезанного на мелкие кусочки и высушенного в печке, как сухарь. Затем из крупы, которая делается из проса, очищенного ячменя, но главным образом из овса. Затем у них есть толокно, это – прокипяченный, затем высушенный овес, превращенный в муку; они приготовляют его по-разному, как для еды, так и для питья: всыпают две-три ложки названной муки в хорошую чарку воды, выпивают и считают это вкусным и здоровым напитком. Затем соленая и копченая свинина, говядина и баранина, масло и сушеный и мелко толченый, как песок, сыр, из двух-трех ложек его делают похлебку; затем много водки и сушеная и соленая рыба, которую едят сырой. Это пища начальников, так как остальные довольствуются сухарями, овсяной крупой и толокном с небольшим количеством соли».

Известно, что дворяне и «дети боярские», имевшие поместья, отправлялись на службу со своими запасами продовольствия. Иноземцев это удивляло, как и то, что русские ратники воевали не из корысти, подобно западноевропейским наемникам. Жак Маржерет писал: «…и во время войны, и без нее император почти ничего не тратит на воинство, разве что на вознаграждение за какие-нибудь заслуги, именно, тому, кто возьмет пленного, убьет врага, получит рану и тому подобное, так им в соответствии со званием дарят кусок золотой парчи или другой шелковой материи на платье».

Русских людей собирали в полки не «государево жалованье» или надежда на обогащение, а общий долг перед Отечеством, передающаяся из поколения в поколение патриотическая идея служения России. Это была историческая традиция, укоренившаяся в русском народе за многие столетия борьбы с иноземными завоевателями.