Текст книги "Полководцы X-XVI вв."

Автор книги: Вадим Каргалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава девятая Даниил Щеня, Даниил Холмский

Эпоха образования Российского государства, вторая половина XV столетия вы двинула много способных полководцев. Грандиозны и исторически значимы были задачи, которые решались в это время, – централизация страны и отражение внешних врагов потребовали больших военных усилий от московских воевод, сподвижников великого князя Ивана III. Одним из таких воевод был Даниил Дмитриевич Холмский. Потомок тверских князей, он служил Москве усердно и верно. В 1468 году отличился в войне с казанскими татарами. Он был тогда воеводой в Муроме и, когда казанский отряд появился под городом, предпринял смелую вылазку и разгромил врага. В следующем году Даниил Холмский участвовал в русском походе на Казань.

В 1472 году, когда Ахмед-хан пытался напасть на русские границы (подробно об этом походе рассказывалось в седьмой главе), воевода Даниил Холмский фактически возглавил оборону «берега» на самом ответственном участке, на прямом пути из Дикого Поля к Москве. Московский летописец сообщал: «Того же лета злочестивый царь Ордински Ахмут подвижеся на Русскую землю со многими силами, подговорен королем. Слышевше же то князь великы посла воевод своих к берегу со многими силами; прежде всех Федора Давыдовича отпусти с коломничи, а князя Данило да князя Ивана Стрига со многими людьми к берегу посланы».

Как уже говорилось, Даниил Холмский отличило в войне с Новгородом в 1471 году, ему принадлежит честь блестящей победы на реке Шелони. И во время второго новгородского похода 1477-1478 годов командуя передовым полком, стремительно перешел по льду озеро Ильмень и в одну ночь окружил Новгород. Позже подошли полки великого князя Ивана III.

Умелым полководцем и дипломатом показал себя Даниил Холмский и в войне с ливонскими рыцарями, окружившими в 1473 году Псков. По словам летописца, «того же лета пришел посол псковский бити челом великому князю, чтобы пожаловал, оборонил их от немец, понеже бо уже перемирье их отошло, а идут на них немци». Тогда и «послал князь великий Пскову на помочь князя Даниила Дмитриевича Холмскаго; а с ним многиа полки своя». Помощь подоспела вовремя, немцы не успели захватить город. «Пришедшим же им во Псков и услышавше немци, что пришли воеводы великого князя Пскову на помочь со многими людми, а начаша посылати послы своя во Псков о миру» и мир докончаша на всей воли Псковской на 20 лет». Вскоре полководец был пожалован боярским чином. Даниил Дмитриевич Холмский оказался среди самых ближних людей великого князя. По записи разрядной книги, именно его взял Иван III с собой в Новгород осенью 1479 года, когда накануне нашествия Ахмед-хана особенно остро стоял вопрос об урегулировании русско-ливонских отношений: «Октября в 26 день князь великий Иван Васильевич всеа Русии поехал с Москвы в свою отчину в Великий Новгород. А с великим князем бояре князь Данило Дмитриевич Холмской, Петр Федорович, Яков Захарьич, Василей да Иван Борисовичи…» Холмский, таким образом, поименован в «разряде» при великом князе первым. Это было признание.

В 1480 году Даниил Холмский среди воевод, отражавших нашествие на Россию Ахмед-хана.

И, наконец, главный ратный подвиг полководца – взятие Казани в 1487 году. Разрядная книга сообщала об этом походе скупо: «Лета 6995-го (1487 года) согнал с Казани Магмадаминя-царя [29]29
  [29] Казанский хан Мухаммед-Эмин был сторонником мирных отношений с Российским государством. Посадив его в Казани «из своей руки Иван III обеспечивал безопасность восточной границы Руси.


[Закрыть] брат ево Алегам, пришед из Нагаи по слову с казанцы. И князь великий Иван Васильевич всеа Русии послал на Казань воевод своих по полкам, и они, шед, Казань взяли с Магмедаминем-царем. В судех: в большом полку князь Данило Дмитриевич Холмской да князь Осиф Ондреевич Дорогобужской…»

Подробнее рассказывает о первом «Казанском взятии (последнее «Казанское взятие» было в 1552 году при Иване IV Грозном) летописец: «Тоя же весны, априля 11 отпустил князь великий Иван Васильевич всеа Русии воевод своих к Казани, князя Данила Дмитриевича Холмскаго, да князя Александра Васильевича Оболенскаго, да князя Семена Ивановича Ряполовского, да князя Семена Романовича, а царя Магмет-Аминя Казанского отпустил князь великий на другой недели по Велице дни в вторник, априля 24. А пришли воеводы великого князя и с силою под город под Казань месяца маиа в 18 день и взяша город Казань [30]30
  [30] Эти слова выделены самим летописцем.


[Закрыть] июля в 9 день, и царя Алегама Казанскаго изымаша с материю и с его царицею, и с двема браты и с сестрою, и с его князми, и приведоша их на Москву. И князь великий Иван Васильевич всеа Русии царя Махмет-Аминя из своей руки посадил на царство в Казани…»

Это был огромный военный и политический успех. Казанское ханство снова «замирилось», что было очень важно в преддверии войны за возвращение западнорусских земель.

Разрядная книга и в последующие годы упоминала о «большом воеводе» Данииле Дмитриевиче Холмском. В 1492 году, когда началась война с Литвой за «верховские княжества», «послал князь великий воевод своих в Северу» (в Северские земли). Снова все русское войско возглавлял Холмский: «в большом полку князь Данило Дмитриевич Холмской». В 1493 году, в год своей смерти, он назван среди самых ближних воевод, составляющих, видимо, военный совет великого князя Ивана Ш. После перечисления воевод, расписанных по полкам и направленных в разные города, в разрядной книге значится: «А у великого князя воеводы князь Иван Юрьевич, князь Данило Дмитриевич Холмской, князь Олександр Васильевич Оболенской, князь Семен Иванович Ряполовской…»

А тем временем на московском небосклоне уже поднималась новая звезда – воевода Даниил Щеня, талантливейший полководец эпохи образования Российского государства, водивший в битвы русские полки при двух великих князьях Иване III и Василии III.

На памятнике «Тысячелетие России» они изображены рядом – Даниил Дмитриевич Холмский и Даниил Васильевич Щеня, и за каждым из них – многолетняя ратная служба Отечеству, исторического значения победы: казанское взятие» – у Холмского, «Смоленское взятие» – у Щени…

Даниил Васильевич Щеня был отдаленным потомком великого князя литовского Гедимина, «Гедиминович в седьмом колене», как тогда говорили. Но предки воеводы, князья Патрикеевы, давно перешли на московскую службу и занимали видное место при дворе великого князя Василия II Темного (1425-1462). Дед воеводы князь Иван Юрьевич Патрикеев считался первым в военной иерархии Российского государства, был «наместником московским» и «большим воеводой». Но не знатность и не родственные связи выдвинули Даниила Щеню (мало ли было при дворе Ивана III разных Гедиминовичей и Рюриковичей!), а выдающиеся военные способности.

О детстве и юности Даниила Щени неизвестно ничего. Первый раз «государева разрядная книга» упомянула его имя в 1475 году среди двенадцати бояр, сопровождавших Ивана III во время поездки «в свою отчину в Великий Новгород миром». На достаточно скромном месте, где-то в середине боярского списка, значились «князь Иван Булгак да князь Данило Щеня Васильевичи». Спустя десять лет – еще одно упоминание. Вместе с князем Иваном Патрикеевым и Яковом Захарьиным, известными уже тогда полководцами, Данииле Щене в 1486 году было поручено вести переговоры с послом германского императора.

Боярин, придворный, дипломат – так начинал свою службу Даниил Щеня. А чисто военное поручение он впервые получил в 1489 году, когда «послал князь великий Иван Васильевич всея Руси рать свою на Вятку за их неисправление, князя Данила Васильевича Щеня да Григория Васильевича Морозова и иных воевод со многою силою». В записи разрядной книги о вятском походе Щеня поименован первым, во главе большого полка. Это было выражением высокого доверия, потому что сам поход был большим по масштабам и очень важным для России. По сообщению летописцев, под командованием Щени находились «москвичи и владимирцы, и тверичи, и иных городов ратные люди», а всего «было на Вятке великого князя силы 60 тысяч и 4 тысячи».

«Неисправления» жителей Вятской земли, о которых упоминал летописец в своей записи о походе, были действительно серьезными и опасными для Российского государства. Вятская земля, бывшее владение Великого Новгорода, еще сохраняла значительную самостоятельность. Она представляла собой как бы огромную поляну среди глухих лесов, отгородивших Вятку от коренных русских областей. Удобные речные пути по Каме и Вятке вели только на юг, к границам Казанского ханства, с которым местная знать поддерживала мирные отношения. В самой Вятской земле были татарские поселения, подвластные «арским князьям». В 1485 году во время очередного русского похода на Казань, «вятчане отступили от великого князя», и против них пришлось посылать войско. Воевода Юрий Шестак-Кутузов вошел в Вятскую землю «со многою силою». До сражений дело не дошло, вятская знать предпочла вступить в переговоры, и воевода «умирился с ними и возвратился».

Однако «умирение», о котором сообщал летописец, было непродолжительным. В следующем же году вятчане напали на Великий Устюг. Город не взяли, но разграбили три волости и сумели уйти от погони, хотя «устюжане в погоню за ними ходили». Вскоре вятчане еще раз учинили разбойное нападение на устюжские земли, пришли «изгоном», на судах. В 1488 году «великого князя воеводы стояли на Устюге, стерегли земли устюжские от вятчан, а сила с ними была двиняне, вожане, каргопольцы, а стояли до осени». Было ясно, что вопрос можно решить только военным путем: на мирные обещания вятчан надеяться не приходилось. Тогда-то и объявили поход.

Войско Даниила Щени вошло в Вятскую землю. 16 августа 1489 года была взята столица Вятской земли – город Хлынов. «Изменники и коромольники» схвачены и отосланы в Москву. По свидетельству летописца, «писались вятчане в слуги великому князю», приняли московского наместника. О признании власти великого князя заявили и «арские князья». Вятская земля окончательно вошла в состав Российского государства.

Это был единственный, если так можно сказать, внутренний поход воеводы. Дальнейшая его военная судьба оказалась связанной с западной границей, где решался жизнеино важный для России вопрос – возвращение русских земель, захваченных Литвой.

Великое княжество Литовское воспользовалось ослаблением Руси после страшного Батыева погрома для расширения своих владений. В конце XIII века великие литовские князья присоединили Полоцкую землю с городами Полоцком, Минском, Витебском; в начале следующего столетия – Турово-Пинское княжество. Затем к Литве отошли Волынь, Подолия, Киевское и Чернигово-Северское княжества, Смоленская земля. Эти обширные области имели русское население, княжили там князья русского княжеского рода, признавшие вассальную зависимость от Литвы. По подсчетам историков, собственно литовцев в государстве было не более одной трети, его часто даже называли Литовско-Русским. Но связанное с Польшей династической унией, Великое княжество Литовское проводило враждебную России политику, всячески препятствовало политическому объединению русских земель. Предпринимала Литва и открытые военные нападения. Каменные стены Московского Кремля неоднократно осаждались литовскими ратями. Литовская граница проходила совсем близко, всего в ста километрах от Москвы. Можайск был порубежным городом. На юго-западе литовские владения вплотную подступали к Калуге. На северо-западе за Литвой оставались города Великие Луки, Ржев и Торопец. Вернуть исконно русские земли, захваченные литовскими князьями, можно было только войной…

Помогло встречное стремление русских князей, оказавшихся под властью Литвы, к воссоединению с Россией. Юридическое положение этих князей было неопределенным. Считалось, что они «служили на обе стороны» – России и Литве. Это давало легальную возможность для перехода на «московскую службу», и многие русские князья воспользовались этим. «Отъехали» от Литвы князья Воротынские, Вельские, Мезецкие, Одоевские – конечно, вместе со своими городами и землями.

Польский король Казимир IV, который одновременно являлся великим литовским князем, пробовал протестовать, посылал в Москву посольства. Но протесты неизменно отклонялись, послам великокняжеские дипломаты отвечали так: «Ведомо королю самому, что нашим предкам, великим князьям, князья Одоевские и Воротынские на обе стороны служили с отчинами, а теперь наши слуги старые к нам приехали служить со своими отчинами, так они наши слуги».

Когда «королевские люди» пытались препятствовать «отъездам» русских князей силой, на помощь последним приходили московские воеводы с полками. Почти на всем протяжении русско-литовской границы начались военные действия, которые историки называют «странной войной» (1492-1494). Формально война между Россией и Великим княжеством Литовским не объявлялась, великокняжеские полки в ней не участвовали, военные действия против «королевских людей» вели сами местные князья, московские пограничные воеводы и наместники участвовали в них будто бы по своей инициативе, без приказа «государя всея Руси».

«Странная война» продолжалась и после смерти короля Казимира IV, когда великим литовским князем стал его сын Александр, не получивший еще польской короны.

Даниил Щеня в то время был «большим воеводой» в Твери. С его именем связан один из самых удачных походов «странной войны» – взятие Вязьмы. Тверской летописец сообщал под 1493 год: «Посылал князь великий Иван Васильевич воевод своих под Вязьму ратью; они же Вязьму-град взяли и к целованию привели, а вяземских князей и панов привели на Москву, и князь великий повелел им себе служить». Среди воевод, участвовавших в этом походе, Щеня был поименован первым.

5 февраля 1494 года после длительных и трудных переговоров был подписан мирный договор с Литвой. Великого князя Александра Казимировича вынудили признать «отъезды» своих вассальных князей на «московскую службу». Этот «мир» представлял собой, конечно, лишь временную передышку, остановить процесс воссоединения русских земель было уже невозможно.

А пока великий князь Иван III выиграл время для решения еще одной важной внешнеполитической задачи – оказание отпора шведским феодалам, которые захватили Финляндию и исподволь подбирались к Великому Новгороду. С прошлого века шведы удерживали три новгородские волости на севере Карелии. Ими была построена сильная крепость Выборг, которая стала плацдармом для нападений на русские владения на Ладожском озере и на реке Неве. Дальнейшее продвижение шведов становилось опасным…

В пограничной войне с Литвой, которая только что закончилась, Даниил Щеня был одним из многих воевод, пусть отличившимся дерзким рейдом на Вязьму, но ничем особенным не выделявшимся. Не менее успешно действовали, брали штурмом города и громили литовские рати и князь Даниил Холмский, и Яков Захарьин, и князь Федор Рязанский, и Василий Шуйский, и князья Воротынские, и многие другие. Поход на шведов был первым самостоятельным походом Щени. Здесь он был заранее назначен «большим воеводой», возглавил великокняжеские полки, выступавшие из Москвы. Новгородские и псковские силы должны были присоединиться позднее, встав под его же начало.

Военные действия начались в июне 1495 года. Передовые отряды русского войска, сравнительно небольшие по численности, вошли в Карелию (об одном из таких отрядов в четыреста воинов сообщала шведская рифмованная хроника). Отряды вели разведку, громили шведские пограничные заставы. А в августе в поход выступили главные силы: из Москвы – «большой воевода» Даниил Щеня с великокняжескими полками, из Новгорода – воевода Яков Захарьин, из Пскова – наместник князь Василий Шуйский.

8 сентября 1495 года русское войско подошло к Выборгу, где засел с большим рыцарским гарнизоном комендант крепости Кнут Поссе. Он попытался сделать вылазку из крепости, но она закончилась полной неудачей. «Плохо пришлось шведам тогда, русские их всех перебили», – печально повествует шведский хронист.

Началась осада, длившаяся три месяца. Каменные стены и башни Выборга шведы считали неприступными, к тому же русские не имели опыта штурма таких крепостей. Против каменных стен были бессильны метательные орудия. Возле крепости, стоявшей на островке, нельзя было соорудить «приметы», искусственные насыпи, по которым русские в прошлых войнах всходили на стены.

Действия «большого воеводы» Даниила Щени оказались неожиданными для шведских военачальников. При осаде Выборга он широко применил артиллерию, крупнокалиберные пушки и пищали, которые, по словам того автора шведской хроники, причинили защитникам крепости «много горя». Вместо трудоемких и опасных из-за обстрела со стен «примётов» были использованы многочисленные штурмовые лестницы. Таких приемов осады крепостей еще не знала история русского военного искусства.

Пока главные силы готовились к приступу, конные отряды опустошали окрестные земли, разрушали шведские опорные пункты. Летописцы специально отметили, что русские воеводы «землю немецкую воевали, и жгли, и пленили».

Штурм Выборга начался 30 ноября 1495 гола. Русские летописи не сообщают никаких подробностей, отмечая только, что «под Выборгом убили из пищали Ивана Андреевича Суботу Плещева». Но сохранилась шведская рифмованная хроника, отрывки из которой опубликованы советским историком К. В. Базилевичем. Штурм Выборга описан в ней довольно подробно: «Русские показали свою мощь. Столь много тысяч расположилось перед Выборгом, большое пространство они заняли палатками. На три мили вглубь и в ширину расселились русские. Поэтому Выборг был в сильнейшем беспокойстве. У них были пищали большие и в большом числе. Они хотели стену Выборга пробить большими и малыми пищалями, и часто в несколько тысяч человек бросались на Выборг».

Пушечным огнем были разрушены две башни, в третьей – пробит большой пролом. Шведы поспешно возвели насыпь позади пролома, чтобы преградить дорогу внутрь крепости. С трех сторон русские воины двинулись на приступ со штурмовыми лестницами. Небольшому отряду удалось через пролом ворваться в башню и засесть там. Другие отряды взошли на стены и удерживали их семь часов, несмотря на яростные контратаки шведов. По приказу Кнута Поссе под своды башни, захваченной русскими, закатили бочки со смолой и подожгли. Смельчаки погибли от огня и дыма. Шведы, сражавшиеся с русскими воинами на стенах, отбрасывали штурмовые лестницы, чтобы не подошло подкрепление. Русских, ворвавшихся в крепость, становилось все меньше, но никто не сдавался, предпочитая смерть позорному плену. «Те, которые попадали вниз, потеряли свою жизнь; те, которые находились на стенах» попадали в воду», – писал автор шведской хроники.

Походы в Финляндию (1495-1496)

Повторять штурм русские воеводы не стали. Можно только гадать о причинах: то ли потери оказались слишком тяжелыми, то ли приближение зимы заставляло торопиться с возвращением – ведь для подготовки нового штурма требовалось время…

25 декабря 1495 года русское войско возвратилось в Новгород.

Отступление русских от Выборга вызвало ликование в Швеции, правитель которой Стен Стуре уже собрал армию для помощи осажденному городу.

Но война еще не была закончена, и неудачный штурм Выборга стал лишь одним из ее эпизодов. В Великий Новгород приехал Иван III и вскоре, 17 января 1496 года, еще одна русская рать выступила в поход «на Свейское королевство». Ее вели воеводы князь Василий Косой Патрикеев и Андрей Челяднин. На этот раз «ратный путь» пролегал по Южной Финляндии, где шведы чувствовали себя как дома под защитой многочисленных крепостей. Василий Косой Патрикеев и Андрей Челяднин с ходу взяли крепость Нишлот и перебили шведский гарнизон. Затем войско повернуло на запад и по пути, когда-то проложенному полками Александра Невского, двинулось к побережью Ботнического залива, к городу Або. Правитель Швеции Стен Стуре сам явился в Або и начал спешно собирать войско. Автор хроники сообщает: «Он тогда приказал писать на Аланд и Нюланд, и посланные должны были по Финляндии итти, они должны защищать свои дома. Каждый человек тогда зашевелился. Тогда Стен Стуре повел свои войска от Або, там можно было слышать много шума. Целые дни после дня св. Матвея (24 февраля) выступают шведы в поход, рыцари и много шведов, благородные и самые лучшие; некоторые из них с санями, а некоторые с конями; они прибывают так, как могут; девять сотен придворных было там, и все они хотели идти вперед; две тысячи прибыло с Аланда, все благородные люди и набожные. Когда все собрались, всего их собралось свыше 40 тысяч; и они были вооружены прекрасно…»

Хронист рисует картину общей мобилизации – так напугало правителя Швеции движение русского войска к Ботническому заливу. Однако все эти грандиозные приготовления оказались бесполезными. Русские воеводы узнали о выступлении Стена Стуре с сорокатысячной армией и уклонились от невыгодного для них сражения. Они искусными маневрами ушли от погони и возвратились «с полоном многим» в Новгород.

За неполных два месяца рать Василия Косого Патрикеева и Андрея Челяднина прошла полторы тысячи километров, в том числе по чужой, «свейской» земле не менее девятисот километров. И это в условиях суровой северной зимы, по глубоким снегам, лесам, а в конце похода – по хрупкому весеннему льду озер и по болотам! По свидетельству летописца, в 1496 году «зима вельми лютая была, морозы были великие и снеги, а на весне паводь великая была».

Только-только прошли для Стена Стуре зимние тревоги, как начались весенние походы русского войска. В апреле войско Василия Патрикеева вновь подходило к Выборгу. А другая русская рать во главе с воеводами Иваном и Петром Ушатыми той же весной из устья Северной Двины на судах пересекла Белое море, поднялась по рекам Кольского полуострова до финской границы и устремилась дальше, в «Киянскую землю» (так называли русские область Финляндии у северо-восточного побережья Ботнического залива). Здесь, в районе «девяти рек», они долго воевали, а на обратном пути разорили Северную и Центральную Финляндию, Протяженность этого похода, в котором участвовали ратники из Двинской земли (устюжане, двиняне, онежане, вожане), привычные и к морским переходам, и к речным волокам, и к дорогам по дремучим северным лесам, свыше двух тысяч километров. Ответных мер шведы даже не успели принять.

Однако в августе 1496 года отряд шведов на семидесяти кораблях-бусах «из-за моря» приплыл к Ивангороду. Не подготовленный к осаде город (там не оказалось даже «запаса ратного») они сумели взять неожиданным Приступом и устроили поголовную резню, не пощадив ни женщин, ни детей. Но уже через несколько дней шведы бежали, узнав о приближении войска из Пскова. За двенадцать недель псковичи полностью восстановили разрушенные укрепления Ивангорода. Это нападение, скорее, носило характер военной демонстрации, чем серьезного похода.

В марте 1497 года в Новгород приехало шведское Посольство, было заключено перемирие сроком на шесть лет. Урегулирование отношений со Швецией стало для России крайне необходимым: вот-вот ожидалось возобновление войны с великим княжеством Литовским. «Мир» 1494 года не прекратил «отъезды» порубежных князей На «московскую службу». Выразили желание «отъехать» от литовского великого князя владетели Чернигово-Стародубского и Новгород-Северского княжеств – q Иванович Можайский и Василий Иванович Шемячич затем князья Трубецкие и Мосальские со своими городами и волостями. Великий князь литовский Александр попытался воспрепятствовать этому. Тогда воевода Яков Захарьин занял Брянск и быстро привел князей «к крестному целованию».

Так началась русско-литовская война 1500-1503 годов, которая прославила имя воеводы Даниилы Васильевича Щени и вписала много славных страниц в русскую военную историю.

Начало войны сложилось явно в пользу России. Почти без сопротивления «передавались» русским воеводам многие города, еще считавшиеся «за Литвой»: Путивль Мценск, Серпейск, Стародуб, Гомель, Любич, Новгород-Северский, Рыльск. Теперь уже были не пограничные стычки, а широко задуманная великим князем Иваном III военная кампания. О сущности стратегического плана Ивана III мы узнаём из сочинения германского посла С. Герберштейна: «Первый отряд направляет он к югу против Северской области, второй на запад, против Торопца и Белой, третий помещает он посередине против Дорогобужа и Смоленска. Кроме того, он сохраняет в запасе часть войска, чтобы она могла скорее всего подать помощь тому отряду, против которого будет замечено движение литовцев». Вот этой-то «частью войска», которая «сохраняется в запасе», то есть стратегическим резервом, и командовал воевода Даниил Щеня. Пока не определились намерения великого литовского князя Александра, полк Щени стоял в Твери, откуда было удобно идти и к ливонской границе. В Москве знали о том, что Литва ведет активные переговоры о союзе с Ливонским орденом, поэтому вмешательства ливонских рыцарей в войну нельзя было исключать.

Тройной удар по Литве, о котором писал С. Герберштейн, развивался успешно. На юге Яков Захарьин, Иван Репня-Оболенский, Тимофей Тростенский и другие московские воеводы взяли почти всю «Северскую землю». В центре воевода Юрий Захарьин «с товарищами» неожиданным приступом захватил Дорогобуж, последнюю литовскую крепость на пути к Смоленску. Непосредственная угроза Смоленску (до него от Дорогобужа всего семьдесят пять верст) больше всего обеспокоила великого князя Александра. Он спешно отправил туда «воевод своих, многих панов и гетманов со многими людьми». Литовское войско возглавил гетман Константин Острожский, о котором современники отзывались как о военачальнике, наделенном «выдающейся храбростью и военными способностями». Действия гетмана Острожского всегда отличались дерзостью и решительностью. Узнав, что Юрий Захарьин стоит под Дорогобужем «с малыми людьми», гетман повел свое войско к городу. Победа казалась несомненной.

Лазутчики не обманули гетмана: войска у воеводы Юрия Захарьина было действительно немного. Но не бездействовала и русская разведка. Великий князь Иван III верно оценил обстановку: наступил момент вводить в дело стратегический резерв. И «князь великий Иван Васильевич всея Руси послал к Юрью на помощь воеводу боярина своего князя Данила Васильевича Щеня с тверского силою». Другой летописец уточняет, что в составе этой «тверской силы» находились великокняжеские бояре и дворяне, и «дети боярские», и иные «многие силы». Важно было, кто первым подойдет к Дорогобужу: гетман Острожский или Даниил Щеня. Преуспел русский воевода, хотя от Твери до Дорогобужа было втрое дальше, чем от Смоленска, – почти двести пятьдесят километров.

Успели подойти к Дорогобужу и русские подкрепления с юга, из «Северской земли»: воевода Яков Захарьин, князь Семен Стародубский, князь Василий Шемячич и другие. Срочно была проведена новая «роспись» полкам. Общее командование принял Даниил Щеня, воевода большого полка. Юрий Захарьин, ранее командовавший русским войском под Дорогобужем, принял сторожевой полк.

Здесь произошел эпизод, очень характерный для местнических порядков: пониженный в должности Юрий Захарьин жаловался великому князю на «умаление чести». Ответ Ивана III был немедленным и резким: «Гораздо ли так чинишь, говоришь: в сторожевом полку быть тебе не пригоже, стеречь князя Данилов полк? Ино тебе стеречь не князя Данилу, стеречь тебе меня и мое Дело!»

Всего, по польским источникам, под Дорогобужем собралось сорок тысяч русских воинов, а у гетмана Острожского имелось тридцать пять – сорок тысяч человек, у той и другой стороны были пушки и пищали, число которых неизвестно, но которые сыграли значительную роль в сражении. Силы, таким образом, оказались примерно равными. Исход сражения решался военным искусством полководцев и мужеством простых воинов.

Русское войско расположилось станом на Митьковом поле, в пяти километрах западнее Дорогобужа Место было выбрано очень удачно: через Митьково поле проходила единственная удобная дорога от Смоленска к Дорогобужу. Правый фланг русской рати прикрывал Днепр, противоположный болотистый берег которого исключал возможность обходного маневра литовцев. Левый фланг упирался в большой лес, а впереди, за полем, верстах в двух, протекала речка Ведроша, приток Днепра. В лесу укрылся засадный полк Важно заманить литовцев на Митьково поле, заставить их перейти Ведрошу и втянуться в бой с большим полком. Тогда удар русского засадного полка может переломить ход сражения. Даниил Щеня намеревался не просто остановить и отбросить гетмана, но полностью разгромить его армию.

План воеводы удался.

Гетман Острожский тоже стремился к решительному сражению, но, в отличие от русских, не имел точных данных о противнике: он по-прежнему считал, что против него стоит малочисленный отряд Юрия Захарьина. Литовцы легко опрокинули русский передовой полк, выдвинутый за Ведрошу, захватили пленных, которые то ли не знали, то ли не захотели сказать о действительной численности русского войска. С. Герберштейн писал: «Когда оба войска подошли к реке Ведроше, то литовцы, бывшие под предводительством Константина Острожского, окруженного огромным количеством вельмож и знати, разузнали от некоторых пленных про число врагов, а также и их вождей, и возымели от этого крепкую надежду разбить врага». Литовцы «стали искать переправы или брода через реку, но оказалось, что на большой дороге сохранился мост, по которому навстречу им, на западный берег Ведроши, уже вышли русские воины. Их было немного – Даниил Щеня продолжал осуществлять свой план заманивания литовцев под удар сторожевого полка. Бой на западном берегу Ведроши был скоротечным, русский отряд начал отступать. Об этом эпизоде тоже сообщает Герберштейн: «Раньше всего переправились на противоположный берег несколько московитов и вызвали бой литовцев: те без всякой боязни оказывают сопротивление, преследуют их, обращают в бегство и прогоняют за реку».

Бой на реке Ведроше (1500)

По мосту все литовское войско переправляется через Ведрошу на Митьково поле. Русские воеводы не мешают переправе, ждут, пока через реку перейдут последние литовские полки, пушки, обозы. Неподвижно стоит между берегом Днепра и лесом большой полк воеводы Даниила Щени, пропуская через свои ряды отступающих воинов передового полка.

Вот уже наступающие на Дорогобуж литовские полки прошли мимо засады. Взметнулись вверх знамена русских полков, затрубили боевые трубы. Большой полк грудью встретил врага. Почти шесть часов продолжалась ожесточенная сеча. Большой полк выстоял. Все литовские резервы оказались втянутыми в сражение. И тогда во фланг и в тыл литовского войска ударил сторожевой полк воды Юрия Захарьина.

С. Герберштейн, сумевший записать подробности сражения на реке Ведроше со слов очевидцев, так повествует о переломе, внесенном неожиданной атакой сторожевого полка: «Оба войска вступают в столкновение, и с той и с другой стороны завязывается ожесточенное сражение. Во время этого сражения, ведшегося с обеих сторон с одинаковым воодушевлением и силою, помещенное в засаде войско, про грядущую помощь которого знали весьма не многие из русских, ударяет сбоку в середину врагов. Пораженные страхом литовцы разбегаются…»