355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вадим Каргалов » Полководцы X-XVI вв. » Текст книги (страница 16)
Полководцы X-XVI вв.
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 03:54

Текст книги "Полководцы X-XVI вв."


Автор книги: Вадим Каргалов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Военными тревогами был заполнен для Михаила Воротынского и 1560 год. В весеннем «разряде от поля» он записан воеводой «на Туле», затем, после «отпуска больших воевод», возвращен в пограничный Одоев, однако осенью, когда с «поля» пришли вести о готовившемся набеге, снова «на Туле слуга князь да боярин князь Александр Ивановичи Воротынские». В 1562 году в «разряде береговом от поля» вновь упоминается «в большом полку воевода князь Михаил Иванович Воротынский». В этом году крымский хан Девлет-Гирей с пятнадцатитысячной ордой сжег посады Мценска, нападению подверглись Одоев, Новосиль, Белёв и другие «украинные города». Ордынский набег чуть сорвал поход русского войска на Полоцк. Только умелые действия пограничных воевод позволили отогнать хана. Оборону юга фактически возглавлял Михаил Воротынский.

Тем временем Ливонская война затягивалась, на смену первым блестящим победам пришли тяжкие поражения продолжение войны требовало крайнего напряжения сил страны. Историки видели причины этого не только во вмешательстве соседних государств – Польши, Литвы и Швеции, но и в полководческом искусстве нового польско-литовского короля Стефана Батория. Все это, конечно, повлияло на ход войны. Но, пожалуй, важнее было то, что России пришлось фактически воевать на два фронта. Южная граница подвергалась непрерывному военному давлению со стороны Крымского ханства. Из двадцати пяти лет Ливонской войны только в течение трех лет не было крымских нападений. Не менее двенадцати раз крымский хан Девлет-Гирей предпринимал большие вторжения в русские земли значительными силами, по нескольку десятков тысяч всадников, количество же мелких набегов вообще не поддается учету. От «поля» приходилось постоянно держать на «крымской украине» десятки воевод с полками. И в том, что южный фронт выстоял против такого натиска, большая заслуга воеводы Михаила Воротынского.

Но после 1562 года его имя вдруг исчезает из разрядной книги. Измена князей Вишневецкого и Вельского привела к многочисленным опалам. Пострадали и князья Воротынские, они были отозваны с южной границы и заключены под стражу, вотчины их конфискованы. Александра Воротынского сослали в заволжский город Галич, «в тын», а Михаила Воротынского с семьей – в Белоозеро. Опальному «большому воеводе» было разрешено взять с собой только двенадцать слуг и столько же «черных мужиков» и «женок». Возможно, сыграла роль и близость Михаила Воротынского к Алексею Адашеву, возглавлявшему правительство «избранной рады»: падение правителя тяжело отразилось на судьбе его друзей и сторонников.

Впрочем, содержался в ссылке Михаил Воротынский в довольно хороших условиях, ему ежегодно отпускалось из казны около ста рублей, сумма по тем временам весьма значительная. В 1565 голу Михаил Воротынский получил только в счет «недодачи» за прошлый год три ведра рейнского вина, двести лимонов, несколько пудов изюма, тридцать аршин «бурской» тафты и другое добро. И, тем не менее, ссылка была тяжелым испытанием для Воротынского, потому что она означала отлучение от ратных дел, составлявших смысл жизни прославленного полководца…

К счастью, опала продолжалась недолго. Осенью 1565 года в разрядной книге появилась запись о новом назначении Михаила Воротынского и назначении высоком: «Сентября в 15 день царь и великий князь приговорил с боярами для бережения от воинских людей» быть «боярину и воеводе князю Михаилу Ивановичу Воротынскому», причем имя воеводы стояло в «росписи» вторым после двоюродного брата царя князя Владимира Андреевича, а сам он был поставлен воеводой большого полка. Ему возвратили Одоевский удел. Перед Земским собором 1566 года Воротынский вместе с князьями Мстиславским и Вельским официально руководил Боярской думой.

Возвращение Михаила Воротынского не было случайным. В 1567 году Крым и Польша заключили военный союз. Турецкий султан готовился оказать крымскому хану прямую военную помощь, планировал совместный поход на Астрахань, присоединенную к Российскому государству. Советский историк А. А. Новосельский, автор большого исследования о борьбе России с Крымом, считает, что во второй половине шестидесятых годов центр тяжести войны совершенно явно был перенесен на южный и восточный фронт. Без такого опытного воеводы, как Михаил Воротынский, на «крымской украине» было трудно обойтись.

1567 год застал Михаила Воротынского в Серпухове воеводой полка правой руки. Трехтысячная крымская орда пришла тогда на «московские украины», ограбила Северскую землю. В 1568 году Михаил Воротынский снова в Серпухове воеводой передового полка. В летней кампании этого года ему отводилась ведущая роль. В разрядной книге записано, что в случае, если «царь или царевичи учнут которые украины воевать», то против них «за реку итти боярину и воеводе князю Михаилу Ивановичу Воротынскому с товарищами по полкам», причем самому Воротынскому быть в большом полку.

Воевода Михаил Воротынский снова возглавил оборону южной границы.

1569 год принес новые военные тревоги. Семнадцатитысячная турецкая армия при ста тяжелых пушках, с многочисленными отрядами крымцев и ногайцев (их собралось до сорока тысяч человек) двинулась на Астрахань. Но все приступы турок были отбиты, «янычары с пушками» с позором отступили, немногим из них удалось вернуться в Азов. Астраханский поход провалился.

Весной 1570 года пятидесятитысячная крымская орда подступала к Рязани и Кашире. С большим трудом ее удалось отогнать и отбить полон. Михаил Воротынский находился сначала в Серпухове, затем, когда Иван Грозный «велел итти с Москвы на берег большим воеводам», в Коломне, а когда царь сам выступил в поход, «князь Михаила Иванович Воротынский с товарищами были у государя же в Серпухове».

Царский поход в Серпухов был вызван многочисленными «вестями» станичников, сообщавших, что хан с большими силами двигается к «украине», и Иван Грозный решил «искать прямого дела», то есть разгромить крымцев в решительном сражении. Для этого ему пришлось отложить уже подготовленный поход на Ревель. Время шло, а крымские татары не появлялись. А тут еще путивльский наместник Петр Татев прислал «грамоту», что по его поручению сторожевые казаки ездили в Дикое Поле и не обнаружили даже следов крымской конницы.

В Серпухове собрали военный совет, который пришел к грустному выводу (решение совета сохранилось в разрядной книге): «Царю и великому князю самому и сыну его царевичу Ивану стоять в Серпухове нечего для того, что про царя и про царевичей и про больших людей все станичники во всех местах, где, сказали, видели людей и по сакме смечали до тридцати тысяч, то солгали…»

Случай был чрезвычайный, и отнестись к нему следовало со всей серьезностью – сторожевая служба явно не справилась со своей задачей. Требовалась ее коренная реорганизация, что и было поручено самому опытному «воеводе от поля», руководителю всей обороны «крымской украины» князю Михаилу Воротынскому.

Поручение оформили специальным царским «наказом», текст которого сохранился в делах Разрядного приказа: «Лета 7079 (1571 год), января в 1 день, приказал государь и великий князь Иван Васильевич всея Руси боярину своему князю Михаилу Ивановичу Воротынскому ведать станицы и сторожи и всякие государевы польские службы».

«Наказ» дает возможность проследить всю процедур) разработки важнейшего военного документа – первого русского устава сторожевой и пограничной службы, создание которого непосредственно связано с именем воеводы Михаила Воротынского.

Михаил Воротынский начал с подробного изучения документов Разрядного приказа, касающихся пограничной службы на южной границе, «велел доискаться станичных прежних списков». Затем в Разрядный приказ были вызваны с «крымской украины» служилые люди, прежде всего те, кто имел большой опыт по охране границы, «преж того ездили лет за десять и за пятнадцать». Были привлечены к работе над уставом даже те, кто давно покинул службу по старости или увечью, но «наперед того в станицах и на сторожи езживали или в плену были, и ныне из плена вышли».

В самом начале 1571 года «из всех украинных городов дети боярские, станичники и сторожи и вожи (проводники) к Москве все съехались», и «станичных голов и их товарищей, станичников, и вожей, и сторожей велел государь распросить, а распрося, расписать подлинно, из которого города и по которым местам и до каких мест пригоже станицам ездить, и на которых местах сторожам на сторожах стоять».

Обстоятельно расспросив опытных служилых людей, «как бы государеву станичному делу было прибыльнее», князь Михаил Воротынский «приговор велел писать». Одновременно на границу были посланы «станичные головы», чтобы самолично убедиться в правильности расстановки сторожевых застав. По «украинным городам» ездили с той же целью воеводы и дьяки Разрядного приказа. Только после полуторамесячной напряженной работы, 16 февраля 1571 года был, наконец, одобрен и принят «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе», первый в истории России пограничный устав. «По государеву, цареву и великого князя Ивана Васильевича всея Руси приказу, боярин князь Михайло Воротынский приговорил с детьми боярскими, с станичными головами и с станичниками о путивльских, и о тульских, и о рязанских, и о мещерских станицах, и о всех украинных дальних и ближних, и о месячных сторожах, из которого города к которому урочищу станичникам поваднее и прибыльнее ездить, и на которых сторожах и из которых городов и поскольку сторожей ставить, где было б государеву делу прибыльнее и государевым украинам было бережнее, чтобы воинские люди на государевы украины безвестно войною не приходили, а станичникам бы к своим урочищам ездить и сторожам на сторожах стоять в тех местах которые б места были усторожливы, где б им воинских людей можно устеречь…»

Два основных элемента составляли пограничную службу на «крымской украине» – сторожи и станицы.

Сторожа – постоянная застава, за которой закреплялось тридцать-пятьдесять верст степной границы. Обычно на ней несло службу до десятка сторожей. Часть их стояла дозором в каком-нибудь укромном, удобном для наблюдения месте, а остальные по двое ездили по степи. Сочетание неподвижного дозора со сторожевыми разъездами позволяло прикрыть немногими людьми значительный участок границы: если крымцы незаметно проскальзывали мимо дозора, следы крымской конницы – «сакму» – обнаруживали разъезды.

Подвижные сторожевые заставы – станицы – состояли из четырех-шести всадников, которые непрерывно ездили вдоль границы, отыскивая татарские «сакмы». За две недели обязательной службы станица проезжала четыреста-пятьсот верст, «с коня не сседая». Маршруты станичников были намечены так, чтобы, пересекаясь, они охватывали всю степную границу. Проскочить незамеченными не могли даже небольшие отряды крымской конницы.

«Боярский приговор», как и надлежало воинскому уставу, подробно излагает порядок несения станичной и сторожевой службы, тактические приемы охраны границы, правила обеспечения оружием и лошадьми. Составители «приговора» старались предусмотреть буквально все ситуации, в которые могли попасть служилые люди. Многовековой опыт борьбы с коварными степняками был спрессован в строгих строках устава.

Особое внимание уделялось безопасности сторожей и станичников при несении службы. «Стоять сторожам с коней не сседая, – наказывали составители «приговора». – А станов им не делать, и огни класть не в одном месте. Коли кашу сварить, и тогда огня в одном месте не класть дважды. А в коем месте кто полдничал, в том месте не ночевать, а где кто ночевал, и в том месте не полдничать». Однако эти обязательные меры безопасности вовсе не означали, что сторожа просто прятались: оставаясь невидимыми, они сами должны были видеть все. Им было велено «в лесах не ставиться, а ставиться им в таких местах, где б было усторожливо».

Заметив движение крымской конницы, сторожа обязаны послать гонца в ближайший пограничный город, а сами продолжать наблюдение. «Приговор» обязывал их также «сзади крымских людей на сакмы ездить и по сакмам и по танам людей измечать», чтобы выяснить численность врага. Кроме того, они должны были узнать, «на которые государевы украины воинские люди пойдут», и лишь «про то разведав гораздо, самим с вестями спешить к тем городам, на которые воинские люди пойдут». Особое внимание уделялось подлинности «вестей». Устав строго-настрого предупреждал: «не быв на сакме и не сметив людей и не доведовся допрямо, на которые места воинские людий пойдут, станичникам и сторожам с ложными вестями не ездить»!

Впрочем, каких-либо наказаний за «ложные вести» устав не предусматривал. Его составители из двух зол выбирали меньшее: лучше было лишний раз полнить тревогу, даже ложную, чем узнать о набеге слишком поздно.

А вот за самовольный отъезд сторожей и станичников со службы наказания предусматривались, и очень суровые. «А которые сторожа, не дождавшись себе смены, со сторожи съедут, а в те поры государевым украинам от воинских людей учинится война, и тем сторожам быть казненными смертью». За каждый лишний день служилые люди получали с припоздавшей смены довольно большую по тем временам денежную компенсацию: «по полуполтине на человека на день». Правильность несения службы контролировали воеводы и станичные головы. Если выяснялось, что «они стоят небрежно и неусторожливо и до урочищ не доезжают, а хотя приходу воинских людей и не будет, и тех станичников и сторожей за то бить кнутом». Строгость вполне объяснимая: любое «небрежение» пограничной стражи могло привести к тяжким последствиям, неожиданные крымские набеги сопровождались разорением целых волостей и захватом многочисленных пленников.

Но устав не только требовал, он и создавал условия для успешного несения пограничной службы. «Боярский приговор» предусматривал обеспечение сторожей и станичников хорошими конями. Это понятно: служба на степной границе требовала быстрых и длительных переездов, только скорость могла спасти станичников при встречах с татарами, помочь вовремя доставить «вести» в пограничные города. Кто выигрывал в бешеной скачке по степи, тот побеждал!

Воеводам «украинных городов» предписывалось «смотреть накрепко, чтоб у сторожей лошади были добрые и ездили б на сторожи о двуконь, на которых бы лошадях можно было, видев крымских людей, уехать, а на худых лошадях однолично на сторожи не отпускать». Служилых людей, у которых не оказывалось «добрых лошадей», были обязаны обеспечить конями станичные головы. Случалось, что сторожа и станичники, торопясь вовремя доставить «вести», загоняли своих коней насмерть, теряли имущество. Устав предусматривал в таких случаях денежную компенсацию. Перед отправкой служилых людей на границу воеводы были обязаны «лошади их и рухлядь ценити по государеву наказу, а на которую станицу или на сторожей разгон будет и лошадей их и рухлядь поемлют, и за те лошади и за рухлядь по воеводским отпискам и по ценовым спискам платить деньги».

Строго была регламентирована и продолжительность службы на границе. Каждая сторожа должна была «стоять с весны шесть недель, а по осени по месяцу». Станицы объезжали свой участок границы в течение пятнадцати дней, да еще две недели были в резерве в своем пограничном городе, чтобы прикрыть границу, если «которую станицу разгонят» напавшие татары. Главной заботой составителей «приговора» была организация сторожевой службы на всем протяжении границы, чтобы «однолично сторожи без сторожей не были по весь год ни на один час, доколе большие снеги не укинут…»

Каждый участок границы, на котором стояло несколько сторож и станиц, возглавлялся станичным головой. В его распоряжении был отряд «детей боярских» численностью сто – сто тридцать человек. Им платили большое по тому времени жалованье – «польская служба» считалась трудной и опасной. «Станичным головам, которые ездят на поле в станицы, давать проезжего по четыре рубля, а детям боярским, которые ездят с ними в станицы, давать проезжего по два рубля человеку».

Были составлены подробные «росписи», где именно быть «стоялым сторожам», на сколько верст и в какую сторону двигаться «разъездным сторожам», до какого урочища нести службу и где встречаться с разъездами соседней сторожи. Всего в росписи было семьдесят три сторожи, которые объединялись в крупные участки: «донецкие сторожи», «путивльские ближние сторожи», «сторожи из украиииых городов», «мещерские сторожи» и так далее.

Свои особенности имела сторожевая служба на «засечной черте». Специальная «лесная стража» охраняла заповедные пограничные леса и «засеки». На высоких деревьях сооружались караульные площадки; к таким «призначным деревьям» было велено «лестницы поставить, чтобы видеть с деревья от караула до караула». Там стояли кузова со смолой и берестой, которые поджигались в случае опасности. Клубы черного дыма один за другим поднимались над «призначными деревьями», оповещая о набеге. Постоянно были наготове гонцы, сообщавшие о появлении степняков в пограничные города. Воеводы приказывали «бить по набату и в сурну играть», созывая под защиту крепостных стен местное население.

В пограничном уставе Михаила Воротынского исключительное значение придавалось инициативе и самостоятельности сторожей и станичников, которые действовали небольшими группами на бескрайних степных просторах и в большинстве случаев могли надеяться при столкновениях с татарами только на собственные силы да на отличное знание местности, всех тех бесчисленных урочищ, оврагов, долин, рощ и лесов, в которых можно было спастись от погони. Недаром в «приговоре» подчеркивалось, что сторожа и станичники вольны «ехать, какими местами пригоже»; действовать, «посмотря по делу и по ходу»; самостоятельно решать, что для них самих и для «государева дела» будет «поваднее и прибыльнее».

Основные положения «Боярского приговора о станичной и сторожевой службе» действовали более ста лет вплоть до того времени, когда Российское государство перешло в решительное наступление против крымских хищников. Пожалуй, немногие воинские уставы в мире имели столь долгую жизнь.

Реорганизация станичной и сторожевой службы на основе «приговора» требовала значительного времени, а его-то и не оказалось в распоряжении русских воевод. Весной 1571 года крымский хан Девлет-Гирей начал очередной поход. Он собрал около сорока тысяч конных воинов, крымцев и ногаев. Основные силы России в тот момент направлялись в поход на Ревель, поэтому «береговые воеводы» на Оке имели в своем распоряжении не более шести тысяч ратников. Под Кромами крымская орда «перелезла» Оку и в обход Серпухова, где стоял с опричным войском Иван Грозный, устремилась к Москве. Татары зажгли московские посады и Земляной город, начались пожары в Кремле. Но ворваться в столицу Девлет-Гирею не удалось. Полк воеводы Михаила Воротынского, стоявший на Таганском лугу, отбил все атаки крымцев. А когда хан начал отступление, Михаил Воротынский вместе со своими ратниками «провожал» хана до самого Дикого Поля, громил отставшие татарские отряды.

Однако удачные действия полка Михаила Воротынского мало повлияли на общее положение. Главные силы хана Девлет-Гирея успели уйти со всем награбленным добром и множеством пленников. Крымский посол хвастался в Литве, что «ханские люди» убили в России шестьдесят тысяч человек и еще столько же увели в полон. Коренные московские волости от берега реки Оки до самой столицы подверглись страшному разорению. Сильно пострадала и сама столица. По свидетельствам очевидцев, два месяца потребовалось только на то, чтобы очистить улицы от обломков.

В это же время восстали казанские и астраханские татары, разорвала вассальные отношения с Москвой Большая ногайская орда.

А Девлет-Гирей готовился к новому нашествию. Теперь он мечтал о полном завоевании России, накануне похода торжественно объявив ногайским мурзам, что «едет в Москву на царство», обещал восстановить иго, «как при Батые». Больше того, он заранее распределил между своими «царевичами» и мурзами русские города, выдал купцам «проезжие грамоты» для беспошлинного торга на Волге. «И прииде царь с великими похвалами и многими силами на Русскую землю, – повествует летописец, – и расписав всю Русскую землю, кому что дать, как при Батые». Турецкому султану Девлет-Гирей обещал завоевать Россию в течение года, а царя Ивана пленником привести в Крым.

Засечная черта Российского государства (1571)

В поход Девлет-Гирей вывел всю крымскую орду, до шестидесяти тысяч всадников. По дороге к ним присоединялись сильные отряды из Большой и Малой ногайских орд. Ханскую артиллерию обслуживали турецкие пушкари. Хан знал, что основные военные силы России связаны Ливонской войной, а сам Иван Грозный находится в Новгороде. Все обещало успех завоевательного похода.

Действительно, в распоряжении «большого воеводы» Михаила Воротынского, которому была поручена оборона всей южной границы, оставалось не более двадцати тысяч ратников. Девлет-Гирей имел по крайней мере четырехкратный перевес в численности войска. К тому же укрепления Москвы, сильно пострадавшие от пожара прошлого года, еще не были восстановлены.

Но на этот раз крымский поход не был неожиданным для русских воевод – станичная и сторожевая служба выполнила свои задачи. Подготовка к отражению нашествия началась еще осенью 1571 года. Русские сторожевые станицы выжгли сухую траву на огромном пространстве степи между Донковом, Новосилью, Орлом и Путивлем. В Диком Поле не осталось подножного корма для татарских коней, и хан Девлет-Гирей вынужден был отложить выступление до лета, до «новой травы». В апреле началось выдвижение полков на «крымскую украину», одновременно проводились срочные работы по укреплению «берега». Соотношение сил было таково, что надежды победить в «прямом бою», в «поле» почти не оставалось, и главным оборонительным рубежом становилась река Ока. Разрядный приказ в своих «наказах» даже запрещал воеводам сходиться с ханом «на походе», «на полях без крепостей». За короткое время весь «берег» был укреплен с помощью «посошных людей» и местных крестьян, которые рубили бревна для частоколов, возили лес, рыли землю. Участник событий, автор записок «О Московии» Генрих Штаден сообщал, что Ока была «укреплена более чем на 50 миль вдоль по берегу: один против другого были набиты два частокола в 4 фута высотою, и это расстояние между ними было заполнено землею, выкопанной за задним частоколом. Стрелки могли, таким образом, скрываться за обоими частоколами или шанцами и стрелять по татарам, когда те переплывали реку». Против бродов и «перелазов» через реку поставили пушки. Но главного условия для устойчивой обороны создать не удалось – укрепления оказались малоэффективными без достаточных военных сил, занимавших их…

В разрядных книгах сохранились точные сведения о войске, выделенном Михаилу Воротынскому для обороны крымской украины» в 1572 году: около двенадцати тысяч дворян, две тысячи тридцать пять стрельцов, три тысячи восемьсот казаков. Вместе с ополчениями пограничных городов это и составляло упомянутые выше двадцать тысяч воинов.

Войска были расположены так: воевода Михаил Воротынский с большим полком (свыше восьми тысяч. человек) и «нарядом» встал в Коломне, чтобы закрыть прямую дорогу к Москве. Здесь же находился «гуляй-город» – передвижная крепость из толстых деревянных осок, заранее сбитых в щиты. Эти щиты легко перевозились в санях или на телегах, быстро собирались в двойные стены. В промежутке между стенами (обычно шириной два-три метра) располагались стрельцы, которые через бойницы могли расстреливать наступающих татар. Были в «гуляй-городе» и пушки. Если «гуляй-город» стягивался кольцом, он мог сражаться в окружении, отбивая атаки со всех сторон; если деревянные щиты с бойницами растягивались в линию, «гуляй-город» мог прикрыть фронт от двух до десяти километров. В войнах с крымскими всадниками «гуляй-город» сыграл большую роль, взять его татары не могли…

В Тарусе был поставлен с полком правой руки (три тысячи пятьсот девяносто человек) воевода князь Одоевский, на Лопасне – воевода князь Репнин с полком левой руки (тысяча шестьсот пятьдесят один человек), в Кашире – князь Шуйский со сторожевым полком (две тысячи шестьдесят три человека), в Калуге – воевода Хворостинин с передовым полком (четыре тысячи четыреста семьдесят пять человек). Такая большая численность передового полка объясняется, видимо, тем, что Михаил Воротынский опасался обходного маневра хана, который в прошлом году прошел на Москву западнее «берега»: Дмитрий Хворостинин как раз и прикрывал эту «старую» дорогу. В его распоряжении находилась даже подвижная «судовая рать», которая могла быстро маневрировать по Оке или Угре – вятчане в стругах (девятьсот человек).

Хан Девлет-Гирей, обойдя стороной сильную тульскую Крепость, подошел к «берегу» 26 июля 1572 года. Передовые отряды татарской конницы пытались с ходу форсировать Оку по Сенькиному броду, выше Серпухова, но были отбиты стоявшей там заставой из полка Ивана Шуйского.

На следующий день к серпуховским переправам подошел хан со всей ордой. Но туда уже подоспели и русские подкрепления. Перед «перелазами» через Оку спешно возводился «гуляй-город». Турецкие пушкари открыли огонь с другого берега, не причинивший, впрочем, большого вреда. Русские пушки пока молчали. Воеводы готовились к завтрашнему бою.

Но хан опередил. Глубокой ночью с 27 на 28 июля ногайская конница Теребердей-мурзы неожиданно перешла Сенькин брод, который охраняли всего две сотни дворян, и захватила переправу. Вскоре переправились через реку передовые отряды крымского войска во главе с Дивей-мурзой. И началась общая переправа орды Девлет-Гирея. Оборона «берега» была прорвана.

«Большой воевода» Михаил Воротынский, по-прежнему стоявший со своим полком в Коломне, узнал о захвате ханом переправы через Оку только утром 28 июля, когда крымская орда уже вышла на левый, московский берег реки. Тем временем быстрая ногайская конница Теребердея-мурзы продвинулась далеко на север, передовые разъезды его «круг Москвы отняли все дороги». Приходилось пересматривать весь план войны.

В этой сложной обстановке «большой воевода» Михаил Воротынский принял единственно верное решение: фланговыми ударами задерживать продвижение хана к Москве, а главными силами догнать татар и навязать им сражение еще до подхода к столице. Такой план не имел аналогов в истории военного искусства: русские полки не преграждали дорогу к Москве, а вынуждали татар остановиться угрозой удара с тыла.

Первым подоспел к Сенькиному броду воевода Дмитрий Хворостинин из Калуги. Однако главные силы Девлет-Гирея уже переправились через Оку. Передовые отряды полка Дмитрия Хворостинина увидели перед собой такое множество татарских всадников, что после короткой схватки воевода решил не продолжать бессмысленного сражения (он имел около трех тысяч воинов без пушек и «гуляй-города» против шестидесятитысячного ханского войска) и отступил. Однако неожиданное появление на фланге русских ратников на какое-то время задержало хана. Вместо того, чтобы сразу двигаться в глубь московских земель, он, по свидетельству Генриха Штадена, «со всей своей силой пошел вдоль по берегу» навстречу Дмитрию Хворостинину. Так что маневр калужского воеводы был вполне оправдан.

Тем временем воеводы князь Одоевский и Шереметев из Тарусы совершили стремительный переход и заняли с полком правой руки позицию на реке Наре, опередив татарскую конницу. Подробности сражения неизвестны, разрядная книга отметила только, что «дело было большое». Остановить хана не удалось, да это было просто невозможно, если вспомнить, что Никита Одоевский насчитывал всего три с половиной тысячи ратников.

Хан вышел на серпуховскую дорогу, ведущую прямо к Москве. Но ему пришлось перестроить свою армию, отвести в арьергард отборную конницу во главе со своими сыновьями. Предосторожность была не излишней: в тот же день, 28 июля, полк Дмитрия Хворостинина догнал ханских сыновей на Молодях, в сорока пяти верстах от столицы. Татарская конница, прикрывавшая тыл Девлет-Гирея, была разгромлена, «царевичи» бежали в стан хана. Есть сведения, что они советовали даже прекратить движение на Москву: «к Москве итти не по што, московские люди побили нас здесь, а на Москве у них не без людей же». Однако Девлет-Гирей решил иначе. Он направил против Дмитрия Хворостинина свежие силы – двенадцать тысяч крымских и ногайских всадников. Но общая обстановка уже изменилась. К Молодям успел подойти из Коломны «большой воевода» Михаил Воротынский и поставил «гуляй-город». Под огонь пушек и пищалей «гуляй-города» Дмитрий Хворостинин заманил преследовавшую его полк ханскую конницу. Ордынцы понесли огромные потери и отхлынули. Воины Михаила Воротынского, Дмитрия Хворостинина и других воевод начали укреплять позицию на Молодях, у речки Рожай. В центре, на холме, стоял «гуляй-город», за стенами которого укрылся большой полк и «наряд». Остальные полки выстроились неподалеку, прикрывая большой полк с тыла и с флангов. Михаил Воротынский считал, что Девлет-Гирей не решится продолжать движение на Москву, понеся в бою 28 июля большие потери и чувствуя у себя за плечами русское войско. Так и случилось. Дьяки Разрядного приказа, комментируя этот военный эпизод, писали: «На том бою многих татар побили, и царь крымский от того убоялся, к Москве не пошел, что государевы бояре и воеводы идут за ним».

Орда Девлет-Гирея перешла реку Пахру и остановилась примерно в тридцати верстах от Москвы. Целый день простоял там хан, решая, что делать дальше. В конце концов он приказал повернуть обратно. 30 июля татары снова начали переправляться через Пахру, теперь уже удаляясь от Москвы. Стратегический план Михаила Воротынского оказался правильным: искусные маневры русских воевод и сильные удары по тылам крымского войска вынудили хана отказаться от прямого похода на Москву. Русские воеводы имели возможность хорошо подготовиться к генеральному сражению, встретить врага на заранее выбранной, хорошо укрепленной позиции, а не «на походе» и не в «поле». Это, в конечном итоге, обеспечило победу, хотя Девлет-Гирей по-прежнему сохранял большое численное превосходство.

В тот же день, 30 июля, массы татарской конницы обрушились на русские полки, стоявшие под Молодями под прикрытием «гуляй-города». Сильной пушечной и пищальной стрельбой большой полк отразил приступ. С флангов нападали конные отряды «детей боярских», которых Михаил Воротынский оставил «вне града». Во время одной из конных атак сторожевого полка суздальский дворянин Аталыкин взял в плен самого главнокомандующего ханского войска Дивей-мурзу. В плен попал и некий «астраханский царевич». Убиты были предводитель ногайской конницы Теребердей-мурза и три знатных мурзы. Сколько погибло при штурмах «гуляй-города» и в сечах с русской конницей простых татарских воинов, определить невозможно, но судя по тому, что Девлет-Гирей прекратил атаки и два дня приводил в порядок свое расстроенное войско, – потери были весьма значительными.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache