Текст книги "Хождение к морям студёным"

Автор книги: Вадим Бурлак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Вещий танец среди камней

Однажды рассказал мне Никита, как давным-давно собрался он побывать в Петербурге. Зачем это ему понадобилось – не объяснил. Подходил он несколько раз к Северной столице, а войти не мог. – Что же тебе помешало? – поинтересовался я.

– Этот «узелок-лабиринт» чужой для меня. Не захотел впускать в свои чертоги, – загадочно ответил Никита. – Запутанный город. Много злых сил сплелось в том «узелке».

– Да что у него общего с лабиринтом? – удивился я. – Прямые линии кварталов, улиц, проспектов…

– Все равно запутанный, – упрямо стоял на своем Никита. – На утонувших и ушедших под землю лабиринтах он стоит, на «узелках» из останков человеческих, загубленные души и замутненные помыслы по его улицам витают…

Указал мне блаженный на один из соловецких лабиринтов.

– Говорят, вон тот «узелок» руками «долгого царя» выложен. Да неверно это. Царь Петр только свой камень вставил в «узелок». А после того весь народ от этого места прогнали, чтоб не глазели да не сглазили. И царь в одиночестве совершил «вещий танец» среди камней…

По словам Никиты, некоторое время никто из приближенных и местных жителей не смел возвращаться к лабиринту, где Петр совершил таинственный древний танец. А когда царь закончил обряд, то увидел, как внутри лабиринта появилось озерцо или скорее лужица.

Наклонился над водой царь. А оттуда «глядел на Петра его будущий град». И случилось вещее видение на Соловецком лабиринте, ровно за год до начала строительства Северной столицы.

Не знаю, насколько верна история, рассказанная Никитой, но Петр Алексеевич действительно побывал на Соловках в 1702 году, то есть за год до основания Санкт-Петербурга.

Целебная сила

По словам блаженного Никиты, создавались лабиринты в седые времена, когда «небесная колесница имела не семь, а девять звезд». Я догадался, что небесной колесницей он называл созвездие Большой Медведицы. Если верить объяснениям Никиты, было это около восьми-девяти тысяч лет назад. По его мнению, лабиринты служили для «заборейцев» и моделью устройства мира, и «хранилищем времени» (очевидно, под этим подразумевался календарь), и местом, где проводились обряды и где можно было найти исцеление от болезней и ран.

Свидетелем целительной силы «узелков» я стал сам, когда поранил руку и долго не мог остановить кровь. Блаженный провел меня тогда по спирали к центру лабиринта, затем велел не двигаться и закрыть глаза.

Он что-то прошептал и буквально через несколько секунд приказал:

– А теперь смой водицей кровь!

Я взглянул на руку и не поверил глазам. Рана превратилась в небольшую царапину с запекшейся кровью и больше не болела.

Услышать голоса звезд и морей

Как утверждал Никита, рукотворные лабиринты были своеобразными календарями. Древние люди определяли по ним время ловли рыбы, сбора лечебных трав и кореньев, промысла морского зверя и другие сезонные работы. Но, как это делалось, блаженный не знал.

А при рождении человека в спираль родового-лабиринта вставляли новый камень. Этот камень становился как бы именным покровителем новорожденного.

Здесь же древние люди закапывали пепел умерших соплеменников. Выложенная из камней спираль-лабиринт будто бы помогала душам мертвых быстрее покинуть землю и унестись в космос в нужном направлении. Однако научного подтверждения тому, что под «мировыми узелками» находятся захоронения, пока не удалось заполучить.

Не только в Беломорье мне доводилось слышать от исследователей и знатоков древних тайн, что лабиринты являются своеобразным накопителем еще неизвестной человечеству энергии.

«Когда пройдешься по его «извивам» к центру, то твои деяния и мысли соберутся там и долгое время будут сберегаться как тепло в неостывшей печи», – поясняли старики с Большого Соловецкого острова.

Здесь, в лабиринте, можно услышать голоса звезд, далеких морей и океанов, ощутить, как бьется сердце земли. Здесь, среди камней, далекое прошлое блуждает в обнимку с будущим. Здесь можно встретить, услышать, увидеть и почувствовать то, что уже было, то, что будет, и даже то, что никогда не случится.

Лабиринт может сам собой менять конфигурацию, по-новому запутывать свои проходы либо вовсе исчезнуть и появиться вновь, подчиняясь неведомым и неподвластным людям законам.

В память о погибших

Еще до знакомства с Никитой на беломорских островах Русский Кузов и Немецкий Кузов я осматривал странные сооружения, не менее загадочные, чем каменные лабиринты-узелки.

Называют эти творения древних сеидами. Создавались они так: валун размером с большой письменный стол устанавливался как бы на ножки из камней. На самом валуне горкой складывались маленькие камешки.

Многие из этих валунов издали напоминают животных. В древности жители Беломорья совершали здесь жертвоприношения, ритуальные танцы, просили богов послать им хорошую погоду, удачную охоту и рыбалку, не обижать души погибших соплеменников, особенно тех, кого поглотила морская пучина.

Некоторые сейды не были похожи ни на зверя, ни на птицу. И все же они мне что-то напоминали. Но что?

Я понял это, лишь когда стал спускаться с возвышенности острова к морю и обернулся. При взгляде снизу и при вечернем освещении валуны стали похожи на лодки. Тогда мне пришла мысль, что камушки на лодке-валуне могут олицетворять древних охотников и рыбок.

Количество камней на сеидах примерно соответствовало количеству людей в лодках, изображения которых были на скалах у реки Выг.

Возможно, много веков назад жители Беломорья возводили сейды в память о погибших соплеменниках. А может, их ставили в начале сезона охоты или рыбного лова, чтобы умилостивить богов. Сколько на валуне камешков – столько людей в лодке погибло или отправилось за добычей.

Никита подтвердил мои предположения. Но при этом долго выспрашивал, не трогал ли я камни, не прихватил ли их с собой как сувенир, не побеспокоил ли души древних как-то по-иному.

Расспросы блаженного были не случайны. Заезжий на острова народ иногда «на намять» прихватывал с собой камешки с сеидов.

Потом мне довелось увидеть, как Никита оберегал сейды от пришлых и даже разговаривал с ними. Каждую весну он появлялся на островах, чтобы совершить обряд омовения камней в море.

Бережно сгребал их Никита в свою котомку и подол рубахи, спускался к воде и долго полоскал, при этом что-то приговаривая. Потом снова карабкался наверх с тяжелой ношей и раскладывал камушки на прежние места. Теперь этого уже никто не делает…

Как уходил Никита

Он обещал показать мне «знаки заборейские» и открыть какие-то их тайны. Однако предупредил, что сделает это, лишь когда я стану «подготовленным» и снова приеду в Беломорье.

Как подобное должно произойти? По каким признакам я узнаю об этом? И что вообще означает «подготовленный»? Никита не объяснил, только усмехнулся и пробормотал мне в ответ:

– Через много-много лет сам поймешь…

Но встретиться нам больше не довелось. О последних часах Никиты я узнал через много лет, когда снова побывал на Терском берегу. Старухи из поселка Умба рассказали, как он отправился в последний путь.

В тот год, весной, Никита, по своему обычаю, отправился на острова, где были сейды. Собирался совершить омовение священных камней. И тут произошла беда. Обронил он случайно один камушек в море. Как ни пытался блаженный, так и не смог его отыскать в воде. Загоревал Никита и отправился по беломорским селениям поведать о своем грехе:

– Загубил я душу древнюю… А потому должен принять наказание. Кого из вас обидел – простите и не поминайте недобрым словом… Ухожу вслед за погубленной душой…

Кто верил блаженному, кто посмеивался. Мало ли что наговорит убогий? Но только с той поры Никиту больше не видели.

– Сел он в лодку, – рассказывали старухи, – поднял парус и ушел навсегда.

И странное дело: даже те, кто не верил рассказам Никиты, утверждали, что наблюдали его уход в одно и то же время в разных поселках, в разных уголках Белого моря.

А еще говорили: как только отчалил от берега Никита, сразу стихли волны, и, откуда ни возьмись, опустился на море непроглядный туман.

Не знаю, стал ли я спустя многие годы после встречи с блаженным Никитой «подготовленным» и достойным проникать в тайны времен и народов. Достаточно ли получил для этого знаний? Смогу ли уберечь себя и других от вековых проклятий?

Будущие экспедиции покажут.

Лазурь-огонь из подземелья

Природа часто сохраняет нам удивительные отзвуки прошлого.

Целые столетия, а иногда и на протяжении тысячелетий она

хранит следы древнего человека, пока его потомки обдуманно или

случайно не найдут их и не прочтут по ним о деяниях своих предков.

Георгий Ушаков

Призрак-олень

Стадо насторожилось. Какой-то неуловимый сигнал заставил оленей разом повернуть головы туда, где за рекой Месна уже различались во мгле сопки Анорзеседа. В начале августа заполярная ночь еще очень робкая и едва набирает силы ненадолго пригасить дневной свет. Заболоченная тундровая равнина Канина полуострова лишь на два-три часа впадает в сонное затишье и покрывается темно-синей пеленой.

Короткий ночной сон северной земли. С шумом поднялась на крыло встревоженная казарка, облака налились багрянцем, а от беломорского берега в сторону Баренцева моря потянулась шумная стая гусей…

Их бестолковый гогот вывел оленей из оцепенения. Так и осталось неясным, что же хотели они разглядеть во мгле среди далеких сопок.

Матерый рогач с темным пятном на загривке вдруг отделился от стада. Как ошалевший жеребец, он вздыбился, а потом с силой ударил передними копытами землю. Несколько раз мотнул головой так яростно, что, казалось, вот-вот потеряет рога.

Странные, совсем не оленьи движения.

Вопросительно я взглянул на Василия, но старый оленевод молчал и внимательно наблюдал за непонятным поведением животного.

Наконец, олень успокоился и медленно побрел прочь от стада к реке Месна.

– Что это с ним? – поинтересовался я.

– Так чудит олень, когда одурманен подземным народцем. Они его выбрали. Он обречен. Не зря коричневая мета на холке, – спокойно пояснил Василий.

– Подземный народец? – переспросил я. – Ты имеешь в виду легендарную «чудь белоглазую»?

Старик кивнул в ответ, помолчал и неспешно пояснил:

– Сегодня ночью, в сопках Анорзеседа, виднелся их «лазурь-огонь» из подземелья. Верный признак, что народец готовится к охоте.

– С чем же они идут на зверя и птицу? С луками, с копьями? А может, у них есть ружья?

Мой насмешливый тон не задел Василия. Лицо его оставалось серьезным.

– Зачем им оружие? Когда «чуди белоглазой» понадобится олень, они выпускают из подземелья «призрак оленя», и тот отбивает от любого стада.

– Час от часу не легче… То сказочные подземные люди – «чудь белоглазая» и «лазурь-огонь», то животные-призраки, – попытался я повернуть на веселый лад разговор. – И как же ты допускаешь, чтобы какие-то гномы уводили из стада оленя?

Василий пожал плечами.

– Им перечить нельзя. Попытаешься остановить оленя, так он скоро все равно сдохнут, будто болезнь какая-то подкосит. А если его мяса попробуешь – сам свалишься, а от какой хвори – ни один врач не определит.

Я понял, что мой канинский знакомый не склонен шутить и весьма серьезно относится к таинственному и легендарному племени северных карликов.

– Видал, как насторожилось стадо? – невозмутимо продолжал Василий. – Призрак-олень беззвучен. Его едва можно разглядеть, и то лишь опытному глазу. А зверье и всякая животина чуют приближение призрака издалека.

– И часто сказочные человечки досаждают вам? – уже без всякой насмешки спросил я.

– Да нет, мы умеем с ними ладить. Один-два раза в год, как замечаем в сопках «лазурь-огонь» из подземелья, так приносим им подарок. Либо гуся подстреливаем, либо семгой или нельмой поделимся. Бывает, и оленя отдаем. А еще обязательно отваживаем от них заезжих. Либо запугиваем любопытных страшными историями, либо уверяем, что ни о какой «чуди белоглазой» не слышали.

– Ну, а мне-то почему рассказал? – удивился я.

– Да потому, что ты сам видел, как «подземельный народец» забрал оленя, – с готовностью ответил Василий.

– Ничего особенного я не видел. Мало ли куда олень отправился в одиночку! Может, пить захотел – вот и пошел к реке, без всяких призраков и сказочных человечков…

Мой упрямый тон не подействовал. Василий не собирался спорить. Лишь просто и равнодушно добавил:

– Олень с коричневой метой обречен и уже никогда не вернется…

Я взглянул в сторону реки, где только что виднелись над тундрой ветвистые рога.

Но пусто было там. И впрямь чудо! Олень мгновенно исчез на совершенно открытой, хорошо просматриваемой местности. Может, и в самом деле его увел за собой призрак?

давние свидетельства об этом загадочном народе упоминается в легендах, песнях, сказаниях почти у всех северных народов. Говорится о нем и в летописях, официальных документах, многочисленных трудах ученых и в записках путешественников.

Известный русский историк и государственный деятель, сподвижник Петра I, Василий Никитич Татищев писал о древней народности чудь: «Имя сие сарматское, тут значит сосед или знаемый, русские во оное заключали Естляндию, Лифляндию, но после, оставя имя Чюдь, все именовали Ливония. Оное положение, как видимо из древних северных и прусских писателей, задолго прежде Рюрика к Руси принадлежало…»

Некоторые летописцы не очень хорошо понимали этнические различия финских племен и «чудью» называли и предков современных эстонцев, и многие народности, населяющие Беломорье, и даже побережье Северного Ледовитого океана. Самыми загадочными являлись племена, которые в старину именовали «чудь белоглазая», «чудьзаволоцкая».

Их считали колдунами, подземными карликами, хранителями кладов и залежей руд, искусными кузнецами, злыми чародеями и даже людоедами.

Путешественник и натуралист Иван Иванович Лепехин во второй половине XVIII века посетил многие уголки России. О загадочных маленьких людях Севера он писал: «У самоедов и других северных народов существуют предания о живущих под землей людях. Самоеды называют их сиртье и говорят, что это народ, занимавший их страну раньше их и который после их прихода ушел в землю и живет еще там».

Другой исследователь Севера Александр Шренк в середине XIX века отмечал в своих записках: «…один самоед малоземельской тундры рассказал мне, что в настоящее время сирты живут под землею, потому что они не могут видеть солнечного света…»

Далее Шренк поведал, как этот самоед, то есть ненец, вздумал выкопать яму на одном холме и «…вдруг увидел пещеру, в которой жили сирты.

Один из них сказал ему: оставь нас в покое, мы сторонимся солнечного света, который озаряет вашу страну, и любим мрак, господствующий в нашем подземелье; впрочем, вот дорога, которая ведет к богатым соплеменникам нашим, если ты ищешь богатств, а мы сами бедны. Самоед побоялся следовать по указанному ему мрачному пути, а потому скорее закрыл вырытую им пещеру».

В якутском героическом эпосе Олонхо тоже говорится о карлике: «При сотворении мира на западном краю земли было очень большое озеро.

На восточной стороне его стояла одинокая маленькая юрта. Хозяином этой юрты был очень маленький человек. Шкуры одной белки хватало на всю его одежду: из спинки доха была, из брюшка – штаны, из задних лапок – торбаса, из передних лапок – рукавицы, из шкуры головы – шапка, из хвоста – боа.

Этот человек не знал, откуда и как он появился и как попал в свою юрту. Лишь спустя какое-то время карлик узнал от богатыря Айыы, что за неуживчивость божества спустили его в земной мир и при этом изменили – сделали маленьким человеком».

Во время моих экспедиций по Скандинавским странам, по Беломорью, на побережье и островах Северного Ледовитого океана приходилось слышать немало сходных легенд о карликах. У разных народов у них свои названия. Общее в преданиях то, что все эти «чудь белоглазая», альбы, цверги, сиртье, «Мамонтовы людишки», «белые карлы» и т. д. обладали непостижимой силой и тайными знаниями.

В случае опасности они уходили под землю, жили там среди несметного богатства: золота, серебра, мамонтовых бивней, какого-то загадочного «живого металла». Они умели пользоваться огнем из глубин земли, одурманивать людей, изготавливать лекарства и яды, принимать образ животных и растений, тумана, воды, камней.

О «чуди белоглазой» рассказывали, будто они могут создавать под землей так называемые перевернутые пирамиды. С помощью подобных сооружений карлики Севера освоили неведомую обычным людям энергию и даже научились «вызывать в небо четыре солнца» и заставлять «шептать луну». Зачем «чуди белоглазой» понадобилось целых четыре солнца и для чего нужно, чтобы ночное светило «шептало»? Ответы на эти вопросы я ни у кого не смог получить.

Черные печища

Легенды, песни, предания лишь упоминают о древних тайнах. Но человеку всегда важно получить некое материальное подтверждение событиям, явлениям, слухам прошлого.

Существуют ли такие свидетельства о загадочном народе Севера «чуди белоглазой»? Сохранились ли их жилища, изделия, культовые сооружения и другие памятники?

Точно ответить на эти вопросы пока не могу.

В документах середины XVII века, связанных с Заонежьем, сообщается: «Сыскались, государь, на речке на Анданге, на суземе, на черном лесу чудские печища, и лесом, государь, те чудские печища поросли большим, обойма дерево по полутора, и по два, и больше».

В XVII веке печищем называли однодворную деревню, где проживала большая семья. Впоследствии так стали обозначать любую деревню в Заонежье и Архангельской губернии.

Однако заброшенные в северных дремучих лесах старинные избушки, якобы принадлежавшие «чуди белоглазой», называли черными печищами.

Те, кто знал о таких избушках, посторонним старались не рассказывать. Считалось большим грехом указать к ним дорожку. Ведь, согласно преданиям, «северные карлики»-чародеи нередко возвращались в свои покинутые много лет назад жилища. И, встретив там постороннего человека, могли ему здорово навредить.

И все же люди посещали тайком черные печища, которые до сих пор можно встретить в лесах Карелии, в Ленинградской, Мурманской и в Архангельской областях. Но даже отшельники остерегались в них селиться или хотя бы оставаться на ночлег.

Полусгнившие бревенчатые и необычно маленькие избушки приходилось видеть мне в верховьях реки Пинега.

При поверхностном осмотре можно предположить, что этим заброшенным строениям более двух веков. Размеры их едва превышают домики на детских игровых площадках. Взрослому человеку там не подняться в полный рост. Ничего особенного в черном печище обнаружить не удалось. Не встретились ни сами «северные карлики», ни явные следы их обитания.

Изумрудный дылда

В лесах на реке Пяльма, что впадает в Онежское озеро, я познакомился с местным охотником. Звали его Потапом. Жил он по какой-то неясной причине отшельником в полуземлянке, оставшейся от старого скита. Рассказал мне Потап, что когда в15-16 веках русские стали обращать «чудь белоглазую» в православную веру, та не очень сопротивлялась. Но по наказу старейшего чудьского колдуна крестились только дети и молодежь, а старики ушли в свои потайные ямы, под которыми располагались так называемые перевернутые пирамиды. Туда же они унесли и сокровища, накопленные за многие века. И в первую очередь какого-то «дылду-шептуна» – священного истукана, выполненного из темного изумруда.

Откуда взялось столько драгоценного камня, чтобы изготовить идола, Потап не знал. Но уверял, будто маленькие человечки обладали несметными сокровищами. Сохранилось предание, что «из золота и драгоценных каменьев северные карлики собирались соорудить «дылде-шептуну» – главному своему идолу, покровителю и предсказателю особое жилище: пирамиду, только перевернутую маковкой вниз».

Лишь тогда якобы изумрудный истукан раскроет «чуди белоглазой» все тайны прошлого и нашепчет будущее до самого последнего дня земной жизни людей.

Уже не в Заонежских лесах, а на Полярном Урале, в Финляндии и на норвежском острове Серейа мне доводилось слышать описание изумрудного «дылды-шептуна» и о том, как в разные времена его пытались отыскать охотники за сокровищами. Пытались, да ничего хорошего из этого не выходило. Никому не давался в руки драгоценный истукан. А многие искатели «дылды-шептуна» бесследно исчезали в северных лесах и болотах… Конечно, в тех дремучих местах немудрено пропасть, но многие считали: искателей похищали и уводили в свой мир подземные карлики.

Знамение и предсказание

Давно известно: чем знаменитей человек, тем больше сложено преданий, былей и небылиц о его жизни и смерти. Царь Иван Грозный – не исключение. О кончине государя подробно писал Николай Михайлович Карамзин: «Крепкий сложением, Иоанн надеялся на долголетие; но какая телесная крепость может устоять против свирепого волнения страстей, обуревающих мрачную жизнь тирана? Всегдашний трепет гнева и боязни, угрызение совести без раскаяния, гнусные восторги сластолюбия мерзостного, мука стыда, злоба бессильная в неудачах оружия, наконец, адская казнь сыноубийства истощали меру сил Иоанновых: он чувствовал иногда болезненную томность, предтечу удара и разрушения, но боролся с нею и не слабел заметно до зимы 1584 года.

В сие время явилась комета с крестообразным небесным знамением между церковию Иоанна Великого и Благовещения. Любопытный царь вышел на Красное крыльцо, смотрел долго, изменился в лице и сказал окружающим: Вот знамение моей смерти!

Тревожимый сею мыслию, он искал, как пишут, астрологов, мнимых волхвов, в России и в Лапландии, собрал их до шестидесяти, отвел им дом в Москве…»

По слухам, дом для северных предсказателей был выделен вначале в Китай-городе, а затем в Кремле. Царский любимец боярин Богдан Яковлевич Вельский ежедневно навещал их и расспрашивал о небесных знаках, о болезни государя. Потом слова волхвов передавал Ивану Васильевичу.

– А крепки ли в своих познаниях те чародеи-кудесники? – каждый раз интересовался государь.

– Мудры, серьезны, прозорливы! – отвечал Вельский. – Вот только один попался неказистый. Малехонький – у коня под брюхом пройдет не согнувшись, и молчун к тому же. Зато бородища у него по земле волочится. Все чародеи речи мудрые глаголят, а этот ходит кругами по горнице, пол бородой метет и свистит.

– Где ж такого бестолкового отыскали? – удивился Иван Васильевич.

– Из-под Каргополя доставили, – пояснил боярин… – В тамошних лесах молодцы его изловили. А сам он из «чуди белоглазой» происходит. Хотел окаянный по их обычаям в землю уйти, да не успел. За бороду извлекли…

Как гласила молва, астрологи и волхвы предсказали день кончины Ивана Грозного. Конечно, такое известие очень расстроило царя. Он приказал провидцам под страхом смерти никому не сообщать о своих прогнозах.

Карамзин, ссылаясь на современника Ивана Грозного, писал, что царь сказал Вельскому: «Объяви казнь лжецам астрологам: ныне по их басням мне должно умереть, а я чувствую себя гораздо бодрее».

Но день еще не миновал, ответствовали ему астрологи. Для больного снова изготовили ванну; он пробыл в ней около трех часов, лег на кровать, встал, спросил шахматную доску; хотел играть с Вельским… вдруг упал и закрыл глаза навеки.

…В сии минуты царствовала глубокая тишина во дворце и в столице: ждали, что будет, не дерзая спрашивать. Иоанн лежал уже мертвый, но еще страшный для предстоящих царедворцев, которые долго не верили глазам своим и не объявляли его смерти. Когда же решительное слово «не стало государя!» раздалося в Кремле, народ завопил громогласно».