Текст книги "Хождение к морям студёным"

Автор книги: Вадим Бурлак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Дочь солнца и снега

На севере и нашей страны, и Канады, и Скандинавии существуют легенды об удивительной и редчайшей птице, которая спасала попавших в беду мореходов. Называют ее розовой чайкой. В одном предании говорится: «Когда корабль сжимают льды, и кажется, что студеные штормы вот-вот погубят его, когда морская пучина распахивает смертоносные объятия, чтобы уничтожить судно вместе с людьми, а губы и глотка уже не в состоянии прохрипеть ни молитву, ни проклятие, – взгляни в небо: на помощь летит маленькое чудо Севера.

Из штормовой непроглядной тьмы появится розовая чайка, похожая на частицу луча восходящего солнца.

Птица будет кружить над кораблем с тревожным, но все же обнадеживающим криком до тех пор, пока ее не увидит самый отчаявшийся моряк.

Надежду, прилив новых сил приносит розовая чайка на своих крыльях.

Потом она снова исчезнет в штормовом мраке. Улетит на помощь другим мореходам. Но уже не так яростно будут биться льды о борт корабля. Стихнет вскоре шторм, и каждый отчаявшийся почувствует в себе неукротимую силу, которую не одолеть ни северной стуже, ни буре, ни морской пучине».

Еще в одной северной легенде розовую чайку называют Дочерью солнца и снега. Чтобы путник увидел ее ночью, полярный день подарил чайке оперение из розовых лучей восхода. А чтобы ее видели днем, полярная ночь надела на шею птице черное ожерелье.

С тех пор летает розовая чайка днем и ночью над льдами, спасает путешественников и моряков.

Долгое время считалось, что эта птица существует лишь в легендах.

Осенью 1818 года английский полярный исследователь Джон Росс попытался на своем корабле обогнуть с севера Американский материк и выйти к Берингову проливу. Как отмечено в документах, он, очевидно, первым из европейцев увидел и описал розовую чайку.

Через несколько лет после открытия Джона Росса участники британской полярной экспедиции добыли этих двух птиц. Но в те времена в научном мире еще никто не знал, где их родина.

Лишь в начале XX века русский орнитолог Сергей Александрович Бутурлин обнаружил гнездо розовых чаек в заболоченной тундре в устье Колымы. Там же собирались их небольшие колонии.

Примерно в конце июля и взрослые, и только вставшие на крыло птицы начинали перелет от низовья Колымы к Северному Ледовитому океану.

О жизни розовых чаек до сих пор известно очень мало. Уж очень редко попадают они людям на глаза.

Мне лишь однажды удалось увидеть розовую чайку. Произошло это недалеко от бухты Буян на острове Беринга.

Птица неслась вдоль побережья и, казалось, настолько была увлечена полетом, что не замечала берега, где могла бы отдохнуть, не обращала внимания на шумную стаю своих серых сородичей, на штормовой ветер.

Я рассмотрел розовую чайку в бинокль. Спинка ее была жемчужно-серого цвета, голова, грудь, хвост – нежно-розовые, а вокруг шеи – черная отметина. И впрямь – будто ночь накинула на нее свое ожерелье.

Не больше минуты видел я легендарную птицу. Но это была та минута, что остается в памяти на всю жизнь.

Любимая тема

Каких только истории не наслушаешься в северных землях на привале у костра! И наверное, стоит странствовать по «северам» хотя бы для того, чтобы послушать у ночного огня рассказы бывалых людей.

Одна из самых любимых тем костровых рассказов на севере – медведь. Конечно же, в тундре и на побережье Северного Ледовитого океана больше говорят о белом, а в тайге – о буром медведе.

Сколько сказок, легенд и песен сложено, сколько написано книг о могучих хозяевах тайги и арктических просторов – не перечесть. А небылиц и охотничьих баек о них рассказано и того больше.

Казалось бы, что нового можно услышать о медведях? Но каждая встреча с ними в тайге, в тундре, во льдах Арктики навсегда остается в памяти даже у бывалых охотников и жителей Севера.

Однажды отправились втроем на охоту старый охотник Андреич, я и Митька по прозвищу Хочешь Верь, Хочешь – Нет.

Митька получил такое странное деревенское прозвище за то, что любил сочинять лесные небылицы и каждый свой новый рассказ начинал словами: хочешь верь, хочешь – нет.

В один из вечеров мы выбрали для стоянки место на берегу безымянной речки. Как водится, развели костер.

Тишь лесную нарушали только наши голоса и дятел, что усердно долбил сушину.

– Без ружья не вздумай здесь шастать и даже от костра не отходи, – предупредил меня Андреич.

– Почему?

– На зверя можешь нарваться. Вон-ка следы его на берегу. Видать, приходил сюда на водопой и поплескаться…

Мы с Митькой подошли к речке и увидели на влажной земле медвежьи следы. Они отпечатались так ясно, что были видны глубокие вмятины от каждого его когтя.

– Ну и громадина! Черта с два такого топором свалишь или рогатиной остановишь, – покачал головой Митька.

– Да, этот шутить не будет, – поддержал Андреич. – А что зверь поблизости – головой ручаюсь.

Летом он далеко от реки не ходит – жарко ему в своей шубе, и комарье допекает. От всяких кровососов в воде спасается…

Потрескивал костер. Голубой дым поднимался к верхушкам деревьев. Только мы расположились пить чай, как за рекой вдруг послышался голосок рябчика. И тут же раздался выстрел. Мы вздрогнули от неожиданности.

– Небось, кто-то из наших охотников, – пояснил Андреич.

– А это мы сейчас поглядим, – проворчал Митька и потянулся за ружьем. – Всяких приходилось в тайге встречать.

– Эго-гей!.. – Раскатисто закричал Андреич в сторону реки.

И словно ему в ответ, снова раздался выстрел.

– Сейчас придет… Надо воды в котелок подлить, – сообщил Андреич.

Дедушка Тит

А через некоторое время вышел из лесу высокий старик. На нем было странное одеяние из волчьей шкуры, похожее на тулуп, только без рукавов. На голове – рваная беличья шапка. А у пояса болтались рябчики и один глухарь. За плечом виднелась берданка с грубым, самодельным, почерневшим от времени прикладом.

Увидев нас, охотник на мгновение замер.

– Здорово, дедушка Тит! – крикнул Андреич. – Иди к нам, не бойся… Аль не узнал меня?

– А че мне бояться? – буркнул старик.

– Это самый старый охотник в наших местах, – тихо пояснил мне Митька. – Поди, уже девяносто годков стукнуло…

Тем временем гость поприветствовал нас, уселся у огня и достал из холщового мешочка прокуренную трубочку. Молча, с наслаждением, он принялся попыхивать ею. Запахло крепкой махоркой. Лишь после этого старик снова заговорил.

– Уморился…

– Заманки осматривал? – деловито осведомился Митька.

– Осматривал… А ну-ка, возьми глухарчика на ужин… – Старик отвязал от ремня птицу.

– Дедушка Тит, не нарвался на медведя сегодня? – снова поинтересовался Митька.

– Как не нарваться, коли их в округе тьма-тьмущая! В других местах повыбивали, а у нас, слава Богу, еще сохранились косолапые. Вот только что видел развороченный муравейник. Видать, зверь почуял меня и убежал. Даже полакомиться муравьиными яйцами не успел.

Старик махнул рукой.

– Бедокурят иногда косолапые вовсю. Не только муравейники ломают, а валят столбы телеграфные и рвут линии.

– Зачем же медведям валить столбы? – удивился я.

– Телеграфные линии им вовсе не нужны, – ответил дедушка Тит. – Просто идет косолапый и вдруг слышит гудение, вроде бы как пчелиное. Глядь – столб с проводами стоит. И кажется зверю, что там пчелы прячутся. Вот зверь и начинает раскачивать столб, пока не свалит…

– Приходилось один на один выходить на медведя? – спросил я.

– А вот стяни с меня рубаху – и увидишь! – ответил старик, будто вспомнил что-то радостное. – Спина у меня хозяином драная да ребра его лапами переломаны.

– Как же ты ему разрешил? – с ехидцей проговорил Митька.

– Он разрешения не спрашивает, когда сзади наваливается да по шапке бьет, – все так же добродушно ответил гость. – Как от него оборонишься, коли ружье не успел сорвать с плеча и в руках только нож?.. А у него, лешего, и зубы, и когти. Да и сам он – эдакая глыба… Помню, повалил меня на спину и пасть разинул такую, что и шапкой не заткнуть…

– Ну и как из-под него живым выполз? – удивился Андреич.

– Не выполз бы, если бы кобель мой Баргай не подсобил. Пес всегда при мне, вот только теперь куда-то запропастился. Утром погнал оленя и до сих пор нет. И чего погнал? Я ведь на оленя теперь не ходок… – старик снова усмехнулся. – Да Бог с ним, найдется. Не раз уже такое вытворял.

«Угрюмый слепень»

Вот и ночь наступила. Хоть все мы устали от дневных переходов и забот, а спать никому не хотелось.

Дедушка Тит после чая разговорчивым оказался. Видно, медвежья тема ему по душе пришлась:

– И все ж не так страшен косолапый, что по земле да по льдам хаживает…

Старик не успел договорить. Митька прервал его на полуслове:

– А какие ж еще бывают? Летающие или подземные?..

Андреич укоризненно взглянул на него.

– Бурмоли да знай меру!..

Но дедушка Тит не обиделся, лишь снисходительно улыбнулся:

– Случилось однажды повстречать и подземельного зверя… Давно это было. Еще перед первой… германской… Занесла меня судьбинушка на Урал, на речку Сертынья…

Митька снова раскрыл рот, наверное, опять хотел брякнуть свое очередное ехидство, но сдержался. Однако шепнул мне украдкой:

– А вечный-то дедок наш кандальником был в молодости… Шавырил купцов по калганам на дорогах.

За то и в браслеты одели. Потом деру дал с кичей и стал таежным ветром…

Дедушка Тит скользнул взглядом по Митьке, будто чирканул бритвой. Тот и замолк сразу. А старик все так же невозмутимо продолжал:

– Дознались господа начальники, где я обитаю, и нет, чтобы сразу мне волю сгасить, нашли иной подход. Нашептал им залетный иностранец – то ли большой ученый, то ли ярый прохвост, – что обитают в подземельях среднего и заполярного Урала до потопные звери. Называл он их «пещерны львы и медведи»…

Митька от этих слов аж глаза вытаращил и толкнул меня локтем:

– Ты видал?! Во как загибали в старину!.. А тут приврешь маленько, так тебя балаболом и брехуном на всю жизнь окрестят…

Не обращая внимания на недоверчивые взгляды слушателей, дедушка Тит спокойно продолжал:

– И сказали мне господа-начальнички: добудешь

кого-либо из этих пещерных зверюг – дадим уйти на все четыре стороны. Еще и паспорт новый получишь… Видно, хорошо иностранец заплатил господам начальничкам, раз такое пообещали. Снарядили меня как положено, и одежонку новую справили, и харчами не обошли, и мосинскую винтовку и револьвер выдали. Два месяца блуждал я по уральским пещерам. И верил и не верил в эту затею. Косолапый в пещере – это еще куда ни шло. Но львов на Урале отродясь не было. Но вот повстречал я за горой Неройка двух старичков. До того оба махонькие, что в котомку уместить можно. Глянулся я им. Поделился махоркой да кисет новый подарил. Они мне за то монеткой серебряной наградили. Только монетка та была размером с чайное блюдце и чистой – без всяких знаков. Оказалось, старички добывали серебро. Отливали из него всякие всячины, а потом прятали. Зачем так делали – до сей поры не могу понять.

– А эти горные старички, случаем, не из племени чуди-белоглазой? – поинтересовался Андреич.

– Из них самых, – кивнул дедушка Тит. – Рассказал я своим новым приятелям, зачем наведался в их места. Они подтвердили, что имеются пещеры, где обитают «угрюмые слепни». Так старички называли подземных зверей. По описаниям одни «угрюмые слепни» походили на рысь – только раза в два покрупнее, другие – на матерых белых медведей. И те и другие не переносили солнечный свет и сразу лишались зрения, если выходили из пещер.

– А чем же они питались в подземелье? – поинтересовался Митька.

Дедушка Тит пожал плечами:

– Видать, в пещерах, окромя «угрюмых слепней», жили и другие твари. Но сказывали старички, а потом я и от других слышал, что «подземельны медведи и львы» из своего царства все же выбирались изредка. На охоту они выходили в темные ночи, когда луна и звезды

в тучах завязали…

– Ну так удалось добыть хоть одного пещерного зверя? – нетерпеливо заерзал Митька.

– Сам не подстрелил, а шкуру льва заполучил, – ответил дедушка Тит. – При мне схватились два зверя. Уж не знаю, чего они не поделили. Дрались и ревели «угрюмые слепни» так, что с верховья пещеры камни сыпались. Никогда не слышал страшнее рева, а потом один другому хребет переломил. Но жрать не стал.

Ушел победитель в темень, а я побыстрей веревку накинул на убитого льва и к выходу поволок. На свету снял шкуру. Огромадная оказалась. Не меньше, чем у взрослого бурого медведя… Приволок я ту шкуру по назначению. А у господ начальников – перемены.

Упорхнул неизвестно куда иностранец, и интерес к пещерным зверям у всех пропал. Отдал я шкуру околоточному надзирателю, а тот обещание сдержал. Отпустил на все четыре стороны. Вот только паспорт не выдал. А куда потом шкура подевалась – не ведаю.

Может, околоточный в музей ее отправил, а может – себе на стенку повесил…

Хоть и не очень-то мы с Витькой поверили в существование пещерных львов и медведей на Урале, однако, дружно стали досаждать дедушке Титу вопросами. Но тот, видимо, устал и заявил нам, что ничего больше об «угрюмых слепнях» не слышал.

А вот Андреич подтвердил слова старика:

– Ходила в давние времена молва о пещерных львах и медведях, обитающих где-то на Урале.

На Митьку, видимо, эти слова подействовали. Он потянулся, зевнул, взглянул с опаской на черную стену и предложил:

– Ну что ж, пора и ко сну… Хоть до Урала далеко, а ружья кладите рядом. А то вдруг и у нас объявятся какие-нибудь «угрюмые слепни».

Все засмеялись над Митькиными опасениями и улеглись вокруг погасшего костра. Однако заряженные ружья положили возле себя – так, на всякий случай.

Спустя некоторое время после рассказа дедушки Тита о пещерных львах и медведях я случайно узнал, что в самом начале Первой мировой войны в Москву откуда-то из Сибири привезли шкуру зверя из крупных кошачьих. Тот зверь отличался от обычных львов и тигров, хотя в размерах, судя по шкуре, не уступал им.

Кто добыл неизвестного хищника и куда потом подевался охотничий трофей – выяснить не удалось.

Исследователь природных тайн, ученый и писатель Игорь Акимушкин упоминал в своих работах о пещерных львах и медведях, живших на территории нашей страны тысячи лет назад.

«Самые древние на земле живописцы – пещерные жители каменного века – оставили на стенах своих мрачных жилищ многочисленные рисунки милых сердцу животных, на которых они охотились, и злых недругов – хищных зверей, которые охотились за ними. Особенно часто среди картин в пещерных «галереях» Европы попадаются изображения так называемого пещерного льва.

В пещерах находят не только изображения этих хищников, но и их кости. Львиные скелеты изломаны и растерзаны так, словно побывали под танком! Искалечить могучих царей звериного царства могли только пещерные медведи.

…В СССР во многих местах также обнаружены следы былого обитания пещерных львов: под Одессой, Тирасполем, Киевом, Саратовом, Казанью и даже на Урале. Когда-то в наших лесах водились львы!

…Затем наступило похолодание, с севера подули морозные ветры, поползли ледники. Теплолюбивые животные покинули неприветливый край.

Но львы задержались. Они жили в Европе еще в ледниковую эпоху…»

Конечно, с той поры прошло несколько тысяч лет, и большинство ученых утверждает однозначно, что пещерные львы и медведи вымерли. Но, может, где-то им удалось выжить и приспособиться к новым условиям? Что ж, природа назло однозначности преподносит иногда и не такие сюрпризы.

Мишки научили

Произошло это во время моего первого путешествия по Сибири. Шалаш мы соорудили под скалистым уступом. Ни мой приятель, ни я не имели тогда опыта лесных странствий, потому и провозились больше двух часов, пока оборудовали себе ночлег.

Едва втащили в шалаш свое снаряжение, тут же рухнули от усталости на подстилку из сосновых веток.

Долго ли спали, коротко ли? Не знаю… Разбудил нас грохот камней и треск веток. Шалаш вздрагивал, казалось, он вот-вот рухнет.

– Бежим! – закричал приятель. – Это камнепад!

Мы выскочили наружу и отбежали под прикрытие старой сосны. Лишь тогда увидели причину переполоха. У самого края скального уступа, над шалашом, возились два черных медвежонка. Они старательно сгребали камни и сталкивали их вниз. Булыжники величиной с хороший кулак безжалостно крушили наше пристанище.

– Надо поскорее напугать их, – предложил я. – А то наверняка скоро появится медведица, и нам несдобровать.

– Давай напугаем, – согласился приятель.

Мы тут же начали кричать что-то несуразное, свистеть, прыгать и махать руками.

Вначале медвежата перестали сгребать камни и удивленно уставились на нас. Наверное, такого они еще не видели и не слышали в своей жизни. Казалось, что малыши вот-вот кинутся от страха прочь.

Но время шло, мы уже устали кричать, прыгать, свистеть, а медвежата оставались на месте. Наконец, они сообразили, что мы им не опасны, и, потеряв к нам интерес, снова принялись сгребать и сбрасывать камни.

– Хватит бесноваться, – сказал я. – Никакого толку от нашего шума и пляски.

– А может, они испугаются выстрелов? – спросил приятель.

– Может, и напугаются, – кивнул я. – А вот как мы достанем ружья из шалаша? Мне что-то не хочется под камнепад лезть…

Мы снова укрылись под сосной и стали гадать, уцелеет ли хоть что-нибудь из нашего снаряжения после такого разбойничьего налета.

В это время произошло то, чего я опасался: на вершине скалы появилась медведица. Да такая косматая, толстая, злющая! Увидела она остатки шалаша, взглянула на своих малышей и сердито рявкнула. Но медвежата даже не обернулись.

Тогда медведица в несколько прыжков спустилась к ним с вершины скалы, и неслухи тут же получили каждый по увесистой оплеухе.

Из лихих дебоширов они мигом превратились в обиженных плакс. Оба заскулили и поспешно скрылись за выступом скалы.

А медведица подошла к обрыву, еще раз взглянула на остатки нашего пристанища, и в ту же минуту ее лапа легла на камень у края уступа. Мгновение – и камень величиной с бычью голову рухнул вниз. От шалаша осталась лишь кучка веток.

Довольной ушла медведица, а мы кинулись разгребать руины. Может, хоть что-то уцелело из нашего снаряжения?..

– Надо признать, хороший урок преподали нам косолапые, – вдруг заявил приятель. – Теперь на всю жизнь запомним: нельзя разбивать стоянку под скалами и горными откосами.

Печаль о могучем друге

Вымерли… Исчезли… Затерялись в минувших тысячелетиях… Навсегда… Планета простилась с ними… Но не хочет прощаться человек.

На Аляске в конце 80-х годов я слышал песню местного барда:

 
Пою печаль
о могучем друге.
Человек пил
молоко мамонта
И вбирал, и вбирал в себя
его силу…
Так зачем, человек, ты предал
могучего друга?
И теперь тоскуешь о нем
на Северных просторах…
 

Трудно сказать, насколько достоверно употребление молока мамонта людьми… Но бесспорно, что мясо исполина употребляли в пищу, шкуры и кости использовали для строительства жилья, а из его шерсти делали одежду.

Древние племена кочевали за стадами гигантов. Мамонты являлись не только сырьевой и пищевой базой. Они быстрее реагировали на погодные изменения в природе, безошибочнее выбирали места, богатые всевозможной растительностью, привлекали остатками своей жизнедеятельности множество птиц и зверей.

Стадо мамонтов было своеобразным кочующим миром. Исполины первыми протаптывали дорогу в новые земли различным животным и человеку. И, наверное, первыми гибли от ударов стихии, проваливаясь в покрытые недостаточно крепким льдом водоемы и болота. А древние люди с выгодой для себя пользовались бедственным положением гигантов.

Может быть, многочисленные слухи и предания о сохранившихся до наших дней мамонтах – всего лишь тоска по «могучим друзьям» минувших тысячелетий?

В книге «Таинственные версты Московии» я писал, что от жителей селений, расположенных в Мещерском крае, даже в начале XX века можно было услышать предания о «мамонтопоклонниках». Ими якобы являлось племя Мещера. Согласно легенде, основная часть этого племени покинула свой край, двигаясь за мамонтами куда-то на северо-восток. Произошло это предположительно во времена появления на реке Оке вятичей.

Но ведь славяне освоили окские берега в конце I тысячелетия новой эры, а мамонты вымерли, как утверждают многие специалисты, примерно 9—10 тысяч лет назад.

В конце XVI столетия казакам из отряда Ермака на востоке от Уральских гор доводилось слышать от местных жителей о «звере-горе». По описаниям, он походил на слона, однако был гораздо крупнее. Густая шерсть, огромные бивни, повадки гиганта с хоботом свидетельствовали, что речь шла о мамонте… О живом ископаемом, которого встречали в XVI веке!

Сохранились документы и более ранних времен о северных гигантах. В памятнике древней русской духовности «Голубиной книге» написано: «Индрик зверь есть всем зверям отец и всем зверям зверь, он копает рогом по подземелью, куда хочет идет по подземелью, аки солнышко по поднебесью, когда этот зверь возыграется, вся мать-земля над ним всколыбается».

В старину на Руси и в некоторых других странах мамонта называли «индрик». Но почему он «идет по подземелью» и «копает рогом»?

По этому поводу профессор Международного парижского института изучения доисторического человека Г. Обермайер писал в конце XIX века: «В течение истекших тысячелетий со времени ледникового периода тысячи хорошо сохранившихся трупов ископаемых животных вымывались реками и выносились в море, равно как множество их оттаивало по берегам рек и поедалось волками, не обращая на себя внимание человека.

Туземное население не раз встречало такие трупы ископаемых великанов, и у него сложилось даже представление, что в настоящее время эти гиганты живут под землею, как кроты, и погибают, как только выходят на поверхность».

Не только северные народы в давние времена считали мамонтов какими-то гигантскими кротами и крысами. Голландский ученый и бургомистр Амстердама Николас Корнелиссон Витсен побывал в России в 1664–1667 годах. Впоследствии в своем труде он упоминал о мамонтах: «…Великая загадка землетрясений теперь легко объясняется подземными движениями этой громадной крысы…»

И после гибели пролежавший много веков в вечной мерзлоте мамонт по-прежнему оказался нужен человеку. С глубокой древности из его бивней изготовляли различные орудия и украшения.

Известный русский путешественник и ученый Александр Федорович Миддендорф отмечал, что за время освоения Сибири, вплоть до середины XIX века, нашими купцами вывезено на продажу в Европу бивней примерно от 20 тысяч мамонтов.

В конце XIX – начале XX столетия в северо-восточной Сибири добывалось ежегодно около 32 тонн бивней.

В книге Н.С. Щукина «Поездка в Якутск», изданной в 1833 году, говорится: «…С берегов и островов Ледовитого моря купцы Жиганские, Колымские и другие ежегодно привозят в Якутск около тысячи пудов мамонтовых клыков. Прииск сих костей начали производить со второй половины XVII столетия; кости находят или в обрывах рек и речек, или на дне стекших небольших озер, или выкинутыми со дна морского…

…Сколько же надобно зверей, чтобы дать такое количество клыков, и могло ли пространство земли, за Полярным кругом лежащее, поместить столько огромных животных и доставить им питание?..»

Конечно, ученых интересует, сколько обитало на земле мамонтов, их повадки, умение выживать в суровом климате, роль исполинов в развитии человечества. Однако не меньше увлекает современного человека вопрос: а могли мамонты дожить до наших времен? Не скрываются ли где-нибудь, в труднодоступных местах Сибири, представители этого легендарного вида животных?

Сохранились сообщения, сделанные в XIX и XX веках, о том, что вблизи рек Южная Кельтма, Тимшер, Пильва, протекающих на западе Полюдова кряжа Урала, встречались мамонты. Люди якобы видели не только их следы, остатки трапез, но и самих животных. Похожие заявления приходили и с берегов рек Палья, Ялбынья – притоков Северной Сосьвы, и из Восточной Якутии.

Однако, научных доказательств подобным встречам пока нет… Лишь слухи и добрая печаль и мечты о давнем могучем друге человека.