Текст книги "Хождение к морям студёным"

Автор книги: Вадим Бурлак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Цветы с острова Беринга

Несколько раз приглашали меня на утиную охоту, да все не было времени. Наконец выбрался вместе с Виктором, рабочим зверозавода.

Долго шли тундрой. Не торопились. До вечерней зорьки еще уйма времени. Иногда мы останавливались и любовались летним ковром тундры и разноцветьем сопок. Растительный мир наверстывал упущенное после затяжной северной зимы.

Есть в тундровых цветах острова Беринга особая, скромная красота. В чем она?

Пожалуй, в контрасте с угрюмыми скалами, неумолкающим прибоем, частыми туманами, стремительными ветрами.

Цветов на острове много. Лиловые ирисы встречаются за околицей села, в огородах, вдоль дороги пестрят их венчики, издали похожие на усталых бабочек. Разбежались во все стороны по тундре белые, с золотым солнышком в центре, веселые ромашки. А на склонах сопок уже распустились луговая герань, бледно-розовый анемон, синий колокольчик…

Солнце коснулось краешком диска моря. Час вечерней зари…

Мы добрались наконец до места. Виктор оставил меня на одной «засидке», сооруженной из плавника и травы, а сам отправился к другой.

Конец охоте

Я постелил на камнях штормовку и улегся. Ждал долго, а уток все не было и не было. От нечего делать начал мысленно представлять, что сочинит неуемный фантазер Витька но поводу нашей утиной охоты.

Мой товарищ по сегодняшней охоте славился своими выдумками и приключениями. Дня не проходило, чтобы он не попал в какую-нибудь историю, или, по крайней мере, не сочинил ее.

То на его лодку напала гигантская белая касатка, то он вступил в поединок с матерым сивучем и, конечно, победил зверя, то предотвратил высадку на лежбище котиков каких-то браконьеров. Трудно иногда было понять, где в его рассказах правда, а где разгул неуемной фантазии.

Что же он соврет сегодня? Особенно если охота будет неудачной. Наверное, скажет, что уток распугало доисторическое чудовище, выплывшее из моря, или неопознанные летающие объекты.

От солнца остался лишь рваный, чуть виднеющийся над водой, клочок, а утки так и не появились.

Конец охоте…

Пора искать Витьку и возвращаться в село.

Я прошел берегом метров пятьсот, но его нигде не было. Что за ерунда? Куда он мог подеваться на открытой местности? Небось, опять какой-нибудь фортель выкинул.

Хрустели под ногами ракушки. Скалы, розовые от вечернего света, напоминали покинутый всеми заколдованный древний город.

Вдруг я заметил среди камней ружейный ствол.

– Виктор! Вить!

Тот не отозвался. Я подошел поближе и обомлел.

Чертовщина какая-то! Витька лежал прямо на камнях. Глаза его были закрыты, лицо зеленое, а одежда вся насквозь мокрая.

– Что случилось?! Слышишь?!

– Т-ты см-м-мерть видел к-когда-нибудь? – вдруг застучал зубами Витька и принялся, наконец, стаскивать куртку и сапоги.

– Всякое бывало, – настороженно ответил я.

– Вся-а-а-кое, – укоризненно протянул он. —

А я видел только что. Совсем рядом…

«А жить все-таки лучше!..»

Лишь когда я развел костер, Витька начал свою душещипательную историю. – Подстрелил я здоровенную утку, а она в море упала. Прямо в одежде кинулся за ней. Дотянулся, схватил, а тут самого кто-то за ноги цап – и вниз, на дно. Рвусь к берегу, а меня опять – дерг! Волны, заразы, одна за другой шарашат по башке – вздохнуть не дают. Воды наглотался, одежда набухла. Ну, думаю, конец. Обидно так стало: до берега ведь рукой подать. Тут-то смерть и появилась собственной персоной… Суетная какая-то попалась, а может, припадочная. Рожа у нее разноцветная, и голова подергивается. Верещит, а чего – не поймешь. За руки и ноги хватает, будто я ее чем-то разозлил… Всегда мне не везет: даже смерть явилась – чокнутая.

– Во дела! Это уже похуже сочинений о гигантской касатке. Настоящий бред, – сокрушенно подумал я и добавил вслух: – Как же ты мог подстрелить утку, если я не слышал выстрела?..

Витька даже не обратил внимания на мой озадаченный взгляд и вопрос. Вдохновенно продолжал гнуть свое:

– Честное слово, обидно ни за что ни про что концы отдать. Бросил я к чертовой матери утку и из после дних сил рванул к берегу. Спасибо – волна громадная ка-ак поддаст сзади, так я кубарем на берег и вылетел. Чуть башку не расколотил о камни. До сих пор перед глазами смерть с разноцветной рожей мельтешит… Дура припадочная! Слушай, а может, это было какое-то подводное привидение? Ну, из того затопленного города…

А что, в старинных замках их полным-полно, почему бы не водиться им и в океане?

– Час от часу не легче, – сокрушенно пробормотал я и не стал поддерживать разговор о смерти с разноцветной физиономией, о мифическом городе и подводных привидениях.

Вовсю полыхал костер. Одежда, развешанная вокруг него, почти высохла.

– Что-то не м-могу согреться, – снова затрясся Витька. – Н-надо согревающего внутрь. У т-тебя н-нет С собой?

– Нет, – развел я руками. – Если б знал…

– Если бы да кабы, – разочарованно протянул Витька и тут же перестал трястись. – Я б десять бутылок водки взял. После встречи со смертью и столько не грех пропустить…

– Ты, кажется, и без водки согрелся.

Витька ничего не ответил, только поближе придвинулся к костру. Потом новая «светлая» мысль озарила его, и он мечтательно продолжил:

– А представляешь, приходишь ты сюда, а на берегу – только стреляная гильза да ружье… В-ва – нет Витька! То ли в океане сгинул, то ли братья по разуму уволокли. Ух, и начались бы в Никольском пересуды! Вот бы послушать!

– Хватит ерунду молоть, – не выдержал я. – Пора возвращаться.

– Пора, – согласился Витька и глубокомысленно изрек: – А жить все-таки лучше!

В наследство потомкам

Взаимодействие человека и природы – постоянное и необходимое условие жизни и развития общества.

Командорские острова – суровый и в то же время хрупкий мир. Котиковые лежбища, нерестилища красной рыбы, каланы, сивучи, уникальные птицы и растения, бухта Буян – хранилище самоцветов… Что и говорить, неповторима природа Командор. В то же время она более уязвима, чем фауна, флора, ландшафт теплых краев. И раны, нанесенные северной островной природе – будь то нарушение тундрового покрова, загрязнение воды и суши топливом или браконьерство, – залечиваются намного дольше.

Очищение океанских вод здесь также протекает медленнее, чем в южных регионах планеты.

Командорские острова – пример необдуманного вторжения человека в природу. Стеллерова корова, крупное млекопитающее, достигавшее до десяти метров в длину и весившее до четырех тонн, в первой половине XVIII века в изобилии водилась здесь на мелководье. Вкусное мясо, доверчивость и медлительность животного погубили его.

Спустя всего двадцать семь лет после открытия острова Беринга заезжие промысловики убили последнюю морскую корову. Больше на земном шаре этого вида не существует.

Доживи до наших дней, может, стала бы она первым из обитателей океана домашним животным.

Такая же печальная участь постигла и стеллерова баклана, который водился только на острове Беринга.

Здесь и сейчас встречаются птицы, находящиеся под угрозой исчезновения. К ним относится малый гоголь – птица настолько редкая, что образ ее жизни почти неизвестен специалистам.

Гнездится малый гоголь на севере Американского континента. На Командорах он – залетный гость.

Даже бескрайний океан под угрозой. Ведь в него бесконтрольно сбрасывают различные отходы, горючесмазочные материалы. Несмотря на международные соглашения, в океане порой промывают свои опорожненные емкости танкеры. В результате по воде на много километров расплываются маслянистые пятна нефти – зона смерти для водных растений, беспозвоночных, рыб, морских птиц и зверей. Еще больше бед приносят катастрофы нефтеналивных судов.

Наверное, не встретишь человека, назвавшего бы себя врагом природы. И все же до сих пор в океан выбрасывают с кораблей отходы, гибнут в обрывках сетей дельфины и котики, орудуют браконьеры.

И сегодня все чаще звучат вопросы без определенного ответа: какой мы передаем природу в наследство потомкам? Мертвые воды и берега или цветущий и прекрасный мир?

Прощай, командорское лето!.

Когда в экспедиции не находишь то, что искал, к чему стремился, тешишь себя мыслью: все еще впереди… Тогда, в конце семидесятых, мой старший товарищ – высокий советский руководитель – с интересом выслушал рассказ о ненайденной стене на дне бухты Буян и о гипотезах насчет Земли Синей звезды. Выслушал, но добро на публикацию не дал: «Повременим пока с загадочными звездами, мифическими землями, хранителями древних тайн… Сейчас не до этого… А там – как знать?..»

Мне пришлось много странствовать по свету. Я любовался остатками красоты древней Пальмиры, закатами над Средиземным морем, яростными красками Скалистых гор в Колорадо, ласковой тишью озера Балатон, отдыхал в прохладе оазисов азиатских и африканских пустынь, бороздил на различных судах десятки морей. Я счастлив, что видел раскопки великого Вавилона, ходил но таежным тронам Забайкалья, купался в Мертвом море и Мазурских озерах, поднимался на исполинскую Баальбекскую террасу в Ливане.

Но ничто не сможет заслонить в моей памяти серебристые водопады острова Беринга, игру каланов на мелководье, цветастый ковер летней тундры, студеный простор Тихого океана, сизые сопки, неброскую, застенчивую и суровую красоту Командорских островов и услышанные там легенды о Земле Синей звезды…

Коснулись малиновых струн заката командорские стынь-вечерницы. Под присмотром мудрой Синей звезды вызревала июльскими ночами зябкая тишина. Лишь плескался прибой, и о чем-то вздыхала спросонок трава.

В эти ночи молодое простоволосое лето сошло с дальних сопок и бродило босиком но берегу океана. Робкой дикаркой лето подолгу смотрело на огни кораблей и в ночное небо, отыскивая там покровительницу всех тайн – Синюю звезду.

А мне слышалась в эти часы сказка старого алеута:

– Как схватились два песца на высокой сопке. Один – белый, другой – огненный. Одолеет белый огненного – и начнет коченеть тундра в синих туманах, и стужа расправит свои крылья, и заведет свистящую песню поземка. А возьмет верх огненный – заговорят разом реки, поднимутся в тундре цветы и травы, заревут олени, выплывут из океана котики и сивучи. И пойдет по острову лето, раздавая всем тепло своей души. И станут добрее от того тепла люди и звери. И даже мудрая Синяя звезда поделится с ними своими тайнами…

Но не увидеть уже мне всех даров командорского лета. Пора возвращаться на Камчатку.

Удастся ли еще побывать на острове Беринга и приоткрыть хоть чуть-чуть тайну легендарной Синей звезды?

Не знаю…

Но убежден: невозвратимо лишь то, чему мы сами позволяем затеряться в глубинах своей памяти.

Играем со смертью

О горестным удостоверением в невозможности преодолеть поставленные

природой препятствия исчезла и последняя надежда открыть предполагаемую

нами землю, в существовании которой мы уже не могли сомневаться.

Должно было отказаться от цели, достигнуть которой постоянно стремились

мы в течение трех лет, презирая все лишения, трудности и опасности.

Мы сделали все, чего требовали от нас долг и честь.

Фердинанд Врангель

Предостережение Руаля Амундсена

И за Полярным кругом человеческие страсти и азарт от холодов не застывают. Здесь так же влюбляются и ревнуют, страдают и убивают, остервенело пьют и отчаянно режутся в карты, как и везде. Не охладевает на просторах Севера и дух авантюризма. XIX и XX века насыщены стремлениями отыскать неизвестные земли, достичь Северного полюса, найти следы погибших цивилизаций, открыть неведомых науке животных, добыть сокровища, прославиться и быстро разбогатеть.

В экспедициях зачастую трудно провести грань между легкомыслием, непредусмотрительностью организаторов и авантюризмом. Тысячи искателей приключений разных стран и национальностей покидали родные дома, меняли свой образ жизни и становились – кто на короткое время, кто навсегда – северянами. Одни добивались, чего хотели, другие возвращались ни с чем, третьи находили себе могилу среди льдов, в тундре, в студеной морской пучине.

В начале XX века известный норвежский полярный исследователь Руаль Амундсен, обеспокоенный большим количеством всевозможных экспедиций в Заполярье, писал: «Знаю, что большинство людей соединяет в своем представлении путешествия в арктические страны с понятием о «приключениях»…

Я вовсе не хочу отрицать жажду приключений. Это весьма естественное стремление к захватывающим переживаниям, заложенное в каждом здоровом и сильном человеке. Оно, несомненно, перешло к нам в наследие от наших далеких предков, для которых борьба за существование сопровождалась полной риска охотой, опасными схватками с дикими зверями и страхом перед неизвестным…

Наши предки ежедневно рисковали жизнью для добычи средств к существованию. Когда мы «играем со смертью», мы возвращаемся к волнующей нервы радости первобытного человека, которая сохраняла и поддерживала его в ежедневной схватке.

…Для исследователя приключение – не более как следствие скверной плановой разработки, приведшей его к тяжелым испытаниям. В другом случае приключение для него – неприятное доказательство той истины, что ни одному человеку не дано предвидеть все случайности будущего. Всем исследователям приходилось переживать приключения. Приключения всегда волнуют и возбуждают исследователя, и вспоминает он о них с удовольствием. Но он никогда не пускается в погоню за ними.

…Карьера исследователя требует весьма и весьма суровой подготовки. Истинным серьезным исследователям приходится много терпеть от того, что некоторые люди берутся за это дело без достаточных навыков. Некоторые из этих людей – просто искатели приключений – гоняющиеся за сенсациями. Другие в погоне за славой пытаются достигнуть таким кратчайшим путем своей цели. Многие из этих людей лишились жизни без всякого смысла. Это само по себе уже достаточно печально, но печальнее всего то, что они посеяли сомнение в отношении арктических исследований среди здравомыслящих людей, вследствие чего большинство из них считает полярные исследования чистым безумием.

…профессия исследователя есть строго технический и чрезвычайно тяжелый труд, требующий долгих лет умственной и физической подготовки и преследующий важные цели, лежащие далеко за пределами погони за сенсацией искателей приключений и преходящей славы шарлатанов и авантюристов…»

Да, конечно, великий путешественник Амундсен всегда критически отзывался о людях авантюристического склада. А сам?..

Ведь любил он хоть и продуманные действия, но весьма рискованные, и нередко во время своих экспедиций повторял фразу: «Играем со смертью…»

Действительно, искатели приключений грешат не только тем, что выдают неверную, приукрашенную информацию о неизвестных землях, животных, явлениях природы, событиях, но и втягивают в орбиту риска многих людей, подвергают опасности их жизнь.

Но кто из путешественников хоть чуть-чуть, хоть иногда не грешил этим? Вряд ли такой найдется даже среди самых серьезных, рассудительных и осторожных людей!

Может быть, и Руаль Амундсен согласился бы с тем, что нередко именно авантюристы, искатели приключений становятся авангардным отрядом человечества в исследованиях неведомого. Их критикуют, ругают, проклинают, если проиграно дело. Но когда они вдруг становятся победителями и достигают намеченной цели, даже по воли случайности, эпитет «авантюрист» общественность спешно заменяет словами «герой», «романтик», «первопроходец», «открыватель»…

Труднодоступные земли притягивают не только искателей рискованных приключений, но и любителей всего необычного, таинственного. Коренные народы Севера быстро сообразили, что пришельцы из южных стран жаждут услышать от них загадочные и невероятные истории. И аборигены Заполярья щедро потчевали путешественников своими былями и небылицами, преданиями и мифами.

Многое из услышанного на Севере принималось на веру, и спустя какое-то время легенды преподносились со страниц газет, журналов, книг как реальные события. В первой четверти прошлого века в Европе и Америке были весьма популярны книги Вильялмура Сте-фанссона «Белокурые эскимосы» и «Гостеприимная Арктика». Автор этих работ приобрел известность исследованиями моря Бофорта и ряда северных островов.

В своих путешествиях он уделял немало внимания изучению быта, культуры, истории, поверий и легенд эскимосов. О том, как этот народ воспринимает суровую полярную ночь, Стефанссон писал: «Период зимней тьмы представляет для эскимосов приблизительно то же, что самый жаркий период лета для горожанина.

Темнота сама по себе, вероятно, не более приятна эскимосу, чем жара приятна горожанину; но для каждого из них соответствующее явление означает, что наступило время отдыха. В самый темный период зимы слишком трудно охотиться, и эскимос заранее заготавливает себе запасы нищи месяца на два.

В эти месяцы у него нет никакой серьезной работы, и он совершает дальние поездки, навещая своих друзей и проводя у них время в песнях, плясках и пиршествах. Поэтому эскимосы любят темный период зимы больше, чем какое-либо другое время года, и на побережье Ледовитого океана зимняя тьма производит не более «гнетущее» впечатление, чем полуночная тьма на Бродвее».

Стефанссон в своих работах старался доказать читателям, что Арктика вовсе не такая опасная и коварная, как о ней пишут многие исследователи. В этом его поддержал ученый и путешественник Стуркерсон. После проведения в 1918 году нескольких месяцев на дрейфующей льдине в море Бофорта он писал: «Мы подтвердили то, что доказала вся экспедиция Стефанссона, а именно, что полярное море является гораздо более гостеприимным, чем принято думать. Моя партия из пяти человек смогла прожить на льду безопасно и с достаточным комфортом в течение восьми месяцев, причем мы ни разу не оставались без еды. Правда, я там заболел астмой, но это случается с людьми, живущими в любой стране и в любом климате. Насколько я могу судить, прожить на льду 8 лет нам было бы не труднее, чем 8 месяцев».

Что ж, автор этих строк Стукерсон имел право на подобное оптимистическое высказывание. Ведь он на себе испытал трудности выживания в Арктике и вышел победителем.

Многие считали, что его экспедиции просто повезло и с направлением дрейфа, и с погодой, и с удачной охотой. Но такое случается редко.

В отличие от Стукерсона, Руаль Амундсен был возмущен и выводами, и книгами Вильялмура Стефанссона. Он тоже слышал от аборигенов Заполярья о существовании загадочного, неизвестного европейцам народа – «белокурых эскимосов», но посчитал эти рассказы легендой и высказал свою версию.

«…Нет ничего невозможного в том, что то или иное немногочисленное эскимосское племя до сих пор еще не было найдено, но говорить об этом как о достоверном факте – значит растягивать границы возможного до незаконных пределов. Такое открытие не заслуживает серьезного доверия, если не подкреплено неоспоримыми доказательствами. Стефанссон таких доказательств не представил.

Вероятная разгадка существования «белокурых эскимосов» довольно проста. Области Арктики являлись в течение четырех столетий излюбленным полем деятельности исследователей. Экспедиции одна за другой снаряжались в эти страны, причем многим из них приходилось там зимовать. Кроме этих исследователей; на Север отправлялись целые поколения бесчисленных торговцев пушниной. Во всех этих предприятиях бритты и скандинавы составляли большинство. Смешанные браки – здесь обычное явление…

Белокурые эскимосы, по всей вероятности, являются внуками, происходящими от эскимосских матерей – полукровок и белокурых, голубоглазых отцов северян.

…Сказка Стефанссона об особой расе «белокурых эскимосов» заслуживает не больше внимания, чем сенсационная новость бульварного листка».

Амундсен даже не стал в своей отповеди вспоминать существование версии, будто «белокурые эскимосы» – либо потомки гипербореев, либо викингов.

Однако больше всего возмутило Амундсена в книгах Стефанссона приуменьшение трудностей и риска в северных путешествиях. Книга «Гостеприимная Арктика» «…является весьма опасным искажением условий действительности…»

Глупые россказни Стефанссона ввели в заблуждение многих серьезных исследователей, – писал Амундсен. – Мне приходилось то тут, то там встречать высокообразованных людей, которые воспринимали эти басни за истинную правду о жизни Севера. Я слышал, они выражали удивление по поводу моих тщательных приготовлений к экспедиции – я стремился взять с собой достаточное количество провианта в концентрированном виде. К этим россказням присоединилось еще распространившееся мнение, что путешествие на Северный полюс немногим отличается от веселой охоты, во время которой можно с удобствами прогуливаться по льду, останавливаться время от времени, чтобы застрелить какую-нибудь живность, не заботясь о пропитании на день грядущий.

…Понадобится больше пятидесяти лет, чтобы большинство здравомыслящей публики убедилось, что деньги, разумно потраченные на снабжение продовольствием арктической экспедиции, – деньги, брошенные не на ветер. Своими фантастическими россказнями Стефанссон нанес неизмеримый вред действительно серьезному исследованию полярных стран».

Как ни убедительны были гневные слова Амундсена, книгами «Белокурые эскимосы» и «Гостеприимная Арктика» зачитывались во многих странах. И в наши дни еще можно услышать высказывания, что загадочный народ, о котором рассказывал Стефанссон, является потомком гипербореев, а путешествие по Заполярью – всего лишь увлекательная и малоопасная прогулка.