Текст книги "Куда идем мы… (СИ)"

Автор книги: Вадим Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Минут через пять старик, убедившись, что демон не будет его убивать, по крайней мере, прямо сейчас, немного успокоился и перестал рваться.

– Ну наконец-то! – выдохнул Псих, отпуская ворот грибника. – Че ты орешь, не выслушав. Не буду я тебя убивать, и есть не буду. Даже грабить не буду, хотя стоило бы за твое давнее свинство. Все, проехали, я слово дал, не трону.

– Какое еще давнее свинство? – первые осмысленные слова старика после пятиминутных воплей дурниной были не самыми ожидаемыми. Вот что значит человеческое любопытство.

– А такое! – злобно передразнил Псих. – Мы с тобой, гадом, давние знакомые. Я тебя запомнил, не так много у меня тогда впечатлений было.

– Чо-та я не пойму, о чем ты тут речь ведешь. – пробормотал старик.

– А ты на меня посмотри. – предложил Псих. – Не узнаешь? Совсем не узнаешь? Хорошо, даю подсказку. Тебя папа в детстве водил демона-под-горой смотреть?

– Ну! – продолжил недоумевать старик.

– Гну! А теперь еще раз на меня посмотри.

Старик уставился на него во все глаза, потом вскочил и, не разбирая дороги, кинулся прочь.

– Люди! Рятуйте! Демон-под-горой освободился!!! Истинно реку вам – последние времена настают! – ревел он на бегу медведем.

Больше он ничего прокричать не успел – догнавший Псих вновь схватил его за шиворот.

– Вот ты шумный какой… – бормотал он, фиксируя размахивающего конечностями старика. – Да успокойся, успокойся, не трону я тебя. Хотя стоило бы! Ты ведь помнишь, что ты учинил, когда отец отошел? Вижу, помнишь, ишь как забился. Ты, гнида малолетняя, на меня пописал. Блин, я лет пять мечтал, как я тебе башку в плечи забью. Да куда пять? Десять, не меньше. А потом остыл. Все проходит, как сказал один еврей.

Старик потихоньку успокаивался, по крайней мере, бился все менее интенсивно. Но все равно, к главному вопросу Псих перешел минут через пять, не раньше:

– А вот скажи мне, мой невоздержанный друг – иголка у тебя есть?

Взъерошенный старик ответил несколько напряженно:

– Дык это… В зимовье.

– Уже хорошо. – обрадовался Псих. – А зимовье далеко?

– Дык это… Часа полтора, если по лесу ходить умеешь.

– Я-то умею, – вздохнул Псих, – Да не один я. Будем считать – два часа. Как раз до заката успеем. Ну что, дед, пойдем зимовье смотреть?

– А и пойдем. – расхрабрился дед. – Жарехой грибной угощу. Земляка не угостить – грех, а ты хучь и демон, а все ж наш, бикинский. А пацан твой тоже местный?

Четвертый вспомнил Михалыча, и с явственным легким высокомерием ответил:

– Я из Владивостока, дед.

Глава десятая. Бикин

(в которой впору задаться вопросом, кто больший псих)

г. Бикин

Хабаровской локации

46°49′ с. ш. 134°15′ в. д.

В зимовье путешественники не задержались – дед-грибник, похоже, получил какое-то психическое сотрясение и за ужином нес какую-то пургу. К тому же он явственно побаивался Психа, поэтому общение быстро сошло на нет. Всей пользы от ночевки – Псих скроил и сшил себе одеяние из тигриной шкуры: штаны, куртку и круглую шапочку типа тюбетейки, после чего гордо обозвал себя «витязем». Кроме того, в качестве компенсации за давнюю обиду он выцыганил у старика рваную тельняшку, заштопал ее и теперь щеголял в дважды полосатом наряде.

Четвертый начал понимать, что Император имел в виду под стилем «Дембель едет домой».

Утром, распрощавшись с грибником, они двинулись дальше: Псих сказал, что надо выбираться на большую трассу и повел их маленький караван к славному городу Бикину.

На подходе к городской черте восседающий на лошади Четвертый зачитывал вслух отрывок из путеводителя Папки-Паганеля, а Псих, никогда не бывавший в Бикине, комментировал:

– «В городе много корейских и китайских забегаловок…»

– Всяко-разно. Судя по карте, отсюда что до Владика, что до Хабары – пилить и пилить, а до Жаохэ – за полдня пешком дойдешь.

– …кормят в них ниче так. Брали свининку в кисло-сладком и салатики…

– Он точно тревел-блогер, а не ресторанный критик?

– …Пиво взяли харбинское. Зашло.

– Сволочь какая, пиво же монахам тоже нельзя, блин. Слушай, смени тему. Давай уже что-нибудь про город.

– Хорошо. «Бикин называется по одноименной реке, на которой стоит…»

– Бикин-на-Бикине, значит. Модно. Ростов-на-Дону, Москва-на-Москве, Воронеж-на-Воронеже. Дальше.

– … слово «Бикин» в переводе с удэгейского означает «река, текущая между гор, богатая рыбой, а прибрежные горы – зверем»[1]1
  Формулировка взята из главного источника знаний в современном мире.


[Закрыть]…

– Фига себе! Какой емкий этот удэгейский язык – все это богатство в пять букв запихать. Есть у меня подозрения, что этот Пепка…

– Папка.

– Пепка. Папка – это я. Так вот, есть у меня подозрения, что этот Пепка – какой-то-там-гейский фантазер, как и все медийщики. Блогер, блин. Что про достопримечательности пишет?

– Сейчас. Мемориал Победы… Трактор СХТЗ 15/30 производства Харьковского завода…О, во! «На крыше местного Дома Культуры располагается бикинская версия скульптуры Веры Мухиной „Рабочий и колхозница“, только в уменьшенном виде. Причем появилась она за год до официального открытия московского памятника. По преданиям краеведов, монумент был изготовлен бикинским скульптором-любителем по фотографии в газете, только не из стали, а из цемента».

– Если из цемента, то можно даже не ходить. Рассыпались давно твои и рабочий и колхозница. В труху рассыпались. Все?

– Все.

– Так себе городишко. – резюмировал недавний узник. – Не нравится он мне. Ладно, пошли местного бугра искать – подорожную отметить надо.

Плохие предчувствия Психа оправдались сразу на выходе из мэрии, где им хоть со скрипом, но проштемпелевали подорожную. Стоило им свернуть с главной площади города в выходящий на нее проулочек, как навстречу им вышло трое местных жителей: юных, сильных, пышущих здоровьем и бряцающих холодным оружием. Еще трое спрыгнули с забора сзади, отсекая обратный путь.

Четвертый побледнел и спрятался за лошадь, которую вел в поводу. Псих, наоборот – оживился и разулыбался.

– Это вы, что ли, путешественники? – поинтересовался самый рослый, с бритой шишкастой головой, на которой неизвестный тату-мастер набил трехцветное изображение мандалы.

– Ну типа да! – охотно откликнулся Псих и метко сплюнул под ноги собеседнику. – А чо – проблемы?

– Да не, ты чо. – делано возмутился бритый буддист. – Какие могут быть проблемы? Туризм – это хорошо. Туризм приносит городу доход! Поэтому отдавайте коня и хурджин и валите нафиг из города. Вам путешествовать надо, раз вы путешественники.

– А вы вообще кто? – заинтересовался Псих. – Обзовись.

– А кто ты такой, чтобы я тебе обзывался? – возмутился лысый, а его сподвижники сделали шаг вперед, сжимая кольцо.

– Хотя пофиг! – тут же передумал ветреный главарь. – Мы банда «Голова», нас тут все знают. Я – Мозг, вот он – Глаз, этот Ухо, тот – Нос, этот – Язык, а шестой олицетворяет собой печаль.

Шестой – самый мелкий и дохлый – покраснел, а Язык громко заржал и пояснил:

– Потому что он – шестерка!

– Я думаю, печалится он по другой причине. – предположил Псих. – Он просто башковит и у него предвиденье.

Непонятное объяснение никто не понял, но Псих уже продолжал:

– Ну а мы – странствующие монахи. Я Псих, а это мой Босс. И у меня другое предложение. Нам, странствующим монахам, разрешено просить в подаяние только самые необходимые вещи, вроде еды, чтобы не умереть с голода, и одежды, чтобы не замерзнуть. Поэтому я предлагаю устроить сбор подаяния.

Псих внимательно оглядел налетчиков и вдруг принялся тыкать пальцем:

– Ты, значит, снимай свои кожаные штаны, они мне понравились, с тебя – косуха с шипами, с тебя, лысый – цепура и «гайки», ты – ремень, ты – ботинки с набойками. Шестой…

Он внимательно оглядел шибздика, который зарделся еще больше.

– У шестого ничего жизненно необходимого монаху нет, поэтому он в подаянии не участвует. Босс, тебе что-нибудь надо? – через голову лысого поинтересовался он.

Четвертый ничего ответить не успел, потому что задохнувшийся от негодования лысый главарь наконец оправился от шока и заорал:

– Мочи карлика!!!

Размахивая мечами и копьями, гостеприимные бикинцы кинулись на Психа.

Сделали они это совершенно зря, поскольку трехсотуровневый хай сначала откровенно развлекался, безоружным танцуя между нападавшими какую-то диковинную капоэру и подставляя их под удары друг друга.

Потом обезьян выдернул из уха иголку, помахал ею против ветра, не прерывая своего смертоносного танца, и увеличившимся железным посохом за несколько секунд отправил всех на тот свет. Последним пал шестерка. Он действительно оказался самым башковитым из налетчиков, первым сообразил, к чему идет дело, и кинулся бежать вдоль переулка.

Но далеко не убежал.

Одним ударом разбивший голову Языка Псих мгновенно метнул ему вслед свой посох как копье, и пронзил недомерка насквозь.

– А этого зачем? – потрясенно спросил Четвертый. – Он же уже почти убежал.

– Запомни, пацан! – очень доверительно Псих. – Никогда никого не оставляй. Никогда, слышишь? Не то однажды ты пожалеешь забитого мелкого пацана, не добьешь его, а он приведет на тебя всю банду. Заруби себе на носу, монашек – в таких структурах невиновных нет. У каждого был выбор – впахивать на поле от рассвета до заката или кормиться с чужой крови. Этот шестерка свой выбор сделал. За него и огреб свою судьбу. Понятно?

После чего уже мягче продолжил:

– Ну что, давай быстро добычу берем, и сваливаем? Все-таки чужой город, хоть и небольшой, а борзеть не стоит. Всякие, знаешь ли, неожиданности случаются, даже в небольших городках. Эй, алле, да что с тобой? Ты что так заморозился-то?

– Ты… Ты… Ты чего натворил? – еле выговорил Четвертый. Ужас от бойни сменился у него безоглядной яростью, той, что застилает глаза и заставляет не думать о последствиях. – Ты чего натворил, сука?!

– Эй, алле, ты базар-то фильтруй! – Псих явно начал заводиться. – Тебя кто покусал, зеленый?

– Ты чего натворил?! – не слушая, орал Четвертый. – Зачем ты их убил?! Сволочь, ты знаешь, как мне «Святость» срезали? У меня сейчас меньше, чем во Владивостоке было! Ты мне все слил, вообще все! И молебен у Михалыча, и вообще… Блин, я каждый день эти молитвы талдычу, каждый божий день, и утром, и вечером, а потом приходит один урод и все сливает разом!

– Это кто здесь урод?! – уже конкретно завелся Псих. – Ты что – вообще берега не видишь? Ты чего вообще о себе возомнил, придурок? Ты что – всерьез решил, что ты босс, а я – твой слуга? Да ты вообще знаешь кто я? Нет, ты не знаешь, кто я, и никогда не узнаешь, это не твой уровень. А вот кто ты – я тебе сейчас объясню. Ты прицеп! Просто – прицеп, технический. Ты чемодан без ручки, который Гуа упросила меня донести до Москвы. А сам по себе ты вообще – ноль! Никто! Отрицательная сумма! Говно, в которое случайно упала монетка. А теперь эта торричеллиева пустота открывает рот и начинает на меня тявкать. Ты вообще в уме, ребенок? Ты на кого хвост поднять решил, олень блохастый?

Сейчас Психа могли бы испугаться до мокрых штанов и куда более прокаченные персонажи, чем Четвертый, но монах не испугался. Он вообще впал в транс благородного безумия, ровно берсерк какой-то – настолько сильно его потрясла потеря всего, во что он вкладывался целиком, спуская на прокачку все свои силы.

– Ты мне «Святость» слил, идиот! Мы мог бы не убивать их, ты мог их покалечить, сломать им ноги, напугать их, в конце концов! Мы монахи, мы не имеем права убивать там, где можно без этого обойтись. – крикнул он и обличающе ткнул пальцем в демона. – За несоразмерные убийства «Святость» режут в ноль, а наш единственный способ выполнить квест – это поднять «Святость» до второго уровня. А ты попробуй ее хотя бы на десять пунктов поднять, дебил! Ты даже не догадываешься, сколько для этого корячится надо.

– Единственный способ выполнить квест, чтобы ты знал, – запальчиво заорал в ответ Псих. – это остаться живыми! Жи-вы-ми! Потому что мертвые не умеют выполнять квест, у них это не получается отчего-то! И если бы не я, тебя эти несчастные, которых ты так оплакиваешь, уже раздели бы догола и изнасиловали! И только потом, получив удовольствие – зарезали как овцу. Ты правда думаешь, что нас бы отпустили, терпила ушастый? В мире, где тела часто имеют большую цену, чем то, что нах надето? Где монстрам тоже надо что-то жрать? А у монстров, между прочим, тебя даже грабить не будут, тебя вообще съедят, сразу и без разговоров. Но ты, наверное, и тогда будешь жалеть этих несчастных заблудших созданий, которые отпиливают мне ножку на шашлык. Они же голодные, их так жалко! Эй, алло, гараж!!!

Псих очень громко пощелкал в воздухе своими длинными обезьяньими пальцами.

– Вылезай уже из мира своих розовых пони, юнец. Их здесь нет! Они все сдохли в страшных муках после того, как пришла Система! Как сдохнешь ты через минуту после того, когда я перестану прикрывать твою юную попку, какающую радугой. Ты мне вообще должен в ноги кланяться каждый вечер за то, что живой спать ложишься, а не орать на того, кто только что вытащил тебя из дерьма. И не оскорблять существо, которое тебя в тысячу раз старше и в миллион раз опытнее.

– Да пошел ты! – Четвертый окончательно пошел вразнос. – Я лучше один пойду, чем вместе с психованным кровожадным дебилом, который своим маньячеством все сделанное другими за минуту спускает в ноль!

– Ох, баюс-баюс! – притворно замахал лапками Псих. – Как же я теперь без тебя проживу?

И тут же понизил голос:

– Сынок, ты мне – не нужен. Это я тебе нужен. Это не я без тебя, это ты без меня сдохнешь в соплях и слезах сразу. Поэтому завали свое хлеборезку, собери вещи и шагай за папкой молча, пока папка всерьез не разгневался.

– Пошел. Вон. – Четвертый был в такой ярости, что от его щек можно было прикуривать. – Пошел вон, я сказал. Мразь. Ты мне не нужен.

Но Псих не испугался, а, наоборот – весело рассмеялся.

– Да-да-да… Маленький топнул ножкой и выгнал злого дядю Психа. Я-то уйду, мне не трудно. Вот только завтра ко мне придет дядя Штанский, который, в отличие от тебя, имеет в этом мире реальный вес. Как и я. И он заведет со мной нормальный, взрослый разговор. И мне его придется выслушать, потому что это уже не истерики ребеночка, не отвечающего за свои слова. Поэтому, роднуля, раз уж ты решил меня выгнать – выгони меня нормально, как это делают взрослые люди. По-взрослому, отвечая за свои слова, с обращением к Системе. Но ты же этого, родной, никогда не сделаешь. Потому что ты обычный подросток-истерик, которому все должны, и который все проблемы в жизни решает, жалуясь маме. И не отвечает ни за свои слова, ни за свои поступки. Поэтому давай, собирай вещи. Нам еще гостиницу искать.

Четвертый побледнел и поднял руки ладонями вверх:

– Я, Штанский Монах, член клана Штанских, отказываюсь от услуг демона по имени Псих, и подтверждаю, что он ничего не должен ни мне, ни клану Штанских. Прошу Систему зафиксировать мой отказ.

Тут даже Псих удивился:

– Ты еще тупее, чем я думал.

И больше ничего не сказал. Демон зажег в темном небе портал и прыгнул в него.

С места.

Без разгона.

* * *

Четвертый лежал на скрипучей кровати в ободранном номере бикинского гостевого дома и смотрел на облупившийся потолок.

Жизнь была кончена.

В смысле– совсем и без вариантов.

Вернее – он сам, своими стараниями ее закончил. И теперь все, что ему оставалось – только умереть по-человечески, а не в рыданьях, слезах и соплях, как предсказывал Псих.

«Утром проснусь, заберу коня с конюшни и пойду на запад. Сколько пройду – столько пройду» – решил он и попытался заснуть.

Но сначала не спалось, а потом поспать не дали.

Прямо в номере открылся портал.

Четвертый вскочил, не веря своим глазам.

Неужели?

Но чуда не случилось – вместо Психа из портала изящно спрыгнула вниз Гуа.

Монах не сдержался и застонал. Только этого ему сейчас не хватало.

– Привет, мальчики! – как всегда неотразимо улыбнулась Гуа. – Ты один? А где Псих?

Монах открыл было рот, но куратор его перебила.

– Впрочем, неважно. Даже хорошо, что его нет, проще будет объяснить. Слушай внимательно и не перебивай, у меня всего три минуты, дальше штрафы пойдут.

Она достала из пространственного кармана и положила на тумбочку ярко-оранжевую монашескую рясу и круглую, расшитую разноцветным бисером шапочку вроде той, что сделал себе Псих.

– Это облачение для Психа, сам не надевай. Как придет – отдашь. Ему должно понравиться, он любит яркое. Тебе в справку мы закачали новую сутру. Выучи ее, пожалуйста, она короткая. Когда Псих наденет рясу с шапкой – прочитай сутру. Дальше сам все увидишь. Не спрашивай, это секрет, не скажу! Но жизнь твою обновка должна облегчить.

Гуа лукаво улыбнулась.

– Ну вот, в общем, самое главное. Теперь рассказывай, как вы живете, пара минут у нас еще есть. А где Псих? – повторила она.

– Он ушел. – безжизненным голосом сказал Четвертый.

– Куда?

– Я не знаю.

– А когда вернется?

– Скорее всего – никогда. – нашел в себе силы признаться монах.

Гуа нахмурилась.

– Поругались? – сразу угадала она.

– Поругались. – подтвердил Четвертый и ровным голосом продолжил – Нас пытались ограбить, он убил всех нападавших. У меня срезали всю «Святость», все, что я набрал. Я психанул, наорал на него, он в ответ на меня. Потом я сказал, что он мне не нужен и дальше я пойду без него, а он сказал – да ради Бога. И свалил.

Гуа нахмурилась.

– Этого я боялась. Блин, вы не могли поругаться на пару часов позже? Все было бы гораздо проще. А теперь бегай, ищи его, возвращай.

– Он не вернется. – ровным голосом сказал Четвертый.

– Да куда он денется? – отмахнулась Гуа, повернулась к монаху спиной и, нагнувшись, начала рыться в пространственном кармане. – Слушай, я понимаю, что с ним непросто, я даже примерно представляю, что он тебе наговорил, но давай ты как-то соберешься? Он порталом ушел? Ничего перед этом не говорил? Сейчас каждая мелочь важна. Вернуть-то мы его вернем по любому, но время, время…

– Он не вернется. – повторил Четвертый. – Я его через Систему отпустил.

Спина Гуа окаменела.

– Что ты сказал?

Этого голоса испугался бы сам Люцифер, но Четвертому было уже все равно. Сидя на кровати и опустив голову он все тем же ровным голосом повторил.

– Я его отпустил через Систему. Сказал, что отказываюсь от его услуг, что он ничего не должен ни мне, ни клану и попросил Систему подтвердить мой отказ.

Гуа встала, повернулась и села на кровать рядом с Четвертым. Ее лицо застыло маской, в которой невозможно было узнать недавнюю красавицу. Сейчас она была похожа на ту, кем, наверное, являлась на самом деле – долго жившую, много видевшую и смертельно уставшую женщину.

– Боже мой… – протянула она, и в этих двух словах было больше горя, чем во всех трагедиях Шекспира. – Он тебя развел. Развел как младенца. Боже мой, на что мы надеялись, идиоты? Это же Псих, ему такие как ты на один зуб. Он таких как ты, за утренним кофе на хлеб мажет. Двух дней не прошло – и он уже получил полную неоспариваемую свободу.

Она наконец-то заплакала – абсолютно беззвучно, только слезы потекли из глаз.

– Господи, я опоздала на каких-нибудь пару часов. Всего два часа – а все пошло прахом, и ничего не сделать.

Ни-че-го.

Все прахом.

Все в песок.

Она встала, вытерла глаза и пошла к порталу.

– Время вышло. – обернулась она и посмотрела Четвертому прямо в глаза. – Будь ты проклят, идиот. Не за себя проклинаю – за всех тех, что уже заплатили жизнями за этот проект. Можешь здесь валяться, на неделю тебе денег хватит, можешь завтра уйти и сдохнуть – это ничего не изменит.

И ушла в портал.

Три минуты истекли.

* * *

Четвертый еще немного посидел на кровати, потом вспомнил слова Старого: «Делай что должно и будь что будет».

Он встал, собрал раскиданные вещи в хурджин, поколебавшись, сунул туда и оставленную Гуа на тумбочке рясу с шапочкой. Завтра с рассветом он уйдет. До рассвета оставалось еще часа четыре, надо бы поспать и немного набраться сил, но сна не было.

Вообще.

Полежав немного, Четертый открыл в справке новоприсланную сутру и принялся ее учить.

«Святость» сама себя не прокачает.

По крайней мере, никто не скажет, что он сдался.

Глава одиннадцатая. Бикин. Софифи. Розенгартовка, Лермонтовка

г. Бикин

Хабаровской локации

46°49′ с. ш. 134°15′ в. д.

Ранним-ранним утром, когда заспанное солнце только одним глазком выглянуло из-за горизонта, из города Бикин выехал человек на лошади.

Это был Четвертый.

Он ехал в никуда.

* * *

п. Софифи на о. Хольмахера,

локации Северное Малуку,

Индонезия.

0°43′ с. ш. 127°34′ в. д.

А за много тысяч километров от Бикина в самом дорогом и популярном баре поселка Софифи пили двое демонов обезьяньего происхождения. Занимались они этим уже довольно давно, оба были на хорошем взводе, потому говорили громко и жестикулировали яростно. Однако другие посетители ничем не выражали своего неудовольствия, потому что никаких других посетителей в баре не было.

Некоронованный король острова Хольмахера по кличке Царь Драконов принимал своего друга, которого не видел очень и очень давно. А чтобы никто не мешал им общаться после долгой разлуки, он и выгнал из бара всех, включая бармена.

Теперь Царь Драконов сидел напротив старого приятеля за огромным столом, заставленным разнообразными деликатесами, сжимал в пудовом кулаке стакан с виски карего цвета и счастливо улыбался.

А вот старый друг, обычно отзывавшийся на имя «Псих» – не улыбался, а, напротив, ворчал:

– … так что теперь я сраный монах с запоротым билдом. Вот такие вот дела, Драко!

И Псих залпом влил себе в глотку все, что оставалось у него в стакане. Скривился, и закусил очищенной личжи.

– Но при этом! – продолжил он. – При этом! При этом что? А! Но при этом, Драко, я абсолютно свободный сраный монах. Абсолютно! Легально! Могу всех посылать.

– Базара нет! – кивнул головой индонезиец. – Ты крут. Не спорю. Лихо вывернулся.

– Во! – подверждающе кивнул Псих. – А почему? Опыт! Опыт не пропьешь! И не просидишь в этом… В заточении не просидишь.

Дракон пьяно покивал головой и вдруг поинтересовался:

– Ну и куда ты теперь?

– А куда хочу, туда и пойду. – с хмельной убежденностью заявил Псих. – Хоть на Верхние Планы. А чо? Перед законом я чист, свое отсидел. Что не отсидел – за то внесен официальный страховой залог. Все! Я на условно-досрочном освобождении под залогом. Представитель клана, внесшего залог, официально отказался от претензий. Что вам еще надо? Мудрец, равный Небу никому ничего не должен! Я свободе-е-е-н, словно птица в небесах!

Он посмотрел мутными глазами на старого приятеля и продолжил:

– Не, ну реально, Драко! Уровня для перехода на Верхние Планы мне хватает с избытком, с гостевыми визитами прд… продолжительностью до шести часов я и сейчас могу туда хоть каждую неделю мотаться. Нет, ну а что? Ща быстро подниму бабла, найму какого-нибудь юриста повыкрученнее, подам заяву на восстановление гражданства, тому дал, этому сунул, через полгода-год – все! Я белый человек. Что – не так?

Царь Драконов неопределенно пожал плечами, и это невинное движение почему-то подействовало на Психа как красная тряпка на быка.

– Опа, не понял. А чо не так, Драко? Ты думаешь, я бабла не подниму?

– Да при чем здесь это? – отмахнулся хозяин, вдруг резко ставший серьезным. – Бабло это вообще не вопрос. Я сам тебе дам, сколько нужно, я тебе, Псих, за столько в этой жизни задолжал, что, боюсь, не успею до перерождения расплатиться. А если ты бабло из гордости не возьмешь…

– А я не возьму! – подтверждающе закивал Псих.

– А не возьмешь – заказ тебе жирный предложу. Такие спецы как ты, сам знаешь, на дороге не валяются. Как только народ прослышит, что ты откинулся – к тебе очередь выстроится, ты в заказчиках как воробей в лошадином навозе ковыряться будешь…

– Блин, ну и сравнения у тебя! – скривился Псих.

– А что не так? 90 % заказчиков именно из этой субстанции и состоят, так что аналогия полностью оправдана. – парировал Драко.

– Ты только с темы не съезжай! – потребовал заметно протрезвевший Псих. – Если дело не в бабле, то в чем?

Хозяин долго молчал, барабаня длинными пальцами по столу, потом, наконец, решился.

– Псих, я твой друг. Настоящий, а не побухать вместе. Я это знаю, и ты это знаешь, раз уж первым делом пришел ко мне. Именно поэтому я тебе сейчас в глаза скажу все, что думаю, даже если это поставит крест на нашей дружбе.

Дело не в бабле, Псих. Дело в тебе.

Я очень не хочу, брат, чтобы ты снова стал прокаженным. Чтобы тебя обложили как зверя и вновь гнали по всем планам, как это было накануне посадки.

А сейчас все кончится именно так. Ты же никогда не был дураком, Псих. Психом был, да. Им и остался, но не дураком же. Какие Верхние Планы, очнись! Ты правда думаешь, что Штанский тебе это простит?

– Я не боюсь Штанов! – резко сказал Псих. – Мы с ним уже бились однажды и разошлись – каждый при своем.

– Да, было такое! – кивнул Царь Драконов. – Только это было триста лет назад, незадолго до твоей посадки. И пока ты сидел, каждый год Император становился немного сильнее, а его клан – влиятельнее. А ты… Ты же сам только что все про себя сказал – монах с запоротым билдом. Я думаю, брат, в тебе нынешнем хорошо если половина тебя тогдашнего осталась.

– Меньше, брат. – глухо сказал Псих. – Я еще не до конца все оценил, но уже сейчас понятно, что у меня осталась не больше трети от прежних возможностей. Но ты говори-говори, я слушаю.

– Да что говорить? Ты сам все знаешь.

Имп превратит твою жизнь в ад.

Только не начинай, ради бога, «пацан сам меня отпустил». И ты, и я знаем, почему он тебя отпустил, и он это тоже знает. Здесь ты сыграл на грани фола, равный Небу. Да, формально тебе нечего предъявить, но по сути – ты их кинул. Обижайся, не обижайся, но это так. Ты подписался сделать дело, а потом сделал так, чтобы дела не делать. Будь это какая-нибудь ерунда – это могло бы проканать. Но не в таком вопросе.

Царь Драконов медленно помотал головой.

– Ты слишком долго сидел под своей горой, Псих. За эти годы очень многое прошло мимо тебя, ты многое не видел, о многом не слышал и просто не понимаешь раскладов. И если я, твой друг, тебе их не объясню, то кто тебе это объяснит?

Даже я на этом забытом острове знаю о том, чего не знаешь ты – сколько Штанский вложил в этот проект. Это знают все. Фактически, последние 70 лет его клан работал только на запуск Системы Плюс. Туда шло все, он даже фонды развития урезал ради этого проекта. Имп пошел ва-банк, понимаешь? А своей выходкой ты не операцию ему сорвал, ты жизнь его сломал.

Такое не прощают. Никому.

И последнее, что я хочу сказать тебе, брат. Ты теперь смертельный враг клана Штанских, и они не успокоятся, пока не обнулят тебя. Но гнать тебя будет не только клан Императора. Практически все сильные мира сего знают об этом проекте. Многим он сильно не нравится и они даже готовы потратиться на войну, лишь бы его не случилось. Другим пофиг. Но хватает и тех, кто считает его хорошим, годным проектом. Да что далеко ходить – я сам думаю, что Штанский задумал благое дело. Я никогда не пойду против тебя, брат, но мне будет очень грустно, что в нашем мире люди так и будут резать друг друга – и это не кончится никогда. Вот все, что я хотел тебе сказать.

Царь драконов замолчал.

Молчал и Псих.

Долго молчал, минут десять, наверное.

Потом налил себе полный стакан виски, выцедил его залпом, как воду, кинул в рот маслину, тщательно прожевал, и только потом спросил:

– Драко, сколько ты сидел?

– Ты знаешь, Псих. – ответил хозяин. – Первый раз десять, второй раз – пятьдесят лет.

– Пятьдесят лет… – медленно повторил Псих. – А я, Драко, отсидел пять раз по пятьдесят лет. Пять. Раз. А как только я вышел – мне сразу поменяли класс, запретили есть мясо, запретили бухать, запретили даже драться в свое удовольствие.

Он опять замолчал и молчал довольно долго. А потом все-таки сказал.

– Я не железный, брат. Это посох у меня железный, а я – нет.

Он потер лицо ладонями, а потом резко всплеснул кистями, как будто стряхивая воду.

После чего встал и абсолютно трезвым голосом спросил:

– Давно мы пьем?

– Ты объявился почти сутки назад. – посмотрел на стенные часы хозяин. – Тогда и начали, благословясь.

– То есть там уже вечер следующего дня. – подсчитал разницу во времени Псих. – Если пацан стался в Бикине, то шансы есть. Если же он решил сыграть в благородство и поперся на запад в одиночку – его скорее всего уже съели. Но проверить надо.

Псих подошел и обнял Царя Драконов.

– Я не знаю, брат, когда мы увидимся, и увидимся ли вообще. Поэтому – спасибо тебе. Ты хороший брат. Настоящий.

– Ты тоже. – улыбнулся Драко. – Тебе тоже спасибо, что заглянул. Даже если мы не увидимся, мне будет приятно знать, что ты где-то там в своих любимых снегах идешь себе на запад, размахивая своей дурацкой палкой.

– Так в чем проблема? – хмыкнул Псих. – Пошли с нами и будешь это наблюдать каждый день. Ты как падший демон вполне вписываешься в коллектив.

– Ну уж нет. – поморщился индонезиец. – Так далеко моя лояльность к проекту Импа не распространяется. Без меня обойдетесь. У каждого своя дорога.

– Тогда бывай, брат! – и Псих создал портал.

– Бывай! – кивнул Драко. – Если пацана сожрали – возвращайся. Будешь в погребе прятаться.

– Не дождетесь! – через плечо бросил Псих и прыгнул в портал.

* * *

п. Розенгартовка

в Бикинском секторе

Хабаровской локации

47°09′ с. ш. 134°18′ в. д.

Знакомый голос раздался, когда уставший до последней степени Четвертый уже въезжал в поселок.

– А ты везучий, Босс.

Услышав эти слова, монах от неожиданности едва не свалился с лошади и принялся лихорадочно озираться.

Впрочем, это продолжалось недолго – не заметить Психа было невозможно. В своем ярком полосатом одеянии он лежал на придорожном лугу, зениткой задрав ногу в небо и покусывая травинку.

– Везучий ты, говорю. И не сожрали тебя за весь день ни разу, и продвинулся на запад ты неплохо. Добро пожаловать в поселок Розенгартовку, Босс! Ты, кстати, знаешь, что «розенгард» по-немецки – «розовый сад»? Откуда здесь фрицы взялись, ума не приложу, до фатерлянда отсюда несколько лет скакать. Представляешь, здесь вообще целая агломерация. Поселок Розенгартовка, станция Розенгартовка, село Пушкино и село Лермонтовка – и все в одной куче. Я думаю, место для ночлега двух вспыльчивых монахов здесь точно найдется.

На этих словах Четвертый не выдержал и заплакал.

Ему было очень стыдно, он изо всех сил пытался взять себя в руки, но никак не мог остановиться. Все страшное напряжение последних суток; дикий страх, пережитый по дороге; нервы, измочаленные пониманием неизбежности смерти и истеричным желанием жить – все это вытекало из него со слезами.

Псих деликатно молчал.

Проплакавшись, Четвертый вытер слезы, высморкался и хриплым голосом сказал:

– Тебе придется дать клятву, заверенную Системой.