Текст книги "Первые цивилизации"

Автор книги: Вадим Массон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Увеличение археологической информации значительно расширило и возможности исторических реконструкций. В настоящее время становление земледельческо-скотоводческих культур Передней Азии можно рассматривать уже как конкретно-исторический процесс, намечая реальное многообразие форм его проявления. В частности, оказалось, что различные способы получения продуктов питания и прежде всего земледелие и скотоводство выступают в определенных сочетаниях, отражая конкретную сложную картину хозяйственной деятельности древних племен. Г. Ф. Коробковой в 1972 г. был поставлен вопрос о различиях в хозяйстве ранних земледельческо-скотоводческих племен с выделением нескольких локальных вариантов и типов (Коробкова, 1972). Продолжающееся изучение массовых коллекций орудий труда из ранних земледельческо-скотоводческих памятников юга СССР позволило значительно дополнить и расширить эти первоначальные наблюдения (Коробкова, 1981б, с. 31—34; Лоллекова, 1979; Эсакия, 1984). Новые материалы свидетельствуют о том, что большая локальная изменчивость характеризует производящую экономику Передней Азии, начиная с ее истоков (Массон, 1982б). Как показывает типология этих вариантов, элементы производящей экономики зарождаются в недрах архаических хозяйственных систем, но там они бытуют еще в виде укладов, не изменяя кардинальным образом облик культуры и общества (табл. 2). В наиболее архаических комплексах отчетливо прослеживаются традиции того культурно-хозяйственного типа, на основе которого они формируются. Одним из таких исходных типов были степные охотники, практиковавшие избирательную охоту на определенный вид животного. В степях Передней Азии это обычно были зубр или онагр. Высокая степень рентабельности подобной охоты привела к сложению своеобразного хозяйственного типа земледельцев-охотников, ярко представленного нижними слоями Чейюню (Braidwood а. о., 1974) и частично Дабагийи (Kirkbride, 1972, 1973, 1974). Их типологическим (но не культурно-генетическим) предшественником следует считать охотников-собирателей Мюрайбита. Это интереснейшее поселение расположено на Евфрате в 80 км от Алеппо. В ходе раскопок здесь обнаружены овальные в плане жилища со стенами, выложенными из камня и обмазанными глиной. Датировка соответствующих слоев Мюрайбита – конец IX—начало VIII тыс. до н. э. (Cauvin, 1972; Mellaart, 1975, p. 42—48). Его обитатели охотились на степных копытных животных и в широких масштабах практиковали сборы дикорастущих пшениц и ячменя. Зерна этих растений в большом количестве были найдены на раскопках, хотя и без признаков искусственной культивации. Подлинный расцвет раннеземледельческих и земледельческо-скотоводческих культур, наступивший после стадии трансформации, связан уже с развитием экономики, почти полностью избавившейся от архаических пережитков. Но и здесь наблюдается заметное локальное разнообразие. При этом пестрота хозяйственных типов обусловливалась не только адаптацией к природной среде, но и культурной традицией, могущей быть в ряде случаев доминирующим фактором.

Таблица 2. Хозяйственные типы на Древнем Востоке в X—VI тыс. до н. э.

Новые данные свидетельствуют о том, что аналогичные местные особенности характерны и для культурно-хозяйственных комплексов, в которых происходило становление и развитие производящей экономики в областях к востоку от Месопотамии (Masson, 1983). Так, хозяйство племен Джейтунской культуры Южного Туркменистана отличается относительным единством. На ранних этапах отмечается повышенная роль охоты, но это можно рассматривать как эпохальное явление, характерное в целом для ранних этапов экономики производства пищи. В дальнейшем в одном из районов распространения Джейтунской культуры намечается большая роль скотоводства по сравнению с земледелием, что представляет собой локальное своеобразие (Лоллекова, 1979). Интересный путь хозяйственной эволюции для Северного Белуджистана устанавливается по материалам Мергара. Здесь в VI тыс. до н. э. существует комплексная экономика земледельцев и охотников, частично дополняемая собирательством дикорастущих злаков (Jarrige, Lechevallier, 1979; Lechevallier, Quivron, 1981). Примечательно, что именно охота доставляла основную массу животного протеина. В числе добываемых животных были газель, баран, козел, водный буйвол, онагр и даже слон. Незначительная величина некоторых костей козы позволяет предполагать, что могли начаться первые шаги по приручению этого животного. К середине VI тыс. до н. э. в Мергаре устанавливается сбалансированная земледельческо-скотоводческая экономика. В наслоениях этого времени уже представлены основные домашние животные – коза, овца и бык зебувидной породы (Медоу, 1982). По-новому приходится рассматривать и историю племен, обитавших в VI—V тыс. до н. э. по среднему течению Ганга. Здесь в комплексах с микролитоидным инвентарем и грубой, примитивно орнаментированной керамикой установлено наличие культивации риса (Sharma, 1983). Обнаружены как сами зерна этого растения, так и их отпечатки в глиняных черепках (Вишну-Миттре, Шарма, 1984). Вместе с тем детальные палеоботанические исследования показали, что наряду с образцами культивируемого риса регулярно встречаются и зерна дикого. Это наблюдается как в наиболее ранних, так и в поздних комплексах. Поэтому авторы палеоботанических определений не без оснований полагают, что перед нами земледелие сравнительно низкой стадии развития. Скорее всего, в условиях специализированного собирательства при расположении поселений поблизости от затопляемых низменных участков с зарослями дикого риса начались и первые шаги по целенаправленному воздействию на эти естественные поля. Однако при низком уровне развития орудий труда и общественной организации сложное поливное земледелие, которое могло бы обеспечить масштабное возделывание риса, долго не получало здесь развития. Хозяйственный комплекс племен долины Ганга VI—V тыс. до н. э. можно рассматривать как охотническо-собирательский с земледельческим укладом. Видимо, в роли подобного хозяйственного уклада в рамках традиционной архаической экономики функционировало древнейшее земледелие и в Юго-Восточной Азии. Оно основывалось не на злаковых сортах, а на разведении растений так называемой полной вегетации (Harris, 1972, р. 249). При раскопках «пещеры духов» в Таиланде в слоях X—VII тыс. до н. э. наряду с каменными орудиями хоабинского типа обнаружено значительное количество остатков растений, многие из которых имеют явные признаки искусственного выращивания (Groman, 1971; Чеснов, 1973). Это слива, бобы, горох, бетель, а позднее фасоль, перец, огурцы и бутылочная тыква. Дикорастущие сорта преобладают, но не приходится отрицать и начала доместикации. Видимо, с ранним развитием специализированного собирательства, в рамках которого началось и культивирование растений, связано и раннее, по крайней мере в VII тыс. до н. э., появление глиняной посуды, использовавшейся при варке растительной пищи. Однако возникновение зачатков земледелия в этом регионе, так же как и по среднему течению Ганга, отнюдь не вело к сложению цивилизации. Как отмечает Д. Харрис, крахмальная диета, базирующаяся на клубневых растениях, в отличие от питания, основанного на зерновых культурах, нуждается в обязательном подкреплении животным протеином. В Юго-Восточной Азии решающую роль в изменении структуры пищевого баланса и новом витке развития экономики производства пищи сыграло распространение риса как основной сельскохозяйственной культуры (Chang Kwang-Chin, 1970, p. 182—183).

Таким образом, отнюдь не все раннеземледельческие культуры и связанные с ними хозяйственные системы оказались в равной мере перспективными с точки зрения дальнейшего прогресса. Недаром зона их распространения значительно шире зоны первых цивилизаций. Развитие предпосылок формирования цивилизаций, а затем и самих цивилизаций как таковых идет лишь там, где создается соответствующий экономический, культурный и интеллектуальный потенциал. Для подобного прогресса в раннеземледельческую эпоху открывались огромные возможности, но не во всех случаях и ситуациях эти возможности были реализованы.

Одним из ярких показателей значительной эффективности самой системы производства продуктов питания в разных ее вариантах было резкое увеличение численности населения. Недаром сразу после перехода к новым формам экономики десятки и тысячи оседлых поселков заполняют обширные пространства Передней Азии и других регионов. По различным оценкам, коэффициент плотности населения в раннеземледельческую эпоху возрастает с показателя в 5 – 7 человек на 100 км2, характерного для обществ присваивающей экономики, до 1000 человек на ту же единицу площади (Braidwood, Reed, 1957, p. 24 – 25; Массон, 1976б, с. 102 – 103). По одной из оценок, после перехода к земледелию и скотоводству население земного шара возросло в 15 раз. Не следует забывать о том, что именно сам человек является важнейшей частью производительных сил и увеличение численности населения означало одновременно скачок производственного потенциала.

Огромные возможности и перспективы, заложенные в сфере материального производства раннеземледельческой эпохи, сыграли решающую роль в последующем развитии на пути к цивилизации. Отметим здесь три наиболее существенных момента. Первое – это эффективность систем производства продуктов питания и прежде всего земледелия, основанного на возделывании зерновых культур. Первоначальные посевы «под дождь», практиковавшиеся в зонах естественного произрастания злаковых растений, дают, как правило, сравнительно невысокие и нестабильные урожаи. Наряду с этим в зонах подгорных речек и ручьев, а также в районах паводковых разливов временных водотоков начало практиковаться полуполивное земледелие или земледелие одноразового орошения. Это положило начало ирригационному земледелию, которое произвело полный переворот в создании эффективной системы снабжения человека белковой пищей (Лисицына, 1979, с. 20). Дальнейшими шагами были освоение бассейнов крупных рек аридной зоны, сооружение разветвленной системы оросительных каналов, переход к многоразовому поливу. Селекционным путем выводятся сорта, специально приспособленные к новым условиям, причем, как отмечает Г. Хельбек, даже сами размеры зерен памятников древней Месопотамии различны в зависимости от агротехнических приемов. В зоне искусственного орошения зерна в несколько раз крупнее, чем зерна тех же самых сортов, происходящие из районов богарного или полуполивного земледелия (Helbaek, 1960). Созданное в раннеземледельческую эпоху поливное земледелие по существу стало основой первых цивилизаций Древнего Востока. Ориентировочные оценки показывают его высокую эффективность уже на ранних стадиях развития. Так, в пору существования раннеземледельческой Джейтунской культуры в Южном Туркменистане, судя по всему комплексу имеющихся данных, практиковалось богарное земледелие, или земледелие одноразового орошения (Массон, 1971в, с. 102; Лисицына, 1978, с. 205—207). Само поселение Джейтун, размеры посевных площадей которого определены несколькими способами (Лисицына, 1978, с. 206-207; Коробкова, 1980, с. 219-220), объединяло членов 30 малых семей, обитавших в небольших однокомнатных домах. Между тем для обеспечения этого населения продуктами питания по нормам, известным по шумерским источникам, каждой семье достаточно было затратить 80 трудовых дней. Таким образом, здесь уже существовала возможность разделения необходимого и прибавочного труда, открывавшая огромные перспективы вплоть до возникновения эксплуатации. В земледельческих системах многоразового полива и более совершенной селекции эти возможности возрастали в несколько раз (Массон, 1970, с. 52; 1976б, с. 52—54).

Второй важный аспект в развитии материального производства в раннеземледельческую эпоху связан с совершенствованием и специализацией производств, направленных на удовлетворение различных потребностей общества, благосостояние которого с переходом к новому способу получения продуктов питания резко возросло. Увеличилось само количество специализированных производств, ставших необходимой составной частью функционирования каждой хозяйственно-бытовой ячейки от мелкого поселка до крупного центра. В число таких производств входят и изготовление глиняной посуды, и строительное дело, и специализированное производство украшений, и многое другое. Активно идет процесс накопления положительных знаний о физических свойствах различных природных материалов и технологии их обработки. Особенно значительны успехи в сфере теплотехники, у истоков которой стоит необходимость предварительного прокаливания зерен дикорастущих злаков и морфологически им близких сортов, обладающих твердой мякиной. Недаром массивные очаги занимают значительную часть внутреннего пространства жилых строений в поселках первых земледельцев. Значительных технических навыков требовал и обжиг глиняной посуды. Как считают специалисты, именно успехи в сфере теплотехники были генеральной линией технического прогресса этой эпохи (Сайко, 1982, с. 138 и след.). Не случайно с эпохой внедрения земледелия связано и открытие плавки металлов. В малоазийских Чейюню и Чатал-Хююке металлические и свинцовые изделия появляются одновременно с керамикой, там же обнаружен и медный шлак (Braidwood а. о., 1974; Черных, 1972, с. 22—23). Весьма ранними оказались и древнейшие металлические изделия Месопотамии (Мунчаев, Мерперт, 1981, с. 307—315). Однако это важнейшее технологическое открытие на первых порах не получило широкого распространения и мало сказалось на ассортименте орудий труда. Производительность кремневых и костяных орудий, как показывают экспериментальные исследования, была весьма высокой (Семенов, Коробкова, 1983, с. 188; Коробкова, 1978) и, надо полагать, удовлетворяла раннеземледельческие общества. Первоначально металлургия развивалась в рамках технологических поисков, хотя и успешных, но не перераставших сразу же в массовое производство.

В целом специализация производств, требовавших профессиональной деятельности, происходившая в раннеземледельческих обществах, вела к появлению мастеров-профессионалов. Их социальный статус на первых порах был оформлен в рамках традиционных форм, в связи с чем появилось так называемое общинное ремесло. Ремесленники в данном случае распространяли продукцию в рамках своей общины не путем купли-продажи, а именно в силу своего членства в данной общине, участвуя соответственно в потреблении продукта, производимого в сельском хозяйстве (Массон, 1976б, с. 62—65). Но потенциально эта специализация, которая лишь усилилась с выделением в общине группы мастеров-профессионалов, вела к такому важнейшему социально-экономическому явлению, как крупное общественное разделение труда.

И, наконец, третий существенный аспект связан с общественной организацией производства. Мы имеем в виду простую кооперацию, позволявшую уже на стадии первобытнообщинного строя концентрировать значительные трудовые усилия на отдельных мероприятиях. На определенных этапах самого земледельческого труда кооперация была необходимым элементом, особенно в условиях поливного земледелия. Соответствующий опыт накапливается на разных уровнях организации общества, начиная с большесемейной общины, которая все более выступает на первый план как исходная социально-производственная единица общества. Из нее складывались более значительные структуры, в частности крупные раннеземледельческие поселения – центры оазисов, где число жителей достигало нескольких тысяч человек. В этих центрах кооперирование было абсолютно необходимо в самых различных сферах, включая создание укреплений. В результате в раннеземледельческую эпоху активно происходило накопление опыта хозяйственной и социальной организации и управления.

Материальное производство рассматриваемого времени привело к существенному укреплению и расширению культуры жизнеобеспечения, непосредственно направленной на поддержание жизнедеятельности людей. Кардинальные перемены в этой области являются одним из значительных достижений эпохи ранних земледельцев. Они предваряли успехи первых цивилизаций, когда по существу все эти начинания были развиты и в условиях резкой социальной стратификации доведены до гипертрофированных размеров. Особых успехов достигает сфера жилищного строительства. Прочные благоустроенные дома, служащие нескольким поколениям, являются характерной чертой оседлоземледельческих культур. Вырабатываются стандартные приемы строительной техники и домостроительные каноны. В аридной зоне это глинобитные строения с массивными очагами, отсеками для хозяйственных нужд. Особое внимание на первых этапах развития оседлоземледельческих культур уделялось оформлению интерьера: полы тщательно штукатурились, часто покрывались известковой обмазкой и окрашивались, так же как и стены, в различные цвета. Подпяточные камни указывают, что весьма рано появляются и вращающиеся двери, заменяющие шкуры и кожи, которыми занавешивались с незапамятных времен проходы в охотничьи хижины. То же стремление к организации пространства наблюдается и на поселках в целом, что особенно заметно по устройству специальных укреплений, отмечающих их внешнюю границу.

В сфере приготовления пищи налицо богатый арсенал различных орудий и предметов, облегчающих обработку, приготовление и прием пищи, основанной на использовании растительных продуктов. Возникает специальная отрасль, направленная на обслуживание этой сферы, – керамическое производство. Его разнообразная продукция указывает на то, что наряду с удовлетворением утилитарных потребностей здесь преследовались цели эстетического характера. Все возрастающее разнообразие форм сосудов свидетельствует о наличии целой системы приготовления, хранения и потребления пищи. Появляются ложки, вытачивавшиеся из кости и, видимо, из дерева. В меньшей мере представлены в археологических материалах данные о характере одеяний. Не подлежит сомнению лишь тот факт, что с развитием земледельческо-скотоводческой экономики широко используются разные ткани, на что указывает большое распространение пряслиц. Как и в сфере питания, здесь наблюдается отход от грубого утилитаризма: в раннеземледельческих поселках весьма многочисленны различного рода украшения, в том числе бусы, которые зачастую нашивались на одежду и образовывали нарядные узоры. На обеспечение этих потребностей были направлены специализированные производства. Таким образом, в культуре жизнеобеспечения раннеземледельческой эпохи отчетливо выражена тенденция к реализации благ, создаваемых в условиях экономики нового типа, к удовлетворению жизненных потребностей все более расширяющегося спектра.

Перемены, происходившие в сфере материального производства, вели к значительным изменениям и в культуре в целом. Складывался новый исторический тип культур, известных археологам в многочисленных конкретных формопроявлениях. Именно в этом новом типе культур были заложены предпосылки для дальнейшего культурного прогресса, завершившегося сложением принципиально нового социокультурного комплекса – цивилизации. Таково прежде всего формирование нового образа жизни как совокупности типичных норм и форм жизнедеятельности. Само времяпрепровождение и вся среда обитания оседлого земледельца, живущего в прочном благоустроенном доме в окружении разнообразных и многочисленных бытовых предметов, существенно отличались от быта палеолитических охотников, ютившихся в шалашах, сооруженных на открытых пространствах или под сводами пещеры. Между этими двумя крайними полюсами, разумеется, лежал целый ряд переходных этапов, приходящихся в значительной мере на период, именуемый мезолитом, но определенная преемственность не заслоняет того факта, что перед нами принципиально новый образ жизни, ранее не представленный в человеческом обществе. На его формировании особенно сильно сказались два главных и в известной мере взаимосвязанных фактора: относительно стабильная обеспеченность продуктами питания и прочная оседлость. Необходимость наладить достойную организацию потребления новых видов питания породила целый ряд бытовых изменений. Этот новый образ жизни отражен в эмпирически хорошо известных устойчивых признаках археологических комплексов ранних земледельцев: прочные долговременные жилища, конструкция которых различна в разных экологических зонах; богато орнаментированная плоскодонная посуда весьма разнообразных форм; мелкая зооморфная и антропоморфная пластика. К числу новых впечатляющих культурных стереотипов принадлежат строения, вызвавшие к жизни специализированное производство – строительное дело и положившие начало зарождению архитектуры. Вырабатывавшиеся эталоны становятся достоянием племен, обитающих на огромных территориях и объединяемых не столько этнокультурными связями, сколько образом жизни. Это хорошо; видно на примере распространения на Ближнем Востоке уже на этапе архаической земледельческой культуры стойкой архитектурной традиции (Массон, 1981б). Для нее характерны использование в качестве строительного материала длинных глиняных блоков, плоско-выпуклых или овальных в сечении, известковая или алебастровая обмазка пола и окраска интерьера домов чаще всего в красный цвет при помощи охры (табл. 3). Имеющиеся данные показывают, что эта строительная традиция широко представлена именно на древнейших оседлых поселениях, тогда как позднее общий архитектурный фон распадается на локальные домостроительные школы.

Если говорить о древнейшей строительной традиции на Ближнем Востоке как о комплексе из трех названных элементов, то в наиболее раннем варианте она представлена в Юго-Восточной Турции в поселениях земледельцев-охотников (Чейюню) и охотников-собирателей с земледельческим укладом (докерамический неолит Хаджилара). Отсюда она могла распространиться на юг в Иерихон Б, где одновременно появляется пшеница-однозернянка, отсутствовавшая в слоях Иерихона А и не имевшая дикорастущего предшественника в Палестине. Распространение вышеупомянутых приемов на восток в зону Загроса отмечено лишь для поздних этапов комплексов типа Джармо. Наконец, эту традицию мы застаем на крайнем северо-востоке тогдашней раннеземледельческой ойкумены – в Джейтунской культуре Южного Туркменистана. Правда, длинные глиняные «протокирпичи» (блоки), используе-

Таблица 3. Домостроительный канон на Древнем Востоке в VIII—VI тыс. до н. э.

мые для постройки домов, были в употреблении еще в Иерихоне А (VIII тыс. до н. э.) и, видимо, в то же время в Ганджи-даре в Загросе. Они имели в обоих случаях характерную плоско-выпуклую форму. Если не считать этот факт конвергентным подражанием деревянным колодам, шедшим на постройку хижин (на возможное влияние деревянной архитектуры на сырцовые постройки Чатал-Хююка указывает Мелларт (Mellaart, 1967, р. 63—65)), то, вероятно, следует искать еще какой-то прототип данной традиции, в равной мере представленной в основных культурных центрах.

Неправильно было бы объяснять распространение строительной традиции как результат расселения племенных групп, несущих с собой земледельческий способ хозяйствования. Если такая инфильтрация и происходила, то она, как правило, осуществлялась в местной среде, где новый способ получения продуктов питания уже практиковался сравнительно давно. Речь, скорее, должна идти о распространении одной из характерных черт культурного комплекса раннеземледельческих культур Ближнего Востока, тесно связанной с оформлением утвердившегося образа жизни. Здесь проявились факторы стандартизации и стереотипизации, сопровождавшие культурные процессы раннеземледельческой эпохи. Новый культурный эталон сразу же получил повсеместное признание. Благоустроенные дома с обмазанными известью, а иногда и лощеными полами и с окрашенными стенами символизируют возросшее благосостояние. Развитию интеллектуального досуга отвечали игры с использованием фишек (Массон, 1971в). В последнее время высказано предположение, что имелась система миниатюрных скульптурных символов, нанизывавшихся на шнурок и представлявших своего рода пред-письменность (Schmandt-Besserat, 1978). Массовое производство мелкой пластики несло идеологическую нагрузку религиозно-культового характера, выходящую, скорее всего, на культы плодородия. Подобно породам домашних животных и сортам культивируемых растений культурные эталоны, овеществленные в предметном мире культуры, изучаемом археологией, утверждались на огромной территории. Культурные инновации отвечали потребностям эпохи, новому образу жизни и поэтому легко воспринимались различными группами земледельческо-скотоводческих племен.

Особо следует остановиться на глиняной посуде. В археологических комплексах она разносторонне представляет вещный мир культуры, стиль бытования, связанный с определенным образом жизни. Сложные узоры, украшавшие глиняные сосуды, делали их предметом прикладного искусства.

Семантическая нагрузка, кстати различная в разных зонах, характеризует их и как объекты социокультурных отношений, играющих большую роль в воспитании и закреплении принятого в данной среде поведения и образа мышления. Через предметный мир вещей шло и эстетическое воспитание. В этих объектах находила убедительное воплощение неразрывность производственной и культурной деятельности мастера. Как отмечают историки культуры, хотя мастерство индивида в подобном случае развито до виртуозности, оно представляет собой не фактор развития культуры, а лишь момент ее функционирования (Злобин, 1980, с. 115). Происходит своего рода вращение в рамках сложившейся традиции, но само ее возникновение было новаторским явлением раннеземледельческой эпохи. Археологи наблюдают смену стилей в сфере керамического производства, их деградацию и взаимовлияния, но это лишь изменения моды, определенная эволюция знаково-символических систем, а не принципиально новое явление, каким было само возникновение керамического производства как такового. Богатство вещного мира культуры, которое уже начинает тяготить психологию человека XX в., начало стремительную эскалацию именно в эпоху первых земледельцев. Легко можно представить, насколько загроможденным различными предметами представился бы дом оседлого земледельца палеолитическому охотнику, только что покинувшему свое пещерное обиталище.

Раннеземледельческая эпоха не просто привела к утверждению нового образа жизни, но и положила начало его дифференциации, которая происходила первоначально в рамках заданных эталонов и являлась следствием усложнения социальной иерархии внутри общества. Выдвижение лидера вело к его культовой, а затем и бытовой обособленности. Интенсивность этих социокультурных процессов прямым образом предопределяла формирование одной из специфических черт цивилизации.

Из анализа вещного мира раннеземледельческой эпохи становится совершенно ясно, что ее наступление было временем образования позитивного творческого фона, когда создавались художественные и культурные ценности, формировались новые идеи и образы. Все это интеллектуальное наследие вошло прочной составной частью в фундамент цивилизации.

Важной чертой интеллектуального прогресса раннеземледельческой эпохи было накопление и первичная систематизация пока в утилитарных целях различного рода положительных знаний о живой и неживой природе. Эти знания образовывали все более солидный задел для формирования своего рода преднауки. Отметим, что сама специфика земледельческого труда, в котором результат отделен от первичных усилий значительным временным промежутком, способствовала развитию абстрактного мышления, экономического и в известной мере научного предвидения. Комплекс соответствующих знаний складывался из формирующихся в отдельных областях информационных блоков, подлежащих хранению и передаче и, возможно, включавших элементы объяснительного характера. На этом преддисциплинарном уровне в истории науки интеграционные процессы происходят в сфере именно подсистем научно-технологического знания (Старостин, 1980, с. 165). Культовые комплексы, возникавшие в раннеземледельческую эпоху как своего рода предхрамовые организмы, становились центрами, где проводились если и не научные исследования в прямом смысле слова, то, во всяком случае, регулярные наблюдения. Следует иметь в виду, что на ранних этапах развития научно-технического знания роль интегрирующей, информационной и методологической группы играли идеи о господстве в мире некоего принципа, определяющего естественный ход событий – разливы рек, движение светил, смены времен года. Как технический уровень развития, так и подобные общие концепции были сходными в раннеземледельческих обществах (Бернал, 1956, с. 665). Разработка и хранение таких представлений в рамках жреческой корпорации повышали престижность знаний, были важным шагом на пути институализации собственно науки.

В тех раннеземледельческих обществах, в которых исторический прогресс стимулировался экологической и исторической ситуацией, происходят и социальные перемены, подготавливающие формирование общества сложной внутренней структуры. Анализ погребального инвентаря показывает, как ранговые привилегии постепенно перерастают в имущественные, что находит прямое отражение в погребальных обрядах (Алёкшин, 1986, с. 53). В данном случае рождались новые идеологические каноны, соответствующие изменившимся социально-политическим условиям. Монотонное однообразие раннеземледельческих погребений первоначально нарушают лишь могилы богатых женщин и девочек-подростков, отражающие их высокое общественное положение. Затем гробницы старейшин и служителей культа начинают снабжаться особыми категориями вещей, в частности символами военно-политической или духовной власти. Далее появляются могилы воинов, вождей-жрецов, происходит усложнение погребальных обрядов, когда древние гробницы буквально затопляет море вещей. Этот процесс идет по восходящей экспоненте, пока не достигает критической точки в царских могилах раннеклассовых обществ. Социальные предпосылки, складывавшиеся в среде раннеземледельческих обществ, были реализованы созданием структуры принципиально нового типа.

Эпоха первых цивилизаций

Раннеземледельческие общества образовывали тот исходный пласт, на основе которого в определенной ситуации происходило формирование цивилизации. Рост населения и создание эффективных способов получения продуктов питания были важнейшими отправными моментами дальнейшего прогресса. Новый образ жизни, основывающийся в области материальной культуры на определенной системе жизнеобеспечения, расширяющийся и усложняющийся спектр личных и общественных потребностей стимулировали развитие специализированных производств. Параллельно и взаимосвязанно шли изменения в социальной структуре, складывались и развивались ранее неизвестные социальные институты. В результате происходящих изменений раннеземледельческая эпоха сменяется качественно новым периодом. Археологические открытия и успехи в дешифровке древних систем письменности ярко характеризуют как особое, эпохальное явление тип первых цивилизаций, выдвинутый историческим прогрессом на авансцену истории как в Старом, так и в Новом Свете в конце первобытной эпохи.