Текст книги "Первые цивилизации"

Автор книги: Вадим Массон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

В конце того же XIX в. любители древностей обратили внимание на кости животных и панцири черепах, находимые в местности Сяотунь и испещренные различными знаками. Местные жители называли их «костями дракона» и использовали для медицинских целей. В 1914 г. исследователь Ван Говэй прочел в этих надписях имя правителя, упоминавшегося в. хрониках в династийном списке государства Шан. Затем были обнаружены и другие имена, подтвердившие определенную достоверность традиционной историографии. В 1928 г. в Аньяне близ Сяотуня были начаты регулярные раскопки, продолжавшиеся до 1937 г., когда их прервала японская агрессия. Находки, сделанные в ходе этих работ, были и разнообразны, и поразительны. По существу была заново открыта целая цивилизация – шанская или иньская (Li Chi, 1977). Раскапываемое археологами городище, как это неопровержимо свидетельствуют найденные письменные тексты, называлось «главный (или великий) город Шан». Сейчас уже известно около 100 000 иньских надписей, достаточно всесторонне освещающих это первое цивилизованное общество Восточной Азии.

Материалы по первобытной археологии Китая неоднократно были предметом общих сводок и обзоров. Так, отметим весьма обстоятельные для своего времени труды Чен Текуна (Chang Te-K’un, 1959, 1960) и более новые сводки Чжан Гуанчжи (Chang Kwang– Chin, 1971, 1980). Ценные наблюдения сделал С. В. Киселев в результате длительной командировки в КНР( Киселев, 1960), обстоятельные сводки соответствующих материалов содержат работы М. В. Крюкова (Крюков, 1973; Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978) и С. Кучеры (Кучера, 1977; Археология Зарубежной Азии, 1986, гл. II).

Обширные материалы, полученные по первобытной археологии Китая, всесторонне характеризуют тот исходный пласт раннеземледельческих культур, который здесь, так же как и в других регионах Старого Света, лежал в основе развития цивилизации. Китайскими археологами проделана большая работа по систематизации соответствующих данных, выявлению устойчивых комплексов или культур, определения их временного положения и культурного взаимодействия. Выделяется несколько зон, харктеризуемых специфическими признаками и динамикой культурного процесса (Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 90 и след.). Типичными для рассматриваемой эпохи являются материалы поселения Баньпо, относящегося к первой половине IV тыс. до н. э. (рис. 54). Тщательно проведенные исследования рисуют яркую картину устойчивой сбалансированной экономики и надежного благосостояния, свойственных раннеземледельческим общинам (The neolithic village…, 1963). Баньпо как археологический комплекс или даже как особая археологическая культура центральной зоны характеризуется наземными каркасными жилищами с глиняно-саманной обмазкой, глиняной посудой, преимущественно плоскодонной, в том числе украшенной геометрическими орнаментами и зооморфными рисунками, а также углубленным орнаментом, специфическими формами сосудов на трех ножках, костяными двуперыми наконечниками стрел, рыболовными крючками и шильями, каменными топорами, теслами, долотами, молотами и ножами, обычно шлифованными. Минимальна роль кремневой индустрии, что в целом является весьма показательным для древнекитайского очага раннеземледельческих культур.

Раскопки самого поселения Баньпо всесторонне характеризуют экономику и культуру нового типа в их специфическом, древнекитайском воплощении. Земледелие надежно обеспечивало обитателей поселка продуктами питания. Возделывался китайский сорт проса, носящий местное название чумиза. Свидетельства такого возделывания многочисленны и разнообразны, включая остатки каши из чумизы, сохранившиеся в одном из сосудов. Значительную роль в мясном рационе играли одомашненные животные, но их состав весьма своеобразен по сравнению со стадами раннеземледельческих общин Ближнего Востока. В долине Хуанхэ основными животными, чье мясо шло в пищу, были свиньи и собаки. Важным подспорьем и, видимо, одним из факторов, обеспечивающим стабильную оседлость, было рыболовство, с которым связана значительная часть орудий труда, в том числе костяные крючки, наконечники гарпунов, каменные грузила для сетей. Изображения рыб имеются и на расписных сосудах. Налицо и остатки диких животных, среди которых следует отметить оленя и бамбуковую крысу. Устойчивая система получения продуктов питания обеспечила высокий уровень благосостояния нового образа жизни, который утвердился здесь со становлением экономики производства пищи.

Само поселение Баньпо занимало площадь около 7000 м 2 и было окружено рвом 6¬метровой глубины, возможно, в частности, призванным защитить поселок от паводковых разливов. За рвом располагался могильник и печи для обжига керамики. Сами дома каркасно-столбовой конструкции имели круглую или прямоугольную планировку. Не исключено, что первая являлась наследием строительных приемов, выработанных для хижин и землянок доземледельческой эпохи. Пол и стены жилищ тщательно покрывались глиняной обмазкой, смешанной с рубленой соломой-саманом. Овальные в плане дома имели диаметр около 5 м, и при их раскопках обнаружены многочисленные ямки от столбов и жердей, число которых порой достигало 60—70 штук. Мощность культурного слоя – от 4 до 5 м указывает, что это был поселок долговременного обитания. Рядом с домами располагались хозяйственные ямы. Сами размеры поселка были достаточно стабильны – на раннем этапе в нем насчитывалось 22 дома и 43 хозяйственные ямы, на позднем – 24 дома и 163 хозяйственные ямы. Средняя площадь однокомнатных домов в 20 м 2 показывает, что они, как и в среднеазиатском Джейтуне, служили жилищем малой семьи как основной ячейки общества. Имелось здесь и крупное здание, видимо, особого назначения. Оно находилось в центре поселения и располагалось на платформе, занимавшей площадь 20X12.5 м. Стена метровой толщины была образована столбами, имевшими 20 см в диаметре и покрытыми глиняной обмазкой. В центре обнаружены два основания крупных столбов-колонн диаметром 1.6 м. Исследователи справедливо полагают, что эта постройка имела специфические функции, была своеобразным святилищем-домом общих собраний, который столь типичен для раннеземледельческих общин и являлся своего рода материальным символом организационного и идеологического единства данного коллектива.

Уютные благоустроенные дома дополнялись другими бытовыми объектами, нередко сочетавшими утилитарную и эстетическую функции. Такова прежде всего разнообразная глиняная посуда, обжиг которой проводился в специальных горнах. Двухъярусная конструкция этих печей позволяла получать устойчивые температуры, но сами их размеры были весьма невелики, и в обжигательную камеру помещалось одновременно 5 – 6 сосудов 208 средней величины. Различаются несколько групп керамики – грубая красная или серая, объединяющая по преимуществу сосуды хозяйственного назначения, красная керамика и высококачественная посуда светлого цвета. Наличие расписной керамики, украшавшей яркими пятнами интерьер древнекитайских земледельцев, сразу вводит материальную культуру Баньпо в широкий круг сходных формопроявлений раннеземледельческой эпохи. Орнаментация здесь сравнительно несложная, много геометрических рисунков, но вместе с тем есть изображения птиц, копытных животных. Особенно были популярны рыбы, стилизованные под геометрическую роспись. Показательно изображение черепахи, животного, которое в дальнейшем играло заметную роль в обрядах и культах древнекитайского населения. Явно к числу образцов сложной культовой семантики относится рисунок головы в сложном уборе и находящейся как бы в центре трех рыбьих фигур. Предположение о том, что здесь воспроизведен жрец с татуированным лицом в рыбообразном головном уборе, весьма вероятно (Chang Kwang– Chin, 1971, p. 103). Тотем подобного рода мог играть важную роль для общины оседлых земледельцев – животноводов – рыболовов.

Рис. 54. Комплекс Яншао.

Помимо благоустроенных домов и нарядной керамики налицо в Баньпо и заключительный элемент культурной триады раннеземледельческой эпохи – мелкая пластика. Это сравнительно редкие глиняные раскрашенные головы антропоморфных фигурок. Имеются также статуэтки птиц и зверей.

Вместе с тем сам набор орудий, при помощи которого были получены хозяйственные и культурные достижения, весьма архаичен и ограничивается изделиями из камня и кости, напоминая в этом отношении архаическую техническую базу создателей блестящей культуры Чатал-Хююка. Особенно разнообразна костяная индустрия, представленная несколькими видами проколок и шильев, а также долотами, стругами, предметами, типологически близкими к ножам и мотыгам.

Но число последних незначительно, что заставляет предполагать использование в этой функции деревянных орудий (The neolithic village. . . , 1963, p. 310). Большинство каменных орудий принадлежит к числу шлифованных изделий и представляет собой тесла, топоры, долота, молоты и однолезвийные ножи. Имеются также и навершия булав. Как мы отмечали, отсутствие кремневых изделий просто поразительно. Отдельные наконечники стрел делались из кварцита, обработанного грубой ретушью, но предпочтение отдавалось стрелам из кости, типы которых достаточно разнообразны. Из кремня изготовлялись грубые скребки и чопперы, которые, однако, крайне редки. Специализированными производствами становятся прядение и ткачество. Отпечатки на керамике позволили установить наличие целого ряда различных видов плетеных изделий – от циновок до тканей.

Пряслица двух типов свидетельствуют, что этот вид домашнего труда практиковался в каждой семье. Недаром на Баньпо найдено поразительно большое количество костяных иголок – около 300 штук. Не забывали древние портнихи и о своей внешности – на поселении найдено сравнительно много бус и браслетов, изготовленных из кости и раковин.

Материалы Баньпо ясно показывают, что самообеспечивающиеся общины древнекитайских земледельцев достигают устойчивого благосостояния, уровень которого пока един для всех членов общества. Так, изучено свыше ста погребений могильника, в которые обычно помещались скромные дары – расписные сосуды и немногочисленные украшения, и какой-либо разницы в этом отношении между отдельными захоронениями не прослеживается. Усопшие расположены в вытянутом положении, преобладают одиночные погребения, и лишь две могилы являются исключениями – в одной помещено два человека, а в другой четыре. Детей обычно хоронили не на кладбище, а прямо на территории поселка и помещали в крупные сосуды.

Баньпо не было единственным раннеземледельческим поселением в долине Хуанхэ. В IV – первой половине III тыс. до н. э. поселки этого типа широко распространились по среднему течению этой реки, и особенности материальной культуры дают возможность выделить ряд локальных подразделений (Кашина, 1977). Так, раскопки поселения Мяодигоу позволили охарактеризовать особый вариант культуры, или, точнее сказать, культурной общности, Яншао со специфическим типом расписной керамики. В росписи Мяодигоу в отличие от геометризма Баньпо много криволинейных композиций, хотя изображение черепахи с точечным заполнением тулова близко к аналогичной фигуре, воспроизведенной на керамике из Баньпо. Раннеземледельческие общины широко освоили в это время плодородные лёссовые почвы речных долин и речных террас, повсеместно выращивали чумизу и разводили свиней и собак как мясных животных. Здесь сложилась эффективная система получения продуктов питания, накапливался значительный экономический и культурный потенциал, началось развитие специализированных производств. Иными словами, мы видим здесь те же характерные черты, что и в других регионах в раннеземледельческую эпоху. Вместе с тем налицо и значительное культурное своеобразие. В пору Яншао по среднему течению Хуанхэ сложился особый региональный тип раннеземледельческой культуры, обладающий неповторимыми чертами. Это обстоятельство прямым путем подводит нас к ответственной и сложной проблеме генезиса древнекитайских культур древнеземледельческой эпохи.

Общетипологическая близость раннеземледельческих комплексов древнего Китая с другими древнеземледельческими культурами, равно как и их более поздняя датировка по сравнению с более западными очагами производящей экономики, вольно или невольно наталкивала исследователей на идею стимулирующего воздействия западных импульсов. В советской науке такая попытка была сравнительно недавно вновь предпринята Л. С. Васильевым, считавшим, что в генезисе Яншао решающую роль играла монголоидная по типу этнокультурная общность, реализовавшая в условиях гималайско-тибетских и западно-китайских предгорий «основные принципы и идеи неолитической революции ближневосточной зоны» (Васильев, 1976, с. 185). Однако обоснование этого допущения конкретным археологическим материалом не выдерживает критики, поскольку пока ни в гималайско-тибетских предгорьях, ни в западных районах КНР нет раннеземледельческих памятников, столь же древних, как и поселения по среднему течению Хуанхэ (Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 143 —144). Более того, региональный тип раннеземледельческих культур, представленный Яншао, по всем основным параметрам отличен от археологических комплексов Ближнего Востока, Средней Азии и Индостана, и нам уже приходилось обращать на это внимание (Массон, 1964а).

Общетипологическое повторение раннеземледельческой триады в виде благоустроенных домов, нарядной керамики и мелкой пластики выступает в данном случае как своего рода стадиальное явление, за которым стоит принципиально иной и глубоко своеобразный набор основных составных элементов. Кардинальные различия здесь налицо, начиная с самой хозяйственной системы. В долине Хуанхэ возделывали чумизу и разводили как мясных животных собак и свиней, тогда как на Ближнем Востоке и в Средней Азии соответствующее положение занимают пшеница и ячмень в земледелии, козы и овцы в животноводстве. В китайском очаге, расцвет которого по крайней мере в IV – III вв. до н. э. не вызывает сомнений, налицо архаический, и по существу неолитический комплекс каменных и костяных орудий, единообразие которого не нарушает ни один медный предмет. В ближневосточном макрорегионе повсеместно встречаются медные орудия, и если где и сохраняется архаическая техника неолитической эпохи, то она представлена кремневыми вкладышевыми орудиями, отсутствие которых как раз и составляет характерную черту комплексов типа Яншао. Принципиально различны и строительная техника (сырцовый кирпич на западе и каркасные дома с глинобитной обмазкой на востоке), и погребальные обряды (скорченность на западе в отличие от вытянутого положения погребенных в памятниках яншаоского круга), и даже набор форм сосудов. В частности, в долине Хуанхэ с первых этапов керамического мастерства появляются как устойчивые типы разные варианты сосудов на трех ножках, образуя неотъемлемый элемент местных археологических комплексов. Иным был и облик людей, оставивших памятники одного культурно¬хозяйственного типа. Уже маски жрецов на керамике Баньпо отличает скупо переданная, но тем не менее бесспорная монголоидность. Все изученные костяки из раннеяншаоских могильников полностью подтверждают эту особенность – они относятся к числу тихоокеанских монголоидов, что принципиально отличает их от длинноголовых европеоидов, к числу которых принадлежали племена, совершившие переход к земледельческо-скотоводческой экономике на Ближнем Востоке. Это указывает на то, что формирование древнекитайского очага производящей экономики было в первую очередь результатом спонтанной культурной и хозяйственной трансформации, эксплуатации местных, восточноазиатских растительных и зоологических ресурсов. При этом сложились устойчивые культурные традиции, создавшие питательную среду для древнекитайской цивилизации. Это касается и типа каркасных строений, которые с наступлением цивилизации усложняются в планировке и увеличиваются в размерах, и типов триподов, которые в условиях бронзолитейного производства становятся подлинными шедеврами художественного производства, и даже пиктографической символики. Исследователи отмечают, что уже в Баньпо на керамике имеется 22 различных знака устойчиво повторяющихся на многих сосудах и черепках (The neolithic village. . . , 1963, p. 317). Даже яншаоское меню входит устойчивым компонентом в местные привязанности и обычаи. Так, среди гадательных надписей Аньяна о жертвоприношениях божеству имеется и такой запрос: «Зажарить для Восточной матери трех свиней и трех собак» (Хрестоматия. . . , 1963, с. 445).

Новые открытия китайских археологов в последние годы настойчиво выдвигают еще один аспект рассматриваемой проблемы. Речь идет об обнаружении самобытных очагов раннеземледельческой культуры в Южном Китае, в бассейне р. Янцзы. Примитивная глиняная посуда с примесью в тесте песка или толченых раковин появляется здесь весьма рано, едва ли не в VIII тыс. до н. э. К V тыс. до н. э. относится комплекс, содержащий не только керамику, но и бесспорные свидетельства производства продуктов питания – возделывания риса и разведения свиней, собак и, возможно, буйволов. Это культура типа Хэмуду (Археология Зарубежной Азии, 1986, с. 286). Перед нами не только отличная хозяйственная традиция – возделывание риса, а не чумизы, но и значительное культурное своеобразие – набор керамических форм, среди которых много круглодонных видов, заметно отличных от керамических типов яншаоского круга. Целый ряд раннеземледельческих культур Южного Китая продолжал развивать в IV – III тыс. до н. э. традиции рисосеяния, вступая, видимо, в культурные контакты с яншаоским ареалом, как об этом свидетельствуют появление формы триподов и роспись на глиняной посуде. Принципиально важное значение этих открытий состоит в том, что они демонстрируют широкий территориальный охват и многообразие путей развития неолитической революции в китайском регионе. Вопрос перехода к новым формам хозяйства и становления принципиально новых культурных комплексов стоял в повестке дня, и, видимо, его реализация была столь же независимым проявлением глобальных закономерностей, как и становление земледельческой экономики в Новом Свете.

Кстати, как и в Новом Свете, раннеземледельческая эпоха в древнекитайском регионе добивается значительных успехов на базе неметаллического орудийного комплекса.

Вместе с тем нельзя не видеть, что многие из этих соображений носят общий и косвенный характер и пока у нас нет четкой генетической цепочки культурной эволюции древнекитайских раннеземледельских комплексов на основе местного мезолита в отличие от ситуации, сложившейся в археологии, скажем, Восточного Средиземноморья или Месопотамии. Правда, и в этой сфере налицо целый ряд обнадеживающих открытий. Становятся известными стоянки мезолитических охотников в бассейне Хуанхэ, но их кремневая индустрия, микролитоидная на поздних этапах развития, практически не имеет ничего общего с орудийным набором яншаоских общин. Несколько лучше обстоит дело с предъяншаоскими памятниками. Если раньше к их числу предположительно относились развеянные стоянки, содержащие в числе прочих находок красноглиняную керамику (Киселев, 1960, с. 245; Chang Te-K’un, 1959, p. 68 sqq.), то теперь открыты уже поселения с сохранившимся культурным слоем (Археология Зарубежной Азии, 1986, с. 290—291). Так, на поселении Дадивань обнаружен ранний слой, перекрытый типичным комплексом яншаоского круга. Для этого слоя Дадивань I характерно свиноводство, известна керамика, в том числе с красной полосой вдоль венчика, как бы предвосхищающая расписную посуду Яншао, и найдена такая специфическая форма древнекитайского культурного ареала, как триподы. Слой Дадивань I отнесен к концу V – началу IV тыс. до н. э., правда, с использованием длинной системы пересчета дат радиокарбонового анализа. В V тыс. до н. э. уходит датировка поселений Цышань и Пэйлиган, открытых в бассейне среднего течения Хуанхэ, где налицо свидетельства развития земледелия и довольно многочисленна глиняная посуда. Так, предъяншаоский пласт получает все более реальное воплощение в надежных археологических комплексах.

Во всяком случае, начиная с этих оседлых поселков второй половины V тыс. до н. э. идет устойчивая линия спонтанной трансформации, надежно устанавливаемая на целом ряде типологических соответствий. Культурный и технический прогресс ведут к тому, что в недрах раннеземледельческих обществ формируются реальные предпосылки сложения цивилизации. Эти процессы связаны с периодом существования комплексов типа Лушань, отличающихся яркими признаками ремесленной специализации и общественного прогресса.

Для комплексов типа Лушань наиболее показательно распространение серой и в меньшей мере чернолощеной керамики, среди форм которой наряду с традиционными триподами появляются и сосуды на высокой ножке, так называемые вазы. В определенной мере диагностирующим признаком является и наличие каменных ножей– серпов полулунной формы. Эти комплексы, открытые первоначально в приморских районах Китая в провинции Шаньдун, еще 30 лет назад исследователи пытались прямым образом вывести из серой и чернолощеной керамики Северо-Восточного Ирана типа Гисар II – III, где также имелись вазы на высоких подставках. В настоящее время подобные примитивные построения являются достоянием истории науки, а сам тип лушаньских комплексов, как оказалось, получил широкое распространение на территории Китая, что позволяет говорить о культурах лушаньского типа, или о лушаноидных культурах, встречающихся вплоть до Тайваня (Chang Kwang-Chin, 1971, p. 131). Время бытования комплексов этого типа может быть определено ориентировочно второй половиной, а кое-где и последней третью III тыс. до н. э. – началом II тыс. до н. э. Подстилающие культурные горизонты оказываются различными в различных областях, что лучше всего высвечивает специфический процесс культурной интеграции, начинающийся в этот период.

В приморских районах распространен классический Лушань, названный так по приоритетному месту открытия этой культуры. Здесь исходным культурным субстратом формирования Лушаня является земледельческая культура Давэнкоу. В ней на определенном этапе развития появляется сероглиняная и черная керамика и начинает постепенно внедряться в технологию гончарный круг быстрого вращения. Континентальный, или хэнанский, Лушань, представленный культурой типа Хоуган II, территориально охватывает нуклеарные районы обитания яншаоских общин по среднему течению Хуанхэ. Здесь налицо постепенная трансформация позднеяншаоского комплекса типа Мяодигоу II в лушаноидную культуру с сероглиняной посудой специфических форм, изготовленной с помощью гончарного круга. Местная традиция красной керамики постепенно угасает, хотя отдельные образцы расписной керамики, столь показательной для раннеземледельческой эпохи, еще сохраняются. На юге, в нижнем течении Янцзы, лушаньское воздействие накладывается на местную культуру Лянчжу, оставленную земледельцами и рыболовами, возделывавшими различные сорта риса и ряд других растений, включая кунжут и вику. И здесь на поздних этапах развития местной культуры появляется черноглиняная керамика, сделанная на гончарном круге и представленная формами, отчетливо восходящими к лушаньским прототипам. Показательно, что вне этого широкого лушаньского воздействия оказались западные области яншаоских земледельцев и прежде всего Ганьсу, где сохраняются традиции эпохи расписной керамики, представленные культурой Мацзяяо, иногда именуемой ганьсуйским Яншао и датируемой серединой III – началом II тыс. до н. э. Здесь нет ни серой или черной керамики, ни гончарного круга; лепная посуда с красочными узорами настойчиво продолжает архаические традиции раннеземледельческой эпохи. Налицо своего рода культурный провинциализм и отставание в темпах развития. Вместе с тем интересен факт нахождения на памятниках типа Мацзяяо двух медных ножей, правда еще не изменивших общий неолитический облик производственного инвентаря, но являющихся важным провозвестником грядущих перемен. Возможно, учитывая полное отсутствие металла в лушаноидных комплексах и западное положение памятников Мацзяяо, в этом можно усмотреть определенное воздействие сибиро-казахстанских культур, в частности минусинского очага древней металлургии.

По существу культурные инновации лушаньского периода связаны в первую очередь со специализацией ремесленной деятельности, прежде всего гончарства. Технический прогресс, а именно распространение гончарного круга быстрого вращения, привел к массовому производству стандартных изделий, изменил эстетический подход к керамической продукции. Теперь главное внимание уделялось изяществу и совершенству формы сосудов, а не росписи, над которой трудились общинные ремесленники. Социологически близкое явление имело место в Месопотамии в урукский период. В определенной мере с лушаньскими воздействиями можно сопоставлять и влияние керамики урукского типа на соседние с Двуречьем регионы от Элама до Сирии. Для поры активного развития специализированных производств и отделения ремесла от земледелия керамика лушаньского типа в древнекитайском регионе представляла своего рода эталон эпохи, образцовую модель, широкое распространение которой способствовало процессам культурной интеграции.

Определенные изменения происходят и в сфере получения продуктов питания. Так, появляется и получает широкое распространение устойчивый тип жатвенных орудий – полулунные каменные серпы и серпы, сделанные из раковин. Предполагается, что это связано с интенсификацией жатвенных процессов (Chang Kwang-Chin, 1971, p. 128). В составе стада получают распространение новые породы – крупный и мелкий рогатый скот, разводятся и домашние куры. В южной зоне еще раньше отмечена доместикация водного буйвола, но показательно, что к числу китайско-индоевропейских лексических соответствий принадлежит термин, обозначающий корову (Pulleyblank, 1966; Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 78). Хоти лингвисты склонны относить эти соответствия к весьма ранней эпохе появления в лушаньских памятниках лошади, так же как и, возможно, крупного и мелкого рогатого скота, исторически разумнее всего сопоставлять данные явления с возможными контактами со скотоводами степной бронзы, представленными в Южной Сибири афанасьевскими и окуневскими культурами.

Налицо технологические новшества и в строительном деле – распространяется способ возведения фундаментов и стен строений путем укладки слоев плотно утрамбованной земли, набиваемой в рамы из досок. По внешним признакам эта техника напоминала строительство из сырцового кирпича, характерное для стран ближневосточного ареала, и открывала возможности развития монументальной архитектуры. Практическое отражение это нашло в сфере фортификации. В хэнанском Лушане появляется целый ряд поселений, окруженных мощными глиняными стенами– валами. Сами поселки были еще не велики по размерам – их площадь достигала 1—4 га. Но тем более внушительными выглядят глинобитные укрепления. Так, стена, окаймлявшая поселение Дачжучжуан, имела толщину 13 м в основании и 10 м в верхних своих частях (Археология Зарубежной Азии, 1986, с. 316). Развитие фортификации является косвенным свидетельством сложных процессов, происходящих в недрах общественного организма, – усиления военной функции, связанной с накоплением богатств и с тенденцией к их насильственному перераспределению. На одном из лушаньских поселений были обнаружены следы побоища в виде беспорядочно захороненных мужчин, женщин и детей, многие из которых найдены обезглавленными. Отдельно расположенные черепа несут следы снимания скальпов (Chang Kwang-Chin, 1980, p. 339). В данном случае земляные стены не спасли от гибели какую-то из групп лушаньских общинников. Рост благосостояния, разнообразие функций организации и управления стимулировали развитие социальной дифференциации, находившей отражение в дифференциации образа жизни. Археологические материалы свидетельствуют, что в лушаньский период прочно установилась практика гадания по лопаткам животных, помещаемым в огонь после нанесения на них разного рода меток, что представляет собой прямую предтечу гадательных надписей иньской цивилизации. Эти специализированные функции содействовали обособлению жреческой прослойки. Монотонное однообразие погребального инвентаря, свойственное яншаоским некрополям, сменяется резкими количественными различиями. В отдельных могилах Давэнкоу помещалось до 70—80 предметов, правда, главным образом керамических сосудов. Появляются захоронения с десятками различных предметов и в культуре Лянчжу.

Выше уже говорилось о первоначальном скептическом отношении к данным китайской исторической традиции династии Шан и блестящем подтверждении ее исторической реальности археологическими раскопками. Та же традиция говорит о более раннем царстве Ся и приводит детальную генеалогию его правителей, причем ориентировочная датировка царства приходится на 2205—1767 гг. до н. э. Исследователи уже высказывали мнение о возможном соотнесении с этой традицией комплексов лушаньского типа и раннеиньского этапа Эрлитоу (Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 152—154). Считалось, что в эпоху Ся началось строительство городов, окруженных стенами, успехи в гончарном деле привели к открытию металлургии, а выборные вожди сменились правителями, передающими власть по наследству. По крайней мере одно из этих явлений, а именно укрепленные городища, надежно датируется лушаньским периодом. Вполне вероятно, что уже к позднему Лушаню восходит и тенденция институализации власти, получившая впечатляющее завершение в появлении иньских ванов с их пышными «царскими» погребальными обрядами. Технический прогресс и социальная эволюция развивались в тесном взаимодействии по принципу прямых и обратных связей.

Далеко ушли в прошлое те времена, когда иньская цивилизация Аньяна выглядела неожиданным феноменом, порождая различные домыслы об ее происхождении. Успехи археологии КНР привели к созданию довольно надежной эволюционной цепочки устойчивых археологических комплексов, связывающих раннеземледельческую эпоху и древнекитайскую цивилизацию. Эта эволюция напоминает в ряде отношений последовательность этапов кульважное звено в этой цепи непрерывного развития выступает комплекс типа Эрлитоу, в настоящее время представленный уже почти сотней различных памятников (Chang Kwang-Chin, 1980, p. 166—200; Археология Зарубежной Азии, 1986, с. 307 – 310). Само городище Эрлитоу, давшее наименование всему комплексу, расположено в Хэнани неподалеку от важного современного центра Чжэнчжоу, на территории которого, кстати, находится крупнейшее городище раннеиньской эпохи (рис. 55). Здесь выявлены три слоя, относящиеся к данному периоду, тогда как четвертый, самый верхний, содержит материалы поры раннего Инь. Дата комплекса типа Эрлитоу ориентировочно определяется 1850 – 1650 гг. до н. э., что подкреплено рядом радиокарбоновых датировок, хотя имеются определения, выпадающие из этих пределов. Не исключено, что истоки этого комплекса уходят в конец III тыс. до н. э. Керамический комплекс Эрлитоу достаточно разнообразен и демонстрирует, с одной стороны, генетическую преемственность с керамикой хэнаньского Лушаня, с другой – совершенно новые черты, связанные с качественным состоянием общества и его культуры. Таково прежде всего увеличение типов богато орнаментированной керамики, производство которой превращается в специализированное ремесло, создающее незаурядные художественные произведения. Штампованные орнаменты, среди мотивов которых многочисленные стилизованные животные, изображения драконов, скорпионов и рыб, предвосхищают искусство иньской цивилизации и по существу являются ее первым начальным этапом. Расположение гончарных печей указывает на территориальную концентрацию керамического производства, на места расположения специализированных мастерских или даже кварталов ремесленников. Принципиально важно появление бронзолитейного производства, ранее совершенно неизвестного в древнекитайском регионе, который, таким образом, в отличие от большинства других областей Старого Света практически минует стадию энеолита. В Эрлитоу найдены бронзовые ножи, шилья, наконечники стрел, колокольчик и рыболовные крючки. Вместе с тем встречаются и рыболовные крючки, сделанные из кости, и это соседство двух технологий указывает на начальные этапы развития металлургии. Но сам уровень последней неожиданно высок. Об этом свидетельствуют бронзовые сосуды различных форм, богато орнаментированные, представляющие собой ранний этап знаменитых иньских бронз (Chang Kwang-Chin, 1980, p. 266, fig. 66). Судя по описаниям, обнаружены и остатки бронзолитейных мастерских с многочисленными литейными формами. Это был важный скачок в развитии технологии, стимулировавший процесс отделения специализированных ремесел от сельскохозяйственного производства.