Текст книги "Первые цивилизации"

Автор книги: Вадим Массон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Древние культуры Индостана

Индия рано получила признание в европейской науке как страна древних культурных традиций и высокоинтеллектуального потенциала, выраженного порой в формах, непривычных рационалистическому мышлению Запада. Между тем археология доказала, что Индостан является родиной одной из древнейших мировых цивилизаций, и имеющаяся информация позволяет проследить этапы формирования этого выдающегося феномена человеческой культуры на индостанском субконтиненте.

Разнообразие природных условий Индостана во многом способствовало сложению заметных культурных различий в среде обитавших здесь племен и народов и различным темпам их исторического развития. Тянущийся на севере пояс огромных горных систем Гималаев и Гиндукуша издревле служил барьером, затрудняющим перемещения. Однако примыкающие к нему менее значительные горные системы и плоскогорья были рано освоены человеком, особенно по речным долинам. К числу таких областей принадлежит Белуджистан. Географически он как бы является восточным окаймлением системы Иранского нагорья. Жаркий засушливый климат, преимущественно летнее выпадение осадков стимулировали использование водных ресурсов протекающих здесь временных и постоянных водотоков. Разнообразный животный и растительный мир, включавший основные виды домашних животных и культурных растений, образовывал значительный исходный потенциал для прогрессивного развития древних обществ. Для межрегиональных связей особое значение имели горные проходы и перевалы, в особенности Боланский и Хайберский на севере Белуджистана. Вторая крупная орографическая зона Индостана – Индо-Гангская низменность отличается плодородными аллювиальными почвами, особо благоприятными для развития сельского хозяйства. Однако проблема обеспечения влагой произрастающих растений здесь не менее остра, чем в Белуджистане. Ее источниками могут быть лишь крупные водные артерии с паводковым режимом. Инд служил и важной транспортной артерией, идущей в меридиональном направлении и связывающей области, расположенные на значительном удалении друг от друга.

Первые предметы, относящиеся к древнейшей цивилизации Индостана, были обнаружены и опубликованы еще в XIX в., но тогда они не нашли правильной атрибуции. Лишь в 1922 г. после начала раскопок на городище Мохенджо-даро стало ясно, что лопата археолога открыла новый, неведомый дотоле мир. Исследования были продолжены в широких масштабах под руководством Дж. Маршала (Marshall, 1931), а затем Э. Маккея (Mackay, 1938), и именно эти работы прочно ввели в историю древнего мира новый очаг цивилизации – древнеиндский. Одновременно были осуществлены раскопки на другом крупном центре – Хараппе (Vats, 1940), ставшем эпонимным для всей цивилизации, древнее самоназвание которой остается неизвестным. Разведки и разведочные раскопки показали, что помимо крупных центров в долине Инда располагались менее значительные хараппские поселения, а в Белуджистане были обнаружены предшествующие им поселки ранних земледельцев, изготовлявших нарядную расписную керамику. С образованием Индии и Пакистана как независимых государств проведение учета археологических памятников приобретает все более систематический характер, были открыты и исследованы новые важные центры хараппской цивилизации – Калибанган, Лотал, Суркотада, а общее число известных памятников этой культуры достигает нескольких сот (Joshi а. о., 1984). Целенаправленные раскопки позволили систематизировать материалы по раннеземледельческим культурам Белуджистана, а недавние открытия в Мергаре существенно удревнили возраст индостанского очага раннеземледельческих культур (Jarrige, 1984).

Количество специальных исследований и сводных работ, посвященных древним культурам индо-пакистанского региона, весьма велико. Яркая общая картина их развития была дана С. Пигготом, много сделавшим в области систематизации материалов раннеземледельческих памятников (Piggott, 1950). Ценную сводную работу выпустил и М. Уиллер, внесший значительный вклад в организацию археологической службы в Индии и Пакистане и в подготовку национальных кадров (Wheeler, 1959). Из других сводных трудов необходимо отметить обобщающие сводки американского археолога У. Фэрсервиса (Fairservis, 1971) и английского исследователя Р. Олчина (Allchin, 1982). Яркую монографию об особенностях исторического развития древней Индии в тесной связи с географической ситуацией опубликовал индийский исследователь Б. Субборао (Subbarao, 1958), дважды издавалась подробная сводка археологических материалов, составленная старейшим индийским археологом X. Д. Санкалиа (Sankalia, 1974). О качественно новом этапе изучения хараппской цивилизации и связанных с ней проблемах свидетельствуют изданные в 80-е гг. два тематических сборника «Пределы индийской цивилизации» (FIS) и «Хараппская цивилизация» (НС).

Для общей характеристики древних культур Индостана большое значение имело предисловие советского историка В. В. Струве к русскому изданию книги Э. Маккея (Маккей, 1951, с. 5—26). Позднее подробному анализу были подвергнуты раннеземледельческие культуры Индии (Массон, 1964б, с. 246—302) и обстоятельно освещались особенности хараппской цивилизации (Ильин, Бонгард-Левин, 1969). Все эти материалы и исследования позволяют дать общий обзор древних культур Индостана начиная с раннеземледельческой эпохи.

Долгое время оставались слабо освещенными истоки раннеземледельческих культур региона, о которых можно было судить лишь по нескольким кремневым и костяным изделиям из нижних слоев поселения Кили-Гхул-Мухаммед в Северном Белуджистане, раскопанных к тому же на ограниченной площади.

Последние открытия в Мергаре облекли эти предположительные характеристики в плоть и кровь полноценного археологического материала. Здесь по существу речь должна идти о выделении особой раннеземледельческой культуры, которую по эталонному памятнику можно именовать мергарской (рис. 46). Ее характерными чертами являются наличие строений из сырцового кирпича, развитая кремневая индустрия с геометрическими микролитами (сегментами и трапециями), каменные шлифованные тесла и топоры, бусы из кости, различные породы камня и раковин, образующие находимые в погребениях нарядные ожерелья. В основном эта культура относится к VI тыс. до н. э., хотя открывшие ее французские исследователи склонны несколько удревнять ее возраст.

Уже в этой первой раннеземледельческой культуре индостанского региона налицо четкие признаки нового образа жизни и соответствующего ему нового культурного комплекса. Поселение образуют постройки, возведенные из прямоугольного сырцового кирпича. Из того же материала строились и жилые помещения, и подсобные строения, и целые комплексы, как например зернохранилище, состоящее из небольших отсеков– закромов. Строения имели плоское перекрытие, в одном случае сохранились отпечатки составлявших его плах, рухнувших на пол. Между домами располагались могилы, в которых погребенные лежали в скорченной позе. Следы красной охры указывают, что ее использование было составной частью погребальных обрядов. В некоторых могилах обнаружены отпечатки плетеных корзин, о возросшем уровне благосостояния свидетельствуют личные украшения. В ожерельях, помещаемых с усопшими, замысловато комбинируются бусы из кости, раковин и различных пород камня, среди которых имеется бирюза.

Рис. 46. Неолитический комплекс Мергар.

Орудийный комплекс типичен для поры архаических земледельцев – микролитическая кремневая индустрия, рассчитанная на широкое применение вкладышевых орудий. Имеются скобели на пластинах и разнообразные сверла. Вкладыши серпов вставлялись в деревянную основу под углом, что позволяло создать эффективную зубчатую рабочую поверхность. Шлифованные каменные орудия представлены топорами, теслами, долотами. Одно из долот украшено несложным нарезным орнаментом, сохранившим следы окраски охрой. Имеются и каменные сосуды, что было весьма существенной составной частью всего комплекса, связанного с производством и потреблением пищи, поскольку глиняная посуда, как и в древнейшем Иерихоне, оставалась неизвестной. Видимо, ее заменяли каменные сосуды, плетеные изделия, а возможно, и не сохранившаяся деревянная утварь.

Четко вырисовывается земледельческая основа экономики мергарской культуры. Состав возделываемых злаков довольно разнообразен: два вида ячменя, три – пшеницы, в том числе эммер. Имеются также зерна дикорастущего ячменя. Засушливый климат района Мергара, где осадки ливневого характера выпадают лишь в августе – сентябре, позволяет предполагать использование для возделывания злаков влажных заболоченных почв (лиманное орошение) или вод речки Болан, на берегу которой располагался этот неолитический поселок. Интересно, что относительно развитое земледелие на первых порах сочеталось с большой ролью охоты – лишь незначительный процент мясной пищи доставляли овцы, небольшие размеры которых уже позволяют видеть в них доместицированных особей. Состав диких животных, шедших в пищу, достаточно разнообразен: здесь дикие овцы и козы, кабан и даже слон. В более поздних наслоениях мергарского комплекса процент костей домашних животных, к числу которых теперь относится и коза, достигает уже 40% (Медоу, 1982). Таким образом, хозяйственный комплекс раннего Мергара может быть охарактеризован как земледельческо-охотничий со скотоводческим укладом. Так постепенно шло формирование устойчивой хозяйственной системы, надежно обеспечивающей эффективное производство продуктов питания.

Стремление обеспечить благосостояние членов общества, успешно получавших прибавочный продукт в сфере производства пищи, привело к установлению прочных связей обмена редкими материалами, доставлявшимися в Мергар из мест, находившихся за многие сотни километров. Например, морские раковины для ожерелий проходили путь почти в 700 км, а бирюзовые бусы изготавливались из минерала, источники которого были расположены в еще более значительном удалении.

Достаточно четко проявляются специфические черты культурной традиции Мергара. Так, кремневая пластинчатая индустрия с геометрическими микролитами представляет собой локальное проявление набора признаков, свойственных обширной зоне, начинавшейся от Загроса и включавшей в свой состав также Джейтунскую культуру Южного Туркменистана. Близки к Джейтунским материалам и каменные топоры, и тесла из шлифованного камня. Прямые аналогии кремневой индустрии Мергара можно обнаружить в материалах Джармо. Однако использование небольшого прямоугольного кирпича отличает Мергар от строительных традиций ближневосточного ареала, где преобладали крупные массивные кирпичи и глиняные блоки (Массон, 1981а).

Налицо в Мергаре и некоторые общие закономерности, свойственные этому этапу развития. Так, среди бусин, обнаруженных в мергарских погребениях, имеется одна, сделанная из меди. Однако этот единичный факт не меняет общего неолитического облика орудийного комплекса Мергара. Как и в Чатал-Хююке и других ранних памятниках, использование металла для украшений отнюдь не изменяло основы производительных сил – набора орудий труда. Судя по всему, Мергар не был единственным поселением на Кветто-Пишинском нагорье, где в VI – V тыс. до н. э. прочно установился новый способ получения продуктов питания и новый образ жизни (Shaffer, 1978). Почти за 30 лет до раскопок Мергара близкий комплекс был выявлен В. Фэрсервисом в нижних слоях поселения Кили-Гхул-Мухаммед. Здесь в наслоениях, пройденных небольшим шурфом, были отмечены остатки строений из прямоугольного сырцового кирпича небольшого формата, грубые орудия из кремневого известняка, костяные проколки и кости животных, из которых домашними были овца и коза. Толщина культурных слоев этого комплекса, получившего название Кили I, достигает 5 м, что свидетельствует о длительности существования стабильного поселения и о феномене оседлости.

Материалы архаического облика, явно относящиеся к поре неолита, были обнаружены в нижних наслоениях целого ряда памятников в верхнем и среднем течении реки Инд, в основном на его правобережье. Таково поселение Гумла на аллювиальной долине, орошаемой притоком Инда рекой Гомал (Dani, 1970 – 1971; Dales, 1973, p. 120—121). Здесь в нижних слоях обнаружена достаточно выразительная микролитическая индустрия, но сырцовые строения и глиняная посуда отсутствовали. Видимо, составным элементом жилых комплексов были очаги, обнаруженные в ходе раскопок. Еще севернее, на плато Потвар, неподалеку от известного кушанского центра Таксилы расположено поселение Сарай-кала, где в нижних слоях также представлен неолитический комплекс, в состав которого входили каменные топоры, кремневые пластинчатые орудия на пластинах, костяные проколки и лепная лощеная керамика, иногда с отпечатками плетеных циновок на дне сосудов. Жилищами служили полуземлянки, и нет свидетельств использования сырцового кирпича (Halim, 1972). В этом отношении выделяется другой памятник – Джалилпур, расположенный в самом Пенджабе на берегу реки Рави в 65 км к югу от эпонимного центра древнеиндийской цивилизации – Хараппы (Mughal, 1974). Каменная индустрия здесь близка к Сарай-кале, но имеются и строения из сырцового кирпича. Видимо, все эти материалы характеризуют культурную традицию археологического неолита, который в Кашмире, например, дожил до эпохи существования в долине Инда хараппской цивилизации (Бурзахом; см.: Щетенко, 1979, с. 97—98; Allchin, 1982, р. 111 —113). По крайней мере частично носители этих культурных традиций вошли в пласт раннеземледельческих племен Северо-Западного Индостана, долго сохраняя, в частности, архаические черты кремневой индустрии. Недавно Аллахабадским университетом были проведены исследования неолитических, мезолитических памятников по среднему течению Ганга, где к VI тыс. до н. э. формируется неолитический комплекс с грубой лепной керамикой. Палеоботанические находки свидетельствуют о наличии доместицированного риса, который встречается в культурном слое наряду с отпечатками зерен некультивированного риса. Однако первые опыты по культивации этого важнейшего злака не привели к кардинальным переменам в хозяйственной деятельности, в которой доминирующую роль сохраняли охота, рыболовство и собирательство (Массон, 1982а, с. 229). Во всяком случае культурный комплекс достаточно архаического облика продолжает сохраняться в долине Ганга еще в течение многих тысячелетий.

Все эти новые материалы, естественно, заставляют вновь обратиться к проблеме происхождения производящей экономики в индо-пакистанском субрегионе. Исследователи Мергара с большим энтузиазмом пишут о независимом очаге производящей экономики, обнаруженном в ходе раскопок на этом важном и интересном памятнике (Jarridge, 1982, 1984; Jarridge, Lechevallier, 1979). Действительно, появление такой породы крупного рогатого скота, как зебувидный бык, указывает на активное вовлечение в хозяйственный оборот местной фауны. Как показали исследования биологов, по числу хромосом домашние овцы восходят к дикому виду барана, обитающему в зоне от Загроса до крупных островов Средиземного моря (Воронцов и др., 1972). Именно овца в земледельческо-охотничьей экономике Мергара была первым домашним животным, и, скорее всего, она была получена из более западных областей. Выше уже отмечалась культурная близость Мергара к раннеземледельческим культурам Ирака и Южного Туркменистана. Необычной особенностью индостанского варианта раннеземледельческих культур является отсутствие глиняной посуды, придающей всему комплексу черты определенной архаики. Вообще характер развития керамического производства раннего Индостана несколько необычен, к чему нам придется вернуться в последующем изложении. В целом в сложении мергарской культуры как локальной составляющей третьего крупного центра становления производящего хозяйства на Древнем Востоке, рассматривавшегося выше (с. 44), нашло отражение сочетание местных предпосылок, реализуемых на новом этапе исторического развития, и культурных влияний и заимствований, получивших в эту эпоху особенно широкое распространение.

Показательно, что дальнейший прогресс раннеземледельческой экономики и связанного с ним культурного комплекса имеет место в первую очередь в Северном Белуджистане, т. е. в областях, географически наиболее близких к древнейшим очагам производящей экономики соседних территорий – Ирана и Южного Туркменистана. Новый этап развития представлен археологическими комплексами Кили II —III и Мергар II —III. Их датировка остается не вполне ясной. Вполне вероятно, что еще в начале или даже в первой половине V тыс. до н. э. продолжалась бескерамическая мергарская культура, а Мергар II – III следует относить ко второй половине V тыс. до н. э. – первой половине IV тыс. до н. э. Но руководитель раскопок Мергара Ж. Ф. Жариж предпочитает длинную хронологию. В рассматриваемое время появляется глиняная посуда и мелкая пластика, завершая формирование раннеземледельческого культурного комплекса с его основными компонентами. Черепки глиняных сосудов ручной лепки

появляются в нижних слоях комплекса Кили II и имеют поверхность, как бы сохраняющую отпечатки плетеной корзины (basket-marked pottery). В Мергаре к началу второго периода относятся грубые лепные черепки с примесью в тесте соломы, что весьма характерно для приемов керамического производства восточного культурного ареала от Джармо до Джейтуна. Однако время бытования лепной глиняной посуды в Северном Белуджистане было весьма недолгим: уже в верхних напластованиях Кили II, общая мощность которых достигает всего 2 м, появляется посуда, изготовленная с помощью гончарного круга и украшенная росписью. Аналогичная картина наблюдается и в Мергаре II, где на позднем этапе существования этого комплекса уже представлена превосходная керамика, сделанная с помощью гончарного круга или «поворотной подставки» (Jarrige, 1984, р. 297). Она покрыта росписью, нанесенной черной краской по красному фону и варьирующей несложные геометрические мотивы. Это несколько внезапное появление сложного инструмента, не оставляющее времени на длительное развитие керамического производства, при котором лишь постепенно совершенствуются способы ручной лепки, давно обратило на себя внимание исследователей. Г., Чайлд считал возможным говорить о переселении сюда из Ирана небольшого числа мастеров– профессионалов, принесших навыки прогрессивной технологии (Чайлд, 1956, с. 298). Мы уже отмечали, что едва ли небольшая группа лиц могла оказать столь существенное воздействие на значительную сферу деятельности, если эти изменения не соответствовали внутренним предпосылкам, сложившимся в недрах местного общества (Массон, 1964б, с. 267), где развивались различные виды специализированных производств. Гипотеза о передвижении не мастеров-одиночек, а каких-то групп населения, знакомых с прогрессивной технологией, вошедших в состав местных племен и вскоре в значительной мере ими ассимилированных, пока сохраняет силу.

С этой проблемой связаны и вопросы хронологии. По системе ранних датировок, предлагаемых Ж. Ф. Жарижем, гончарный круг появляется в Северном Белуджистане чуть ли не в начале IV тыс. до н. э., намного раньше, чем в Шумере, Эламе или Центральном Иране. Если же ориентироваться на вероятные связи с иранскими керамическими комплексами, то едва ли есть основания относить гончарную посуду Кили II или Мергар II ко времени, более раннему, чем середина IV тыс. до н. э., ориентируясь на общепринятые системы абсолютной хронологии Ирана (Dyson, 1965a, р. 237) и Месопотамии (Porada, 1965b, p. 153). Древнее гончарство, утвердившись как самостоятельное производство в северобелуджистанских поселениях, неуклонно развивается, его продукция становится ярким образчиком прикладного искусства. В Мергаре III уже прочно налаживается массовое производство нарядной расписной керамики, которую украшают, в частности, фризы, изображающие процессии следующих друг за другом животных, в основном копытных, но также и птиц. Фризы, воспроизводящие зебувидных быков и антилоп с ветвистыми рогами, имеются и на поселении Рана-Гхундай около города Лоралай, где в более нижних слоях, так же как и в Кили, представлена лепная посуда, в том числе с поверхностью, подражающей плетенке.

Найденные в слоях Мергара II глиняные фигурки бычков стоят в начале эволюции мелкой глиняной скульптуры, которая впоследствии достигает на раннеземледельческих памятниках Северного Белуджистана значительного подъема. Традиция изготовления личных украшений, отмеченная еще в докерамическом Мергаре, получает дальнейшее развитие. Бусы выделываются из различных полудрагоценных камней, в том числе из сердолика, бирюзы и лазурита. Для индостанского региона это древнейший случай обнаружения лазурита, видимо импортированного из района Северного Афганистана. Вероятно, промежуточным пунктом при доставке этого минерала было южноафганское поселение Мундигак, где в большом числе обнаружены отходы производства по обработке лазурита и бирюзы. В этой первобытной бижутерии к ранее известным ожерельям добавляются браслеты, которые отныне становятся специфическим женским украшением древнеиндийских культур, сохраняющим свое значение и до наших дней. Концентрация на одном из участков Мергарского поселения отходов от обработки стеатита и орудий для этой обработки, включая кремневые сверла, указывает на локализацию специального производства. Число таких производств возрастает.

В Кили III найдено медное шило. Правда, в Мергаре данные об использовании медных изделий после уникальной бусины в докерамическом погребении отсутствуют. Наоборот, сохранение на этом памятнике в комплексах II – III кремневой традиции с многочисленными геометрическими микролитами указывает на генетическую преемственность местной культуры и вместе с тем является архаизирующим элементом этого раннеземледельческого комплекса.

Основу наблюдаемого культурного прогресса безусловно составляло развитие эффективной системы производства продуктов питания. Земледелие становится поликультурным – среди зерен в Мергаре обнаружены образцы ржи и даже хлопка, хотя трудно сказать, в какой мере это растение выращивалось искусственно. Находки плодов финиковой пальмы указывают, что это высокопитательное растение также использовалось древними мергарцами. Видимо, в устойчивом земледелии, о наличии которого свидетельствует само стабильное существование поселков с яркой культурой, использовались для полива небольшие протоки, орошавшие кветтскую и соседние с ней долины. Это, естественно, способствовало росту поселков, укреплению общины как социально-производственной ячейки, широко практикующей простую кооперацию труда. На это указывает крупное зернохранилище, явно рассчитанное на значительные зерновые фонды, обнаруженное в Мергаре. Оно представляет собой десять отсеков, симметрично расположенных по обе стороны неширокого коридора. Рост населения связан с увеличением площади селений – в Мергаре III она составляла около 50 га, хотя нет уверенности в том, что все это пространство обживалось одновременно. В отличие от многих других раннеземледельческих памятников в Мергаре постройки разных периодов не концентрируются в одном месте, перекрывая более древние строения и образуя многослойный телль, а разбросаны вдоль речного русла. Поэтому на памятнике не так много случаев прямой стратиграфии на поселении.

В рассматриваемый период происходит освоение и новых территорий: раннеземледельческие поселения появляются в Центральном Белуджистане, в бассейне реки Сураб. Здесь в нижних слоях поселения Анджира наряду с кремневой индустрией, включающей геометрические микролиты, в частности сегменты, и представляющей явно наследие местной архаики, найдена превосходная расписная керамика, сделанная на гончарном круге, напоминающая посуду Кили II. Близкую картину можно наблюдать и в районах, примыкающих с запада к системе верхнего Инда.

Так, в слое Гумла II появляются сырцовые постройки, грубая лепная керамика местной традиции существует бок о бок с расписной посудой, изготовленной с помощью гончарного круга (Dani, 1970—1971). Имеются здесь и терракотовые фигурки сидящих женщин, близко напоминающие мелкую пластику южнотуркменистанского энеолита. Расписная керамика этого типа обнаружена и в нижних слоях поселения Рахман-дери, расположенного неподалеку от Гумлы (Durrani, 1982). Интересно отметить сохранение на этом памятнике кремневой индустрии с массой геометрических микролитов (Khan, 1979), если только культурные слои раннеземледельческого поселка частично не нарушили стойбищ неолитических охотников.

В следующий период мы наблюдаем три характерные черты в развитии раннеземледельческих культур северо-запада Индостана: нарастание потенциала художественной культуры; дальнейшее продвижение оседлых общин в сторону Южного Белуджистана и долины Инда; усиление связей с одновременными культурами Ирана и Южного Туркменистана. Ярким образцом блестящей художественной культуры раннеземледельческой эпохи Индостана являются комплексы Мергар IV—VII. Уже в Мергаре IV представлены различные стилистические группы расписной керамики (рис. 47), в частности посуда с многоцветной росписью типа Кечи-Бег. Эта роспись иногда выполнялась в три цвета – белым, красным и черным. Пестрый геометрический узор, украшающий сосуды с полихромной росписью, выполнен с тонкостью и изяществом. Появляются глиняные фигурки сидящих женщин со схематическим приостренным стерженьком на месте головы, напоминающие, так же как и фигурки Гумлы II, южнотуркменистанские образцы. Плоский стеатитовый амулет с орнаментом, выполненным сверлением, является типологическим предшественником появляющихся позднее печатей. Дальнейший прогресс искусства малых форм хорошо виден на примере терракот: сначала добавляется пышная прическа, становящаяся со временем все более фантастической. Головы фигурок снабжаются круглыми глазами, напоминающими черепные глазницы, как писали авторы 50-х гг., или мотоциклетные очки, как их образно характеризуют исследователи наших дней. Складывается специфический северобелуджистанский тип терракот, известный по ряду находок и до Мергара и получивший наименование «зхобской богини-матери» (Zhob Mother Goddes). Если ранние терракоты, так же как и южнотуркменистанские статуэтки, изображались сидящими, то постепенно этот признак все более схематизируется, и с Мергара VII появляются стоящие фигурки. Наряду с женскими статуэтками появляются и мужские, число которых в мелкой пластике достигает 30 %. Огромное количество образцов терракотовой скульптуры нередко выдающегося артистического исполнения, найденное на Мергаре, свидетельствует, что этот вид художественного производства стал в подлинном смысле массовым, прочно входил составным элементом в культуру и быт своей эпохи.

Рис. 47. Мергар. Расписной сосуд.

Кроме посуды с полихромной росписью среди расписной керамики имелись изделия с разными вариантами однотонных рисунков: черным по красному, черным по серому и т. п. Столь же разнообразны и мотивы орнаментации. В зооморфных сюжетах наряду с изображениями копытных широко распространяются изображения рыб. Причудливо удлиненные фигуры быков с птицами между рогами предвосхищают одну из локальных школ расписной керамики более позднего Белуджистана – так называемый стиль Кулли. Среди геометрических мотивов особенно показательно появление геометризированного стиля Кветта с широким использованием изображения крестов, полукрестов, фигур с пильчатым оформлением. Его истоки явно восходят к южнотуркменистанской расписной керамике геоксюрского и карадепинского стиля и отражают, так же как иранский Шахри-Сохте (с. 135), резкое усиление межрегиональных контактов. Показательно, однако, что в отличие от собственно Кветты в Мергаре роспись южнотуркменистанского стиля отличается цветовой гаммой, нанесенной на сосуды местных форм, отличных от стандартных типов южнотуркменистанской керамики. Из других сюжетов росписи следует отметить листья пипала, так же как и рыб, становящихся со временем одним из популярных мотивов росписи хараппской керамики. Так в недрах раннеземледельческих общин постепенно формируются эталоны и моды, ставшие традиционными для индостанского региона на долгое время. Расписная керамика Северного Белуджистана варьирует эти стилистические решения, что позволяет выделить ряд локальных школ. Например, в нижних слоях Рахман-дери, особенно популярны блюда с изображением крупных рыб, которые, располагаясь вдоль края сосуда, образуют кольцо непрерывного движения. В Кветте, так же как и в Мергаре, представлены композиции с использованием листьев пипала, горбатых быков, птиц и рыб. Вместе с тем около четверти геометрических мотивов кветтской расписной керамики, такие как ступенчатый крест, ступенчатые пирамидки, пиловидные линии, находят прямые аналогии в среднеазиатской керамической провинции. В этой связи было высказано предположение о передвижении ряда племенных групп из южнотуркменистанских областей в юго-восточном направлении. Особенно сильно это проявляется в Шахри-Сохте, в Сеистане, где налицо прямой импорт, и в районе Кветты (Массон, 1960б; 1964б, с. 286, 437—439; 1981а, с. 111). Некоторых районов подобные воздействия достигали уже в ослабленном виде, художественные эталоны вкомпановывались в стили, выработанные местной традицией (Мергар, Рахман-дери). Сам факт южнотуркменистанских влияний не вызывает сомнений и находит разнообразные подтверждения на новых материалах (Weiner, 1984), хотя проникновение новых элементов ряд исследователей склонен связывать не с передвижением племенных групп, органически включающихся в состав местного населения, а с развитием торговли (Jarridge, Lechevallier, 1979, p. 505).

Однако характер и масштабы инноваций, восходящих к южнотуркменистанским прототипам и охватывающих различные виды артефактов – от 185 расписной керамики до терракот и печатей, – столь значительны, что гипотеза о передвижении коллективных групп населения остается наиболее вероятной (Массон, 1981а, с. 112). Тем более что так называемая торговля, которую точнее именовать регулярным обменом, носила ограниченный характер и была связана, во всяком случае в рассматриваемый период, с распространением полудрагоценных камней, идущих на украшения, и, видимо, меди, источником которой никак не мог быть Южный Туркменистан.

При таком подъеме художественной культуры северобелуджистанских общин, основывающейся как на местных традициях, так и на творчески используемых заимствованиях, архаическим выглядит продолжающееся сохранение в Мергаре кремневых орудий, в том числе сегментов и трапеций. Возможно, частично это связано с бедностью рудной базы, ограничивающей массовое распространение медных изделий, которые к тому же заботливо берегли, чем и объясняется их относительная редкость в культурном слое. В Мергаре известны медные шилья, плоские топоры, лезвия ножей и булавка с биспиральной головкой. К сожалению, скромные масштабы раскопок хозяйственно-жилых комплексов и древних могильников затрудняют конкретные суждения об общественном развитии. Вместе с тем показательно появление плоских подквадратных печатей с геометрическими и зооморфными рисунками, изготовлявшихся из камня и терракоты. Эффектная костяная печать с изображением на одной стороне скорпионов, а на другой – козлов найдена была в Рахман-дери. Возможно, перед нами свидетельство становления института собственности, использующего культовую символику.