Текст книги "Первые цивилизации"

Автор книги: Вадим Массон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

В Хаджиларе отразилась одна из особенностей неспокойной истории первобытной Малой Азии – постоянные межплеменные столкновения. Уже поселение Хаджилар VI подвергалось разрушению. Слой пожарища перекрывает и поселение Хаджилар II. Необязательно в каждом подобном случае видеть полную смену населения, но сам факт межплеменных столкновений несомненен.

Традиции Хаджилара ощущаются в нижних слоях Бейче-султана (Lloyd, Mellaart, 1962), где к периоду энеолита относится двадцать слоев, начиная со слоя XL. Общая мощность этих напластований в 11 м указывает на то, что они охватывают значительный промежуток времени – вероятно, все V и первую половину IV тыс. до н. э. Уже в нижних слоях отмечается упадок кремневой индустрии, что явно подразумевает вытеснение кремневых орудий медными. Действительно, в Бейче-султане найдены медные шилья, булавки, часть кинжала и даже серебряное кольцо. Таким образом, специализация производств раннеземледельческих общин получила новый импульс. Имеется в Бейче– султане расписная керамика. Геометрические мотивы, выполненные белой краской, наносились на открытые чаши и одноручные кувшинчики. В одном из слоев Бейче– султана обнаружена обводная стена. И Бейче-султан, и Хаджилар характеризуют культуру юго-запада Малой Азии. На северо-западе им частично соответствуют по времени нижние комплексы Кум-тепе в Троаде. В западных областях Малой Азии в это время устанавливается традиция устройства погребений в каменных ящиках (цистах) или в крупных сосудах (Mellaart, 1964). Такие могильники, как правило, устраиваются вне пределов поселений, на которых встречаются лишь захоронения детей под полом.

Рис. 26. Комплекс Хаджилар.

Другую, отчетливо выраженную культурную провинцию образовывала Кония. Здесь, поблизости от Чатал-Хююка ранней эпохи находятся руины более позднего поселения – западного Чатал-Хююка (Mellaart, 1965). На нем, как и на другом конийском памятнике, Джан-Хасане, имеется расписная керамика. В Джан-Хасане представлена и лощеная посуда с резным орнаментом и налепами в виде голов быков, найдена медная булава и медные браслеты. Существовало и укрепление типа Хаджилара, что свидетельствует о необходимости обороны.

Особое положение в системе древних культур Малой Азии занимают памятники юго– востока – древней Киликии. Тут сильны связи с Северной Сирией и через ее посредство с Месопотамией. Недаром в расположенном здесь Мерсине в XIX слое на расписной керамике отмечается влияние северомесопотамского Халафа, а слои XVIII—XVII так и именуются местным Халафом (Garstang, 1953). Начиная с XVI слоя, ориентировочно относимого к 4500 г. до н. э., в Мерсине появляются укрепления в виде сложенной из камня стены полуметровой толщины с воротами, фланкированными выступами– контрфорсами. В керамическом комплексе представлены сосуды с ручками, но роспись исчезает – господствует лощеная посуда красного и розового цвета. Распространяются медные изделия, в том числе тесла и топоры. Сирийско-месопотамские связи продолжаются: начиная с XII слоя появляется расписная керамика, развивающая традиции другой месопотамской культуры – убейдской.

Таким образом, в Малой Азии во второй половине VI – первой половине IV тыс. до н. э. происходит развитие оседлоземледельческой культуры, возникают все новые поселения, в частности Бейче-султан на западе и Алишар в Центральной Анатолии (Osten, 1940). Налицо и начальные этапы специализации металлургов и гончаров, которых можно рассматривать как общинных ремесленников, обслуживавших потребности раннеземледельческого коллектива, членами которого они являлись. Этнокультурная пестрота и большая плотность населения приводили к сложной системе взаимоотношений, царившей в мирках этих ранних земледельцев. Во всяком случае многие поселки сохранили следы обводных стен – глинобитных или каменных, имевших толщину 1.5—3 м. Яркая художественная культура составляла специфическую черту раннеземледельческих общин Малой Азии начиная с первых этапов развития экономики производства продуктов питания (Чатал-Хююк). Однако хозяйственный прогресс в течение VI – IV тыс. до н. э. был менее заметным. Видимо, это во многом объясняется ограниченными возможностями неполивного и полуполивного земледелия по сравнению с ирригационным полеводством Шумера. Вероятно, этот фактор сказался и на определенном угасании чатал-хююкского взлета, и на малых размерах малоазийских поселений IV – III тыс. до н. э. В результате неравномерность исторического развития начала проявляться уже в рамках ближневосточного региона.

Шумерская цивилизация шла к своему расцвету, когда в Малой Азии только начинался переход к этой ступени исторического развития.

Природные условия Малой Азии способствовали культурной и этнической разобщенности, повсюду располагались рассеянные по горным долинам завистливые соседи (Burney, Lang, 1971; Lloyd, 1967). Недаром археологи насчитывают в Малой Азии III тыс. до н. э. более 10 одновременно существующих культур (Mellaart, 1965). Раскопанные поселки несут следы пожаров, а вскрываемые погребения буквально забиты древним оружием. В таких условиях формирование цивилизации было более длительным, и в нем заметную роль играли культурные и торговые связи с древнейшими очагами передовых культур.

Эпоха, связанная с этими процессами, приходится на вторую половину IV и на III тыс. до н. э. В малоазиатской археологии она именуется раннебронзовым веком (Mellaart, 1966). Название это условное и далеко не везде металлические изделия, сами по себе достаточно многочисленные и разнообразные, изготовлялись именно из сплавов, а не из чистой меди. Повсюду наблюдается достаточно определенная преемственность с более ранними 108

энеолитическими комплексами. Сохраняется и деление на культурные провинции с чертами локальной специфики. Культурная пестрота не меняла общей направленности исторического развития, повсеместно наблюдаются две основные тенденции – подъем ремесленных производств и рост укрепленных центров, своего рода протогородов.

Первая фаза эпохи ранней бронзы на северо-западе хорошо представлена комплексом Троя I (Belgen а. о., 1950), ориентировочно датируемым 3600 – 3100 гг. до н. э. Аналогичные материалы известны и по раскопкам в Полиохни, Терми (Laimb, 1936), Эмпорио и в Кум-тепе (слой !ц). Многочисленные выходы строительного камня и обилие осадков стимулировали развитие каменной архитектуры – из камня возводятся не только фундаменты, но и все постройки полностью. Распространен устойчивый тип дома – так называемый мегарон. Его характеризует сочетание длинного зала с открытым во двор портиком. В главной комнате располагался очаг, из камня устраивались сидения, покрывавшиеся затем глиняной обмазкой. В наборе орудий труда представлены полированные топоры и тесла, а также кремневые и обсидиановые вкладыши для серпов. Правда, следует иметь в виду, что, как показали экспериментальные исследования, вкладышевый кремневый серп изогнутой формы не уступал по производительности аналогичному орудию, изготовленному из бронзы. Однако эти черты уже были архаическими на фоне прогрессивного развития металлургии (Stronach, 1957). В Трое I и в Терми имеется и настоящая бронза – сплав меди с оловом. Металлические изделия встречаются уже целыми кладами. Так, в состав клада, найденного в Поли-охни, входили три бронзовых кинжала, как плоских, так и с намечающимся ребром, пять плоских топоров или мотыг и один боевой топор развитого типа. Известны для этого времени и наконечники копий. Металлические изделия представлены также изогнутыми ножами, сверлами, проколками, булавками с навершиями в виде птицы. Глиняная посуда ручной лепки отличается высоким качеством выделки. Поверхность ее часто залощена, цвет керамики – темно-серый, коричневый и красный. Из новых форм следует отметить кувшин с клювовидным сливом, имеются также сосуды на подставках и кувшины на трех ножках. Ряд сосудов украшен резным орнаментом с белым заполнением. В Полиохни как наследие энеолитической эпохи в небольшом числе сохраняется керамика с белой росписью.

Близка материалам Трои I культура Иортан, распространенная в западных областях Малой Азии. Она известна исключительно по могильникам, которые по погребальному обряду прямым образом связаны с энеолитом – захоронения совершались в сосудах, располагавшихся правильными рядами, и в каменных ящиках. Богатые керамические коллекции иортанской культуры включают сосуды с резным орнаментом, в том числе кувшины с горлом, завершающимся сливом, сосуды на ножках, сосуды в виде птицы.

В Юго-Западной Анатолии культура этой фазы представлена в Бейче-султане слоями XIX—XVII. Они характеризуются прекрасно обожженной лощеной керамикой, среди которой много сосудов с вертикальными и горизонтальными каннелюрами. Найдены небольшие медные орудия, постройки представлены обводной стеной из сырцового кирпича и святилищами с алтарями. Обнаружены и мраморные несколько схематизированные фигурки-идольчики.

Своего рода пик культурного подъема можно наблюдать на средней фазе раннебронзового века Малой Азии (первая половина и середина III тыс. до н. э.). Обработка металлов в это время процветает в Малой Азии и местные кузнецы и ювелиры создают произведения, не уступающие лучшим образцам тогдашней эпохи (Burney, 1977). Широко распространены литье по восковой модели и филигрань по золоту. Использовались бронза, медь, олово, свинец, серебро, золото, электр и даже метеоритное железо. За исключением олова, все это были металлы местного происхождения. Специализированным производством становится изготовление оружия: мечей, кинжалов и боевых топоров; как средство защиты в этот воинственный период получают распространение шлемы. Другой процветающей отраслью становится ювелирное ремесло, замечательным образцом которого являются золотые ушные подвески из Трои. Выделяются три локальные школы металлообработки – северо-западная, понтийская и анатолийская. Передовые отрасли производства – металлургия и металлообработка создали технологическую основу для отделения ремесла от земледелия.

Рис. 27. Троя II. План поселения.

Общая историческая ситуация, сложившаяся в Малой Азии, способствовала социальной стратификации общества и институализации политической власти. III тыс. до н. э. в целом было периодом военного напряжения. Жители укрывались за высокими стенами городков, охранявшими накапливаемый прибавочный продукт и концентрируемые сокровища. Однако сельское население вело жизнь, мало отличавшуюся от эпохи раннеземледельческих общин, и даже глиняная посуда изготавливалась ручной лепкой. Да и сами городки уступали месопотамским центрам как своими размерами, так и размахом монументальных построек. Многие из них – Троя II, Полиохни V, Ахлатлибель имели площадь всего 1—2 га. Правда, размеры такого центра, как Бейче-султан на юго-западе Турции были довольно внушительными – около 24 га. Обводная стена Бейче-султана была сложена из камня и имела толщину до 5 м. Сравнительно невелики были святилища Бейче-султана, достигавшие в длину 15—17 м. Отдельно стоящие общественные здания имелись в Трое и Полиохни.

На северо-западе отмечены и последствия междоусобиц – Троя I была разрушена и на ее руинах возводится хорошо изученная крепость Троя II с каменной обводной стеной, усиленной прямоугольными башнями-пилястрами, и с двумя воротами, обороне которых также придавалось особое значение (Belgen а. о., 1951; Belgen, 1963). В центре крепости располагалось большое здание типа мегарона, достигавшее в длину 35 м. Предполагается, что это резиденция местного правителя (рис. 27). Заметные изменения происходят в керамике: впервые в Малой Азии спорадически применяется гончарный круг.

Характерной формой становятся изящные кубки с двумя ручками по бокам. Такие кубки и сосуды со сливами на долгое время определят своеобразие малоазиатской керамической традиции и в модифицированном виде проявятся через полтора тысячелетия в наборе греческой посуды. В Трое II кубки покрыты красным ангобом и прекрасно залощены. На одном из этапов своего существования Троя II также была сожжена, и исследователи отмечают в целом некоторое сокращение числа поселений в Троаде. О том, что осаждавшие крепость рассчитывали на богатую добычу, свидетельствует знаменитый клад, найденный Г. Шлиманом. В его состав входили различные украшения из золота и серебра, в том числе ушные подвески, диадемы, булавки с биспиральной головкой («клад Приама»). Состав другого клада указывает на далекие связи древней Троады – в нем имелись изделия из прибалтийского янтаря и североафганского лазурита. Резиденция правителя Трои и клады, явно включавшие драгоценности, накопленные элитарной частью общества, свидетельствуют о происходящем процессе социальной и имущественной дифференциации. Дифференциация образа жизни получает материализованное воплощение в возведении резиденций, в изготовлении уникальных драгоценностей.

В Юго-Восточной Малой Азии слои Бейче-султана XVI—XIII дают культуру, как бы развивающую традиции Трои I. Существует даже гипотеза, что носители культуры Троя I были частично потеснены из Троады воинственными пришельцами, неоднократно нападавшими на саму Трою. Святилища Бейче-султана по плану представляют тот же мегарон и обычно расположены попарно. Предполагается, что одно из них посвящалось женскому божеству, Великой богине, другое – мужскому, возможно ее сыну или супругу. Связь этих божеств с земледельческими культурами достаточно ясна – при святилищах устроены закрома для зерна, и подношения, скорее всего, состояли именно из зерна, помещавшегося в сосуды. Десятки таких сосудов обнаружены стоящими на полу культовых строений.

Свидетельством социальной дифференциации, идущей в обществах Западной Анатолии, являются погребения, найденные в Дораке. По культуре они принадлежат к комплексам типа Иортан, продолжающих существовать и в пору Трои II. Их погребальный обряд также достаточно традиционен – захоронения в скорченном положении, помещенные в каменные ящики. Невелики сами каменные ящики – один размером 1.8X0.83 м и другой – 2X3.1 м. В одной гробнице помещены мужчина и женщина. Но погребальный инвентарь Дорака исключительно богат и разнообразен. На найденном здесь деревянном предмете, возможно бывшем частью сидения типа трона с золотой обкладкой, имеется иероглифическая надпись с именем фараона Сахура, второго царя пятой династии Египта (около 2494 – 2345 гг. до н. э.). Это, с одной стороны, помогает уточнить дату всего комплекса, а с другой – указывает на широкие культурные и торговые связи. Парадное оружие из бронзы, золота и серебра, в том числе кинжал с лезвием из метеоритного железа, различного рода украшения и сосуды указывают, что обе гробницы предназначены лицам, занимавшим особое положение в обществе. Западные исследователи, например Дж. Мелларт, склонны несколько поспешно именовать их царями (Mellaart, 1965, р. 31). Однако в Дораке нет ни монументальности, присущей царским могилам Ура или Аньяна, ни массовых человеческих жертвоприношений. Видимо, в гробницах Дорака захоронены вожди достаточно высокого положения в социальной иерархии, возглавлявшие племенные объединения. Наличие в инвентаре особых категорий вещей явно престижного характера, как например серебряный кинжал с золотой рукояткой, увенчанный львиными головами из горного хрусталя, подчеркивает их особый ранг.

Выделение такой социальной категории было характерной чертой рассматриваемого времени, и об этом убедительно свидетельствует другая группа богатых гробниц – Аладжа-Хююк в Центральной Анатолии (Arik, 1937; Ko§ay, 1951, 1966). Их устройство не отличается большой сложностью – это обычные могильные ямы, правда, увеличенных размеров – около 3.5 м в ширину и до 6—7 м в длину (рис. 28). Но сам погребальный обряд подчеркивает экстраординарное положение захороненных лиц. Край могил частично отмечен каменной выкладкой. Поверх бревенчатого перекрытия, видимо, располагались шкуры нескольких жертвенных быков. Во всяком случае, на это указывают находки черепов и костей нижних конечностей этих животных. Всего раскопано 13 гробниц, и все они отличаются исключительным богатством и разнообразием инвентаря. Имеются остатки плохо сохранившейся деревянной мебели, возможно помостов с балдахинами, на которые могли помещать усопших. Разнообразное парадное оружие свидетельствует о выполнении захороненными воинских функций. Таковы кинжалы, мечи, копья, серебряный боевой топор с рукояткой, заключенной в золотую обкладку. Имеются и два кинжала с золотыми ручками и с лезвиями из метеоритного железа. Судя по этой части погребального инвентаря, лица, погребенные в гробницах Аладжа-Хююка, были военными лидерами, роль которых в условиях напряженной ситуации Малой Азии III тыс. до н. э. была особенно велика. Не менее богаты и разнообразны по составу украшения и предметы туалета. Они подчеркивают престижный характер образа жизни, к которому стремилась новоявленная знать. Таковы булавки, золотые браслеты, серебряные и бронзовые гребни, бронзовые зеркала. Различны и сосуды, сделанные из меди, серебра, золота и электра. Глиняные сосуды имеются, но они единичны. Весьма интересны престижные объекты, бывшие, видимо, навершиями жезлов, изготовлявшиеся из бронзы с инкрустацией драгоценными металлами. Это прежде всего фигуры животных – оленей и быков (рис. 29, 30). Особый вид подобных наверший или штандартов имеет достаточно сложное престижно-знаковое содержание. На них изображены диски, символизирующие солнце. На одном из штандартов имеется фигура дикого осла на фоне зубчатого диска, на другом олень стоит между двумя быками. Сложный семантический характер этих объектов несомненен и, скорее всего, они указывают на еще одну функцию погребенных – осуществление культовых действий. Военные вожди – жрецы Аладжа-Хююка находились на вершине социальной иерархии центральноанатолийского общества середины III тыс. до н. э.

Культурный облик памятников Центральной Анатолии этого времени достаточно своеобразен. Керамика данных комплексов черная и черно-коричневая, среди форм много сосудов со сливами, часто достаточно сложных очертаний, появляются и двуручные кубки. Таковы слои Алишара I6 и слой 5 – 8 в самом Аладжа-Хююке, где описанные выше гробницы располагались на незастроенной окраине достаточно крупного поселения. Примечательно, что и ювелирные изделия Аладжа-Хююка по формам и приемам выполнения отличны от драгоценностей, входящих в состав троянских кладов. Для анатолийской школы металлообработки более характерны связи с ювелирным делом Шумера, известном по «царским» гробницам Ура. Богатые рудные источники Малой Азии не только способствовали расцвету местной металлообработки, но и рано стали поставлять сырье для широкого обмена. Недаром Тавр в месопотамской традиции именуется «серебряными горами» (История Древнего Востока, 1983, с. 239). Медь и серебро Анатолии шли не только в Месопотамию, но также в Сирию, Ливан и, возможно, в Палестину. Однако было бы неверно, как это часто делают западные исследователи, модернизировать значение этой «международной торговли». Металл мог доставляться посредством вооруженных торговых экспедиций, и походы аккадских царей в Восточное Средиземноморье преследовали в значительной мере получение столь необходимых Месопотамии металлов и строительного леса. Вместе с тем несомненно, что развитие подобных связей стимулировало разложение первобытных правопорядков в Малой Азии и становление раннеклассового общества, потенциальными лидерами которого делались представители социальной верхушки, известной археологии по погребениям в Дораке и Аладжа-Хююке. Найденное в них парадное оружие было символом выделения прослойки с ярко выраженными функциями военачальников. В условиях межплеменной чересполосицы, столь характерной для Малой Азии, эти функции приобретали особенно большое значение.

Рис. 28. Аладжа-Хююк. Комплекс из богатых гробниц.

Рис. 29. Аладжа-Хююк. Навершие жезла. Бронза.

Финальная фаза эпохи ранней бронзы (2300—1900 гг. до н. э.) уже вплотную подводит нас к периоду, освещаемому письменными источниками. В комплексах этого времени, сохраняющих локальные различия, отражается дальнейшее развитие трех основных тенденций – прогресса ремесел, отделившихся от земледелия, прогресса средств нападения и защиты и все большего обособления верхушки общества. В производство керамики все шире внедряется гончарный круг, применение которого ранее было известно лишь в Троаде. Особым изяществом отличается центральноанатолийская керамика с полихромной росписью так называемого каппадокийского типа. На северо– востоке Малой Азии, в Понтийской провинции, представлены комплексы, развивающие традиции Аладжа-Хююка и скорее всего принадлежащие к разрушенным богатым погребениям (Махматлар, Хороз-тепе). Здесь имеются фигурки быков, оленей, горных козлов, штандарты с дисками, золотые и серебряные сосуды. Встречаются и серебряные статуэтки, изображающие женщин, причем одна держит ребенка. Богатые захоронения в монументальных гробницах известны в Южной Турции (Алёкшин, 1986, с. 144). Обособляющаяся верхушка общества заботится и о прижизненном благополучии – на Кюль-тепе в Центральной Анатолии в конце III тыс. до н. э. сооружается массивный дворец правителя (Ozgug, 1959).

Рис. 30. Аладжа-Хююк. Навершие жезла. Бронза.

Есть основание полагать, что это развитие было в известной мере задержано какими– то событиями конца III тыс. до н. э., когда приходит в запустение значительная часть оседлых поселений, особенно на западе Малой Азии. Некоторые исследователи связывают это явление с продвижением индоевропейских племен, предположительно лувийцев (Mellaart, 1958; Маккуин, 1983, с. 29). Допускается и переход части местного населения к скотоводству. Однако в целом культурный и социально-экономический прогресс не был прерван. Бейче-султан в начале II тыс. до н. э. становится подлинным городом с обособившейся цитаделью, а найденная здесь печать с иероглифическими знаками указывает на развитие письменности. Цитадель с обводной стеной появляется и в Алишаре. Военная аристократия, оставившая некрополи Дорака и Аладжа-Хююка, находит генетическое продолжение в князьках, стоящих во главе отдельных областей. Как показывают данные письменных источников, в начале II тыс. до н. э. во главе Кюль– тепе – Каниса с его знаменитой ассирийской торговой колонией стоял царек с административным аппаратом, размещавшимся в цитадели (Клинописные тексты. . ., 1968, с. 37 – 38). Происходит формирование раннеклассового общества и цивилизации, выросшей на богатых местных культурных традициях, но использующей и ряд месопотамских эталонов и, в частности, выработанную там клинописную систему письма.

Древние культуры Ирана

Природные условия Ирана отличаются значительным разнообразием как ландшафтным, так и климатическим. Вдоль западных границ проходит горная система Северо-Западного Загроса, расчлененная несколькими ущельями, по которым осуществляются связи в разных направлениях. Мягкий и влажный климат с большим количеством осадков обеспечивает здесь посевы зерновых «под дождь», начиная с отметки 1000 м над уровнем моря. Практически природные условия такие же, как и в частях системы Загроса, находящихся на территории Ирака, и недаром именно здесь сосредоточены древнейшие памятники архаических земледельцев и скотоводов. Межгорные долины и котловины хорошо обеспечены водой многочисленных водотоков. Большую часть Ирана занимает Иранское нагорье, представляющее собой обширные, летом знойные, зимой холодные, во многих местах безводные пустынно-степные пространства. Плато окаймляют, а местами и пересекают мощные и широкие гирлянды труднодоступных гор, также в большей своей части степных и пустынных. Только узкие полосы внешних склонов этих окраинных гор одеты лесами. Оазисы приурочены к подножьям гор, котловинам и горным долинам, в тех случаях когда они обеспечены водными источниками. Южные окраинные горы образуют цепочку, продолжающую систему Загроса. Северную окраинную цепочку составляют Эльбрус и Туркмено¬Хорасанские горы. Сразу за Эльбрусом в Южном Прикаспии располагается область повышенного увлажнения с реликтовыми широколиственными лесами. Характерная особенность Ирана в целом – недостаточная увлажненность. Во многих реках постоянное течение появляется только в период дождей. Значительная часть Иранского нагорья – это знойные плоскогорья, перегруженные накоплениями песка и щебня. Именно таковы две крупные пустыни центрального Ирана – Деште-Лут и Деште-Кевир. Несколько выделяется по природно-климатическим условиям крайний юго-запад Ирана, ныне носящий наименование Хузистан. Он представляет собой часть аллювиальной Месопотамской низменности, орошаемой реками Карун и Керке. Плодородные почвы, жаркий сухой климат во многом сближают его с Нижней Месопотамией, что наложило отпечаток и на особенности исторического развития этой области.

Изучение первобытных культур Ирана началось очень рано и в некоторых отношениях первоначально даже опережало исследование археологических памятников соседней Месопотамии. Еще в конце XIX в. Ж. де Морган открыл при раскопках в Хузистане комплексы расписной керамики, названные им Сузы I и II (Morgan .J., 1900, 1902). Эти комплексы до начала 30-х гг. сохраняли эталонное значение, и по ним исследователи старались классифицировать вновь открываемые архаические памятники. Время показало несовершенство раскопок Ж. де Моргана, не заметившего многометровую толщу культурных напластований, разделяющих комплексы Сузы I и II, и археология Передней Азии стала ориентироваться на комплексы, выделенные уже в самой Месопотамии. В 30-е гг. наряду с продолжением работ французской археологической миссии в Хузистане раскопки Охватывают все новые районы Ирана. В 1931 —1933 гг. экспедиция Э. Шмидта исследовала Тепе-Гисар в районе Дамгана, где были выявлены комплексы эпохи бронзы (Smidt, 1933, 1937). В 1933—1937 гг. около Кашана Р. М. Гиршман произвел раскопки Сиалка (Ghirshman, 1938—1939). Из систематических работ послевоенных лет следует отметить изучение раннеземледельческих поселений в Загросе и его предгорьях (работы Р. Брейдвуда, П. Мортенсена, К. Фланнери и др.), а также начатые в 1957 г. большие комплексные исследования в иранском Азербайджане («проект Хассанлу»), возглавляемые Р. Дайсоном (Dyson, 1965b). В 60-е и 70-е гг. усилилось внимание к изучению крупных центров эпохи бронзы (раскопки Яхья– тепе и Шахри-Сохте на юго-востоке Ирана). В Иране рано развилось кладоискательство вследствие повышенного спроса на экзотические древности на антикварных рынках Западной Европы и США. В связи с этим многие памятники, особенно древние могильники, оказались безнадежно разрушенными, а вещи, вырванные из комплексов, рассеяны по множеству частных собраний и коллекций (о последних поступлениях см.: Amiet, 1987). Иранское правительство стремилось организовать учет археологических памятников; в некоторых районах, откуда поступали находки в лавки антикваров, были организованы раскопки. Основной сводной работой по археологическим комплексам Ирана долгое время оставалась книга Д. Мак-Кауна по сравнительной стратиграфии (Mac Cown, 1942). Система, учитывающая новые стратиграфические колонки и выводящая иранские комплексы на колонку, выработанную в Месопотамии, предложена Р. Дайсоном (Dyson, 1965a). Историко-культурная интерпретация памятников первобытного Ирана дана в работе автора (Массон, 1964б). Имеется ряд других сводных работ по археологии и культуре древнего Ирана (Ghirshman, 1951; Vanden Berghe, 1959; Porada, 1965a).

В археологических памятниках древнего Ирана нашли отражение три большие эпохи в истории и культуре этой страны. Первая эпоха – время ранних земледельцев и скотоводов, когда сложившиеся устойчивые культурные комплексы распространяются с расселением племенных групп на обширную территорию, где складывается ряд локальных очагов и начинается их внутренняя эволюция. Генеральной линией культурного развития в эту эпоху была спонтанная трансформация. В становлении земледельческо-скотоводческой экономики древнего Ирана решающую роль сыграла культура Джармо, или загросская культурная общность. Ее значение как исходного культурного пласта заметно во многих археологических комплексах, где в той или иной форме ощущаются эти загросские традиции (см. выше, с. 41).

Раннеземледельческая культура VI тыс. до н. э. на юго-западе Ирана представлена комплексами, изученными в долине Дех Луран, восточной окраине месопотамской низменности, где происходит постепенное развитие традиций, сложившихся в пору существования здесь культуры архаических земледельцев Али-Коша (Hole а. о., 1969; см. выше, с. 42). На стадии Мухаммед-Джафар поселения состояли из глинобитных домов, интерьер которых нередко был окрашен красной охрой. Охрой же покрыты и скорченные костяки из погребений, располагавшихся непосредственно на территории поселков. Глиняные сосуды представлены тремя группами – керамикой с желтоватой поверхностью, расписными сосудами и сосудами с лощеной красной поверхностью.

Последняя группа явно продолжает традиции керамики загросской культурной общности в ее южном варианте, известном по Тепе-Гурану. То же можно сказать и относительно браслетов, вытачивавшихся из мрамора и алебастра. Из других украшений можно отметить бусы и подвески, изготовлявшиеся из раковин, добывавшихся в Персидском заливе, и из бирюзы, доставлявшейся из северных районов Ирана.

Дальнейшая эволюция земледельческо-скотоводческой экономики отмечается в середине VI тыс. до н. э. на стадии Сабз, хотя культурная преемственность здесь прослеживается хуже, вероятно, ввиду отсутствия в изученных материалах переходной стадии. Это было время широкого освоения территории Хузистана раннеземледельческими общинами – в долине Дех Луран материалы типа Сабз отмечены на шести поселениях, в собственно Сузиане – на 34. Судя по всему такое освоение долин Керхе и Каруна было невозможно без применения искусственного орошения полей, что допускается всеми исследователями. На полях возделывались несколько видов ячменя, пшеница, лен, чечевица и вика. Появляется крупный рогатый скот, представленный особями более мелкими по сравнению с дикими быками. В целом уровень развития близок культуре Самарры среднего Тигра, где также налицо начальные стадии искусственного орошения. Самаррские связи отмечались уже по комплексу Джафарабад, выделенному французскими археологами в Сузиане еще в 50-е гг., до того как были произведены комплексные исследования в долине Дех Луран.