Текст книги "Первые цивилизации"

Автор книги: Вадим Массон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

О распространении прикладного искусства свидетельствует и расписная керамика – почти 30 % глиняных сосудов украшается росписью черной краской по красному и светлому фону. Как правило, это крупные силуэтные геометрические фигуры, но встречается также мотив схематизированного дерева и рисунки козлов с закинутыми за спину крутыми рогами, а также других ближе не определимых копытных животных. В погребениях детей и взрослых все чаще встречаются различного рода украшения, главным образом бусы и подвески, причем бусы нередко образовывали целые ожерелья. Они вытачивались из различных пород камня, в том числе из бирюзы и сердолика. Иногда, по-видимому, бусы нашивались на одежду. Широко были распространены фигурки животных из необожженной глины, в основном весьма схематичные. В некоторых, однако, с уверенностью можно опознать изображения козлов и быков. Терракотовые антропоморфные статуэтки воспроизводят стоящую женщину с подчеркнутой стеатопигией и украшены росписью, нанесенной коричневой краской. Такие статуэтки пышнотелых матрон обнаружены при раскопках на Кара-депе и Намазга-депе. В восточных областях, как свидетельствуют терракоты, найденные на Дашлыджи, верхняя часть статуэток воспроизводилась более схематично. Пышные бедра этих фигурок сплошь покрыты круглыми вдавлениями.

Положение комплекса Намазга I в стратиграфической колонке южнотуркменских памятников достаточно определенно. В материальной культуре здесь прослеживаются известные связи с комплексом Анау IA. Расписная керамика обнаруживает больше генетических связей с неолитической Джейтунской посудой. Некоторые элементы росписи, в частности фризы из крупных контурных треугольников, имеют аналогии в керамике месопотамской Хассуны и комплекса Хаджи-фируз Северо-Восточного Ирана. Но в целом археологический комплекс Намазга I местный, среднеазиатский, сформировавшийся на основе культурных традиций Джейтунской культуры и Анау IA.

Постепенно различия в культуре удаленных друг от друга памятников становятся более ощутимы, в рамках единой анауской культуры начинают формироваться локальные варианты. Заметно проявляется этот процесс в пору Намазга II. В это время для западной группы памятников характерна нарядная расписная керамика, украшенная дробными геометрическими орнаментами, выполненными в две краски – красным и черным (Анау, Кара-депе, Намазга-депе). На востоке, наоборот, роспись становится суше и упрощенней – преобладают прямые параллельные линии, идущие вдоль венчика (Алтын-депе, поселения геоксюрского оазиса), видимо, в этом нашли отражение черты этнокультурного обособления и формирования двух племенных групп.

При настоящем уровне знаний пока нет оснований говорить о заметных различиях в хозяйстве западной и восточной групп раннеземледельческих общин. Основными возделываемыми культурами были мягкая пшеница и двухрядный ячмень. Последнему, как и в древней Месопотамии, отдавалось явное предпочтение. Так, при раскопках Муллали-депе было обнаружено 2100 зерен ячменя и лишь 250 зерен пшеницы. На Алтын-депе в слоях этого времени отмечены находки карликовой пшеницы, мягкой пшеницы и ячменя двух видов: двухрядного и голозерного. Из лиманного и полуорошаемого земледелие постепенно превращается в поливное, дающее устойчивые урожаи. Это обстоятельство документально засвидетельствовано открытием древних водоемов в Геоксюрском оазисе (Лисицына, 1965). Палеоэтноботаник 3. В. Янушевич, изучавшая зерна ячменя поры Намазга II с поселения Алтын-депе, также пришла к выводу, что здесь практиковалось именно поливное земледелие (Янушевич, 1977, с. 169). Земледелие получает широкое распространение на прикопетдагской равнине в оазисах: почти повсеместно в почвенных профилях обнаруживается мощный реликтовый агроирригационный горизонт. Оно было надежной экономической основой всего культурного прогресса. Расширяется и круг домашних животных, вовлеченных в орбиту человеческой деятельности. Во всяком случае, по находкам на ряде памятников, в том числе на Анау, можно говорить о приручении двугорбого верблюда, центр доместикации которого, видимо, находился в районах Южного Туркменистана и примыкающих областей Восточного Ирана (Ермолова, 1976, 1983).

В западной группе памятников строения поры Намазга II лучше всего изучены в ходе раскопок, производившихся на Кара-депе (Массон, 1960а, 1962). Здесь располагались большие многокомнатные дома с четкой планировкой. В состав таких домов входили более крупные жилые комнаты, хозяйственные помещения, нередко облицованные фрагментами керамики, и внутренние дворики. В руины более ранних оплывших строений впущены погребения взрослых и подростков, совершавшиеся в овальных ямах, изредка обкладывавшихся кирпичом. Данные о строениях восточной группы памятников более разнообразны благодаря широким раскопкам небольших поселений геоксюрского оазиса (Хлопин, 1964, 1969). Так, на Ялангач-депе поселение имело обводную стену, в периметр которой были включены круглые в плане строения. Судя по культурному слою и наличию очагов, эти строения использовались в качестве жилищ. Имелись в пределах ограды и жилые дома прямоугольных очертаний. Центральное место в поселке занимал большой прямоугольный в плане дом с двухчастным очагом-подиумом, расположенным на невысокой платформе. Скорее всего, он был святилищем-домом общих собраний. Близкой оказалась планировка и другого поселения Муллали-депе, где также налицо обводная стена, круглоплановые дома и центральное святилище. Почти все эти элементы отмечены и на других памятниках геоксюрского оазиса, включая и его центр – поселение Геоксюр I. Наличие обводной стены установлено и на Алтын-депе, бывшего в это время уже крупным населенным центром.

Керамический комплекс времени Намазга II, как уже отмечалось, заметно отличен в западной и восточной группах памятников. Так, на западе распространена посуда с полихромной росписью, расположенной в верхней части сосуда в виде панно, скомпанованного из геометрических фигур, главным образом треугольников, заштрихованных косой сеткой. Этот прием, так же как использование двух красок – черной и красной, придает сосудам пестрый и нарядный вид. Наряду с этой богатой посудой бытовала и грубая кухонная керамика, а также сосуды с одноцветной росписью и сосуды черного и красного цвета обычно с лощеной поверхностью. Нередко в композицию расписного фриза включались и схематические, линейно переданные фигурки козлов. На поздних этапах периода Намазга II посуда с двухцветной росписью постепенно вытесняется керамикой с узорами, выполненными одной краской – черной или темно-коричневой. Керамика восточных поселений настолько отлична, что когда там в ходе раскопок встречаются сосуды с нарядной двухцветной росписью, то они, выпадая из общего комплекса, уверенно могут быть отнесены к числу привозных объектов. Местная посуда, названная по наиболее хорошо изученному памятнику ялангачской, характеризуется темно-коричневой росписью по красному фону несколькими параллельными линиями, идущими вдоль венчика и иногда соединенными друг с другом вертикальными черточками или небольшими треугольниками. На больших тарных сосудах преобладает роспись крупными треугольными шевронами.

Заметно увеличивается число медных изделий – значительное их число было найдено в геоксюрском оазисе. Помимо обычных шильев и пробойников здесь имеются наконечники дротиков и топор. Специальный анализ указывает на технологический прогресс в этом производстве. Производится наклепка рабочей части изделий, отмечены первые опыты по литью в закрытых формах (Терехова, 1975). Важен прием заключительного разупрочняющего обжига, производимого после холодной ковки. В результате изделия становились менее ломкими (Черных, 1962). Находки украшений из золота и серебра показывают, что в обработку поступали и эти металлы.

Рис. 35. Илгынлы-депе. Статуэтка.

Больше становится и украшений, помещаемых в могилы. Это главным образом бусы в основном из алебастра, но также из сердолика, лазурита и драгоценных металлов. Они встречаются в области шеи и грудных позвонков, а также на запястьях рук и ног. Иными словами, это – наборные ожерелья, а также ручные и ножные браслеты. Весьма выразительна антропоморфная терракота поры Намазга II, происходящая из памятников восточной группы. Это в основной своей массе крупные тяжеловесные статуэтки, воспроизводящие сидящих женщин с тяжелой, пышной грудью, заменившей на некоторых образцах и плечи, и руки. Статуэтки окрашены красной краской, поверх которой черным нанесены изображения украшений и различных символов (рис. 35). Обычно это шейные ожерелья, иногда многорядные, хорошо известные по раскопкам погребений. На бедрах встречаются изображения животных, и в частности козлов. На одной из статуэток, встреченных на Ялангач-депе, на туловище нанесены 15 кругов с точкой посередине, символизирующих, по наиболее вероятному толкованию, солнечный диск. Было высказано предположение о связи этих изображений с календарным циклом (Хлопин, 1964, с. 106). Интересные материалы для характеристики ялангачского этапа анауской культуры дали проведенные в 1986 г. предварительные раскопки на поселении Илгынлы-депе, расположенном в 10 км к востоку от Алтын-депе и запустевшем в пору формирования последнего как крупного центра позднеэнеолитического времени. На Илгынлы-депе установлен центр по производству каменной скульптуры, изготовлявшейся с помощью целого набора каменных орудий, обнаруженных по соседству с самими статуями и заготовками для них. Устанавливаются по меньшей мере два различных типа скульптур: уплощенные идольчики с небольшими бугорками груди и более крупные, реалистически объемные статуи с покатыми округлыми плечами и тщательно выделанной головой с крупными чертами лица. Один из идольчиков находился на полу жилой комнаты и был обращен лицом к двери. Крупные объемные статуи предназначались, вероятно, для общинных святилищ. Терракотовые статуэтки, найденные на Илгынлы, по сравнению с архаическими фигурками Ялангача отличаются изысканным изяществом.

Таким образом, в период Намазга II, приходящийся, скорее всего, на начало и середину IV тыс. до н. э., оседлые общины, расселившиеся по подгорной полосе и дельте Теджена, создали устойчивую систему поливного земледелия, что способствовало развитию специализированных производств и в первую очередь металлургии. Хотя находки орудий труда из меди и немногочисленны, почти полное исчезновение кремневых орудии, за исключением такого специализированного вида, как кремневые сверла, косвенно указывает на господство медных изделий. Создание системы поселений с крупными центрами свидетельствует и об усложнении социальной организации. Общество явно стояло на пороге культурного расцвета, который и наступил в пору позднего энеолита, в последней трети IV – начале III тыс. до н. э. В это время на юге Туркменистана складываются наиболее блистательные раннеземледельческие комплексы, воздействие которых вскоре начинает ощущаться и далеко за пределами этой замкнутой области.

В прикопетдагских оазисах в позднем энеолите сохраняется разделение на две культурные зоны – западную и восточную. В западной распространяется расписная посуда карадепинского стиля, характеризуемого измельченным геометрическим рисунком и изображениями различных животных – козлов, пятнистых барсов и птиц. На востоке сложился иной стиль расписной керамики – геоксюрский с яркой полихромной росписью крупными фигурами крестов и полукрестов (рис. 36). Вместе с тем по другим признакам – типам домов, статуэток, металлических изделий, погребальному обряду – обе группы явно объединяются в одну культурную общность, представлявшую собой заключительную фазу анауской культуры. Территория ее распространения даже в пределах Средней Азии заметно расширилась, продолжалось начавшееся еще в неолите расселение прикопетдагских общин в восточном направлении – возникают небольшие поселки в дельте р. Мургаб и, как показывают открытия таджикистанских археологов, оседлоземледельческая культура проникает в Таджикистан (Саразм около Пенджикента).

Из хозяйственных перемен особенно важное значение имеет дальнейшее развитие и совершенствование поливного земледелия, приведшее к возникновению целых оросительных систем, одна из которых была открыта в геоксюрском оазисе. Здесь около главного поселения геоксюрского оазиса – Геоксюр I – обнаружены древнейшие на территории СССР искусственные каналы, имевшие длину около 3 км и ширину от 2.5 до 5 м. По обеим сторонам каналов в верхнем и нижнем течении располагались поля, куда вода поступала из небольших канав (Лисицына, 1965). Ирригационное земледелие, позволявшее осуществлять многократный полив посевов, обеспечивало стабильные урожаи и было важным фактором хозяйственного и культурного прогресса. Находки глиняных колесиков от моделей повозок указывают на развитие транспорта, возможно начавшееся еще в предшествующем периоде. В скотоводстве на Алтын-депе и Геоксюре наблюдается повышение удельного веса мелкого рогатого скота и в особенности овец, что указывает на развитие отгонного скотоводства. В металлургии отмечается значительное разнообразие технологических приемов при изготовлении вещей различных типов и есть основания говорить о наличии постоянно действующих мастерских (Терехова, 1975). В гончарном деле для обжига посуды использовались одноярусные горны, обеспечивавшие стабильную температуру и вместе с тем требовавшие значительных технических навыков и знаний. О большом мастерстве свидетельствует и изготовление из мраморовидного известняка различных сосудов и статуэток.

В подгорных оазисах в это время происходит дальнейшая концентрация жителей в крупных поселениях, приобретающих внешние черты урбанистических центров. Так, в районе Меана-Чаача забрасывается сравнительно крупный поселок Иглынлы-депе, население которого, судя по всему, переходит на соседний Алтын, где осваивается значительная территория к югу от поселения поры среднего энеолита. Эта южная часть сразу же ограждается обводной стеной, построенной из сырцового кирпича, имеющей толщину 1.4—1.7 м и усиленной по фасаду прямоугольными башнями-контрфорсами. Ранние обводные стены образовывали ступенчатый фундамент для более поздних. В стенах устраивались проходы шириной около 1.7 м и имелись более значительные ворота, вымощенные булыжником, обеспечивающим прохождение в дождливую погоду колесных экипажей. Широкие раскопки Кара-депе выявили тенденцию к планировочной организации и внутреннего пространства крупных центров (Массон, 1960а, 1982ж). В середине поселка располагался обширный незастроенный участок – своего рода площадь, на которую выходили уличные артерии, имевшие ширину до 2 м. Непосредственно к площади примыкал большой комплекс, который есть все основания рассматривать как культовый (Хлопин, 1971; Массон, 1982ж, с. 39). Его ядро образовывали два крупных, подквадратных в плане святилища с прямоугольными очагами-подиумами. Вдоль святилищ шла вытянутая в длину группа небольших складских помещений, а с другой стороны располагался обширный хозяйственный двор. Обнаруженные на этом участке мраморная статуэтка и обломки целой группы изящных сосудов из мраморовидного известняка скорее всего принадлежали к числу вотивных объектов. Этот карадепинский комплекс можно рассматривать как сооружение протохрамового типа, бывшее не только местом обрядовых церемоний, но в известной мере центром хозяйственной деятельности, в частности местом хранения резервного и семенного фонда общины в целом.

Достаточно четко устанавливаются стандарты жилых домов, возводившихся как на западных, так и на восточных памятниках. На Кара-депе это были обширные многокомнатные массивы, где исходную планировочную единицу образовывал комплекс из двух помещений – относительно крупной жилой комнаты с отопительным очагом и примыкающего к нему узкого подсобного строения. Каждый дом-массив состоял из 4—6 таких планировочных единиц, но имел также общий хозяйственный двор, зернохранилище, основание которого образовывали ряды параллельных стен, и общую кухню. Аналогичные многокомнатные дома раскопаны и в восточной группе поселений – на Геоксюре и Чонг-депе. В их состав входили небольшие помещения с круглыми дисковидными очагами-алтарями, что позволяет рассматривать их как домовые святилища. Сходные черты обнаруживаются в строениях Саразма, расположенного в верхнем течении р. Зеравшан (Исаков, 1986). Здесь открыто святилище с круглыми дисковидными очагами, причем на стенах его имелась полихромная роспись, повторяющая геометрические узоры расписной керамики геоксюрского стиля. Определенные изменения наблюдаются по сравнению со временем Намазга II и в погребальных обрядах. Наряду с сохраняющимися традиционными одиночными погребениями появляются коллективные усыпальницы, в которые помещалось до 20 усопших. В восточной группе поселений распространены овальные в плане гробницы с ложносводчатым перекрытием из сырцового кирпича (Геоксюр I, Алтын-депе).

Керамика рассматриваемого времени принадлежит к числу замечательных памятников прикладного искусства. Так, на Кара-депе расписывались миски различных форм, чаши, кубки, горшковидные сосуды и кувшины с невысоким горлом. Преобладал дробный геометрический рисунок, где составляющие элементы, включая фигуры крестов и полукрестов, миниатюризованы и порой не воспринимаются как самостоятельный, значимый элемент композиции. Специфической особенностью керамики карадепинского стиля является широкое распространение зооморфных мотивов, среди которых преобладают изображения козлов с крутыми рогами, воспроизводимых преимущественно в реалистической манере. Второе место занимают фигуры пятнистых животных, изображаемые более условно. С ними лишь при построении генетической цепочки можно идентифицировать барсов. Довольно часты изображения птиц, обычно встречающихся в сочетании с солярными кругами, реже попадаются фигуры орлов в геральдической позе с распростертыми крыльями. Расписная посуда составляет около 20 % всего керамического комплекса. Лишенные росписи сосуды в основном имеют поверхность зеленовато-белого цвета, но имеется и серолощеная посуда, в том числе вазы на высокой ножке.

Рис. 36. Алтын-депе. Позднеэнеолитический комплекс. Конец IV—начало III

тыс. до н. э.

При орнаментации посуды геоксюрского стиля в отличие от Кара-депе широко используется полихромная роспись черным и красным по кремовому фону; геометрические фигуры – кресты, полукресты и другие элементы крупны, массивны, не затеряны в дробном рисунке геометрической орнаментации. Зооморфные фигуры более редки и представлены геометризи-рованными фигурами животных. Так, туловища рогатых копытных (скорее всего козлов) прямоугольны, стилизованы под общую геометрию орнамента. Под брюхом помещен треугольник с фигурой полукреста внутри, что также сделано в рамках общего стилевого решения геометрических композиций.

Медные изделия, находимые при раскопках, по-прежнему малочисленны. Это четырехгранные в сечении шилья, совкообразные долота, булавки с лопаточковидным навершием, разные варианты плоских двусторонних ножей, круглые, слегка вогнутые зеркала без ручки. Вместе с тем изучение каменных орудий труда, проведенное в широких масштабах на поселении Алтын-депе, указывает на широкое распространение обработки металла (Массон, 1983а). Среди весьма многочисленных и разнообразных орудий имеются специальные молоты для измельчения руды, отбойники, а также оселки и абразивы, служившие для заточки и подправки медных орудий труда. Многочисленность каменных орудий для обработки руды указывает, что из мест добычи доставлялась сама руда, а не только выплавленные слитки, как это предполагалось ранее (Коробкова, 1986).

Важным памятником художественных промыслов и одновременно духовного производства является терракота, представленная яркими образцами как в западной, так и в восточной группе памятников. Женские статуэтки воспроизводят сидящую фигуру с изящной плавной линией бедер и ног, что заметно отличает их от тяжеловесных матрон времени Намазга II. Роспись на фигурках заменяют различного рода налепы и резные линии. Встречаются терракоты с тяжелыми подпрямоугольными плечами, иногда руки сложены под грудью. Головы обычно имеют клювовидный профиль. Иногда на спине помещен налеп, изображающий тяжелую косу, а по обеим сторонам головы воспроизведены эсовидные подвески. Весьма примечательно появление мужских статуэток – сидящих, обычно схематичных, и стоящих, с тяжелыми подквадратными плечами на конусовидном основании, имеющих узкую косу и длинную бороду, разделенную на две пряди. Эти фигурки различаются по типам головных уборов. Одни имеют небольшую шапочку, окрашенную в черный цвет, другие – головной убор типа шлема. Такие «головки воинов» особенно многочисленны среди находок на поселении Геоксюр I. Они изготовлялись путем выдавливания в специальных формочках с последующей обработкой деталей.

Анализ характерных элементов культуры Южного Туркменистана в пору позднего энеолита показывает, что наряду с сохранением ряда местных традиций здесь налицо целый пучок новшеств, или инноваций, прежде всего в расписной керамике и терракоте. В обоих случаях отмечается воздействие культур ирано-месопотамского круга. Так, зооморфные мотивы керамики карадепинского стиля в ряде случаев восходят к керамике Сиалка III и Гисара ГС – ПА, а многие черты терракот как западной, так и восточной групп памятников имеют аналогии в мелкой пластике Южного Двуречья и частично Элама. Появление на Кара-депе в это время нового антропологического типа (Трофимова, Гинзбург, 1960) позволяет заключить, что имела место и частичная инфильтрация нового населения, во всяком случае в западной группе поселений. С другой стороны, детальный анализ принципов композиций расписной керамики карадепинского и геоксюрского стилей указывает и на использование мотивов, выработанных в ткачестве или в других художественных ремеслах, развивавшихся в местной среде (Массон, 1982ж, с. 51). Таким образом, расцвет культуры раннеземледельческих общин юга Средней Азии в позднем энеолите основывался на местном автохтонном развитии, но протекал в условиях оживленных внешних связей и взаимодействий; налицо сочетание спонтанной и стимулированной трансформаций. Сложившийся мощный очаг раннеземледельческой культуры в свою очередь оказал воздействие на соседние области.

Характерной чертой позднеэнеолитической эпохи было резкое усиление культурных воздействий племен юго-запада Средней Азии на оседлоземле-дельческие комплексы Среднего Востока и Индостана. Так, целый ряд типично южнотуркменистанских элементов как в расписной керамике, так и в мелкой пластике может быть прослежен в материалах северобелуджистанского комплекса Кветта (Массон, 1964а, с. 437).

Аналогичные материалы имеются и в южноафганском Мундигаке. В последние годы круг подобных памятников существенно расширился. Так, на сеистанском поселении Шахри-Сохте в самых древних горизонтах от 21 до 31 % расписной керамики принадлежит к числу изделий, явственно входящих в круг керамики геоксюрского и карадепинского стиля (Lamberg-Karlovsky, Tosi, 1973, p. 25—26; Массон, 1981а, с. 111). Именно в Шахри-Сохте и в Кветте обнаруживаются наиболее значительные связи с культурой Южного Туркменистана. В меньшей мере они прослеживаются на памятниках Южного Афганистана, где само их наличие помимо данных по Мундигаку подтверждено исследованиями на Сайд-Кала и Дех-Мораси—Гхундай. Наконец, терракоты среднеазиатских типов были обнаружены даже в долине Инда на ряде раннеземледельческих поселений в слоях, предшествующих хараппской цивилизации. Все это указывает на Южный Туркменистан как на центр активных культурных воздействий. Позднеэнеолитическая культура Геоксюра и в меньшей мере Кара-депе сыграла важную роль в формировании того субстрата, на котором складывались раннегородские культуры не только Средней Азии, но и более южных областей. Механизм этого воздействия в значительной мере, видимо, был связан с прямым расселением оседлых общин, члены которых, как и привнесенные ими традиции, постепенно инкорпорировались местной средой, хотя и образовывали на первых порах, как это показывают материалы Шахри-Сохте, обособленные группы.

Бесспорным свидетельством происходившего в позднем энеолите процесса расселения южнотуркменистанских общин является открытие в верхнем течении Зеравшана поселения Саразм. Оно довольно значительно по площади, благодаря тому что разные его участки осваивались в различные промежутки времени и в отличие от собственно раннеземледельческой ойкумены здесь не образовался типичный телль, стратиграфия которого давала бы возможность последовательно проследить все стадии культурного развития. Первые поселенцы, расположившиеся неподалеку от небольших водотоков, возможно бывших несколько тысячелетий тому назад постоянными, практиковали, скорее всего, полуполивное земледелие. Вероятно, освоение этой территории оседлыми земледельцами началось еще до появления в Южном Туркменистане полихромной керамики геоксюрского стиля. Во всяком случае в древнейших наслоениях Саразма, где открыта часть некрополя, обнесенного сложенной из камня оградой, керамика геоксюрского стиля отсутствует. Но дальнейшее развитие идет в значительной мере в рамках основных культурных эталонов восточного локального варианта анауской культуры. Это касается и керамики с полихромной росписью, и святилищ с округлыми дисковидными очагами-алтарями. Жилые дома возводились из пахсы, но стены культовых комплексов сложены из прямоугольного сырцового кирпича. Стены святилищ расписывались полихромными узорами, выполненными в тех же традициях, что и роспись на керамике. Примечательны и связи, уходящие далеко на юг, в области Белуджистана, что прослеживается сначала по браслетам из морских раковин, а затем и по находкам расписной керамики сеистанского или северобелуджистанского типов. Совершенно ясно, что появление в долине Зеравшана этого археологического комплекса как устойчивого сложившегося культурного явления – прямой результат переселения сюда общины или группы общин, сколь бы ни удивляла значительная территориальная оторванность Саразма от основного очага раннеземледельческой культуры Средней Азии. При этом переселенцы попали в принципиально отличную этнокультурную среду, как об этом свидетельствуют находки в слоях Саразма наряду с расписной посудой грубой остродонной лепной керамики, покрытой резными орнаментами. Она явно входит в круг среднеазиатского неолита охотников и рыболовов, наиболее хорошо известного по памятникам кельтеминарского типа. При столь огромных хозяйственных и культурных отличиях пришельцев и аборигенов едва ли могла идти речь о культурном симбиозе или ассимиляции, как это имело место в Сеистане и Белуджистане, где расселяющиеся группы попадали в культурную среду, близкую им по основным параметрам.

Остановимся теперь на вопросе о том, какие главные изменения в культуре и обществе нашли отражение в археологических комплексах Средней Азии, кратко охарактеризованных выше. Прежде всего, налицо заметный технологический прогресс, рост производственного потенциала. Первое решающее звено здесь составляет сложение системы ирригационного земледелия или земледелия многоразового полива. Анализ палеоэтноботанических материалов и сами остатки древних оросительных сооружений, открытых в геоксюрском оазисе, не оставляют в этом отношении никаких сомнений. Это была эффективная хозяйственная система, но система, результативно функционирующая только в условиях организованной кооперации, целенаправленного общего труда. Создание и поддержание ирригационной сети могло быть только делом рук значительного коллектива. Как показывают палеоэкономические оценки, сооружение системы каналов около поселения Геоксюр I, орошавших площади в 50—75 га, требовало при тогдашней технической вооруженности (палки-копалки и корзины для относа земли) около 2500 человеко-дней. Иными словами, 150 человек должны были быть заняты на этой работе и только на ней в течение почти двух месяцев. Трудовые ресурсы поселения Геоксюр, число жителей которого оценивается в 2000 человек, вполне позволяли проведение этих работ, но это должен был быть именно коллективный труд, должным образом организованный и направленный.

На примере южнотуркменистанских общин можно видеть, как установление относительно надежной и устойчивой системы получения продуктов питания благоприятно сказалось на росте населения. В пору Джейтунского неолита число жителей прикопетдагской равнины ориентировочно определяется в 3000 человек, что дает сравнительно низкую плотность населения: около 14 человек на 100 км2 (Массон, 1971в, с. 142). Это был архаический этап производящей экономики с лиманным земледелием и большой ролью охоты. К IV тыс. до н. э. с развитием поливного земледелия и сложением скотоводческих систем, наиболее эффективных в пустынно¬степной ситуации (отгонное скотоводство), положение коренным образом меняется – для той же территории число жителей может быть определено уже в 12 – 14 000 человек.

Изменение образа жизни и рост благосостояния способствовали второму важному направлению в развитии материального производства – его специализации. В гончарном производстве появляются особые керамические горны, введение которых означало начало перестройки всей технической базы данной отрасли (Сайко, 1971, с. 91 и след.). Совершенствуется и обработка камня, о чем свидетельствует появление разнообразных сосудов и фигурок, выточенных из мраморовидного известняка. При изготовлении сосудов использовалась станковая техника, сверла имели кремневые наконечники. Особенно важным было появление и совершенствование металлообработки. Стабильность условий производства, устанавливаемая на основании технологического анализа, позволяет заключить, что в пору позднего энеолита существовали постоянно действующие специализированные мастерские (Терехова, 1975, с. 17). Видимо, такие явления наблюдаются и в ювелирном деле, когда бусы и подвески изготавливались из самых различных материалов – золота, серебра, меди, бирюзы, сердолика и лазурита. Столь разнообразная производственная деятельность безусловно требовала профессиональной специализации. Сложилось общинное ремесло, при котором мастер-профессионал обслуживал других членов общины в силу своей принадлежности к данному коллективу, а не посредством купли-продажи. В свою очередь община обеспечивала мастера продуктами сельского хозяйства. Подобная организация производства хорошо известна по целому ряду источников и по существу представляет собой попытку общества обеспечить производственный и технический прогресс в рамках традиционных структур (Массон, 1976б, с. 62 – 63). Показательно, что на поселении Геоксюр I гончарные горны, связанные с такой специализированной деятельностью, разбросаны по поселению и, вероятно, отражают рассредоточенный характер расселения мастеров, обслуживавших членов разных общественных единиц, в состав которых они входили. Подобная организация производства способствовала его успешному функционированию, что видно уже по самим результатам – объектам превосходного качества, а зачастую и высоких художественных достоинств. Эта усложненная хозяйственная деятельность требовала и развития транспортных средств. Недаром по крайней мере с позднего энеолита появляются данные о наличии колесных повозок, в которые могли впрягаться крупный рогатый скот и верблюды.