Текст книги "О Михаиле Кедрове
Воспоминания, очерки, статьи"

Автор книги: Вадим Цымбурский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

А. М. Стопани. ИЗ КОСТРОМСКИХ ВОСПОМИНАНИИ

Вернулся в «родные леса» перед «октябрьскими днями» 1905 г. Период от октября 1905 г. до осени 1906 г. можно считать организационно-собирательным.

Возможности: довольно сильная боевая дружина. Ее командир – М. С. Кедров, а идейный руководитель – Лаврентий Гастев… Типография, своя легальная газета, свой легальный книжный склад и магазин Совета рабочих депутатов… Наше издание «Северный рабочий» шло не только по всей губернии, но и в соседние (Ярославль, Ив. – Вознесенск, Вологду, даже Архангельск).

Пролетарская революция,

1925, № 9, с. 196–197

В. Л. Миловидов. ОРГАНИЗАТОР БОЕВОЙ ДРУЖИНЫ

Партийный архив Костромского обкома КПСС хранит протоколы заседаний губернской комиссии по проведению празднования 20-й годовщины первой русской революции. Листаем их… «Просить центральное бюро Общества старых большевиков пригласить в Кострому на торжественное заседание 21–22 января 1926 года, посвященное событиям 1905 года, А. М. Стопани, Н. И. Подвойского, М. С. Кедрова…»

Именно Михаила Сергеевича Кедрова, видного деятеля Коммунистической партии и Советского государства, неоднократно выполнявшего ответственные поручения В. И. Ленина. Что связывало М. С. Кедрова с Костромой?

Шло лето 1905 г. В стране бурно нарастал подъем революции. Чувствовался он и в Костромской губернии, являвшейся тогда одной из промышленных в России. Из 70 тыс. рабочих губернии бастовало в 1905 г. свыше 65 процентов. Более месяца продолжалась летом всеобщая стачка текстильщиков Костромы. Этой борьбой руководили большевики. Их организация настолько окрепла, что Костромская группа РСДРП, ранее входившая в состав Северного комитета, с конца июня 1905 г. была выделена в самостоятельный комитет.

Состоявшаяся в июне 1905 г. Костромская конференция групп РСДРП обсудила решения III съезда партии, признавшего одной из главных и неотложных задач партии организацию вооруженного восстания и поручившего местным партийным комитетам принять самые энергичные меры к формированию боевых сил пролетариата. Конференция решила при каждом партийном комитете организовать особую боевую группу из членов местной организации, представитель которой входил бы в партийный комитет. Боевая группа должна была приобретать оружие, создавать особые подгруппы для захвата арсеналов, типографий, банков, правительственных учреждений, для освобождения арестованных, изучать оружие, способы постройки баррикад, тактику партизанской борьбы и широко распространять эти знания среди рабочих.

И вот по заданию партии в октябре 1905 г. в Кострому приезжает М. С. Кедров. За его плечами уже опыт революционной работы в Ярославле, Нижнем Новгороде, Москве и других местах, а также вологодская ссылка…

В Кострому Михаил Сергеевич прибыл из Москвы. С весны 1905 г. он находился на семейной даче в Перловке под Москвой. Эта дача была убежищем и местом явки для прибывающих с разных концов России партийных работников. На даче большевики учились владеть оружием, изготовлять бомбы. Не случайно много лет спустя Михаил Сергеевич назвал дачу в Перловке школой стрельбы и лабораторией по изучению взрывчатых веществ. М. С. Кедров снабжал оружием московские пролетарские дружины. В это время он по заданию ЦК организовывал подкоп под Таганскую тюрьму для освобождения Н. Э. Баумана и других революционеров.

В Костроме М. С. Кедров поселился на Никольской улице, в доме Кравченко. Работавшие в губернском земстве большевики помогли Михаилу Сергеевичу поступить на временную службу в лесной статистический отдел. Но эта работа не столько давала средства к жизни (хотя у М. С. Кедрова уже была семья), сколько являлась хорошим прикрытием его нелегальной революционной деятельности. Михаил Сергеевич стал одним из руководителей Костромской партийной организации. Он член Костромского комитета РСДРП и организатор боевой дружины…

Создание боевых дружин при местных комитетах партии стало неотложной задачей. В. И. Ленин писал в октябре 1905 г. в Боевой комитет при Петербургском комитете РСДРП: «Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д. и т. д. Пусть тотчас же организуются отряды от 3-х до 10, до 30 и т. д. человек. Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может…»[15]15
  Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 11, С. 336–337.


[Закрыть]

Костромской комитет был особенно озабочен приобретением оружия для дружинников. Об этом, в частности, свидетельствуют его расходы. Если весной 1905 г. в кассовом отчете Костромской группы не было статьи расхода на оружие, то в июле она появляется, а осенью, особенно в октябре 1905 г., становится самой большой по сравнению с другими статьями расхода комитета.

Активная работа костромских большевиков под руководством М. С. Кедрова по созданию дружины не могла остаться не замеченной жандармами. И действительно, начальник Костромского губернского жандармского управления сообщал в департамент полиции: «По имеющимся сведениям, местный комитет Российской социал-демократической рабочей партии летом настоящего года (1905 г. – Авт.) неоднократно пытался организовать боевую дружину»[16]16
  Партийный архив Костромской области, ф. 383, оп. 1, д. 47, л. 11.


[Закрыть].

Создание боевой дружины в Костроме было ускорено событиями 19 октября 1905 г. В этот день митинг, созванный большевиками на центральной площади города для разоблачения царского манифеста, был разогнан черносотенцами.

Позже Михаил Сергеевич вспоминал об этом дне: «Черносотенно настроенная толпа, вооружившись ножами, кольями, чем попало, врезалась в собравшиеся массы. Свалка, давка, паника. Все, кто мог, разбегались по улицам… Я оказался в хвосте колонны, которая бежала по улице, ведущей в фабричный район… Мы были вооружены и решили прикрывать „отступавших“. Вслед за нами гналась многочисленная толпа. Раздавались отдельные выстрелы, летели увесистые булыжники».

Костромской комитет принял энергичные меры по защите рабочих от черносотенцев. Он организовал специальное бюро по формированию боевой дружины, которое возглавил М. С. Кедров. Он и другие большевики провели в губернской земской управе собрание служащих, учащихся, рабочих, поддержавшее предложение комитета о создании дружины. М. С. Кедров организовал среди присутствовавших сбор денег на вооружение пролетариата.

В эти дни Михаил Сергеевич активно выявлял возникшие на фабриках и в учебных заведениях боевые группы и проделал громаднейшую работу по сведению их в единую боевую организацию. Благодаря смелым и решительным действиям М. С. Кедрова, К. Волкова (Николая Ивановича), Н. П. Лапшина и других большевиков дружина была создана в течение 19–21 октября 1905 г. «В желающих поступить в дружину недостатка не было», – писал в своих воспоминаниях ее активный участник В. П. Горицкий. Сказалась большая работа, проведенная ранее большевиками в массах.

Первое выступление дружины, прибывшей для охраны митинга, произошло 22 октября 1905 г. В самый разгар митинга появились казаки и стали разгонять собравшихся. Во время завязавшейся перестрелки дружинников с казаками был убит их сотник. «Первый дебют дружины», – назвал это событие участвовавший в нем М. С. Кедров. Хотя дружинники и вынуждены были отступить, но их сопротивление показало, что в дальнейшем казаки и полиция не могут безнаказанно устраивать расправу над рабочими.

После 22 октября происходит быстрый рост дружины. По свидетельству М. С. Кедрова, в ноябре 1905 г. в ней насчитывалось уже около 300 человек. Боевая дружина состояла из двух основных отрядов – рабочего и городского, сформированного преимущественно из интеллигенции. Отряды делились на десятки, начальники которых входили в боевой комитет, возникший позже из бюро по формированию дружины. При боевой дружине действовал также отряд сестер милосердия, организованный М. М. Стопани, работавшей в земской больнице фельдшером. В этот отряд входила и жена Михаила Сергеевича – Ольга Августовна Кедрова… член партии с 1902 г. Отряд сестер милосердия был создан для ухода за ранеными дружинниками и участниками революционных выступлений. Сестры милосердия прошли специальную практическую подготовку.

С ростом дружины остро встал вопрос о ее вооружении, но для этого требовались средства. За несколько дней Михаилу Сергеевичу удалось собрать среди земских служащих, боявшихся черносотенных погромов, 1000 рублей на приобретение оружия.

На собранные деньги Костромской комитет партии поручил М. С. Кедрову закупить оружие в Москве. Михаил Сергеевич с честью выполнил это ответственное партийное задание…

М. С. Кедров организовал также производство холодного оружия и бомб в Костроме. В мастерской одной из фабрик изготовляли железные костыли, весившие по пять фунтов, конец расплющивали наподобие копья. На одном из заводов Костромы рабочие отлили даже небольшую пушку. В мастерской делали и чугунные бомбы. Для производства взрывчатого вещества М. С. Кедров достал и изучил «Химию» Д. И. Менделеева, «Подрывное дело», «Взрывчатые вещества» и другие книги.

В своих воспоминаниях Михаил Сергеевич подробно описал процесс изготовления самодельных бомб. Водопроводные трубы разрезались на небольшие части, на оба конца навинчивались крышки, а внутрь вставлялась стеклянная трубочка с серной кислотой. Весь цилиндр заполнялся бертолетовой солью. При его бросании трубочка разбивалась, происходила реакция серной кислоты с бертолетовой солью, раздавался оглушительный взрыв, и металлическая оболочка бомбы разлеталась на куски. Испытание таких бомб не раз устраивали в лесу, за городом. Но изготовление самодельных бомб было небезопасным для жизни занятием. Об одном из таких случаев вспоминал позже М. С. Кедров. Преждевременный взрыв при изготовлении бомбы ранил дружинника Павла Лебедева, которого пришлось даже поместить в больницу. Взрыв повредил и его квартиру на Загородной улице. Встревоженная взрывом полиция, прибывшая на квартиру П. Лебедева, обнаружила не только революционные листовки, но и оружие, и даже две чугунные самодельные бомбы. В тот же день вечером дружинники похитили П. Лебедева из больницы и уберегли его от неминуемого ареста.

Большое внимание Михаил Сергеевич уделял обучению дружинников военному делу. Большинство из них не умели обращаться с оружием, а некоторые небрежно к нему относились. У дружины был свой клуб, в котором продлись занятия по военному делу и другая работа. Дружинники несли охрану в городе, чаще всего в ночное время, защищали митинги и демонстрации от налета казаков, черносотенцев и полиции…

Костромской комитет РСДРП и Совет рабочих депутатов, готовя массы в восстанию, большие надежды в его проведении возлагали на боевую дружину. Ответственный секретарь комитета А. М. Стопани и другие руководящие работники признавали позднее, что дружина была сильная, неплохо вооруженная и организованная, а «во главе стояли такие надежные товарищи, как М. С. Кедров, К. Волков (Николай Иванович), Н. П. Лапшин и др.».

После поражения Московского восстания дружина переходит на нелегальное положение. В Костроме, как и в других городах, усиливаются репрессии.

Над М. С. Кедровым и другими руководителями партийной организации и дружины нависла серьезная опасность. Положение осложнялось еще тем, что в квартире Михаила Сергеевича жила сестра жены, участница революционных событий в Ярославле и Москве – Нина Августовна Дидрикиль, работавшая в костромской нелегальной партийной типографии. В связи с черносотенным погромом партийный комитет решил надежнее укрыть свою типографию. Под покровом темной осенней ночи Михаил Сергеевич с помощью Нины Августовны перенес типографское оборудование в свою квартиру.

В квартире М.С.Кедрова жил и Н. И. Подвойский. Их связывала давняя дружба, совместная боевая работа в Ярославской партийной организации. Н. И. Подвойский, зверски избитый в Ярославле черносотенцами и полицейскими в октябрьские дни 1905 г., по решению Ярославского комитета РСДРП был нелегально переправлен в Кострому, к М. С. Кедрову.

И вот в один из дней января 1906 г. на квартиру М. С. Кедрова нагрянули жандармы, имея предписание не только Костромского, но и Московского губернских жандармских управлений произвести обыск и арестовать Михаила Сергеевича. Властям стала известна его революционная деятельность в Москве и Костроме. Только по счастливой случайности его не оказалось дома. Жандармы обнаружили на квартире Михаила Сергеевича Н. И. Подвойского и задержали его.

М. С. Кедров покидает Кострому… Но оставалась созданная М. С. Кедровым боевая дружина, которая и после его отъезда активно действовала и совершала смелые боевые операции…

Деятельность М. С. Кедрова в 1905 г., как одного из руководителей костромских большевиков и организаторов боевой дружины, – яркий этап в его жизни, жизни солдата революции, как скромно называл себя Михаил Сергеевич. Таким он и остался в благодарной памяти костромичей.

Их жизнь – борьба.

Очерки.

Ярославль, 1077, с. 61–67

Е. X. Фраучи. МОЙ ДЯДЯ МИША

Михаил Сергеевич Кедров был человеком интереснейшей биографии и трагической судьбы. Он происходил из старой дворянской семьи, род которой был записан в 6-й книге русского дворянства. Отец его, Сергей Александрович, содержал в Москве нотариальную контору, слыл традиционным хлебосолом и меценатом. Один из предков этой разветвленной семьи, высокопоставленный военный, влюбился в красавицу из цыганского хора и, невзирая на скандал в офицерском обществе и высшем свете, женился на ней, потеряв все воинские чины и привилегии. Как видим, вольнодумство в этой семье имело давние корни.

Прабабка-цыганка обладала большой музыкальностью и превосходным голосом. Эти качества вместе со своими жгуче-черными глазами и волосами цвета воронова крыла она передала своим потомкам.

Среди братьев и сестер Михаила Сергеевича мы встречаем скрипачей, пианистов, певиц, но по большей части все они были незавершенными музыкантами. Только любимый брат Михаила – Бонифатий Сергеевич был скрипачом-артистом.

Михаила Сергеевича с десятилетнего возраста отдали в гимназию.

Он продолжал заниматься и музыкой, начав эти занятия еще с раннего детства со своей матерью. Она хорошо играла на рояле.

В гимназии преподавание велось на немецком языке, и Михаил Сергеевич изучил его в совершенстве. А французскому – детей обучали дома, как это было принято в той среде. После окончания гимназии Михаил Сергеевич в 1897 г. поступил в Московский университет. Он успешно занимался, но в 1899 г. был исключен за участие в студенческих «беспорядках» и выслан из Москвы в Ярославль. Там он поступает в Демидовский юридический лицей и знакомится с вихрастым подвижным как ртуть студентом – Николаем Ильичом Подвойским. Вскоре оба включаются в подпольную работу марксистского кружка А. М. Стопани. Встретив друг в друге полное взаимопонимание и общность идеалов, они и решают поселиться вместе на Власьевской улице. Их соседом оказался Александр Дидрикиль. Таким образом, возник «пансион трех холостяков».

После смерти родителей[17]17
  В собственноручно заполненной анкете М. С. Кедров указывал, что его отец умер в 1892 г., а мать – в 1897 г.


[Закрыть] М. С. Кедров оказался одним из наследников значительного состояния. Он получает свою долю наследства и целиком передает в партийную кассу кружка на дело революции.

…Не успели мы, ребята, утром попить молока с сыром, как увидели через раскрытое окно столовой идущую по дорожке парка Нину, и, что было особенно любопытно, – она шла не одна! Рядом с ней шагал высокий и очень черноволосый молодой человек с небольшой бородкой. Черные блестящие глаза и смуглое лицо делали его похожим на цыгана.

Мы высыпали на террасу и немедленно были замечены гостем.

– Это мои племянники, – сказала Нина. Ее спутник оживился.

– Бегите сюда, давайте познакомимся!

Мы как горох посыпались по лестнице, шлепая босыми ногами по ступеням, и очутились рядом с незнакомцем. А Нина называла наши имена. Черноволосого она нам представила как своего и дяди Сашиного товарища и предложила называть его «дядя Миша».

Это был М. С. Кедров.

Вместе с нами дяде Мише был представлен пес Валет и маленький лохматый Бобик, в густой шерсти которого постоянно гнездились блохи. Дядя Миша немедленно дал ему кличку Блохарь и принялся возиться с собаками, чем вызвал у нас неподдельный восторг и любовь. Мой брат Артур[18]18
  Артур Христианович Фраучи – Артузов.


[Закрыть] с гордостью рассказывал о талантах Валета и всячески старался склонить симпатии дяди Миши в его сторону. А Михаил Сергеевич во время этой возни пришел в такой азарт, что встал на четвереньки и залаял на собак с таким неподражаемым искусством, что те поджали хвосты и пустились наутек. Впрочем, впоследствии они выказывали ему все признаки собачьей привязанности и верности.

А когда за нашим огромным столом на террасе собралась вся семья и Михаил Сергеевич с непревзойденным искусством и с соответствующей мимикой принялся рассказывать интересные истории, он покорил всех. Мы слушали его затаив дыхание, а папа потом говорил нам: «У этого молодого человека блестящий ум, но он большой фантазер!» А мама подумала: уж не жених ли это Нинин?

Вечером все пошли в белый зал. Михаил Сергеевич сел за рояль и долго играл. Мы не знали, что он исполнял. Позже мама сказала, что это были соната Бетховена и «Лесной царь» Шуберта.

Долго нас не могли загнать в постели в тот летний вечер. А утром со мной произошло одно забавное приключение.

После завтрака мы все влюбленными глазами и с затаенной надеждой смотрели на дядю Мишу, думая сейчас же отправиться вместе с ним на прогулку. Но Нина очень серьезно сказала нам, чтобы мы шли гулять одни, а с дядей Мишей ей нужно поговорить об очень важных делах.

Что это за важные дела? Вопрос был жгуче-любопытен. И вот, когда все дети побежали в парк, я незаметно проскользнула в детскую, зашла за занавеску, разделявшую комнату на две части, и быстро залезла под свою кровать. Нина и дядя Миша, усевшись за нашу парту у окна, принялись вполголоса что-то обсуждать. Беседа их мне показалась странной, и понять в ней какой-нибудь смысл мне оказалось недоступно. Я улавливала только отдельные непонятные слова: «провал», «Кресты», «в предварилке» – и знакомые имена: Мери, Леля, Саша.

Мне сделалось очень скучно, надоело лежать неподвижно на полу, и я стала понемножку шевелиться, старалась как-нибудь незаметно выбраться на свободу. Этот шорох был услышан собеседниками, голоса их за партой сразу смолкли.

– Что это? – спросил дядя Миша.

Нина поднялась и отправилась за занавеску. Конечно, она меня обнаружила и вытащила из-под кровати. Вероятно, у меня был очень смущенный и встрепанный вид, так как Михаил Сергеевич принялся хохотать.

– Она нас провела, – говорил он среди хохота.

А Нина озабоченно спросила:

– Что же мы теперь должны делать?

Дядя Миша, не переставая смеяться, отвечал:

– Да ничего, ровно ничего. Ну-ка, расскажи, о чем мы говорили? – обратился он ко мне.

Я упорно молчала, так как действительно ничего не могла рассказать…

К 1900 г. сестры Дидрикиль: Мария (Мери), Ольга (Леля) и Нина уже приобщились к революционной работе. Они участвовали в марксистском кружке, организованном А. М. Стопани, и выполняли отдельные его поручения[19]19
  Ярославское земство возглавлял князь Шаховской, либеральный и гуманный человек, допускавший в число земских сотрудников так называемых «неблагонадежных» лиц. Одним из таких сотрудников и был профессиональный революционер-марксист Александр Митрофанович Стопани. Познакомившись с сестрами Дидрикиль, он безошибочным чутьем опытного подпольщика сразу понял, какой благодатный человеческий материал встретился ему, и немедленно предложил сестрам войти в марксистский кружок.


[Закрыть]. С наибольшей энергией и серьезностью к своим новым обязанностям отнеслась младшая из сестер – Нина (она была гимназисткой последнего класса)…

В комнатке сидели две сестры: Мери и Нина, углубившиеся в чтение. Только что вернулась из поездки в Петровское Леля. Она вошла оживленная, свежая от мороза и бросила у дверей чемоданчик. Нина отложила книгу, говоря полушутя-полусерьезно:

– Наконец-то! Михаил Сергеевич справляется о тебе каждый день. Как же так ты уехала, ничего ему не сказав?

– А ну его! – ответила небрежно Ольга. – Он такой неистовый!

– Он любит тебя, – поправила Нина. – Когда же ваша свадьба?

– Ах, Нина, мне что-то не хочется выходить замуж. Иди лучше ты за него.

Нина вспыхнула и вскочила:

– Но хочешь – не иди, а я-то тут при чем?..

Леля рассмеялась.

– Да, по-моему, ему все равно, что я, что ты.

– Какую чепуху ты говоришь, – обиделась Нина. – Ты его не уважаешь, если так думаешь. Он хороший человек и достоин не только уважения, а и чего-то большего (она не хотела произнести слова «любви»).

– Да я просто пошутила, – сказала Леля, слегка смутившись. – Весной поедем в Перловку, там и обвенчаемся. Да, кстати: и Сашина свадьба будет вместе с нашей.

Ранней весной 1903 г. на подмосковной станции Перловская состоялись две скромные свадьбы. На даче Кедровых, в которой давно никто не жил, тетя Мери приготовила свадебный обед.

Михаил Сергеевич был под надзором полиции и не имел права находиться в столичных городах. Вскоре после свадьбы Кедровых отправили в ссылку, в маленький бессарабский городишко Хотин.

Дядя Саша с женой вернулись в Ярославль.

В канун 1904 г. молодые Кедровы, возвращаясь из Хотина, заехали к нам в Ждани. Это были наши первые гости! Они поселились в пристроенной к дому бревенчатой комнате. Она была очень светлая и пахла свежей смолой. Одно окно захватывало балкон. Через него мы, дети, то и дело с балкона ныряли в комнату. Мы по-прежнему обожали дядю Мишу и всеми силами детских душ стремились быть к нему поближе.

Он, как и в первый свой приезд, в Юрино, был с нами ласков и казался нам необыкновенно интересным и забавным. В этот приезд он исключительно много играл на пианино, иногда без конца повторяя один и тот же пассаж, доводя исполнение до блеска. Как сейчас, помню его игру за упражнениями: вот он сидит, немного повернувшись в сторону. В правой руке у него газета, а левая с удивительной быстротой носится по клавиатуре, по 60 и более раз повторяя какой-нибудь сложнейший фрагмент из Бетховена, Шопена. Иногда это бывали обыкновенные гаммы и арпеджио, в исполнении которых он стремился достичь абсолютной точности ритма и чистоты звучания. Его упорство, его целеустремленность буквально нас поражали. Но вот легкий поворот на стуле – и у него уже в левой руке газета, а правая легко и стремительно выписывает какой-нибудь сложный музыкальный узор. При этом ведь он не смотрит на свои руки, он все время читает газету. Нам это казалось чудом. Эти ежедневные регулярные занятия продолжались с небольшими перерывами на завтрак и обед в течение всего месяца, пока Кедровы гостили у нас.

Пришло время их отъезда, и с грустью мы попрощались с дорогими гостями.

Не успели Кедровы приехать в Ярославль, как Михаила Сергеевича схватили и выслали в Вологду.

В конце 1904 г. Михаил Сергеевич был «по высочайшему повелению» освобожден из ссылки и возвратился в Ярославль, где вместе с Мери жила его жена Ольга Августовна и воспитывала маленького сына Бонифатия.

Но недолго наслаждался Михаил Сергеевич семейным очагом. Революция звала его. Он нелегально выезжает в Москву.

…В один из самых темных вечеров поздней осени в дверь нашего флигеля постучали. Саша-быструшка, наша домработница, пошла открыть дверь, и вместе с ней весь заляпанный грязью вошел дядя Миша с велосипедом в руках. Все оживились. Мама ахнула и всплеснула руками, папа долго тряс ему руку, его сразу окружили и засыпали вопросами: «Каким образом? И поездов таких нет! Почему не сообщили? Мы бы встретили».

– Саша, ставь самовар!

Дядя Миша смеясь рассказал, как он прорывался сквозь облаву. Все вокзалы были оцеплены, уехать поездом было невозможно. Вот и пришлось всю дорогу из Москвы шпарить на велосипеде.

Но не прожив и двух месяцев дома, он получает задание выехать в Кострому. Там вместе с А. М. Стопани возглавить Костромскую большевистскую организацию.

Главнейшей ее задачей было создание среди рабочих боевых дружин и оснащение их оружием. Михаил Сергеевич решает заняться местным производством оружия, которое по своим боевым качествам, конечно, не могло быть первоклассным. Поэтому, не переставая производить ею кустарным способом, Михаил Сергеевич осуществляет закупку боевого оружия…

Революция шла на убыль, начинались годы тяжелой реакции. Вот когда многим пригодились наши Ждани!

В один из прекрасных солнечных дней весны 1907 г. из Ярославля прикатила семья Кедровых с двумя мальчуганами.

Они поселились в пустующем летнем доме, на так называемой «даче». Сиреневая аллея вела к этому деревянному двухэтажному дому с крытым балконом на южную сторону. В первом этаже было пять комнат, во втором – всего две, и там каждое лето мы, фраучата, устраивали себе спальню. Здесь был упоительный свежий и прохладный воздух. Со стороны балкона была открытая лужайка, окруженная кустами сирени и акации. На ней устроили площадку для крокета. Михаил Сергеевич был страстным любителем этой игры.

Как-то за обедом зашел разговор о политических событиях. Мы с замиранием слушали, с какой убийственной иронией смертоносно разбивал наш дядя Миша высокопарные газетные статьи Милюкова и Родзянко, превращая их в пыль. Папа лукаво улыбался и говорил:

– Россию, эту старую колоду, не так легко сдвинуть, царизм врос в нее глубокими корнями. Вы, милейший человек, фантазер.

– Но эта колода уже сгнила, – парировал дядя Миша, – она скоро развалится.

– Вот тогда и «будем посмотреть», – шутя отвечал папа.

И все дружно хохотали, а мы влюбленными глазами смотрели на дядю Мишу и ловили каждое его слово.

В скором времени из Петербурга прибыл совсем незнакомый нам человек с рыжеватой бородкой. Он привез два огромнейших и очень тяжелых чемодана, которые с трудом вытащили из тарантаса. Вся босоногая команда ребят бросилась провожать нового гостя на летнюю дачу. Человек этот назвался Николаем Семеновичем Ангарским. Впоследствии мы узнали, что настоящая его фамилия была Клестов[20]20
  Ангарский (Клестов) Николай Семенович, член партии с 1902 г. Сотрудничал с М. С. Кедровым в издании в 1908 г. произведений В. И. Ленина «За 12 лет», «Аграрный вопрос» и других в издательстве «Зерно». Принимал участие в создании полулегального книжного склада «Весна», который обслуживал легальной и нелегальной литературой большевистские организации.


[Закрыть]. Дядя Миша его встретил по-приятельски, очень радушно и не без удовольствия. С этих пор дядя Миша стал с ним часто уединяться, и хотя Ангарский был включен в одну из крокетных команд, но игрой с его приездом стали заниматься гораздо реже. Мы, словно спутники, потерявшие орбиту, блуждали вокруг да около уединявшихся друзей. Иногда обрывки их разговора долетали до внимательных ребячьих ушей. Мы поняли, что речь шла об организации какого-то книжного издательства.

Ангарский был большой скептик, он постоянно сомневался, а дядя Миша, наоборот, был очень воодушевлен идеей организации издательства, которое под видом выпуска художественной литературы могло бы издавать и нелегальную марксистскую литературу. Они с Ангарским подолгу совещались на балконе, что-то прикидывали или подсчитывали, иногда с их губ слетали слова «Куприн», «Арцыбашев», а потом дядя Миша вскакивал со скамьи и заявлял: «Ну, довольно! Пойдемте играть в крокет». Ребята только и ждали этого сигнала. Ангарский неохотно поднимался, а мы их уже брали в кольцо, крик, гам: чур, я в команде дяди Миши! И я! И я! Мы все хотели быть только в его команде. Но дядя Миша нас сейчас же отрезвлял.

– Э-э! Heт, ребята, так нельзя. Против кого же мы будем сражаться? Против одного Николая Семеновича? Но один в поле не воин. Отдадим ему мальчиков. Атюк (Артур) отличный игрок, Рудя тоже молодец. А уж девочек я возьму в свою команду.

Мы с сестрой Ниной играли довольно слабо, от нас пользы было мало, так что дяде Мише приходилось одному сражаться с тремя игроками.

И здесь М. С. Кедров проявлял необыкновенный задор и юношеский азарт. Он играл экспансивно, красиво, вдохновенно и весело. Его шуточки веселили всех. Ангарский с его капризным характером часто вступал с ним в споры из-за какого-нибудь удара, а иногда среди игры бросал молоток и уходил с площадки. Дядя Миша в шутку иногда называл ею «кисейной барышней». Щелчки шаров и удары молотков слышались по всему парку. Чуть-чуть приседая и низко держа ручку молотка, дядя Миша быстро вскидывал глаза – на шар, на ворота, еще на шар, еще на ворота, а потом точный удар – и шар пролетает двое ворот и мышеловку! За десять ударов он проходил все ворота – туда и обратно.

В течение лета М. С. Кедров вместе с Ангарским дважды выезжал в Петербург по делам будущего издательства. Необходимые связи были установлены, помещение подыскано.

Помню, как Михаил Сергеевич вынашивал идею дать концерт в Боровичах. Позже мне стало известно – делалось это для пополнения партийной кассы.

Концерт этот, составленный из прекрасных классических произведений, действительно состоялся в зале Дворянского собрания города, но невежественная публика, мало понимавшая настоящую музыку, не пошла на этот концерт. Кроме нескольких человек – любителей и жданских обитателей, в зале никого не было. Несмотря на это, вся программа была добросовестно сыграна, Крейцерова соната была исполнена с блеском.

Лето стояло жаркое, мы уходили спать в светелку летней дачи, где жили Кедровы и многие гости. Лежа на свежем сене и жуя зеленые яблока, заранее сунутые под подушку, мы, три сестры, прислушивались к музыке, доносящейся снизу. Занолли, жена Бонифатия Сергеевича, и дядя Миша музицировали. Потом раздавались звуки скрипки: это солировал Бонифатий Сергеевич. Незаметно мы засыпали, а утром веселая тетя Леля поднималась в нашу светелку и стаскивала с нас одеяла. Мы вскакивали, слегка перепуганные, а тетя Леля говорила: Вера – сонная! Нина – печальная! Женя – сердитая! Идите скорее вниз. Ваш дядя Миша собирается организовать экскурсию в лес! Сна как не бывало!

Брали самовар, корзины с продуктами и корзины для грибов. Все грузились в лодку, и Артур вместе с Иваном Ильичом Подвойским (братом Николая Ильича) переправляли компанию через быструю, бурливую Мету в лес.

И хоть грибов там было немного, все мы были необыкновенно счастливы. Самовар весело дымил шишками, молодежь разбредалась. Дядя Миша скрупулезно рылся в земле, извлекая еще не вылезшие на свет грибы. Тетя Мери и мама варили в самоваре яйца и готовили бутерброды…

Михаил Сергеевич Кедров находился в зените своих духовных и физических сил. Ему исполнилось 30 лет, и он был полон энергии. В его черных как смоль блестящих волосах не сквозил ни один седой волосок, а черные глаза всегда были непроницаемо загадочны.

Отдыхая в Жданях, он то и дело связывался с Ангарским, который должен был закончить в Петербурге дела по издательству: Михаил Сергеевич поручил ему вести переговоры с авторами.

В июле он уехал, но недели через две, уже в августе, опять приехал, чтобы забрать свою семью.

Там уже издательство «Зерно», как назвал его дядя Миша, развернуло работу полностью, магазин был завален литературой. Ангарский бегал по типографиям, принимал литераторов, заключал договоры, был правой рукой Михаила Сергеевича.

Дядя Миша опять оказался у нас. Он сидит, ссутулясь над столом, и пишет удивительные закорючки. Мы, ребята, не сводили глаз с его пера. А дядя Миша изучал стенографию. Он просил нас диктовать ему что угодно и как можно быстрее. Рука его как будто бы неторопливо скользила по бумаге, но все наши фразы мгновенно были записаны. Мы, конечно, не очень верили, что все нами произнесенное так и записано. А как проверить? Ведь прочесть ничего нельзя. Впоследствии он начал знакомить со стенографическими знаками и Артура. А в тот день, упражняясь, он нас поддразнивал и весело смеялся.