Текст книги "Извек"
Автор книги: Вадим Кондратьев
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)
– Ну, други, давайте выпьем за всё, благодаря чему мы, несмотря ни на что… за нас, в общем!
За окном протопотали быстрые шаги, в сенях грохнула дверь и в горницу ввалился задохнувшийся от бега Микулка. Увидав в руках друзей обнажённые клинки, растопырил ладони и затряс головой, чтобы спрятали.
– Что там у тебя стряслось! – взвыл Мокша. – Или боялся, что харча не хватит?
Микулка сморщился. С трудом переводя дух, закашлялся, опустился на лавку.
– У Ясны на дворе… рёв стоит! Мамка с бабкой воем воют… батька чернее тучи по двору бродит… Беда у них, гои…
Кружки, расплёскивая содержимое грохнули по столу, все вскочили на ноги. Хмель мгновенно слетел с лиц.
– Братья сказывали, – с трудом продолжал Микулка. – Что нынче с реки не вернулась. Бегали туда… на обрыве нет. Видать, решила с горя…
В доме будто бы стало темней. Бывалые лютые воины замерли в растерянности, как дети, ибо никакой силой не превозмочь простую горькую весть. Могучие плечи поникли, тяжёлые взоры буравили пол, на лицах перекатывались желваки.
Лелька схватила Извека за рукав.
– Если в реке, отыщу.
Сотник непонимающе взглянул в её взволнованные глаза. Наконец сообразил, о чём речь, молча кивнул и, ухватив русалку за руку, бросился из избы. Следом загрохотали сапоги друзей. Коновязь вмиг опустела, и вдоль улицы, распугивая суетливых кур, понеслась вереница мрачных всадников. Народ с открытыми ртами останавливался, замечая рогатого коня и двух девиц, прильнувших к спинам седоков. Пролетев мимо городских ворот, не сбавляя ходу, свернули на большак. Не доезжая до места, двинули по стерне к обрыву. Напряжённые взгляды тщетно царапали жухлую полевую зелень. Осадив коней, покружили возле утоптанного пятнышка травы, спешились и, не рискуя подходить к непрочному краю обрыва, переглянулись. Лелька приблизилась к внучке волхва, шепнула несколько слов, побежала в сторону, где берег был положе. Дружинники двинули следом, но жест Дарьки остановил.
– Пождём тут, – попросила она тихо и уселась на траву.
Ратники, понятливо кивнув, опустились рядом. Лишь Извек остался стоять, глядя вслед удаляющейся русалке. Когда тонкая фигурка скрылась под обрывом, тоже сел. Не находя места рукам, потянул с пояса кошель, повертел в руках, постукал по ладони и взялся наматывать на палец шнурок. Скользнул взглядом по кромке леса. Заметил среди зелени несколько жёлтых пятен, напоминающих, что лето не вечно. В нетерпении глянул на небо. Солнце, растеряв полуденный жар, неотвратимо спускалось к затянутому дымкой окоёму. Ещё немного, и тонкая полоска облаков полыхнёт расплавленным золотом, завершая ещё один день…
…Бережно уложив на песке одёжку, Лелька ступила в воду. Окунув ладони, выпрямилась, приложила пальцы к глазам. Помедлила, пока полностью вернётся чувство воды, собралась двинуться от берега, но ощутила чьё-то присутствие. Поспешно шагнув назад, отдёрнула руки от лица.
Перед ней, на чешуйчатых лапах пучеглазых слуг, восседала Дана.
Лелька похолодела. С ужасом поняла, что последний день отмерянного срока подошёл к концу. Откуда-то издалека донёсся насмешливый голос богини:
– Далеко ли, упрямая, торопишься? Неужто одумалась?
Сердце русалки остановилось на миг и застучало, как у пойманной перепёлки. Ответила медленно, едва справившись с голосом:
– Надо отыскать кое-кого… в твоих владениях.
– Не иначе Ясну? – хохотнула Дана.
– Её. – ответила Лелька терпеливо.
Хозяйка снисходительно прикрыла глаза, помолчала, отрицательно покачала головой.
– Не ищи! В моих владениях Ясны нет! Ей нынче и на земле не худо.
Личико Лельки посветлело, но тут же угасло – вспомнила о своём последнем дне.
– Значит, ты за мной пришла… – еле слышно обронила русалка.
Владычица снова покачала головой.
– Да что ты! Теперь не до тебя. Нынче сам Перун-Смертонос с носом остался. Гневится, что опять людские души миропорядок шевельнули. А нам, вечным, такое не по нраву…
Дана осеклась, со странной грустью взглянула в глаза русалки, улыбнулась. Чешуйчатые звери дрогнули, плавно двинулись в глубину. До Лельки долетели последние слова владычицы вод:
– Так что, упрямица, оставайся! И будь счастлива!
Оглушённая услышанным, Лелька вышла из воды. Едва справляясь с непослушными руками, оделась и, не помня себя от радости, заторопилась наверх. Взобравшись на склон, издали помахала рукой. Все вскочили, бросились навстречу, но замерли, удивлённые сиянием её улыбки. Запыхавшаяся русалка остановилась в двух шагах, смахнула прядку с разрумянившегося личика и обвела друзей счастливым взглядом.
– Она вернётся! – только и вымолвила Лелька. – Она обязательно вернётся!
Облегчённый вздох дружинников едва не сдул её с ног. Эрзя кивнул, будто ждал именно этой вести. Расспрашивать не стал, чувствовал в радостной убеждённости девчонки какую-то тайну.
– Тогда летим назад! – рассудительно произнёс он. – Родню Ясны утешим, да и… стол ждёт.
– По ко-оням! – возопил Мокша.
Сотник подхватил Лельку на руки и скакнул к Ворону. Усадил в седло, запрыгнул следом. Потянувшись за поводом, почувствовал, как намотанный на пальцы шнурок соскользнул. Когда отыскал глазами упавший кошель, по спине пронеслась стайка холодных мурашек.
Возле упавшего кошеля тускло блестела почерневшая жемчужина…
…Над берегом слышался тихий говор. Двое, рука об руку, брели вдоль реки. Иногда останавливались, замолкали, соприкоснувшись устами. Всякий раз с трудом размыкали объятья и ступали дальше. Не веря своему счастью, невеста неотрывно смотрела на суженного. Иногда, на миг прижималась щекой, но тут же отпрянув, снова не сводила с милого счастливых глаз.
Лес всё ближе прижимался к воде, направляя их по узкой полоске песка. Зеркало реки обагрилось закатным небом и застыло, боясь потревожить тишину неосторожным плеском. В камышах еле заметно блеснуло. Среди неподвижных стеблей беззвучно замер бесстрастный лик Даны. Лишь напряжённый прищур выдавал давно забытое жгучее любопытство. Услыхав от возмущённой родни про невиданное чудо, захотела сама взглянуть на того, кто дважды уходил в мир мёртвых. Того, кто вопреки воле богов, всё же вернулся к избраннице. Владычица вод во все глаза разглядывала могучего, обнажённого по пояс, война и хрупкую девушку с долгой темно-русой косой.
Взгляд Даны скользнул по иссечённому шрамами телу витязя и остановился на стоптанных сапогах, рядом с которыми черевички невесты казались игрушечными. Такая же грубая обувка была на ногах варвара, что когда-то появился в её пещере… Воспоминания нарушил тихий голос Ясны:
– А как же княжья служба?
– Что теперь княжья, когда дважды на перуновой побывал. Ныне я сам по себе. Владимиру все долги отданы.
– Ну и как там, в вечной дружине?
– Не шибко весело, Ясна! – ответил богатырь, помедлив. – Не шибко, моя ладушка. Те же груши, только сбоку. У богов вообще всё не весело…
Он умолк, засмотревшись на пылающий озорь. Солнце устало валилось под тяжестью дня и остатки его жара окрасили пурпуром верхушки деревьев. Ослабшие лучи, как излётные стрелы, бились в густую кольчугу листвы, но тут же бессильно вязли в плотной зелени. Вечерний покой нарушал только плеск рыбы на отмелях, да далёкие струнки неугомонного сверчка. В камышах снова блеснуло и по воде заскользили расходящиеся круги. Когда первый из них достиг берега, лес уже скрыл пару от любопытных глаз снующих над водой стрекоз….
…Услыхав людские шаги, леший встрепенулся от дрёмы, повертел головой. Неподалёку увидал влюблённых, что медленно брели среди засыпающих деревьев…. Узрев пылкие объятия, почесал косматую шевелюру, сопнул.
– Эх, люди, людишки, человечишки! Чудное племя. Чуть что – сразу к бабам, будто заняться больше нечем. О!.. Пожалте!.. И эти туда же… Вона чё! Уже договорились!
Леший опустил глаза, переворачиваясь на другой бок. Устроившись поудобней, вновь глянул в просвет ветвей, со стариковской укоризной качнул головой.
– Ага, пояс трешшит. Оно конечно, ради такого дела, надо и ремень порвать, и пряжку погнуть… Торопыга! Девка то не убегёт, чай не силком пришла. Да и до первых петухов ешо пять раз запыхаться успеешь.
И чего Род-Батюшка в них нашёл? Все звери, как звери: напрыгнул, сделал дело – в кусты, и то весной. Эти же круглый год милуются. Эх, молодость… Глазы бы мои на это не смотрели. Ещё хорошо, что не Купало нынче, а то нашему брату вообще деваться некуда. Разбредутся по всему лесу, да пыхтят, как весенние ежи.
Он прижал мохнатые уши, горестно посетовал, что не умеет сворачивать их в трубочку. Поискал глазами две шишки, на затычки, да разве их в дубраве найдёшь, а жёлудям ещё не время. Свернулся калачиком, вновь закрыл глаза. Тёплая ладонь ветерка коснулась деревьев, и слух лешего уловил пробежавший по кронам шорох.
– Разума моя… – вплелось в робкий шелест листвы.
Травинки колыхнулись, приняв на себя тихий вздох Лешего. По глубоким морщинам заскорузлого лица скользнула скупая росинка…
…Ночное светило повисло над зеркалом чёрной воды и, затмевая робкие звёзды, любовалось своим отражением. Посеребрённая холодным светом листва дрогнула и расступилась. Двое вышли на берег. Не размыкая рук, остановились у кромки воды, долго смотрели на зыбкую лунную дорожку.
– Как там нынче, при дворе? – тихо вспомнил Рагдай. – Небось, всё пир горой?
Ясна помолчала, прикоснулась щекой к его прохладному плечу, отрицательно качнула головой:
– Пир раньше был, – она поглядела на далёкую гриву леса. – Теперь одно похмелье.
ВЕНЕЦ
Криком помнить изгибы степей,
В лапах бойни пропеть о тебе,
Что сберегла крыла…
Дмитрий Ревякин
Илюмджин-Ота, мудрец, без совета которого Радман не принимал ни одного решения, распахнул полог шатра. Холод туманного утра, коснувшись лекаря, спешно хлынул в раскрывшуюся обитель тепла, выдувая застоявшийся дух целебных трав. Старец втянул студёный воздух и обвёл взглядом просыпающийся стан. Плохой, очень плохой сон разбудил его сегодня. Илюмджин нахмурился. Такие сны никогда не случаются без беды. Он медленно прошёл между шатров, присел возле ближайшего костра. Исподлобья глядя на языки пламени, прощупывал разумом каждый миг сна, пытался уловить мельчайшие крупицы тайного смысла, вплетённые в яркие образы утренней дрёмы…
…Бег, быстрый бег, сквозь обожжённые солнцем травы. Тупик из тесно стоящих шатров, толстый ковёр мягкого сена, на нём – кобылица, разрешающаяся от бремени. Ржание, судорожные рывки кобылицы, осклизлый плод, выходящий из чрева… Марево, отделяющее Илюмджина от новорождённого… мгновение мрака, и взор, прорвав препятствие, приближается к мокрой трепыхающейся плоти. Живой ком дёргается раз, другой и… лопается, открывая под расползающейся кожей массу копошащихся червей…
Костёр щёлкнул раскалённым сучком. Лицо старца дрогнуло, будто сведённое внезапной судорогой. За спиной кто-то приблизился, поднесли жареного мяса, но лекарь, не глядя, указал на бурдюк кумыса. Тут же появилась пиала, расторопные руки аккуратно наполнили и протянули взамен еды. Илюмджин-Ота сделал пять небольших глотков, вернул питьё и слабым жестом приказал оставить его одного. Взгляд снова погрузился в трепещущее пламя.
Воздух быстро наполнялся обычным гомоном, когда со стороны крайних шатров донеслись крики. Стан всполошился. Подобно муравьиной куче, в которую бросили камень, всё вдруг замерло, но тут же вновь зашевелилось, наращивая с каждым мгновением суету и мельтешение. Между костров, к пустому пространству у ханского шатра, потянулись встревоженные воины. Илюмджин снова поморщился, по всему телу прошла неприятная дрожь. Что-то холодное скользнуло вокруг сердца и затаилось под хребтом. Ноги сами подняли худое согбенное тело и понесли на шум, сулящий приоткрыть тайну скверного сна. Подойдя ближе, заметил над толпой сутулую фигуру всадника. В груди скребнули когти мерзкого страха, заставившего прибавить шагу. Когда всполошённые соплеменники расступились перед Илюмджином, всадник уже спрыгнул со взмыленного коня. Собравшиеся, образовав круг, молча смотрели на покрытого пылью гонца. Тот загнанно рыскал глазами по толпе, пока не увидел выходящего навстречу старца. Лекарь остановился перед прибывшим, заметил побуревшие пятна крови, дыры на кожанном доспехе. Сквозь пыль узнал худое лицо Аман-Гельтулея. Из шатра хана высунулись несколько невольниц, рты нараспашку, в глазах тревога. Всё замерло в мрачном ожидании, когда воин наконец выдохнул:
– Хан Радман мёртв!
Тишина была ему ответом. Илюмджин-Ота сделал ещё шаг вперёд, постоял, буравя взглядом носителя чёрной вести, затем повернулся и обвёл взглядом ошеломлённую толпу. Смуглые лица скисли растерянностью и досадой. Те, кто раньше начинал сомневаться в успешности хана, убедились в правоте своих сомнений, и их мысли легко читались сквозь злобный прищур. Другие же, не могли поверить в случившееся. В глазах мелькала то жажда мести, то полное смятение. Кто-то из задних рядов уже поплёлся прочь, кто-то повёл глазом в сторону, собираясь последовать за ними, но безмолвье стана нарушил голос мудрого Илюмджина-Оты.
– Смерть доблестного Радмана вселит в нас новые силы! – пронеслось над сборищем, заставляя всех вновь замереть. – Тлен и пепел останутся за копытами наших коней, когда месть помчит нас на своих крыльях. И смерть придёт к каждому, кто увидит нас на этой земле! Хан мёртв, но не прервётся род великого Кури. Будущим летом взойдёт семя Радмана и родится новый великий вождь, которому суждено прославить себя и нас на века. Так сказали звёзды! И так будет! Ибо избранница уже носит сына Радмана!
Длань старца простёрлась в сторону ханского шатра, где невольницы ловили каждое доносящееся до них слово. Одна всё время оборачивалась, передавая услышанное внутрь шатра. С лиц собравшихся постепенно сходила оторопь. Глаза начинали блестеть. Степняки оживали, в предвкушении щедрого ритуала. Кто-то уже вскидывал оружие, а тишину прорезали первые гортанные боевые кличи. Через мгновение крики подхватили десятки глоток. На лицах заиграло отраженное клинками солнце. Буйство достигло своей вершины, но вой внезапно стих, когда из шатра вышла мать будущего великого хана. Десятки глаз уставились на прекрасную полонянку.
Она же, не сводя горящего взора со старца, медленно ступала от шатра. Кто-то отшатывался, пропуская избранницу Радмана в круг, кто-то был готов вновь заорать, приветствуя ту, что принесёт хана-победителя. Илюмджин-Ота перевёл дух. Видел, что самае главная беда позади и пока, всё идёт как нельзя лучше. Полонянка, тем временем, остановилась в пяти шагах от старца. Обвела толпу торжествующим взглядом, не оставив сомнения, что слышала и поняла всё. Илюмджин по-хозяйски повёл рукой на воинов, приложил ладонь к груди и, продолжая свою игру за сохранение власти, почтительно склонил голову. Но волосы на его голове зашевелились, когда он услышал звонкий смех пленницы. лицо лекаря едва двинулось вверх, а полонянка уже выдернула из рукава маленький, отточенный как бритва, ножик для резки мяса. В глаза обмеревшего мудреца неудержимым восторгом блеснул её победный взор. Не дав никому опомниться, она вскинула игрушечное оружие к своей шее, ткнула остриём лезвия под край левой щеки и обеими руками что есть силы рванула ножик к правому уху.
Пурпур обильно залил белизну сарафана и скатал пыль под ногами в тёмные шарики. Несколько мгновений полонянка ещё стояла, принимая синими очами высокое ласковое небо. Потом колени подогнулись, и она мягко повалилась на забрызганный кровью песок. Тело потревожила последняя дрожь, и лицо затихла со счастливой улыбкой на губах.
Илюмджин-Ота сдавленно захрипел…
ПРИМЕЧАНИЯ
Аксамит – название ткани.
Атас – древний крик тревоги, опасности.
Байдана – кольчуга с крупными плоскими кольцами.
Берегини – по одной из версий, духи, живущие по берегам рек и озёр.
Бортник – добытчик меда.
Било – металлический набатный инструмент, выполняющий функции колокола.
Вервь – жреческая каста (определенная ступень глубины знания у волхвов).
Витим – языческое имя.
Вонми – команда остановки действия или привлечения внимания (внимай!).
Вечерница – первая яркая вечерняя звезда.
В нави зрети – умереть.
Вой, вои – воин, воины.
Выпереживать – обгонять.
Выворотень – торчащая из земли корневая система упавшего дерева, (не выкорчеванный до конца пень)
Выя – шея.
Вьюн – прозвище.
Гоношиться – суетиться, готовиться.
Гораздо – очень (вкусны гораздо). Позже приобрело значение «намного» (гораздо лучше)
Горючая земля – торф, реже бурый уголь.
Глазоём, небозём, озорь, оглядь – горизонт.
Гривна – шейное украшение, послужившее названием денежной единицы.
Давеча – вчера (недавно).
Дана – богиня вод.
Десница – правая рука. Дол – ребро жёсткости, продольная выемка на клинке, часто по ошибке называемая кровостоком.
Длань – ладонь.
Дрёма – бог сна и сновидений.
Дрючок – стрела.
Ерга – языческое имя.
Жарница – открытый пирог с камбалой
Жидовский квартал – реальное название одного из кварталов Киева.
Засапожник – нож, носимый в голенище.
Засека – охранная пограничная постройка или группа построек, обнесённая частоколом.
Застить, застило – загораживать, загородило.
Золотарь – древний аналог современного сантехника.
Карачун – праздник.
Корчага – кувшин.
Крада – обряд погребения (совр. похороны).
Крадовать – совершать погребальное сожжение (совр. хоронить).
Кулёма – неуклюжий человек.
Криница – родник
Лада (Ладо) – богиня любви.
Лебедь река – приток Днепра.
Мавка – (слав.) персонаж языческой мифологии, скорее всего лесная русалка.
Мережка – родственник анчутки.
Микитки – нижние незакреплённые рёбра.
Мироколица – атмосфера, слой воздуха от земли до неба.
Многодлан – многорукое божество (Шива и т. п.)
Мокша и Эрзя – два мордовских племени, имеющие угро-финскую языковую группу.
Надысь – недавно (вчера).
Навьи – злые духи.
Наруч – защитное приспособление предплечья.
Навершие – набалдашник на рукояти клинка, посоха, дубины.
Несреча – дух (божество) способствующее неудаче.
Нетопырь – летучая мышь.
Окоём, оглядь, озорь – горизонт.
Огнев – языческое имя.
Оловир – название ткани.
Палец (перст) — мера движения небесных тел, субъективная единица измерения времени. Солнце сдвинулось на палец, т. е. прошло около 20 минут. (иногда 12–15 минут)
Парубок – юноша.
Пандя – (мордовск.) хватит, всё.
Полкан – кентавр (по непроверенным данным, от названия пол-коня).
Полёт стрелы – мера длины (примерно 200 метров)
Перекрестье (огниво) – перекладина клинка (позже – эфес, гарда)
Пери – женский мифический образ, восточный аналог феи.
Перловица – пресноводный двустворчатый моллюск, аналог мидии.
Перст – палец
Перунова Корова (Перунова овца) – грозовая туча.
Переча (перечи) – в данном случае противник (противники).
Пождать – старая форма слова подождать (пожди, пождем и т. д.)
Пробойник – трёхгранный (бронебойный) наконечник стрелы, для поражения доспеха.
Разума моя – ласковое обращение к любимой.
Ревяк (Ревяка) – в таёжных краях, ревякой кличут медведя.
Резец – широкий острый охотничий наконечник стрелы, приносящий быструю смерть, за счёт обширного поражения тканей и крупных кровеносных сосудов.
Род – прабог, создатель всего (природа).
Робич – сын рабыни.
Руд, Рудияр – языческое имя.
Резан – мелкая монета, обрубленная центральная часть африканского дерхема (монеты, часто встречающающейся в кладах 9-10 в.)
Рядень – предположительно полотенце, рушник (иногда применялся в обрядах).
Рубиль – доска для глажки одежды.
Самотный – себялюбивый, эгоистичный.
Светозар – языческое имя.
Свиля – уход от удара быстрым защитным движением (термин славяно-горицкой борьбы).
Святослав Неистовый – Светлый Князь, успешно проводивший единение Руси. Последний правитель, при котором Русь была великой землей, вселявшей уважение и страх от Скандинавии до Римской Империи. (Взяв рабыню-иудейку, стал отцом Владимира П-Красно-Солнышко).
Серк – двести, (денежный счет).
Селидор-Синий Волк – воинкое имя.
Семаргл – крылатый пёс.
Скрад – тайное место для укрытия чего-либо.
Скрынька – кубышка, маленькая коробчонка или сосуд.
Скрутень – свёрток, узелок с добром и т. п.
Слово Смерти – фраза-заговор, кодовое сочетание звуков (слов), содержащее мощнейший алгоритм нарушения физиологических процессов и биоритмов. Хранится по сей день Дедами высшей верьви.
Смок – драконообразное существо.
Смерть-Борона, (Бивни-Саморубы) – мифический артефакт, сходный по сути с бумерангом. Отличается огромной поражающей силой. Слушается только хозяина, но требует от владельца большого мастерства.
Сорочок – сорок, – мера счета (денежный счет).
Спех – дух успеха.
Срезень – особый вид наконечников стрел (со срезанным острием, наподобие отвертки)
Среча – дух (божество) способствующее удаче.
Стожары – созвездие.
Сулица – небольшое метательное копьё, дротик.
Сурья река – ныне река Сура (Пензенская область).
Сурица (сурья) – напиток, вода с мёдом забродившая на солнце, послужившая названием реки.
Табань – тормози (команда, и ныне используемая плотогонами).
Туясок – берестяная цилиндрическая коробка (посудина) с крышкой.
Тризна – прощальный пир по погибшему (при христианстве переродившийся и получивший убогое название «поминки»)
Укром – убежище, тайное хранилище.
Укромные – тайные, скрытные.
Укромом – тайно, крадучись.
Цветы верояни – из песни КМ. По непроверенной версии некоторых экспертов это цветы ромашки, (Д. Ревякин не опровергал этого предположения).
Шуйца – левая рука
Щитень (имя водяного) – самое удивительное из живых существ российских водоёмов, ныне почти не встречающееся.
Ясна – языческое имя.
Яга! – древнейший боевой клич (ягать – кричать).