355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вадим Кондратьев » Извек » Текст книги (страница 20)
Извек
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 01:07

Текст книги "Извек"


Автор книги: Вадим Кондратьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 18

Страх существует для того, чтобы предупреждать нас об опасности, а не для того, чтобы заставлять нас бояться…

Витим-зареченец

Внучка волхва поправила посох поудобней и вполоборота повернулась к Резану.

– А мы правильно едем?

Микишка поморщил кожу на лбу, покусал губу, пожал плечами.

– А тут до Киева одна дорога. Можно, конечно, и через степь, только там вряд ли ближе будет. Тот путь по кругу идёт. А на этом скоро должна быть развилка, от неё, до киевских земель дня три, если напрямки, как глаз видит. По земле, знамо дело, подольше. Ну а вдвоём, да на Шайтане, думаю, за седьмицу будем.

Он ласково погладил Дарьку по плечу и, помолчав, добавил:

– Ежели, конечно, нигде по дороге не задержимся.

– Хорошо бы не задерживаться. – вздохнула Дарька, вспоминая частые заминки на Проплешинах.

– Хорошо бы.

Будто проникнувшись желанием седоков доехать быстрее, Шайтан усердно примолачивал траву трёхпалыми копытами. Время от времени требовательно выгибал пепельную шею. Дарька со смехом чесала набалдашником посоха у основания ушей, отчего каждый раз слышалось блаженное урчание. Резан тоже улыбался. Чувствовал себя счастливо, и потому что ехал в Киев на княжью службу, и потому что рядом была Дарька.

Скоро показалась долгожданная развилка: две дороги сбегались к огромному отшельнику-дубу и, миновав его, сливались в одну стезю. Резан покосился на дорогу. Рассмотрел на обочине вывороченные с корнем пучки травы. Вытоптанная трава не оставляла сомнений, что проскакал не один конь. Не желая волновать Дарьку, промолчал. К чему преждевременные опасения, если проскакал не ведомо кто и незнамо куда.

Когда поравнялись с исполинским стволом, девчонка ткнула локотком в Микишкины рёбра и указала на бугристую кору. На шершавых наростах желтели свежие зарубки. Резан направил Шайтана ближе, но, вглядевшись в знаки, с досадой цыкнул.

– Такого слова я не знаю.

– Это не слово. – засмеялась Дарька. – Это буквицы, каждая из которых есть не звук, но смысл. Смотри, вон «Зоря», «Бысть», рядом – «Чети» и «Пути» с «Омегой». А внизу – «Сотня» с буквицей звуком «И», знать имя. Правда, начертаны не по-покону, да видно условлено так.

– Так чё пишут-то? – не выдержал Микишка. – Ничё ж не понять.

Дарька пожала плечами, вздохнула.

– Так и я не всё поняла. Смотри сам, – она подняла руку и стала водить от знака к знаку. – Свет знаний, бытие в совести, согласие, и… конец пути, либо остановка. Внизу же непонятно, толи означение начертавшего, толи того кому предназначено.

Резан почесал кучерявую макушку, потянул повод и направил Шайтана дальше.

– Ну и гоже! Не нам послано, не нами и прочтётся. Глянь ка, вот за этой равниной должна быть киевская земля.

Что-то внезапно покорёжило светлый настрой Резана. В широком седле Шайтана вдруг стало неуютно, как раку в котле с закипающей водой. Голова поворотилась вбок, будто кто-то потянул за уши. Пробежав глазами вдоль небозёма, увидел грязное пятно, ползущее по волнам сухих трав. От него, по ветру стелился могучий язык поднятой в воздух пыли. Прикинув силу ветра, Микишка присвистнул. Выходило не меньше сотни всадников. Судя по всему, догоняли не знающие строя степняки, что и вдесятером умудряются скакать бесформенной ордой. Шайтан, почуяв беспокойство хозяина, задрожал ноздрями, ускорил бег и, уложив рога по ветру, забрал к показавшейся впереди полосе леса.

Дарька лишь раз бросила взгляд назад и, не проронив ни слова отвернулась. Больше не оглядывалась, будто бы забыв об опасности, но тонкие пальцы, казалось вот-вот продавят плотную древесину дедовского посоха.

Микишка всё чаще оглядывался. Теперь уже не было сомнения, что их заметили. Далёкая туча всадников уже не смещалась в сторону, а замерла на месте, как бывает, когда кони скачут точно по направлению к смотрящему. Лесок впереди заметно вырос, но не сулил беглецам надёжного укрытия, если преследователи успеют сильно сократить разделяющее их расстояние.

– Быстро догоняют? – поинтересовалась Дарька, почти не повышая голоса.

Ещё раз удивившись хладнокровию девчонки перед лицом смерти, Резан постарался сделать голос таким же спокойным. Беспечно, как на масленичных гуляниях, ответил:

– Не-е, не быстро! Просто догоняют!

Дарька кивнула. Не сказав больше ни слова, подняла глаза к солнцу, будто надеясь, что солнце спрыгнет с неба и скроет их ночной тьмой. Но светило не торопилось и его путь до заката насчитывал ещё полторы дюжины пальцев.

Скоро около десятка всадников отделились от общей кучи и, рискуя загнать коней, устремились вперёд. Видя, что беглецы приближаются к спасительному лесу, решили любой ценой догнать раньше. Привстав в стременах и пригнувшись к гриве, настёгивали взмокших коней. Сквозь узкие щелочки глаз видели широкую спину всадника, а когда тот оглядывался, различали впереди второго седока и удивлялись выносливости их скакуна. Заранее радовались: даже если у этих двоих не окажется ни денег, ни дорогого оружия, такой конь сам по себе хороший куш.

Приблизившись на полёт стрелы завыли от досады, когда добыча влетела в редкий перелесок. Но, разглядев, что это лишь рощица, смекнули что к чему и погнали ещё пуще, обходя рощицу по краю. Пока Шайтан сбавил ход и петлял между деревьями, степняки окончательно сократили отставание. Когда деревья вдруг кончились и беглецы вылетели на открытый участок, сбоку выметнулась погоня. Дикий визг преследователей выстудил сердце, и Микишка понял, что уже не уйти. С запоздалой досадой осознал, как ошибся, приняв узкую полоску деревьев за опушку. Глянув на близкую границу векового леса, выдернул шестопёр и примерился половчей соскочить, но вой вдруг оборвался. Степняки резко осаживали коней, растерянно оглядывались друг на друга, указывали вслед беглецам, что-то кричали. Несколько человек прикладывали руки к голове и топорща ладони наподобие рогов. Но Резан не успел задуматься об этом – на землю упала густая тень. Чёрная тяжёлая туча поглотила солнце и, зарокотав, хлестнула по земле голубой ветвистой молнией.

Завыв от страха, степняки погнали измученных коней назад, а Дарька, наконец оглянулась. Микишка не узнал её побелевшее лицо с чёрными кругами у глаз.

– Эй, ты чего! – воскликнул он, придерживая Шайтана на краю густолесья.

– Всё хорошо, – еле слышно отозвалась девчонка. – Всё хорошо, теперь уйдём.

Гроза, тем временем, набирала силу. Порыв ветра вцепился в гриву леса и, остервенело рванув верхушки, плеснул первыми каплями дождя. Сразу стало темно, как зимой в погребе. Мощные струи в мгновение ока промочили одежду и забросали землю сбитой листвой. От Шайтана повалил густой пар. Белоголовый дышал тяжело, но на смертельно загнанного был не похож. Тряся мокрыми кругляками ушей, стремился поскорей углубиться в лес и напролом пёр через буйный малинник. Почувствовав прикосновение Дарькиной ладошки, воркнул как токующий тетерев и засучил куцым обрубком хвоста.

Туча над головой напыжилась, и снова раскололась слепящим зигзагом. Оглушительный треск едва не вдавил всех троих в мокрую хвою. Шайтан дрогнул всем телом, задрал вбок мокрую морду, жалобно посмотрел на людей. Дарька успокаивающе похлопала по острому, как сулица рогу, прошептала несколько слов и козлоконь почти перестал дрожать. Микишка озирался по сторонам, по разнице краёв неба пытался засечь направление. Проехав ещё немного, вспомнил про зажатый в руке шестопёр. Смахнул капающую с лица воду, стал неловко заталкивать его между поясом и намокшей рубахой. Устроив наконец оружие, обнял освободившейся рукой Дарьку, и мгновенно почувствовал, как её колотит крупная дрожь. И тут до Резана дошло.

– Разума моя, так это ты Перуновых Коров призвала?

Спутница только кивнула в ответ, накрыв лапищу Микишки маленькой ладошкой. Тот, глядя на ярящуюся стихию, присвистнул. После очередного громового раската приблизил губы к её уху, тихо поинтересовался:

– А надолго ты такой карачун устроила?

Дарька откинула голову, отыскала взглядом глаза Резана.

– Со страху, думаю, надолго, – виновато пробормотала она. – Хорошо если до темноты кончится…

– Эт хорошо! – похвалил Микишка. – Эт гораздо хорошо! Опосля такого дождичка наших следов и с псами не отыщешь. Сама вот только измучилась.

Дарька погладила его пальцы.

– Ничего, к утру всё пройдёт. Мне бы только поспать немного.

Микишка пошарил глазами по колоннаде сосен и застонал от досады. Где ж тут спать, когда ливень как из ведра и пусто, как в амбаре весной. Стащил с девчонки безрукавку, набросил спереди и прижал дрожащий комок к себе. Заглянул в лицо, заметил слабую улыбку. Почувствовав жар его тела, Дарька прикрыла глаза и едва не замурлыкала от вливающегося в неё тепла. Скоро дрожь прошла и она задремала. Гроза тоже остепенилась и, будто из гордости, выжимала из себя последние капли. Сосняк пошёл вниз, переходя в череду мелких овражков. За стволами обозначилось светлое пятно. Микишка оживился и с надеждой впился глазами в подымающуюся от земли туманную дымку. Скоро стали попадаться поваленные стволы. Подкопанные оврагом вековые гиганты тянулись мостами с одного склона на другой. Дождь прекратился. Туча уползала, освободив место солнцу и меж стволов натянулись жёлтые солнечные струны.

Хотелось надеяться, что степняки не рискнут двигаться по лесу ночью. Микишка направил скакуна вдоль одного из овражков и наконец увидал то, что искал. Гигантской птичьей лапой в воздухе торчали корни древней сосны, а под громадным выворотнем чернело подобие норы. Корни, образуя надёжный навес, ещё держали толстый слой дёрна, прикрывающий берлогу от самых сильных ливней.

Подъехав ближе, Резан спрыгнул на мокрый песок и торопливо вскарабкался по склону. Внимательно осмотрев тёмный провал, остался доволен. Как и ожидал, под земляным пологом было сухо и достаточно просторно. Над входом торчало могучее нагромождение корней, часть которых тянулась к небу, а другая пронизывала стены и потолок норы толстыми, высохшими до звона змеями. Воодушевлённый удачной находкой, Микишка вернулся к Шайтану, снял Дарьку с седла и осторожно отнёс в укрытие. Затем спустился за посохом и пристёгнутым к седлу добром. Забравшись в берлогу, выволок из сумы белую праздничную рубаху. Порадовался, что вощёная кожа сумок не промокла и полотно осталось сухим как осенний лист. Протянув рубаху Дарьке, встретил вопросительный взгляд, замер наморщив лоб, и ойкнув, шлёпнул себя по лбу. Спешно отвернулся и протянул рубаху за спину. Сзади послышался шорох, рубаха выползла из руки и маленькая ладошка, на миг, благодарно стиснула Микишкины пальцы. Прошелестела сухая ткань и усталый Дарькин голос произнёс:

– Как мне в таком наряде?

Резан медленно развернулся. Окинув взглядом доходящий до щиколоток подол и свисающие до колен рукава, просиял.

– Красивше не бывает! – хохотнул он. – Только в плечах узковата и коротка маленько… ну, а теперь спать!

Перемётная сума, распрощавшись с огнивом, обозначила изголовье и Дарька, повинуясь приказу, тут же свернулась калачиком. Некоторое время ещё слышала, как ополченец выжимает промокшую одежду, различала клацанье кремня по кресалу и треск разгорающегося костра. Потом звуки истончились и растаяли, уносясь на крыльях тихого Дрёмы.

Микишка глядел в огонь. Вспоминал пережитый страх, удивлялся внезапному отступлению преследователей, думал как выбираться дальше, чтобы снова не нарваться на степняков.


…Аман-Гельтулей чувствовал свою значимость. Раньше и шапка десятника казалась несбыточной мечтой, а теперь по приказу хана он вёл целую сотню воинов. Аман-Гельтулей гордо посматривал вокруг себя, хмурил брови, определяя направление движения. Изредка, со скрытой радостью, видел следы проехавших недавно соплеменников и даже различал отпечатки копыт ханского жеребца. Сердце наполнялось гордостью, что ведёт отряд точно к Радману. Любой другой не смог бы так быстро отыскать своих в чужой земле, разве что следопыт Алибек…

Осматривая хозяйским взглядом расстилающуюся вокруг степь, одним из первых заметил в стороне одинокую точку. Сотня, по первому же взмаху его руки, свернула в сторону незнакомца и стала набирать скорость. Какое-то время Аман чувствовал себя сносно, но скачка неуклонно поднимала в голове муть а каждый скок отзывался толчком под теменем. Благо боль пока можно было терпеть.

Впереди уже можно было рассмотреть далёкую фигурку всадника и пепельную масть его скакуна. Видя лёгкую добычу, несколько горячих голов вырвались вперёд. Следом, не желая отставать, прибавила ходу и вся сотня. Толчки, в голове Амана, стали превращаться в топорные удары, но он всё ещё терпел, боясь выказать слабость. Расстояние сокращалось и скоро над серым крупом обозначились два седока.

Голову Гельтулея кололи тяжёлые удары раскалённого молота. Не в силах терпеть боль, он свистнул и крутнул рукой. Оглянувшись на свист, десяток скороходов, застегали коней чаще и вырвались вперёд. Аман потянул повод, заставив коня перейти на шаг. Тяжело дыша, смотрел как встала вся сотня. Всадники вертели головами то на Гельтулея, то на удаляющихся соплеменников. Посыльный хана перевёл дух, приблизился к ним. Не обращая внимания на злые недоумённые взгляды, проехал сквозь оторопелых воинов, остановился, глядя вслед удаляющейся погоне. Чуть погодя, небрежно бросил через плечо:

– Если до леса не догонят, то ушли урусы. Никчему всем лошадей загонять. Если же догонят, то справятся сами.

Те, кто слышал его слова, согласно закивали, передавали сказанное дальше. Там невнятно мычали, успокаивались, хвалили правильное решение. Когда же беглецы нырнули в стену зелени, по сотне пронеслось раздосадованное рычание. Преследователи рванулись в обход перелеска и рычание стихло. Когда всадники скрылись с глаз, Аман понял, что впереди не опушка, а всего лишь островок деревьев. Его войны теперь настёгивали коней, чтобы встретить беглецов с обратной стороны. Гельтулей отвязал от седла бурдюк, с удовольствием напился и терпеливо ждал возвращения погони.

Лица вокруг потемнели, когда тень от чёрной тучи внезапно накрыла отряд. Небо проткнули тонкие, ломанные прутья синего огня и землю тряхнул жуткий удар. Глаза на миг ослепли. Мгновением позже порыв ветра швырнул в степняков стену воды. Жёсткие холодные капли замолотили по запылённым лицам, кожанным наплечникам и горячим спинам коней. Гельтулей раздражённо поглядывал в сторону растаявшего в дожде перелеска. Ждать пришлось недолго. Из серой слепой мглы, будто тени далёких предков, показались промокшие насквозь охотники. По мере приближения, стали видны растерянные лица. На многих угадывался плохо скрываемый страх. Аман-Гельтулей недовольно поморщился: всё-таки упустили, но обратил внимание на испуганный вид воинов.

Кони остановились, понуро опустив мокрые головы. Десятник затравленно взглянул на ханского посыльного и попытался сморгнуть бегущие по глазам ручейки. Заговорил нервно, оглядываясь на своих воинов. Те сплёвывали воду, торопливо кивали, подтверждая каждое слово десятника.

– Мы почти догнали уруса, скакали наперерез, можно было докинуть камнем. Только это не урус совсем..

– А кто же, – насмешливо перебил Аман-Гельтулей.

– Не знаю, только конь под ним… не конь, а Скакун Иблиса. Белая как кость голова, короткий, как у барана хвост и острые, как кинжалы рога. Старики рассказывали, что к тому, кто увидит его, приходит смерть.

Отряд сдвинулся плотней, каждый силился расслышать сквозь шум дождя говорившего. Едва десятник замолчал, все взоры устремились к Гельтулею. Тот ухмыльнулся, провёл рукой по блестящему лицу. Не верил сказанному, но понимал, что десять бывалых воинов врать не будут.

– Смерть приходит? – переспросил он. – А вы до сих пор живы?!

По плотной толпе прокатился смешок, но рука Амана поднялась и все вновь утихли, ловя каждое слово.

– Упустили, так упустили! Идём дальше. Хан ждёт…

Раскат грома заглушил конец фразы. Аман развернул коня и двинулся обратно по быстро размокающей земле. Скоро, цепкий взгляд вновь выхватил ковыль, примятый Радмановым войском, и к Гельтулею вернулось благодушное настроение. Ещё немного и он успешно догонит хана. Быть может даже останется сотником приведённого отряда.

Он оказался прав. На следующий день, недалеко от виднеющейся впереди реки, догнали Радмана. Сделав преданно-суровое лицо, Гельтулей выехал вперёд. Остановившись на почтительном расстоянии, приложил ладонь к груди, склонил голову и повёл рукой назад, к застывшим за спиной всадникам. Хан кивнул и, скользнув по сотне холодным взглядом, двинулся дальше.

Аман-Гельтулей выкрикнул короткую команду, и ведомые им воины послушно двинулись следом. Гельтулей ликовал. Сомнения рассеялись. Теперь, с молчаливого согласия Радмана, он стал полноправным сотником. У Радмана около двух сотен, у него сотня. В этом походе он – второй человек, после хана. Теперь-то он удачу из рук не упустит…

…Лелька ступала по остывшему за ночь песку. Заметив створку ракушки, присела, попробовала пальцем край, бросила, двинулась дальше. Через несколько шагов подобрала наконец осколок с острым краем и, развернувшись к встающему солнцу, остановилась. Отмечая новый день, сделала маленький надрез на краю рукава, уже пятый. Отбросив скорлупку, продолжила изнурительный путь. Под палящими стрелами Ярилы темнело в глазах, но русалка была бы рада, если бы день удлинился вдвое. Тогда и ей удастся пройти больше и, быть может, ускорить встречу.

Тело, не привыкшее к долгим сухопутным переходам, отзывалось болью в каждой клеточке. А может просто начинались отголоски страшного предупреждения о тридцати трёх днях человеческой жизни. Сегодня она наконец не выдержала и некоторое время пробыла в воде. Плыла против течения, выбиваясь из сил, но несмотря на это, скоро почувствовала, как ей стало легче. Кости перестали плющиться в невидимых клещах и сухожилия больше не разрывались от невыносимого огня. С уходом боли проснулось чувство голода и ей пришлось остановиться, чтобы как-то утихомирить стонущий желудок. Три крупных перловицы* приостановили голодные спазмы, а огромный, только что полинявший рак, показался сказочным лакомством и напрочь прогнал все воспоминания о голоде.

Покончив с едой, снова пошла по суше. Сокращая извивы реки, двигалась от излучины к излучине, но скоро почувствовала, что засыпает на ходу. Кое как добрела до заросшего деревьями берега, вновь спустилась к воде и прикорнула в корнях большой ивы. Впервые за последние годы увидела сон. Пригрезилось заплаканное лицо Даны, которая что-то гневно кричала, но вместо слов слышались только плеск воды и топот далёких коней…

Проснулась внезапно, от ощущения страха. Села, прислушалась, всмотрелась вдоль деревьев в обе стороны русла. Река по-прежнему дышала спокойствием, но сердце всё колотилось пойманной птицей. Не переставая прислушиваться, Лелька осторожно двинулась по берегу. Держалась в тени деревьев, но скоро почти успокоилась и зашагала смелей, пока не услышала конское ржание. Сердце вновь ёкнуло: вдруг это тот, кого искала но донёсшийся из-за деревьев хруст подсказал, что всадник едет не один. Поддавшись внезапно нахлынувшему ужасу, побежала по песку. Поравнявшись с камышами остановилась, чутко ловя каждый звук и вновь различила шум идущих сквозь заросли коней. Не зная куда деваться, отступила в воду и, жалея, что опять мокнет и без того выцветшая рубаха, отплыла в гущу камышовых стеблей. Река вернула чувство безопасности, но Лелька забралась поглубже и замерла, не сводя с берега встревоженного взгляда. Скоро хруст валежника приблизился, заставив погрузиться до самых глаз.

Из прибрежных кустов выросли лошадиные морды. Глаза вожделённо смотрели на реку, но всадники не торопились устраивать коням водопой. Забросив поводья на ветви, огляделись и, как муравьи, высыпали на берег. Потягиваясь и разминая уставшие в сёдлах тела, подступили к самой кромке. Приседали, опускались на четвереньки и жадно пили, черпая руками прохладную воду. Напившись, наполнили походные фляги и только тогда отвязали лошадей.

Кони, толкая друг друга, наперегонки потрусили в реку. Первые забредали по колено и вставали опустив головы. Задние, желая добраться до невзбаламученной воды, потыкались в плотную стену хвостов, но жажда пригнула их головы там, где стояли. Никто не заметил, как среди зелени камышей блеснули полные ужаса глаза и, колыхнувшаяся поверхность воды скрыла движение перепуганной русалки.

Пока лошади жадно утоляли жажду, десятники выкрикивали команды, указывали куда уложить сёдла и где разводить костры. Дозорные, прихватив полоски вяленного мяса, спешили из лагеря.

Радман, в сопровождении телохранителей, двигался вдоль берега. Прежде чем покинуть седло, проехал вдоль костров и, только убедившись, что всё в порядке, спешился. Тут же подскочил один из приближённых и, ухватив коня, побежал вверх по течению: ханский конь должен пить чисто.

Скоро к небу потянулись нити костров. Вокруг каждого сгрудились до полутора десятков пропылённых воинов. Двигались челюсти, текли негромкие разговоры, в лучах закатного солнца лоснились широкие скулы. Вокруг костра Радмана наоборот царило молчание. Хан терял терпение, злился на все, что видел. Начал сомневаться, надо ли было заезжать ближе к киевским землям. Снова переспросил лазутчиков, но те убеждённо заверили, что вернуться можно только по двум тропам, которые сходятся у древнего дерева и сливаются в одну единственную дорогу. Выслушав их, Радман направился вдоль лагеря. Следом, безмолвными тенями, двигались телохранители. На обратном пути до слуха хана донёсся знакомый голос лучшего следопыта. Хан остановился в стороне от света костра, прислушался к разговору. Видел расстроенное лицо Алибека.

– Ай-вах, какая девка… – качал головой великий следопыт. – Какая девка. Стан гибкий, как тюльпан весной… Ножка маленькая, как листок плачущего дерева… Пояс тонкий, как древко копья, а волос, ай-вах, длинный, как зимняя ночь…

– Волосы тоже по следу определил? – насмешливо поинтересовался Тушан.

– Зачем след? Алибек волос нашёл. Длинный, как песня старого акына. Цветом, как край неба перед рассветом… Ай-вах, какая девка…

– Эй, Алибек, таких не бывает! – отмахнулся Тушан. – Может тебе Пери привиделась?

У костра громко захохотали. Алибек раздул ноздри, сверкнул глазами. Рука дёрнулась к шапке. Пальцы бережно выудили щепку, уцепили что-то с краю. Крутясь волчком, щепка скользнула к земле, и в пальцах следопыта оказался поблёскивающий в свете костра волос. Руки медленно двинулись в стороны, не обнаруживая концов. Смеющиеся рожи вытянулись.

– Аллох экбер! – воскликнул Тушан. – Где видел?

Алибек презрительно махнул рукой вдоль берега. Не желая больше говорить, обиженно поднял щепку, начал гордо сматывать находку. Все уважительно загомонили. Головы раскачивались, языки оценивающе цокали, каждый рисовал в воображении описанный образ. Всё стихло, когда из тьмы выступил Радман.

– Так ли хороша как сказал?

Алибек замер от неожиданности, но, не теряя достоинства, глухо ответил:

– Может даже лучше.

– Поймаешь?

– Один? Не знаю! – задумчиво произнёс следопыт. – Впятером возьму.

Сидящие у костра с интересом уставились на хана. Тот пробуравил Алибека взглядом, кивнул.

– Утром возьмёшь восьмерых. Как поймаешь, догоните. Если девка такая, как сказал, будешь доволен. Остальных следопытов отправишь, в сторону Киева. Пусть едут на день вперерёд и ждут там.

Не говоря больше ни слова, Радман двинулся в темноту. Великий следопыт расправил грудь, по-хозяйски оглядел сидящих у костра.

– На этой земле, – он ткнул пальцем себе под ноги. – Есть такие девки, которым любая Пери позавидует…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю