Текст книги "Извек"

Автор книги: Вадим Кондратьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Впереди, в расщелине скал, показался обрыв и начало древнего моста. Источенный дождями и ветром камень пронизывала сеть трещин. Чёрными норами, зияли дыры от высыпавшихся камней. Кое-где торчали прутья и пучки выцветшей травы. Под ними белели потёки птичьего помёта, но птах видно не было, то ли давно вымерли, то ли, завидев людей, попрятались.

Всадники угрюмо зыркали по сторонам. Настороженно объезжали скалу, загораживающую большую часть моста. Едва показалась середина, Бутян остановился. Ноздри вздулись, пальцы крепче стиснули топор. За спиной заскрежетало вынимаемое молодчиками оружие, но взмах руки атамана приковал отряд к месту. Дрозд таращил косые глаза то на атамана, то на знакомую фигуру, маячащую посреди моста. За ним, на другой стороне ущелья, врос в камень чёрный, как безлунная ночь конь.

Бутян медленно вдохнул, прищурился, рассматривая виновника стольких хлопот. Тот, уперев руки в бока, спокойно прохаживался поперёк моста и, казалось, интересовался лишь бездонной пропастью по обе стороны каменного перешейка. На преследователей глянул мельком, но, как бы между делом, опустил ладонь на рукоять меча.

Бутян оценил выдержку одиночки. Другой бы на его месте храбрился, сыпал ругательствами и насмешками, раззадоривая боевой дух. Этот же прохаживался как на торжище и, будь под ногами ромашки – давно бы сорвал и нюхал. Но ромашек на мосту не было, как и у Бутяна не было желания бросать своих молодцов в атаку. На таком мосту конный пешему не товарищ. А пеших, при определённом навыке, можно десятками отправлять с моста на острые камни, усеивающие дно ущелья.

– Вот те, бабушка, и юркни в дверь, – пробормотал Бутян, потряхивая топором.

Дрозд пробежал по лицу атамана быстрым взглядом. От непонимания взгляд косых глаз на миг выровнялся.

– Батько, ты куда? Ежели на мост, то надо бы сперва хлопцев запустить. Либо…

– Да я вас уже два раза запущал! Остались от орликов вошки, да блошки… да вонища окрест! – проворчал Бутян.

Подручный хлопнул себя по лбу и, еле сдерживая восторг от придумки, выпалил:

– Так давай его каменьями забросаем, пока пеший. И дело сделаем, и забот меньше, метателей с десяток осталось.

Бутян посмотрел на подручного, как корова на протухшую рыбу.

– Уймись, камнемёт! Такое нам не к лицу.

– Эт почему? – не понял Дрозд.

– Потому, что оскорбительно для воя, быть закиданным каменьями. Тем более такой шайкой.

Дрозд едва не подпрыгнул от возмущения.

– Шайкой? Ну, батько, ты и сказал! Это наше-то войско шайка?!

– По сравнению с ним, шайка! – отрезал Бутян утвердительно.

– Ну и пусть он тогда катится к Ящеру! – обиделся косоглазый. – А мы пойдём обратно. В этих краях ни обозов, ни путников с кошелями, одни камни, а я это не ем!

– Нет, сокол мой певчий, и отпускать его не можно! – вздохнул атаман. – Потому как не смогу я спокойно ступать к своему маленькому княжеству, пока знаю, что может встретиться такой вот человечек. Пойду-ка, пожалуй, потолкую. А вы ворочайтесь к обозу. Ждать до вечера! К вечеру не вернусь – сами думайте, как быть. Двигай, будешь за главного!

Он спешился и, не оглядываясь, направился к мосту. За спиной защёлкали бросаемые в ножны мечи, зазвенела упряжь – ватага молча повернула коней вспять. Удаляясь, прогрохотали копыта и, Бутян ещё раз порадовался установленной в отряде дисциплине. Мост приближался. Сотник перестал прохаживаться, стоял, чуть расставив ноги, голову склонил на бок. Атаман крутнул топором, разминая плечо, но едва занёс ногу над первым камнем моста, как в голове знакомо бумкнуло и зашумело.

Ох, не к месту, поморщился Бутян. – Только Чахлыка сейчас не хватало.

Он остановился, в нетерпении постукивая топором по ноге. Издалека донёсся вкрадчивый голос Кощея.

– Будь здрав, доблестный Бутян! Где обретаешься, велики ли успехи?

– Велики, Бессмертный, велики гораздо. – процедил Бутян. – Две сотни уже свою награду получили. Сполна. А обретаюсь в двух днях от того места где ждали. Тут трещинка такая в земле, а через неё мосточек каменный переброшен, узкий, как задница степняка…

– А, припоминаю, – неторопливо продолжал Кощей. – А человечек мой как? Встретились надо думать?

– Да вон он! На самой серёдке стоит.

– Живой!? – в невозмутимом голосе Бессмертного послышалась нотка удивления.

– Да, пожалуй, поживее тебя будет.

Кощей помолчал. Когда заговорил, в змеином шипении звучала издёвка пополам с разочарованием.

– Не узнаю тебя, доблестный Бутян! Неужто не совладал?

Атаман помолчал, встретившись взглядом с дружинником. Тот терпеливо стоял, спокойный и уверенный, только чуть удивлённый заминкой преследователей. Бутян, не отводя глаз, переступил с ноги на ногу. Почуял, что покажется смешным, остановившись в двадцати шагах от врага и что-то бормоча себе под нос. Озлился дурости положения, но в голове снова зашелестел далёкий голос:

– Значит не совладал! – заключил Бессмертный утвердительно. – Выходит не по твоим лошадиным зубам оказался!

– А пошёл ты, почтеннейший! – прошипел Бутян, зверея.

Кощей задохнулся от гнева, но быстро взял себя в руки. Голос вновь зазвучал тихо и умиротворённо:

– Доблестный Бутян, ты не забыл? Я плачу! Выполни и я увеличу золота втрое…

– Да забей ты себе это золото… плашмя! – перебил Бутян и дёрнул головой, вытряхивая из-под темени голос далёкого собеседника. С удовольствием почувствовал, как в голове заметно прояснилось, вновь услышал свист ветра в скалах и глубоко вздохнул.

– Это уже моё дело!..

…Лицо Кощея застыло как валун, из которого вытесали кресло. Кожа натянулась, обрисовав кости черепа. Пальцы на подлокотниках-ушах едва не крошили желтоватый камень. Каждый нерв Бессмертного ловил звуки боя двух смертных, но мысли скользили холодно и неспешно.

Конечно, скорая смерть предстояла обоим, но первым должен был умереть тот, кого звали Извеком. Дружинник, исполнивший Кощеево поручение лучше, чем можно было ожидать. Именно это «лучше» и было причиной, чтобы Сотник отправился в вирый поскорее и любой ценой. Однако, отправить подобного молодца к предкам – дело мудреное. Бойцы, способные с таким справиться, на дороге не валяются.

Бутян, непревзойдённый боец, хитрый как лис и быстрый как ветер, был таким поединщиком. Теперь Кощей, превратившись в слух, ловил звуки боя атамана и Сотника. Кощей чутко вычленял, из топота и звона, яростные рыки Атамана и звуки, вырывающиеся из горла Сотника. Бутян, при каждом взмахе, будто проламывал крепостную стену: слышалась неудержимая мощь и свист рассекаемого топором воздуха. Извек же крякал отрывисто, будто колол дрова точными, выверенными ударами.

Внезапно звякнуло иначе, прошуршало несколько спутанных, неверных шагов. Несколько мгновений сипел лишь воздух, прогоняемый могучей грудью наёмника. Кощей же наоборот – почти перестал дышать, впитывая каждый шорох.

– Неужели сделал!? – прошептал Кощей одними губами.

Нет. Бутян вновь рыкнул, как разъярённый медведь. Между стен ущелья опять зазвучали удары, хрипы раскалённых глоток и шорохи подошв по камню.

Атака следовала за атакой. Кощей болезненно поморщился, будто звуки причиняли невыносимое страдание. Опять что-то тяжёлое грохнулось на мост и, гремя доспехом, покатилось по камням.

– Ну же! – вырвалось у Кощея. – Добей, Ящер тебя задери!..

Но тот, что упал, так же быстро вскочил. Свист летящего топора оборвался гулким звоном, едва не порвавшим ушные перепонки Кощея. Из под чьей-то ноги с хрустом выломались камни, но дробный хруст тут же оборвался – россыпь ушла к скальным клыкам на дне ущелья. Несколько мучительных мгновений тишины и бой продолжился с прежней силой. Внезапно звон прервал смачный шлепок, будто в стену хаты влепили крупный сырой снежок. Другое тело проехалось по земле, вслед загремело выпавшее топорище.

Верхняя губа Кощея брезгливо поползла вверх, лицо перекосила досадная гримаса. Нужды слушать больше не было. Уже и так знал, что поединок закончился. Сейчас быстро шаркнут подошвы сапог Сотника, коротко вжикнет лезвие Кладенца и дело завершит влажный хряп раскалываемого как орех черепа Бутяна… Бессмертный безнадёжно покачал головой, стряхивая наваждение дальнего слуха.

– Ну людишки, – простонал он, поднимаясь с причудливого каменного трона-языка.

Жилистая длань устало потянулась ко лбу, пальцы собрали кожу на висках в складки.

– Жалкие смертные! Всё играют в старые бирюльки! Поединок… Честь… благородство… великодушие… Придурки! Пыль на сапогах времени! Бестолковые созданья, не замечающие горных хребтов поперёк дороги, но спотыкающиеся на самом ровном месте! Пшено наивного Рода! Срань земли!..

Бессмертный зло вздохнул и тяжело направился к столу. Наполнил алмазный кубок, медленно осушил до дна и, как огрызок, швырнул через плечо. Под потолком зала рассыпались колокольчики звонкого эха.

– Почему же в других землях, в самых безмозглых племенах, любой шакал знает, что честность – хорошее качество, когда все вокруг честные, а ты нет. Благородство – великая штука, когда среди благородных сам – подонок. И гордость хороша когда прочие у тебя под пятой!

А у этих все по старинке! Каждый лапотник, едва морду от навоза ототрёт, так туда же… Душа нараспашку, честь всерьёз, гордость до кровавых соплей, благородство – хоть башку откручивай!

Кощей застонал, исполненный бессильной ярости. В сердцах смёл со стола чаши и кувшины.

– Ну ничего, скоро новая вера посшибёт всю спесь. От рабов божьих до простых рабов шажок меньше пичужьего. Коли перед чужим богом спину согнут, то и на колени встать недолго. А вот стоять на коленях придётся долго… Ох, как долго…

ГЛАВА 14

И рассвет с закатом дюже похожи, да за каждым слишком разное следует…

Витим-зареченец

…Бутян проводил взглядом кувыркающийся в воздухе топор, глянул на отбитую руку. Если бы не наруч с кованными пластинами, переломилась бы как прутик. Благо, меч пришёлся плашмя. Был ли это расчёт, или ошибка русоволосого дружинника, рассуждать некогда. Молниеносно оценив ситуацию, Бутян собрался и метнул тело вперёд. Быстрота и напор не раз спасали его раньше. Пока противник радовался, увидав в руках у Бутяна сломавшийся меч или обрубок топорища, атаман живым вихрем врезался в грудь противника, и в мгновение ока ломал могучими ручищами неприкрытую доспехом гортань.

На этот раз боги не были благосклонны к лихому батьке. Кулак Извека встретил его на полпути и, изменив направление полёта, откинул Бутяна в сторону. Громыхнув спиной о камни моста, атаман привычно перекатился через голову и… ощутил, что твердь под ним кончилась. Носки сапог скребнули по отвесным валунам, руки судорожно растопырились в поисках опоры, а тело уже начало движение вниз.

Перед мысленным взором Бутяна пронеслись пики камней, поджидающие на дне ущелья. В брюхе всё сжалось в ожидании последнего полёта, в конце которого смерть. Однако в этот раз Ящер чем-то отвлёкся, а Перун не спешил получить в свою дружину воина с лошадиным лицом. В последний момент руки Бутяна встретили опору, и он повис над пропастью, как вяленый жерех над подоконником. Вверх, по источенным ветрами камням, тянулись белые полосы птичьего помёта. Чуть сбоку чернели прутья брошенного гнезда, а сверху появилась голова удачливого противника. Синие как небо глаза округлились, но тут же прищурились, встретившись с яростным взглядом Бутяна.

– Да, – протянул Сотник. – Видать Несреча тебе нынче. Хотя нет! Всё-таки Среча, потому как камни внизу ещё чистые. Погодь маленько, за верёвкой схожу

– Проваливай! – прохрипел Бутян. – Дальше не твоё дело.

– Упрямый? – вздохнул Извек. – Ну как знаешь, хотя понимаю, сам такой: лучше смерть, чем милость. А жаль…

Голова исчезла. Щёлкнул брошенный в ножны меч, затихли быстрые шаги. Скоро по мосту прогрохотали копыта и наступила тишина, нарушаемая лишь натужным дыханием атамана и посвистыванием ветра в скалах. Руки начинали неметь, особенно правая, отсушенная ударом. Бутян понимал, что если будет продолжать висеть, встреча с камнями – лишь вопрос недолгого времени. Пора выбираться. Он постарался покрепче утвердить непострадавшую руку. Осторожно отцепил правую, опустил, потряс, восстанавливая кровоток. Когда начал ощущать содранные в кровь пальцы, вернул руку на место, уцепился покрепче и повис, приводя в порядок левую. Глаза спешно ощупывали камень в поисках удобных зацепов. Как назло, видел лишь несколько глубоких вертикальных щелей, да дыры брошенных гнездовий, с мусором и трухой, грозящей осыпаться при первом прикосновении.

Подтянув тело вверх, Бутян втиснул предплечье в трещину и заклинил его, сжав кулак. Перевёл дыхание, зашарил над головой свободной рукой. Тщетно. Голый камень лишь изредка выступал чешуйками не толще пальца, которые отслаивались и ломались, не выдерживая тяжести окольчуженного воина.

Надежда на спасение уже сделала первые шаги прочь, но помедлила и в сомнении оглянулась. Бутян попытался забросить ладонь в дыру гнезда, но едва не потерял единственную опору. Из горла вылетел рык. По внутренностям пополз ледяной змей страха и досады. Мечты, что лелеял в последние годы, растворялись зыбким туманом. Видно не дожить ему ни до старости, ни до внуков. Дыхание вырывалось со стонами. Он посмотрел на оскалившееся камнями дно ущелья. Среди гранитных клыков то ли привиделись, то ли действительно лежали белые, отполированные дождями кости. В голове промелькнула злая мысль: не дожидаться, когда руки ослабнут окончательно и он бессильно полетит вниз. Не лучше ли оттолкнуться и самому сделать рывок в объятия смерти.

Упавший на голову камушек только прибавил злобы, но донёсшийся вслед за этим голос Дрозда заставил вывернуть шею и глянуть вверх. Косой недоумённо хлопал глазами и опускал спасительный ремень.

– Батько! Будя висеть-то! Цапай за пряжку и пойдём наверх!

Перед носом Бутяна раскачивался конец перевязи боевого рога. С другого конца перевязь продолжалась шёлковым поясом, снятым когда то с толстобрюхого ромейского купца. Косоглазый тогда немало повеселил атамана, наматывая алую полосу ткани, в три слоя, поверх рубахи. Теперь же пояса едва хватило, чтобы намотать вокруг запястья и свесить ремень вниз.

Бутян стиснул зубы, чтобы не закричать от полыхнувшей в сердце радости. Медленно, боясь сделать неверное движение, поднял побелённую пташьим помётом руку, вытер ладонь о жесткие волосы и бережно поднёс к чеканной пряжке. Прикинув длину перевязи, зажал узорчатую пластину между пальцами и сделал оборот. Рука оказалась в плотной петле. Бутян осторожно подтянулся и, почти с удовольствием, ощутил боль от врезавшегося в ладонь ремня. Рот открылся в бесшабашном оскале.

– Гожо, воробышек, полезли помаленьку.

Дрозд потянул на себя. Связка заколыхалась струной, приняв дрожь руки. Лицо Дрозда порозовело. Вытянув пояс на два вершка, перехватил пониже и сдвинул батьку ещё на вершок. Бутян зашлёпал свободной ладонью по камням. Нащупав трещинку, уцепился пальцами, выдал слабину. Косоглазый мгновенно подобрал пояс, лицо из розового стало пунцово красным, заблестели бусины пота, и атаман сдвинулся вверх на пядь. Теперь Бутяну удалось найти зацепку поглубже. Утвердившись на ней, он ещё подался вперёд, вывесив пол-локтя спасительной связки. Заметил, как налились кровью косые очи Дрозда, подмигнул, натужно прохрипел:

– Не торопись, орёлик, нам внизу вдвоём делать нечего. Передохни малость, к вечеру всё одно выберемся.

– Ага, – прошипел Дрозд. – Если не замёрзнем по дороге.

Он перекинул провисший пояс через шею, натянул шёлк и перехватил как мог дальше. Пальцы побелели и пояс сдвинулся на локоть. Носки Бутяновых сапог скребнули по камню, рука нашла очередную зацепку. Дрозд, улучив момент, продёрнул пояс по шее. Глаза заблестели радостью: атаман уже мог помогать ногами.

– Сдюжим, батько! Видят боги, сдюжим!

– Сдюжим… – отозвался Бутян и зажмурился.

В глаза упали капли пота, сорвавшиеся с носа Дрозда. Бутян потряс головой, на сухой камень полетели брызги, в глазах щипало. Преодолев ещё полтора локтя, кое-как закрепил ноги на стене, и уже спокойней намотал на запястье пару оборотов. Сверху капало всё чаще, но мутный пот был приятней весеннего дождя. Глаза Дрозда лезли из орбит, но он всё чаще перехватывал пояс и тянул с таким остервенением, что атаман едва успевал цепляться за выбоины.

Наконец, тяжело дыша, повисли нос к носу. Запалившийся Дрозд сипел, раздувал ноздри и таращился в смеющееся лицо Бутяна. Тот медленно отодрал руку от камня и, почти ласково, смахнул с лица подручного крупные капли.

– Ну что, свиристель, отдыхай, дальше я сам.

Дрозд прикрыл глаза и бессильно уронил голову. Атаман отёр об одежду мокрую руку и вцепился в плечо подручного. Придавив его к мосту, приподнялся над краем, сбросил с руки перевязь и, опершись о камни, перевалился на ровную поверхность. Дрозд не двигался.

Бутян перевернулся на спину, закрыл глаза и захохотал, давясь воздухом, кашляя и размазывая по лицу пот. Отдышавшись, поднялся на четвереньки, подполз к лежащему ничком Дрозду, уцепил за мокрую рубаху и потянул от края злополучного моста. Перевернув вверх лицом, заглянул в счастливые глаза, похлопал по вздымающейся груди.

– Выходит погуляем ещё! Ой, погуляем, и к бабке не ходи!

– Не пойду! – выдохнул тот и тоже зашёлся каркающим смехом.

Бутян тяжело поднялся, встряхнул руками, развёл плечи и притопнул, стряхивая усталость. Протянул руку, взгромоздил подручного на ноги и, глубоко вздохнув, снова пустился притоптывать. Дрозд, гакнув во всё горло, затопотал рядом, то и дело, потряхивая головой, приподнимая руки и резко бросая их вниз. Когда бойцовская плясовая вернула телу силы, Бутян оглянулся, отыскивая глазами коней. Жеребцы дожидались у начала моста. Атаман кивнул на терпеливых скакунов.

– Веди, поскачем за путником. Дюже спознаться охота.

Дрозд припустил за конями, атаман же направился в противоположную сторону. Когда по мосту зацокали копыта, он уже склонился над дорогой, врубая в память нечёткие следы Вороновых подков. За спиной послышалось сопение на три голоса. Держа коней в поводу, Дрозд заглядывал через плечо батьки, щурился: тоже запоминал каждую особенность копыт чёрного скакуна.

– Кован по-киевски. – определил Бутян. – Однако, подковы особняком гнуты, не блинами, как у наших, вытянутые.

– Не спутаешь, – согласился Дрозд и, помедлив, невпопад спросил. – А как с войском? Дорога не близкая, коли возьмёмся выслеживать…

– Не пропадут, чай не дети. Да и сколь того войска осталось. Думаю дождутся. А не дождутся, так начнём сначала. Крепкий мужик ещё не перевёлся, время есть. Если сегодня сам Ящер утёрся, то пока поживём.

Бутян оглянулся на Дрозда. Тот уже заново опоясался, пригладил взлохмаченные волосы, рог по прежнему висел через плечо и только мокрые концы шёлка напоминали о случившемся. На батьку поглядывал скривившись, будто в облике Бутяна что-то не нравилось. Наконец хлопнул себя по лбу и поволок из-за пояса кривой клинок.

– Держи, батько, так сподручней будет, а я и рожком обойдусь.

Он похлопал по окованной серебром, узкой стороне рога, больше похожей на витую рукоять. Атаман кивнул, сунул оружие в пустующую петлю топора и прыгнул на коня.

– Выдвигаемся, пока в памяти!

Пока подбирал повод, Дрозд тоже взлетел в седло и расправил грудь. Глаза горели в предвкушении дикой погони. Кони, чувствуя настроение хозяев, мощно рванули в галоп, рассекая мордами горячий полуденный воздух. Горная тропа уводила от отвесных круч, постепенно спускаясь к беспорядочным россыпям камней. Встречный ветер быстро высушил лица, но вскоре скачка вновь осыпала лбы и носы мелким бисером пота. Вырвавшись на пологий склон, всадники придержали коней. Две пары глаз заметались по расстелившемуся вниз плоскогорью. Руки одновременно взметнулись туда, где в голубой дымке жаркого воздуха, среди зеленых пятен медленно ползла чёрная букашка.

Бутян с Дроздом без слов пришпорили коней. Солнце, начавшее валиться к скалам, продолжало нещадно палить и людей, и лошадей. На удилах замученных животных снова повисла жёлтая пена. Бутян знал, чем грозит такая гонка, но страшась потерять цель из виду, торопился взять след на податливой земле.

Наконец, деревья приблизились настолько, что стали различимы желтоватые стволы и ветви, покрытые длинной хвоей. Кони пошли медленней и вскоре выехали на прогал со свежими следами. Бутян спрыгнул с шатающегося коня, уткнулся взглядом в землю с сухонькой, вмятой через равные промежутки, травой. Рядом взбили пыль сапоги Дрозда. Косоглазый рыскнул носом по земле, тряхнул головой, разбрызгивая пот, и замер, как пёс над медвежьим следом.

– Теперь уж не упустим.

– Не должны. – согласился Бутян.

Поглядев в сторону уходящих следов, взял мокрого коня под уздцы и двинулся вперёд. Дрозд скользнул глазами по сторонам, заторопился следом. Мелкие рощицы быстро сменились просторным сосняком. Кони остыли и мягко ступали по жёлтому хвойному ковру. Скоро следы Ворона свернули вбок, где путь перегораживала полоса сочной зелени. Дыхнуло прохладой. Кони, почуяв близость водопоя, оживились, ускорили шаг. У ручья почти вырывали узду из рук. Растолкав стебли могучего хвоща, опустили морды и запыхтели, жадно втягивая ледяную воду.

Бутян, не торопясь утолять жажду, приблизился к прогалу в зелени, присел у чётких глубоких следов и, оглянувшись на подручного, осклабился. Зачерпнул в ладони воды, плеснул себе в лицо, посидел с довольной улыбкой, плеснул ещё и только потом, набрав полную пригоршню, медленно выпил. Рядом мощно хрустнули сочные стебли. Дрозд, как подрубленное дерево, плашмя рухнул в ручей и долго пил, погрузив всю голову в воду. Наконец приподнялся на руках, отфыркнулся, подышал с затуманенными от блаженства глазами и опять плюхнулся в ручей. Бутян ещё раз неторопливо попил и, подождав немного, потащил подручного из ручья. Косоглазый досадливо утёрся, с сожалением поглядел на кристально чистую воду и нехотя поднялся. Бутян ухмыльнулся.

– Коням оставь, а то весь ручей выхлебаешь.

– Могу, – кивнул Дрозд и громко чихнул. Шагнул к лошадям, поймал уздечки, двинулся за атаманом через ручей. На другом берегу стащили сапоги, вылили воду и, забравшись в сёдла, тронули коней шагом. Через сотню шагов Бутян оглянулся на горы и, щурясь на заходящее солнце, негромко пробормотал:

– Дадут боги, скоро узнаем, куда наш приятель путь держит.

– Ага, – поддакнул Дрозд. – И к кому. И зачем.

– И почему. – добавил атаман задумчиво.

Не мешкая, поспешили дальше, сквозь рощицы, что постепенно сбивались в могучий сосняк. Колонны жёлтых стволов вздымались в небо, оставляя внизу просторный ковёр опавшей хвои. Кое-где темные пятна потревоженной земли являли путь проехавшего всадника. Между ровных исполинов, всё чаще стали попадаться кусты и невысокие лиственные деревца, которые постепенно сгуртовались в тесный перелесок. То и дело слышался треск лопающейся паутины, ветви назойливо цеплялись за плечи и ноги, пока впереди, среди листвы, не забрезжили клочки синего неба. Когда же за перелеском во все стороны раскинулась равнина, пришпорили коней. Следы Ворона вывели к огромному оврагу, с высокими склонами. По самому краю тянулась, похожая на звериную, тропка. Бутян пригнулся к земле, всматриваясь в следы, нахмурился. Пока что всадник на чёрном коне всё время ехал на полдень. Свернуть должен был на закат и, объехав провал, продолжить путь в сторону киевских земель. Вот только следы сворачивали на восход, вдоль заросшего цепкими кустами склона, где стёжка утекала к окоёму и ныряла в дремучий лес. Атаман поскрёб тяжёлый подбородок, поглядел вдоль оврага.

– Сдаётся мне, сокол мой певчий, что знаю я, куда этот бродяга путь держит.

– К хозяину Чёрной Горы? – неуверенно предположил Дрозд.

– Похоже. Больше не к кому. Дорожка в ту сторону одна, – на лице батьки обозначилось недоумение вперемежку с недоверием. – Хотя, дурней дорожки даже без башки не выберешь. Сам направляется в гости к тому, кто за его голову золотые горы посулил. Чудно!

Атаман помолчал размышляя, тряхнул головой, снова потёр густую щетину на подбородке.

– А не перехватить ли нам того молодца чуть раньше?

– Как? – не понял Дрозд. – Да в этой стёжке загибов на три дня верхом, а коник у хлопца не чета нашим. Выпереживать никак не способно.

Бутян одобрительно посмотрел на памятливого подручного. Единственный раз Дрозд с атаманом ездил по этим местам, год тому. Но память на пути-дороги была особой гордостью косоглазого.

– Верно! Верхом как раз три дня. А пешим денёк с гаком и перехватим.

Глянув ещё раз в оба конца дороги, он пустил коня к краю оврага. Внимательно рассматривал противоположный склон, определяя подходящее место. Дрозд остановился рядом. Собрав брови в кучу, молчал, угрюмо перетирал мысли. Наконец не выдержал, искоса глянул на Бутяна.

– Коней значит бросим? Волкам на радость?

– Волкам? – весело переспросил Бутян. – Нету их тут. Лисы разве что. Волки дальше. Там, куда наш молодец поехал. Тут, скорее, люди добрые подберут. Ежели бедные, то хорошо. Такие кони всегда в хозяйстве пригодятся. А коль богатые, то ещё лучше. Рано или поздно встретимся, денежку за лошадок возьмём, ежели к тому времени на лучших ездить не будем.

– Или ежели, к тому времени, костями на обочине не забелеем! – в тон ему добавил Дрозд.

– Чёт ты нынче какой-то грустный? – атаман заглянул в косые очи подручного. – Будет печалиться! Иногда надо всё в жизни бросить и начать заново! С новой силой, старой злостью и накопленными мозгами. Так что не горюй. Чую, впереди нас ждёт что-то… ну, совсем уж несуразное. Неужель не любопытно глянуть?

Дрозд погладил коня, потянул с понурой головы уздечку, жалостливо вздохнул.

– Ну, тогда пусть уж лучше бедные найдут. Бедным нужней. Может разбогатеют. – он помолчал и рассудительно добавил. – Тут мы их, богатеньких, и ошкурим.

– Бедные так бедные. – согласился Бутян.

Кони, чувствуя расставание косились на хозяев.

– Хотя, какие тут люди… – пробормотал атаман спрыгивая с коня.

Вынув клинок, широко размахнулся и швырнул на дно оврага. Дрозд же перекинул рог на спину, примотал поясом потуже и подошёл к краю. Оба помедлили, убеждаясь, что на пути нет кустов с острыми сучками. Глубоко вздохнув, шагнули с обрыва и закувыркались по песчаному склону. Кое-как остановились. Отплёвываясь помотали головами, вытряхивая из ушей песок. Поднялись, отряхнулись, как два мокрых пса, и направились к противоположному склону. Подобрав клинок, Бутян вгляделся в обрыв, ткнул остриём, указывая подходящее для подъёма место.

Поднимались гораздо дольше, чем спускались. Дрозд поначалу несколько раз срывался и, с кучами песка, сползал к подножью. Бутян же уверенно карабкался, то цепляясь за сухие кусты, то втыкая лезвие в осыпающийся склон. Выбравшись наверх, сбросил клинок подручному. Сам улёгся на живот и ухмылялся, наблюдая за восползающим Дроздом. Наконец, подцепил подручного за шиворот и, втащив на травку, хлопнул по плечу.

– Я уж подумал, ты там жить останешься. Правильно, что не остался, окромя песка, там жрать нечего, и пить тоже. Ладно, пойдём, пока не передумал.

Косоглазый пропустил шутку мимо ушей, с тоской оглянулся на оставшихся лошадей и двинулся за атаманом.

До позднего вечера топали по равнине, голой и бугристой, как темя Ящера. Уже в темноте растянулись на разогретой за день земле и провалились в глубокий сон. Разбудила предрассветная прохлада, но быстрый шаг скоро вернул телу тепло. К полудню начали почёсываться от засыпавшегося за шиворот песка. Солнце, взгромоздившись на вершину небесного насеста, клевало в маковки нестерпимым полуденным зноем. Давно хотелось пить. Оба щурились, облизывая сохнущие губы, не подозревали, что жажда иссушит горло так скоро. Глаза постоянно утыкались в голый окоём, из-за которого лениво выползала голубоватая полоска леса. Сапоги отмеряли сажень за саженью и покрывались толстым налётом пыли. Время от времени, она отваливалась серыми ошмётками, освобождая место для новых слоёв.

– Плюнуть бы на все дела, да куда-нибудь к девкам. – мечтательно вздохнул Дрозд.

На все дела? переспросил Бутян. На дела можно, лишь бы не в колодец и не против ветра.

А где ты тут колодец видел. косоглазый вытаращился ошпаренным раком и завертелся по сторонам. Убедившись, что колодца не видно, вновь обернулся к атаману:

А против ветра почему?

Обидится, рассеянно отозвался атаман, вглядываясь в далёкую полоску леса. Против ветра, с плевками не попрёшь. А ежели попрёшь, так сам же с оплёванной рожей и останешься.

Дальше шли молча. Взгляд Бутяна вычленял из массы леса пятна сочной зелени и особенно густые кроны, под которыми мог притаиться родник или ручей. Дрозд топал следом, озирался по сторонам, слюнявил палец, выставлял над головой и разочарованно шёл дальше.

Когда сплошная кайма леса раздробилась на отдельные деревья, под ноги начали попадаться клочки заморенной травы. Скоро над землёй затопорщился робкий кустарничек, повеяло влагой, а подошвы тихо зашуршали по мягкому изумрудному ковру. Налетевший порыв ветра колыхнул волосы и бросил в лицо свежие ароматы леса. Бутян с удовольствием втянул знакомый лесной дух. Странный звук за спиной заставил оглянуться.

Подручный торопливо утирал рукавом забрызганную морду.

Действительно, против не попрёшь. тоскливо скривился Дрозд.

А ты сомневался? Эт тоже самое, что топор вверх кидать. Как сильно ни забросишь, всё время возвращается и башку продырявить норовит. Только лучше не пробуй, – хохотнул Бутян, снова заметив в косых глазах глубокую задумчивость. – Просто так поверь.

Оказавшись в тени деревьев, вздохнули с облегчением, побрели, жадно вынюхивая влагу. Скоро заметили клочок буйной зелени. Ускорив шаг, почти подбежали к маленькой лужице, на дне которой трепыхался фонтанчик песчинок. Боясь замутить неглубокий источник, осторожно опустились на траву и припали пересохшими губами к ледяной воде. Несколько раз прерывались, чтобы перевести дух и снова пили, пока в раздутых животах не забулькало, как в степняцких бурдюках. Распустив пояса, продолжили путь. Подобревший Бутян бодро вышагивал между деревьев, уверенно выбирая направление. Дрозд же тащился следом, с такой кислой физиономией, что Бутян вскоре сморщился, будто грызанул дикое яблоко.

– Что случилось со славным и могучим Дроздом? – воскликнул он, останавливаясь. – Неужто, пока я отвернулся, волчью ягоду успел сгрызть? Или тебя с голоду так перекосило?

Подручный поднял на атамана два озера тоски. Не зная что ответить, отрицательно потряс головой. Видя ожидание батьки, вновь потупил косые глаза и негромко, но твёрдо произнёс:

– Зря мы всё-таки коней бросили. Когда ещё таких добудем…

– А я уж испугался, – облегчённо протянул Бутян. – Думал, тебя какая-то немочь пухотная прохватила.