Текст книги "Меч митры, пепел и тим"

Автор книги: Вадим Деркач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Оса, милейший, – поправил его Брук и добавил с сожаленьем, – и вовсе бесполезная зверюшка.

– Тварь, – всхрипел астролог.

– Божья, – с почтением сказал Улисс Брук.

За наступившей недолгой паузой грянул гром аплодисментов и занавесь скрыл сцену. Аплодисменты не смолкали, и могучие голоса завопили восторженно: "Автора! Автора!" На краю сцены стоял бледный римлянин с перерезанными венами на руках, но публика, не обращая на него внимания, продолжала требовать автора. Яркие, слепящие лучи света вырвались из-под занавеса. Он задымился, вспыхнул. Огонь пополз по его вышитому простору.

Что-то нагло вторглось в мой сон. Что за свинство – уже неделю выспаться не дают. Я открыл глаза. Все в красно-серых тонах. "Пожарники", было первой моей мыслью. Но тут же на моих руках щелкнули наручники.

– Не расстраивайся, Арский, – весело сказал седовласый, но еще не старый мужчина в штатском. – В камере отоспишься.

– Это нарушение моих гражданских прав. Моя невиновность очевидна, заявил я решительно, хотя это и было глупо.

– Ну, конечно, невиновен... Так и скажешь тому, кто будет приводить в исполнение...– в глазах начальственного типа мелькнули стальные искорки. Еще имел наглость явиться в этот дом. Хорошо, что Сева-ханум оказалась такой крепкой женщиной.

Окончив обличающую тираду, мужчина в штатском поднялся. "Пора," -заключил он, хлопнув в ладоши. Меня подхватили под руки и поволокли к выходу. У двери стояла Сева. Новоявленной Юдифи не хватало только моего меча и моей головы у ног. Но полностью вжиться в роль несчастного Олоферна мне не дал мой конвоир, применив классический прием полицейского боя -"Пинок под зад". Внизу стоял кортеж из нескольких самых обычных "Жигуленков". Как только меня усадили в один из них между двумя накачанными парнишками, он молнией сорвался с места и понесся по улицам нашего прекрасного города. Странные чувства обуревали меня. Конечно, я арестованный, но при определенной доли воображения... У кого из нас не возникало желания, вот так, на бешеной скорости, в сопровождении машин и охраны промчаться по загипнотизированным твоей тайной и твоим великолепием улицам. Да, замечательно. Равнение на... Когда за машиной со скрежетом закрылись автоматические ворота, я сообразил, что мы приехали не к президентскому дворцу – слишком мрачно-решетчатой была архитектура. Меня обыскали, отобрали ремень и шнурки, а потом долго вели по темным коридорам. Я находился в прострации. Где-то далеко беседовали мои конвоиры.

– ...его знает. Куда этого? Все переполнено...

– Сказали в триста тринадцатую.

– В триста тринадцатую?

– Да, там вчера Кифирчика порезали.

– Ну, самого Кифирчика!?

"Ты сейчас проснешься, Тим... Ты сейчас проснешься..."– уверял я себя без особого успеха. Наконец, мы остановились у тяжелой двери с намалеванным красным числом "313". От этого красного меня стало мутить, однако дежурный, не обращая внимания на состояние моего здоровья, отпер дверь. За ней обнаружилась комнатенка с двумя двухъярусными нарами. Меня втолкнули вовнутрь и дверь со скрипом захлопнулась. Три пары "ласковых" глаз уставились на меня, как на восходящую звезду советского стриптиза. Мой мозг работал в форсированном режиме, пытаясь вспомнить все когда-либо и где-либо встречающиеся упоминания о тюремных традициях. "Сейчас будут стелить полотенце", – подумалось мне. Однако вместо этого чернявенький, с отрезанным ухом малый, нежно сказал:

– Фраерочек прибыл.

– Хорошенький мальчонка, – добавил обритый наголо громила, демонстрируя ослепительно гнилую улыбку.

Кажется, судьба свела меня с мерзкими обновленцами. Пока я размышлял о вымирании ритуальности, маленький плюгавенький мужичок соскочил с нар и, подбежав ко мне, повернулся задом.

– Для начала поцелуй меня в попку, – жалостливо попросил он.

Подобная перспектива меня вовсе не прельщала. "Это все моя невинная ангельская внешность, – в сердцах сказал я себе. – Придется наводить порядок". Для начала я с оттяжкой заехал просителю немного ниже места, что соскучилось у него по ласке. Мужичок завыл и стал бить поклоны о цементный пол. Его коллеги угрожающе поднялись. Что ж, пришла пора явить криминальной общественности свою небесную сущность. Я сосредоточился, натужился и... бесполезно. Ничего не получалось. Рецидивисты приближались. Я напрягся что есть силы – в глазах потемнело, но, видимо, без меча как ангел я абсолютный импотент. "Боженька, ты втравил меня в эту историю, ты меня и выручай", взмолился я, расслабляясь.

– Тим, кореш, ты ли это! – неожиданно воскликнул чернявый. Я испуганно закивал ему.

– Кучерявый, – толкнул он лысого, – это же Тим.

Я продолжал дергать головой, ничего не соображая.

– Вставай, Педрило, – пнул ногой Чернявый все еще лежащего на полу плюгавенького мужичка, – у нас сегодня праздник. И тогда я вспомнил.

– Чина! Боже мой, Чина! – завопил я и бросился к другу детства на шею.

Вообще наша дружба в те давние времена носила несколько странный характер. Наш милый математик посадил отчаянного хулигана и двоечника к пай-мальчику, то есть ко мне. Не знаю, чего добивался учитель, но через неделю пай-мальчик ругался, как сапожник с базарной улицы.

– Ах ты, мой милый сукин сын, – почти рыдал я, растроганный, – как ты здесь оказался?

– Я-то ладно, тюрьма – мой дом родной, – горделиво сказал Чина, – но ты-то, ты – один из первых трахальщиков мозгов в классе – как ты попал в наши палаты?

Я тяжело вздохнул, перешагнул через Педрило, который уже пришел в себя, но подниматься опасался.

– Это долгая история, – с грустью сказал я, – Какие нары свободны?

– Да, любые, – махнул рукой Чина. – Тебя по какой?

– Не мастер по кодексу, – скромно признался я, располагаясь слева, убийство.

– Мокрое значит, – присвистнул Чина, – Круто. Мы здесь все по хозяйственным сидим.

– А Кифирчик? – поинтересовался я, усмехаясь.

– А что Кифирчик? – угрожающе забубнил Кучерявый.

– У Кифирчика ножечек с хлеба соскочил, Тимоха. Он это сам подтвердит, – серьезно сказал Чина и добавил тихо, – а стукачи у нас обычно делают харакири.

– Да, я в коридоре слышал, – побледнел я, вглядываясь в опасный мрак глаз друга детства.

– Верю, Тим, верю, – улыбнулся он. – Педро, топливо доставай. Гулять будем.

– Это я щас, – вскочил с пола Педро и достал откуда-то бутылочку.

– А он за что? – спросил я.

– Изнасилование крупного рогатого скота с отягощающими последствиями, сказал Чина и кучерявый загоготал.

– Не надо гнать, – обиделся Педро, – у меня склад сгорел.

– Душа у тебя сгорела, Педро, – уточнил Чина, тоном заезжего американского проповедника.

– Душа, душа, – забормотал Педро, – сдалась мне эта душа. Пить давай...

И мы дали. Самогончик оказался знатным – с одной бутылочки заторчали все. Потом была ночь. Этакая странно темная, полная специфических звуков тюремная ночь, быстро сменившаяся не менее странным тюремным утром.

Как только мы открыли глаза, Чина принялся инструктировать меня, как следует держаться на допросе. В общем, дело обстояло не так плохо. Главное, как я понял – правильная позиция. "Вообще-то дело твое табак", – сказал, оканчивая инструктаж, Чина. Конец фразы совпал с вращением ключа в замочной скважине. Толстый, жирный служащий нашего пансиона повел меня на допрос.

После темных, мрачных тюремных коридоров маленькая комнатка следователя показалась сказкой тарантолога во плоти. Только сам следователь никак не походил на представителя ангельской судейской братии. В этом высоком человеке с интеллигентным лицом было что-то, вызывающее антипатию, выражаясь языком пролетарского вождя можно сказать: "антипатию воинствующую".

– Садитесь, гражданин Арский, – предложил он, приподнимая очки, таинственным образом удерживающиеся на его чрезвычайно узком носу. – Я Анатолий Микаилович Крапивин – ваш следователь.

– Очень приятно. Я – Тим Арский – ваш подследственный.

– Приятно не менее. Итак, любезный мой, какая злая судьба привела вас в наши пенаты? Как дошли вы до такой жизни?

– Вопрос, полагаю, в большей степени риторический, – невозмутимо сказал я.

– Действительно? – спросил Крапивин, видимо немало удивившись моей интеллектуальности. – Хорошо, не будем заострять внимание на происках судьбы. Перейдем к делу, коли вы такой любитель точности. А фактография такова...

– Боюсь, я ничем не смогу вам помочь.

– То есть, вы хотите сказать, что совершенно невиновны. Опасаюсь, подобные заявления не имеют смысла. И еще замечу, что они не пользуются у нас популярностью. С точки зрения закона, и имея некоторую пристрастность, к ответственности можно было бы привлечь каждого, достигшего совершеннолетия.

– И все равно я невиновен.

– Хорошо, – вздохнул следователь, – Вы видели мультфильм "Козленок, который умел считать"?

– Классика.

– Считайте. Убийство Рзы Джабейли – раз.

– Да, но я все объясню...

– Потом, – отмахнулся Крапивин. – Убийство Андрея Ступнина и Фаика Ахмедова – два

– Постойте, постойте... Кто они такие. Никогда не знал их. Первый раз слышу.

– Ну, как же, уважаемый? – удивился следователь, – резня у синагоги не ваша ли работа?

– Я, я...

– Не упорствуйте, Арский. Благодарите Бога, что мы не вменяем вам в вину смерть Эльдара Джабейли, хотя я могу и передумать...

Мне стало не очень хорошо. Оперативность наших следственных органов потрясала.

– Не убивал, – твердо сказал я.

– Ну, что ж, если вы желаете вопить "Невиноватая я" – вопите. Не думаю, правда, что от этого улучшится состояние вашего здоровья. Есть свидетели, видевшие вас за несколько часов до того как вы вызвали полицию, входящим в дом профессора. Есть свидетели кровавой бойни, учиненной близ синагоги. И есть улики.

Следователь подтянул к себе древний телефонный аппарат, несомненно, помнящий хриплые голоса вершителей судеб времен культа личности. "Все по делу Арского", – сказал он в черную мглу трубки. Минуту спустя, заполненную нервным постукиванием пальцев следователя, вошел мой конвоир, отягощенный не только нечистой совестью, но и двумя свертками.

– Позови Хикмета, – сказал ему мой "прокуратор", – пусть поприсутствует, а то здесь режущий инструмент. Арский – парнишка шустрый.

– Хикмет! – рявкнул конвоир, приоткрыв дверь.

В комнату вбежал высокий молодой человек с зачатками брюшка в нижней части тела и мздоимства – повыше.

– Вот что, Арский, – сказал мне следователь, – я хочу показать тебе орудия убийства – не думаю, чтобы ты видел их в первый раз – и заключение экспертизы. Я человек гуманный, не люблю мучить подследственных, так сказать, "чинить насилие и произвол". Оформим все, как чистосердечное признание и шанс есть... Иначе...

– Иначе вы лишитесь своего паршивого места, драгоценный мой, предложил я свой вариант развития событий, чувствуя необычайный прилив сил.

– Шутить изволишь? – нехорошо спросил Крапивин, поглаживая длинный сверток перед собой.

– У меня большие связи, – признался я.

– Позвольте полюбопытствовать, где?

Я показал пальцем наверх.

– Там мой кореш.

– Не гони, – хмыкнул следователь.

– Педрило вас никто не кличет? – поинтересовался я, с трудом сдерживая смех.

– Хикмет, у него, кажется, болтик открутился, – расстроился Анатолий Микаилович.

Крепкий тычок в затылок скинул меня со стула. По комнате распространился запах горелого.

– А вот это вы напрасно, – пробормотал я, поднимаясь. Следователь тоже понял это, но было уже поздно. Сверток под его рукой в мгновенье вспыхнул. Завопив, Крапивин выдернул из пламени обожженную руку.

– Тушите, ослы! – заорал он.

Один из конвоиров выбежал из комнаты. Хикмет с разинутым ртом смотрел на огонь.

– Романтик, – посочувствовал я ему.

Меж тем огонь потух. На обугленном столе лежал, блистая в искусственном свете, мой меч. Боже, велика сила твоя. Как соскучилась моя рука по могущественной тяжести твоего оружия. Я поднял меч перед собой. Позади что-то щелкнуло. Я волчком повернулся вокруг оси – клинок со свистом рассек воздух. Звякнул металл.

– Руки вверх, – неуверенно приказал конвоир, удивленно разглядывая пистолетную рукоять, навсегда лишенную ствола.

– Сувенир от компании "Бог лимитэд", – великодушно сказал я и подошел к окну.

Трех ударов оказалось достаточно, чтобы освободить его от толстых прутьев решетки. Я хотел было уже прыгать, но вовремя спохватился.

– Простите, Анатолий Микаилович, забыл, – извинился я, подбирая со стола пакет и папку с документами. Следователь что-то хотел сказать, но слова застряли в его горле, превратившись в хрип, близкий к предсмертному.

– Ариведерчи, гражданин начальник, – душевно попрощался я с ним.

– А ты, малыш, – обратился я к вбежавшему парню, страстно обнимающему огнетушитель, – слушайся папу и маму.

Прыжок мне явно не удался. Паршивая аэродинамика спадающих брюк и отсутствие опыта привели к необходимости торможения с помощью части тела к этому совершенно не приспособленной. Ощущения были не самые приятные, но возможности отдаться страданию в полной мере я не имел. Подскочив к стене, я с размаха рубанул ее мечом. Бесполезно. Камень моя "скрипка" не брала. Тогда я побежал по двору, вдоль стены здания. Металлические преграды, как картонные, рушились предо мной. Каждая моя клетка испытывала почти оргиастическое наслаждение от происходящего. В секундах, стремительно летевших со мною, я видел вакханок и фавнов. Они чудили, куролесили. Безумное веселье овладело мною. Сердце грохотало в груди, кровь пульсировала в висках. С криком ворвался я в центральный двор и со скоростью спринтера, до ушей накаченного допингом, бросился к воротам. Не останавливаясь, я нанес по ним круговой рубящий удар. Пораженная охрана задумчиво наблюдала за процессом резки листовой брони. Шустрый солдатик, которому, видимо, были неинтересны курсы кройки и шитья, сдернул с плеча автомат и музыкально заорал "Стой!", но свобода уже радостно встретила меня у входа. Я пробежал мимо КПП и очутился около собирающегося въезжать белого BMW. Аккуратно срубив дверь, я вскочил в салон машины и, приставив меч к испуганному водителю, вежливо попросил:

– Гони, иначе скоро встретишься с моим шефом.

Водитель уточнять ничего не стал, уверенно сделал демократический выбор, немедля развернулся и поехал по шоссе. Вслед нам почему-то не стреляли.

Как только тюрьма скрылась из виду, мы остановились. Похоже, что погони за нами не было.

– Костюм и пальто, – приказал я, снимая с себя опротивевшие, пропахшие камерными запахами, вещи.

Мой "кормчий" молча разделся. "Спасибо", – поблагодарил я его, облачаясь в экспроприированное. Заложник опасливо переступал с ноги на ногу. Мой взгляд задумчиво скользнул по его жалкой фигуре. Тогда он нерешительно снял часы, массивный золотой перстень и протянул их мне. "Зачем? засмущался я, – вы поняли меня превратно, это излишне... Хотя... Если вы так желаете". Часы прекрасно смотрелись на моей руке, а перстень пришелся в пору на безымянный палец. "А теперь от дороги бегом марш!" – скомандовал я. Водитель радостно и легко побежал к кипарисовой роще – отсутствие собственности благоприятно сказывается на спортивных результатах. Я поднял руку и остановил синий "Москвич", очень кстати появившейся из-за поворота.

– К вокзалу подвезешь? – спросил я его хозяина.

– Садись, – буркнул мужик, потрясающий своей нефотогеничностью. Его лицо было исчерчено то ли морщинами, то ли шрамами и выглядело совершено безобразным, так что я сразу окрестил его Квазимодой.

– Плачу за скорость, – объявил я, захлопывая дверь.

В костюме обнаружилась приличная сумма денег и удостоверение начальника тюрьмы, что позволило мне удовлетворенно заключить: "Бог не фраер!" и избавиться от мук совести.

– Ты откуда такой прикинутый? – спросил Квазимода через несколько минут езды.

– Извините? – непонимающе посмотрел я на него.

– Ну, я хочу сказать, одет так шикарно. В этих местах небезопасно вот так, на шоссе...

– Любовница сбежала с первым попавшимся водителем "Автотранса", прихватив с собой ключ зажигания, – дал я первое пришедшее в голову объяснение.

– А че это она? Дурочка что ли. Мужик такой. "БМВ"...

– Виноваты мои неординарные сексуальные вкусы и запросы, – признался я и сокрушенно вздохнул.

– Грешишь! – радостно констатировал мой новый кормчий.

– А кто не грешит?! – скорее цинично ответил я, чем спросил.

– А Бога, Бога не боишься?

– А ты?

– Ну, с ним я в ладах. У нас соглашение.

– Соглашение? – переспросил я, решив, что ослышался.

– Ну да. Если с дьяволом можно заключить договор, то почему с Богом нельзя?

– Действительно, почему бы и нет.

– Посмотри сколько по его воле или по его попущению бед происходит, сколько гибнет людей, мучается. Я вот и говорю однажды ему...

– Кому? – удивленно спросил я.

– Богу, конечно, кому же еще. И вот говорю ему: "Господи, посмотри что творится. Разве в этом нет твоей вины? Давай так: "Я прощу тебе все это, а ты прости мне мои грехи". На том и сошлись.

– И что?

– И ничего. Как видишь – отлично! – ответил водитель и спустя мгновение засмеялся. – Шучу. А ты попался. Поверил небось. Прочитал я эту историю где-то.

– Да, попался, – согласился я, копаясь в памяти.

– Признайся, что с любовницей и "Автотрансом" – лапша.

– Признаюсь, – подтвердил я, и, углубившись в изучение шрамов водителя, спросил, – А ты не боишься, что Господь возьмет и накажет прямо сейчас за вольное обращение со своей персоной? Положим, машина раз и в кювет.

– Ну, нет... Во всяком случае, не сейчас. Ты можешь пострадать в этом случае, а когда сойдешь – ему уже не до меня будет.

– Наверное, ты не знаешь притчи о человеке, который много грешил, богохульствовал.

– А ты расскажи.

– Жил-был человек – распутный-распутный. Такой греховодник, что неизвестно как его земля на себе носила. Однажды попал в жуткую переделку, такую, что смерти не миновать никак. Взмолился тогда: "Боже, такой я, дескать, не мазанный, сухой... Прости, спаси, а я обещаю впредь вести праведный образ жизни". Услышал его Бог. Спас. Ну а он, блудодей, продолжай себе грешить. Прошло время и как-то случилось ему отправиться в морское путешествие. Только отошел корабль от берега – разыгралась буря. Паника. Корабль тонет. Грешник на колени. "Боже, – взмолился он, – знаю это ты меня караешь, но как же остальных погубишь? На корабле столько людей!" И тогда прогремел голос с небес: "Знаешь, чего стоило всех вас, грешников, на одном корабле собрать?"

– И где такой большой корабль нашелся, – засмеялся водитель, но смех этот был недолгим.

Из-за поворота выскочила грузовая машина. Я почувствовал, что столкновение неминуемо. Мой водитель крутанул руль вправо, нога его судорожно вдавила педаль тормоза. Грузовик чудом пролетел мимо, лишь чиркнув колесом о наше крыло. Но радоваться было рано. Нашу машину занесло. Она скользнула по асфальту до обочины и медленно сползла в кювет.

Некоторое время мы сидели молча.

– Выходи, – тихо сказал водитель.

– Извини, но я...

– Кому сказал – выходи, – зло повторил он. – Не повезу тебя, мудака.

Я открыл дверцу и вышел из машины. Поразмыслив немного, снял с пальца перстень и бросил его на переднее сиденье. С трудом поднялся по крутому откосу, окинул взором безнадежно пустынное шоссе и двинулся по нему в сторону города, проклиная свое невезение. Каждую минуту могли появиться преследователи, а я – вот, на блюдечке с пресловутой голубой каемочкой. Единственным выходом было дойти до ближайших кипарисовых зарослей и, скрывшись там, дожидаться попутной машины.

Цель была рядом, когда меня обогнал автомобиль, из которого я был недавно выдворен. Проехав немного, он остановился. Я решил пройти мимо с презрительным выражением лица и гордо поднятой головой, но когда поравнялся с ним, дверца отворилась и до моего слуха донеслось миролюбивое предложение водителя: "Садись". Мое положение не располагало к демонстрации принципиальности, хотя пококетничать я люблю.

Мы неслись по пустынному шоссе. За нарастающим беспокойством никакого удовлетворения не ощущалось. За каждым поворотом чудился полицейский патруль, но Бог миловал, а почему – стало понятно только у вокзала. От него, от станций метро шли люди. Над толпами плыли разноцветные знамена и транспаранты. Итак, мой город снова ввергался в революционную круговерть. Можно не сомневаться, что полиции сегодня не до рецидивиста Арского.

– Я сойду здесь, – сказал я водителю.

Он остановил и протянул мне перстень.

– Забери, – сказал он коротко.

– Но это ничего не стоило мне. Отдал от души, – попытался я сопротивляться.

– Нет, забери, иначе я выкину, – настаивал водитель.

– Выкинь, – согласился я, вылезая из машины.

Водитель швырнул перстень в окно.

– Тогда позволь заплатить, – сказал я, вынимая пачку кредиток из кармана.

– Не позволю, – ответил водитель и, захлопнув дверь перед моим носом, уехал.

Кажется одним праведником на земле стало больше, что несомненно радовало, но на традиционный вопрос "Что делать?" не отвечало. Решение о дальнейших действиях следовало принять не мешкая, но, прежде всего, необходимо было избавиться от тюремного груза. Пакет с кухонным ножом, я бросил в мусорный бак, а папку, не мудрствуя лукаво, принародно сжег, чуть было не став инициатором штурма здания районной Прокуратуры. Совершив два этих важных и приятных дела, я пошел вдоль улицы в сторону, противоположную движению толп возбужденных сограждан. Кто знает, может быть, они движутся только потому, что Арскому нужна свобода? Но что есть моя цель? У Ангела Арского цель всеобъемлющая – наказание зла, причем в достижении ее он не всегда располагает собой. У человека же Арского устремления куда более скромные – спасти свою шкуру, охотников до которой предостаточно. Но я не позволю превратить свою жизнь в бесплатный тир. Если учитывать пророчество: "накажешь зло и уйдешь в небытие", то, пожалуй, человеку с ангелом не по пути. Жаль только полюбовно разойтись нельзя...

"Стоит ли цепляться за жизнь, если в существовании Господа сомнений нет?".

Давно я не слышал этого голоса. Боженька снова начал свою пропаганду.

Слушай, Господи! Да, я верю в тебя. Я твердо знаю – ты есть, но теперь неизвестно мне одно: ЧТО ЕСТЬ ЧЕЛОВЕК? Что ждет меня в предрекаемом небытии? Какие сны будут сниться мне там? Какие чувства будут питать мою душу и будет ли что вообще для этой души? Комплекс принца Датского. Я – слабый человек. Не торопи меня. Ты же сам дал своему творению свободу выбора, как же можно тогда неволить меня?

"Ты Ангел".

Ошибка. Человеческое от божеского отличает одно: конечность, осознание конечности, СМЕРТЬ. Я смертный Ангел, следовательно, прежде всего человек. Этот человек сейчас пойдет и, согласно данной ему свободе, купит билет куда-нибудь далеко-далеко...

"А ты пытался умереть?"

Неужто мне предлагают вознесение по образу Еноха?

"Как ты глуп!" – расстроился мой невидимый оппонент. Достойно терпеть поражение может не всякий. Я удовлетворенно поднял глаза к небу. Красными буквами на серых облаках было начертано:

"ПОСМОТРИМ, МОЖЕШЬ ЛИ ТЫ..."

Как мне надоели эти дешевые эффекты. Я вернулся к вокзалу и купил билет до Симферополя. Поезд отходил вечером. Как-то надо было убить время. Надеюсь оно будет моей последней жертвой. Вообще, для человека, начинающего новую жизнь, главное не иметь долгов в старой. Их у меня почти не было, за исключением одного. К счастью, я имел все необходимое чтобы расплатиться. Дом Милы располагался недалеко. Поплотней закутавшись в пальто, я пошел в его направлении. Чем ближе я подходил к нему, тем шире становился поток воспоминаний. Эта улица видела не единожды печального влюбленного и только один раз печального убийцу... Но нет, нет... То было не убийство. Справедливость. Добром на добро, справедливостью на зло. Только так.

Я вошел в парадную. Третий этаж. Странно. Дверь изуродована и опечатана. Засосало под ложечкой. Преодолевая охватившую меня дурноту, я позвонил в соседнюю квартиру.

– Кто? – отозвался женский голос, после длительного периода шарканья и шуршания.

– Я хотел бы узнать о ваших соседях.

Дверь приоткрылась, насколько позволяла цепочка. В образовавшейся щели показалось некрасивое женское лицо.

– А вы кто? – спросило оно, изучив мою потрепанную внешность.

– Я друг Милы.

– Она пропала.

– Как пропала? Что вы говорите?

– Такой ужас! Сегодня ночью кто-то ломился в их дверь. Я выйти, конечно, побоялась, но в полицию позвонила. Знаете, такой милый лейтенант. Я его чаем поила. Он так устало выглядел. Говорит...

– Где Мила? – нетерпеливо перебил я женщину.

– Я же вам рассказываю. Какой вы странный. Полиция приехала. Все в квартире побито. Меня туда приглашали. А в одной комнате вообще все вещи в щепки изрубили... А лейтенант, знаете ли, на моего покойного мужа похож. Такой приятный молодой человек...

– Где Мила? – закричал я.

Женщины отпрянула и с испуга захлопнула дверь. Я в сердцах пнул ногой в ее деревянную плоть. Добиться чего-либо от старой перечницы не представлялось возможным. Я медленно пошел вниз. Мысли растекались в разные стороны.

Глупо, невообразимо глупо. И жестоко. Почему она не захотела быть со мной? Она занималась физикой, но разве можно быть физиком, имея глаза поэта? Женщина... "Я такая, сякая..."– часто говорила она мне. "Ну, и что, отвечал я ей, – давай попробуй вот это". Она соглашалась, но, конечно, слова ничего не стоят. Соглашалась и спрашивала, дескать зачем я так тревожусь? Почему пытаюсь растормошить ее? А я просто любил. Любил... Все было бы по-другому будь она со мной. Я защитил бы, спас... Несчастный лирик.

Я остановился на последнем пролете. Тревога прорезала туман горьких мыслей, голова сделалась ясной. Я знал, я чувствовал... Меня ожидали. Стараясь не шуметь, я обнажил меч. Там, под лестницей, скрывался мой недруг. Факт, известный мне, верно очень расстроил бы его: "У него не было шансов". Я легко перемахнул через перила... Наверное, мое падение длилось мгновение, но для меня оно растянулось в вечность. Медленно приближался пол. Вот напряженное лицо человека во мраке. Он еще не подозревает, что возмездие почти свершилось. Он ждет моего медленного, безмятежного сошествия по лестнице. Я выворачиваю кисть, меч касается его горла и только после ноги становятся на потрескавшуюся плитку пола. Человек вздрогнул, вжался в стену. На искаженном лице смятение, в глазах – ужас.

– Привет, – миролюбиво поздоровался я, – извини, заставил тебя ждать.

Незнакомец ничего не ответил.

– Кто тебя послал? – жестко спросил я.

– Я, я-я... я не знаю... – заикаясь ответил человек, – ко мне подошли на улице... меня попросили.

– Только не трепись.

– Нет. Это правда. Он... Он дал много денег, – человек полез во внутренний карман плаща. Я резко перехватил его руку и осторожно вынул ее. В его ладони были смятые купюры.

– Вот, забери все, – взмолился человек, протягивая их мне.

– Он приказал убить меня?

– Нет, что ты, нет... Он велел передать человеку, который ко мне подойдет, записку. Она у меня в правом кармане.

Я протянул руку и вынул бумажку. Она была мерзка. С отвращением я прочитал:

"Здравствуй малыш. Если хочешь видеть свою подружку в здравии, положи меч в синюю машину, что стоит на углу этого дома. Сделал дело, гуляй смело!"

Я швырнул листок на пол и с яростью принялся топтать его.

– У тебя спички есть? – спросил я испуганного курьера. Он кивнул.

– Сожги ее.

Когда огонь пожрал бумагу, я вздохнул с облегчением.

– Как тебя зовут?

– Меня? Олег.

– Хорошее имя. Олег, желаешь заработать еще немного?

– Можно, – неуверенно согласился он.

– Давай твой плащ, – приказал я, снимая пальто, – и одевай это.

– Зачем?

– Делай что тебе говорят.

Мой новый знакомый повиновался.

– Сейчас ты возьмешь этот меч и отнесешь его в синюю машину на углу, объяснил я, вдевая меч в ножны. – Понял?

– В общем-то да. А зачем?

– Вот деньги, – протянул я тоненькую, но достойную пачку купюр, не ответив на его вопрос, – только до рукояти ни в коем случае не дотрагивайся.

Олег осторожно взял меч и вопросительно посмотрел на меня.

– Иди, – подтолкнул я его к выходу.

Он вышел и медленно двинулся к углу дома, опасливо держа меч на вытянутой руке перед собой. Остановившись около машины, осторожно положил его в открытое окно и пошел обратно. Неожиданно на другой стороне улицы появился человек. Так же незаметно образуется тень, когда Солнце вдруг выглядывает из-за облаков. Когда я понял, что за предмет он держит в руке, было уже поздно. Мягкое чмоканье не нарушило спокойствия улицы. Мой посланник, вскинув руки, повалился на асфальт. Убийца прыгнул за руль автомобиля и тот рванулся с места. Я выскочил из парадной. В тот же миг над удаляющейся машиной взметнулось пламя. Дрогнула земля под ногами. Взрывной волной меня опрокинуло. Зазвенели выбитые стекла. Огонь разбухал, пожирая металлическое тело, превращая его в искореженный скелет. Я поднялся и быстро побежал к нему. Недалеко целый и невредимый лежал мой меч.

"Два ноль в мою пользу", – сказал я, пряча его под плащ. Мне было жаль моих наивных врагов. Они полагали, я по своей воле владею страшным оружием, карающим непокорных и грешных.

"ТЫ ПРОИГРАЛ!" – было начертано на облаках.

"Я выиграл!" – воскликнул я, но... Я проиграл... Мне не нужен билет, я не увижу далекий незнакомый город, у меня не будет спокойной человеческой жизни... Господь сделал сильный ход. Я был скован умело поставленной королевой.

Странно устроена жизнь. Почему-то козырными картами в ней против нас чаще всего оказываются люди, которых мы любим. Возможно, так происходит потому, что любовь является с одной стороны проявлением слабости, а с другой – чувством глубоко эгоистичным, ибо в других мы любим прежде всего себя себя отсутствующего... Ладно уж, я счастливый человек. Немногим предоставляется возможность поменять свою никчемную жизнь на красивую смерть во имя высокого чувства. Выгодная, по-моему, сделка.

Я огляделся. Невдалеке лежал мой посланец. Я подошел к нему и опустился на колени рядом. Он был жив, но раны говорили о временности этого явления. Из больших глаз текли слезы.

– Не бойся, все будет хорошо, – спокойно сказал я ему. – Он есть. Бог. Я – ангел его. Уже сегодня будешь в царстве небесном.

– Мне понравилась твоя шутка, – прохрипел человек и в серых глазах отразилось серое небо.

Я поднялся. Безжизненное тело белым пятном разнообразило асфальт, гармонируя с жертвенным пламенем горящей машины. Улица пустынна, лишь в нескольких окнах испуганные любопытные лица. Я махнул рукой этим банальным рожицам и заспешил прочь от отыгранной сцены.

Город казался заброшенным и забытым. В пору политических волнений средний гражданин всегда сидит дома. Он боится погромов, повышения цен и гриппа. Опасается продемонстрировать нелояльность к будущей власти или выказать неуважение к настоящей. Таков он, средний гражданин. Во многом он похож на среднего ангела, который сейчас брел по обескровленным капиллярам переулков в сторону бульвара. Серый ангелочек – мне не избавиться от этого имиджа, как не избавиться от ржавых пятен крови на крыльях. Размышляя о все усложняющихся условиях своего существования, я не заметил, как оказался перед серой громадой древней башни. Она впечатляла. Мощный цилиндр с внушительным контрфорсом – сооружение воздвигнутое кем-то, когда-то рядом с морем. Символ идеи, превратившийся в растиражированный символ города, смотровую площадку для многочисленных в былые времена туристов. Давненько я не поднимался наверх. Я загорелся желанием сделать это сейчас, но дверь оказалась запертой – в смутное дни исправно функционируют только больницы и госпитали. Я уткнулся лбом в дерево двери, надеясь найти в нем силу тысяч рук, касавшихся его.