Текст книги "Меч митры, пепел и тим"

Автор книги: Вадим Деркач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Не хотел вас огорчать, молодой человек, но легенда ваша давно известна. О Девичьей Башне – символе нашего города, а именно ею является то массивное сооружение с семиогненной вершиной, описанное вами, сложено множество сказаний. Скорее всего, вы где-то что-то слышали, а хаома сделала свое, так сказать, изменила пространственно-временное восприятие.

– Клянусь, что прежде я ничего не знал об Огненной Деве, запротестовал я .

– Как писал Ульям Джемс, забывание – неотъемлемое и весьма полезное свойство человеческого мозга.

– Тогда, как вы можете объяснить тот факт, что окончание моей истории можно соотнести с зачитанным переводом, со мной непосредственно?

– Что, собственно говоря, вы имеете в виду?

– Тот момент, когда Огненная Дева возложила руки на голову мальчика и возвестила, что каждый мужчина через женщину в его роду будет слугой Ахуры.

– Саошьянтом, – задумчиво произнес профессор.

– Да, именно ! Заметьте, что отец моей мамы принадлежал к древнему роду, живущему здесь испокон веков. Следовательно изложенное не только сказка! – выпалил я.

– Это не просто сказка, это цепь совпадений, – пробормотал профессор.

– Кстати, кто такой "саошьянт"? – спросил Эльдар, забыв старую поговорку, что посеявший ветер пожмет бурю.

– Саошьянт это тот, кто явится, чтобы спасти человечество. Тот кто свершит последнюю Ясну и принесет последнюю жертву. Тот кто будет судить и взвешивать. Он придет не один... Впрочем... Зороастрийцы очень трепетно относятся к слову "саошьянт". Он для них мессия, который должен явиться трижды через равные промежутки времени и последний раз в конце времен. Поэтому мой текст является абсолютным апокрифом, да и ритуал поклонения, описанный вами, совершенно не похож на традиционное зороастрийское богослужение. Только манипуляции с поясом напоминают что-то...

– Чрезвычайно интересно, но не совсем понятно, что вы хотите сказать.

– В этом нет ничего сложного. Я всю свою жизнь только и делаю, что перелистываю пыльные, никем не читаемые книги и размышляю. Понимаете, картина религиозного учения огнепоклонников в дошедшем до нас виде не отличается особой полнотой. Как вы, не сомневаюсь, представляете себе, в то отдаленное время каждая религия была раздроблена на секты, ереси. Каждый человек мог молиться многим богам. Религия Ахуры, к сожалению, не избежала подобной участи. Знаете, Тим, мне моментами кажется, что при определенном подходе она в некоторых своих проявлениях могла бы стать объединительной силой для всего мира.

– Дядя, вам не нравится наше вероисповедание? – удивился Эльдар.

– Да, это мое мнение, – подтвердил профессор, шокируя племянника. Согласитесь, не даром во многих верованиях без труда обнаруживаются зерна религии древних иранцев.

– Действительно так? – спросил я, заинтересованный пространной речью профессора.

– Непререкаемая истина. Возьмем хотя бы христианство. 25 декабря – так называемое "Рождество Христово"

– Вы не верите в реальность Христа?

– Боже упаси! – воскликнул профессор, – я – ученый, историк, и последние исследования интерполяций подтверждают реальность этой личности. Но однако Иисус рожден, по всей видимости, не 25 декабря, а много позже. Эта же дата в дохристианский период значилась как праздник Митры – очень почитаемого индоарийского божества, зороастрийского ангела и одного из самых почитаемых божеств Римской империи. Или возьмите хотя бы праздник Новруз, отмечаемый во многих мусульманских странах, когда принято жечь костры – это ничто иное, как остаток тех старых верований. А религия иудеев, хотя и не получившая особого распространения, но так повлиявшая на ислам – и она питала свой примерный теперь монотеизм из древнего колодца.

– Я так и не понимаю, что вытекает из вашего рассказа, – с недоумением покачал я головой, но профессор продолжал свой странный монолог:

– Религия древних иранцев, а через них и других народов Востока и Запада – это бесконечная реформация, которая низвергала в небытие одних богов, понижала в рангах других, пока не уступила окончательно христианству и исламу. Зороастризм в этом смысле высшая ступень ее развития – религия монотеистическая, не потерявшая привлекательности пантеизма. И поверьте, только в ней вы найдете законченное и логически связанное обоснование существования и окончания нашего мира. Лишь крайний азиатский деспотизм и непозволительное западное эпикурейство изничтожили ее. И очень жаль. При всей привлекательности идеи, ее законченности и отточенности, какова ее судьба? Что мы имеем теперь? Авесту – сборник неясных мало связных текстов и всякие апокрифические таблички, вроде той, перевод которой вы слышали? И то, и другое, и третье – почва, в которой роются черви вроде меня и, до которой всем остальным нет никакого дела. Вот вы обнаружили некоторые совпадения, но скажите что ваши логические заключения могут изменить? Они доказывают существование господа? Или они указывают на скрытые сокровища и месторасположения потерянных городов?

– Да нет, – ответил я, пожимая плечами, – но знаете, если я поначалу не хотел распространяться о случившемся, то теперь, после всего произошедшего, после того, как вы познакомили меня с тем текстом, я не против.

– Кому это нужно! – почти крикнул профессор. – Кто будет разбираться в тонкостях исторических доктрин? Если бы вы нашли алмазы и золото, о вас говорили бы веками, а подобные популистские истории о высочайшем происхождении забываются через день. А при теперешней политической ситуации, когда все кругом жаждут мести и свободы, а через некоторое время начнут требовать хлеба, никто не обратит внимание, а те немногие, кто все-таки заинтересуется, скажут, что описанное либо совпадение, либо...

– Либо мистификация , – докончил я за него. – Но существуют ваши таблички. Если вы и не добьетесь никакого результата, то хотя бы привлечете внимание к почитаемой вами религии.

– Никакую религию я не почитаю, – раздраженно пробурчал профессор, – я атеист и серьезный историк. И нет никакого текста и табличек... Они затерялись где-то во время последней войны...

– А слепок? – перебил я профессора.

– Слепок? – переспросил он и неожиданно побледнел, – Забудьте. Его тоже нет. Нет фактов – нет открытия, а от бульварных изданий меня воротит.

Дополнительно говорить что-либо Рза Джабейли не желал. Окончание нашего мероприятия походило на финал комедии положений и мне оставалось только спросить для полноты: "А был ли мальчик?", но я был слишком хорошо воспитан для подобных вопросов. Неприятная пауза повисла в салоне машины. Кажется, мы изрядно друг другу надоели, но, к счастью и всеобщему облегчению, наш автомобиль вскоре подкатил к дому профессора. Несчастный Эльдар расплатился с водителем. В глазах моего друга без труда читалась фраза самоубийц и влюбленных: "Или сейчас, или никогда".

– Дядя Рза, у меня к вам просьба, – решительно сказал он.

– Да, мальчик мой, я весь во внимании, – откликнулся профессор.

– Дядя Рза, я хотел бы попросить вас... – тут Эльдар растерялся. – Я хотел бы попросить вас дать что-нибудь почитать об огнепоклонниках, неуверенно окончил он фразу.

– С удовольствием, – обрадовался его дядя – вполне могу его понять, – А вы, Тим, не желаете ?

– Я бы с радостью, но у меня сейчас проблемы, так сказать, на работе и в быту.

– Как хотите. Заходите как-нибудь. До свидания, – попрощался профессор.

Минут через десять, подобно лягушонке в коробчонке, мы пугали прохожих на улице. Рядом с Эльдаром лежал сверток с книгой.

– Знаешь, Эльдар-джан, ты довольно забавно выглядел, когда решился попросить денег, – признался я другу, – Совсем как мальчишка на первом свидании.

– Да нет, книгу я специально попросил, – оправдывался он, – я у него кредит доверия зарабатываю.

– Боюсь, что только этот кредит он тебе и откроет, – усмехнулся я.

Эльдар расстроился и молчал до самого моего дома.

– Не нервничай, все будет хорошо, – успокоил я его, вылезая из машины. – Звони.

Эльдар кивнул. Я улыбнулся и захлопнул дверь. Ночь неторопливо впитала тарахтенье машины. Накрапывал мелкий дождик. Я широко раскинул руки и потянулся. Хорошо. Кругом пусто, свежо и сонно. Романтика. Хотя на деле часто она оказывается вонючей, отвратительной лужей, я не перестаю испытывать приятный зуд, ощущая возможность чего-то необычного. В парадной было темно – а это уже было обыденностью, убогой сестрой времени. Я уверенно двинулся к лестнице. В тот же миг неприятное ощущение захлестнуло меня, но выяснить его причину мне не удалось, ибо удар в темечко никак не способствовал обострению чувствительности. Потом меня пихнули несколько раз под ребра, но под анестезией первого удара боли я не почувствовал. "Уезжай, падло," – посоветовал кто-то ласково и застучал по асфальту кованными ботинками, убегая.

Путь наверх показался мне восхождением на Эверест. В голове шумело и каждый шаг отзывался болью. Я ввалился в квартиру. Запер дверь на все замки. Голова, по всей видимости, была цела, но огромная шишка на затылке говорила о непростом испытании ее прочности. Однако, родители и природа потрудились на славу. Только бы не сотрясение. Зазвонил телефон.

– Ну как? – проскрипел уже известный мне голос, – надеюсь, мой дружочек обошелся с тобой нежно? Дальше будет веселее.

– За что? – спросил я, с трудом ворочая языком.

– Уезжай, милый, уезжай, – вновь посоветовали мне и положили трубку.

Я бессильно опустился на пол. Происходящее казалось дурным сном. Почему? В чем моя вина? Кто мой враг? От рождения до самого сегодняшнего дня я имел одну родину. Нет, то была не та огромная, страдающая тромбозом страна. Я люблю мой город и прежде никогда во мне не возникало сожаления об этой привязанности. Я оставался здесь даже тогда, когда на его улицах убивали из-за формы носа и акцента. И сейчас, когда неспокойно и фитиль у бочки с порохом неминуемого и давно предсказанного мятежа зажжен, я продолжаю сидеть безмятежно. Или нет... продолжал до последних дней. В моей жизни было много потерь, но мой город всегда был со мной. Теперь кто-то желает, чтобы я расстался с ним и бродил где-то в пределах усталой страны без всякой опоры. Да кто они такие, мать их... Но я слишком устал. Тишина. Наверное, кто-то снова назначил комендантский час. Коммунисты, оппортунисты, мазохисты, демократы, онанисты... да пошли вы все в задницу. Тим Арский хочет спать.

Что-то трещало, настойчиво сверлило мое прекрасное небытие. Ну, что, что? Что опять? Ох, боже... Я открыл глаза. Душный, тягостный сон с неохотой старой пыльной портьеры обнажил день и дребезжащий телефон. Я хотел было подняться, но первое же движение принесло гамму чувств, далеких от наслаждения. Вчера меня стукнули всего пару раз, но сегодня я себя чувствовал так, как будто исполнял роль коляски в фильме "Броненосец "Потемкин". Снова телефон. Пришлось потихоньку сползти с кровати, и рассыпая проклятия, добираться до беспокойного аппарата.

– Тим, дорогой, это я, – вырвался из телефонной трубки восторженный голос Эльдара.

– Да, – выдавили ответ мои легкие.

– Представляешь, сейчас звонил дядя Рза!

– Рад...

– Он горит желанием сходить с тобой сегодня в Музей Истории. Там какая-то новая экспозиция. Через час я за тобой заеду.

– Но... – попытался я возразить. Ответом мне были короткие гудки. Замедленная реакция. Ох, уж эти фанатики-автомобилисты. Видите ли, через час он за мной заедет. С таким же успехом мог бы заехать за цыпленком табака в ближайший ресторан. До чего же гадкое время...

Минут через пять я добрался до ванной. Холодный душ – это единственное, что могло оживить мое омертвевшее тело. Какое удовольствие! Я стоял под упругими струями воды, мысли бестолково перекатывались в голове и я никак не мог избавиться от ощущения потерянных воспоминаний – будто бы произошло что-то страшное, жуткое, но оставившее лишь едва заметный след. Как долго я предавался водным процедурам – не знаю, но звонок в дверь застал меня в том же положении. Я с трудом вышел из состояния прострации. Одел халат прямо на мокрое тело и поплелся к двери. В глазок личность не опознавалась. Неприятных ощущений не возникало, но имелось опасение, что они отмерли и отпали после вчерашнего. Поразмыслив о бронепоезде на запасном пути, я проковылял на кухню и, не раздумывая, вынул из ящика топорик для рубки мяса. Топорище ладно подошло к руке. Беспокоило только одно – я не знал правил разделки туш. Позвонили повторно. Я распахнул дверь, и отскочив, замахнулся рубящим предметом.

– Охре-е-енел, что ли?! – заикаясь спросил Эльдар.

– Частично, – признался я, бросая свой "томагавк" на пол.

Нерешительно потоптавшись, Эльдар вошел и осторожно прикрыл за собой дверь.

– Что случилось ? – спросил он, разыскивая безумие в моих глазах.

– Стриптиз репетирую, – признался я, и распахнув халат, гордо продемонстрировал свое расписанное синяками тело.

– Не для слабонервных, – оценил увиденное Эльдар.

– Антисексуальная кампания. Давай, присоединяйся.

– Кто это тебя?

– Господа, желающие моего отъезда, – устало сказал я, опускаясь на диван. – Но по части ненормальности до твоего дяди им далеко.

– Тебя, наверное, здорово стукнули по голове, – предположил Эльдар и, не дожидаясь моего ответа, спросил:

– Когда это началось?

– Вчера днем. Сначала угрозы – письма, звонки, а вечером... В общем...махнул я рукой.

– Почему ты молчал?! Ты думаешь для меня машина важнее друга? Ты самый настоящий осел.

– С этого дня начинаю отращивать хвост и уши.

– Остроумен, как никогда. Тьфу, шут гороховый. Давай, собирайся, повелительно приказал Эльдар. – Поживешь у меня. А я пока наведу справки кое-где.

Я покорно склонил голову – выбора не было. Побросав кое-какие вещи в сумку, я, немного поразмыслив, опустил туда же топор.

– А это зачем? – спросил Эльдар.

– Ты думаешь, нас никто не ждет?

Эльдар молча прошел в кухню и вернулся с чугунным утюгом.

– У меня электрический сгорел... Жена просила, – виновато объяснил он, и крепко сжав импровизированный кастет, решительно открыл дверь,

– Живыми не дадимся, – пообещал Эльдар, ступая в неизвестность.

Несмотря на эту угрозу, мы спустились без всяких приключений. Внизу Эльдар облегченно вздохнул, но выдох его где-то на середине прервался казалось – навсегда. Передние шины несчастного "Запорожца" были проколоты заботливой рукой.

– Мерзавцы! – закричал Эльдар. Он грязно выругался на сураханском диалекте и пригрозил, – Вы проглотите свои поганые языки, шакалы!

– Конечно, – сказал я смиренно, – меня простить ты всем готов, а вот что касается колес твоей машины...

– Кончай-да, Тим, – рассердился Эльдар, – твой враг– мой враг, но враг моей машины – покойник.

Около часа мы меняли камеры – благо имели запасные. Спустя некоторое время, когда наше авто катилось по Беюкшорскому шоссе, я подумал, что было бы неплохо сделать моему другу что-нибудь приятное.

– Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? – спросил я его.

– Нет, – сухо ответил Эльдар, мрачный, как грозовое облако над Бешбармагом.

– Неудобно как-то получается... Ты обещал профессору. Давай заедем, извинимся хотя бы.

– Ты действительно этого хочешь?! – обрадовался Эльдар, не уловив в моем голосе обреченности.

– Спрашиваешь...

– Я как раз отдам книгу...

– И может быть о чем-нибудь попросишь, – подмигнул я ему.

"Запорожец" в предчувствии скорого расставания с хозяином летел как птица, желая себя реабилитировать, но было уже поздно. Эльдар был полон решимости и отваги, а я недобрых предчувствий и печали.

– Оставайся здесь, – предложил мой друг, когда мы подъехали к дому профессора, – я все объясню, отдам книгу, и мы поедем домой.

– Ладушки, – с охотой согласился я.

Эльдар ушел. Я попытался поудобней устроиться на сиденье – тело мое болело и требовало абсолютного комфорта. Мне почти удалось достигнуть желаемого, когда Эльдар выскочил из дома и заорал на всю улицу: "Идем скорее... Скорее... Там, там..." Идти мне никуда не хотелось, но делать было нечего. Я вынес свои многострадальные мощи из машины и с трудом поднял их на третий этаж.

Дверь в квартиру профессора была приоткрыта. Я затрепетал, ощутив, как каждую клетку мою пронизал холод грядущего несчастья, вызвав неуютное, неприятное ощущение близости непонятной угрозы. Я панически оглянулся, но не увидел никого, кроме Эльдара, бледного, нервно переплетающего пальцы. Ободряюще кивнув ему, я вошел в квартиру. В комнате царил страшный беспорядок, но то был не творческий хаос профессора, а апогей разрушения и вандализма: разбросаны бумаги, книги сброшены со стеллажей, разорваны и лишены обложек. На полу лежало накрытое газетой тело. Загипнотизированный траурным строем букв, я медленно потянул ее за край – бумага нехотя сползла, обнажая чье-то лицо, как занавес театра абсурда открывает свои невообразимые декорации. Мне сделалось нехорошо и следом чуть было не вырвало.

"Вай!" – истошно закричал за спиной Эльдар и завыл.

Совладав с собой, я схватил его за плечи. Мой взгляд случайно упал на противоположную стену. Я вздрогнул и крепко сжал Эльдара в объятиях. Кровавые полосы расплывались перед глазами. Они складывались в буквы, а буквы в слова. "РАДИ ВЛАДЫКИ, ПАСТЫРЯ БЕДНЫХ!" – с трудом прочитал я, и все во мне обмякло, осело и только сердце громко билось где-то в бесформенной массе.

– Пойдем. Ничего нельзя трогать, – откуда-то издалека услышал я свой голос и потянул Эльдара к двери.

– Вай, Аллах, – причитал он. – Что за мерзавцы!

– Полицию... Надо вызвать полицию, – продолжал я рождать разумные мысли.

Как пьяные, опираясь о стены, мы вышли на площадку. Я постучал в соседнюю дверь и, когда мне открыли, попросил:

– Позвоните, пожалуйста, в полицию. Вашего соседа убили.

– Рзу?! – воскликнула пожилая женщина. – Не могу поверить.

– Это случается, – пробормотал я, с интересом наблюдая, как пол странно накреняется в мою сторону.

Тьма. Плотно-плотно спеленала она меня. Ничего вокруг и внутри тоже ничего. Ничего, кроме беспокойства и тревоги.

– Страшно? – спросил кто-то.

– Ничего не вижу, – ответил я и слова утонули в пустоте.

– Но страшно?

– Отважные знают...

– Верно, – согласился голос. – Ты хотел бы видеть?

– Более всего, – ответил я, не задумываясь.

– А почему ты думаешь, что тогда придет покой? Кельтские воины, люди куда храбрее тебя, потеряв оружие и силы, ложились на землю и закрывали глаза, считая, что если они не видят врага, враг не увидит их.

– Глупо.

– А ты представь себе: развеется мрак, и перед твоими глазами предстанут жуткие чудовища, против которых у тебя нет ничего.

– Есть выход? – с надеждой спросил я.

– Уйти. Возможно, ты не нужен им, пока слеп.

– В простых путях бесполезно искать покой.

– Но может быть хуже. Развеется мрак, и ты поймешь, что сам стал чудовищем – мерзким, безжалостным созданием, униженно лижущим ноги Хозяину.

– Можно всю жизнь жить рядом с чудовищами и не видеть их, можно всю жизнь лизать кому-то сапоги и не знать этого. Разве такое существование не достойная цена истине?

– Так ты желаешь заплатить?! – удивился незнакомец.

– Почему бы и нет? – с вызовом ответил я.

– Вот так фокус! Хорошо. Обоняние приходит прежде зрения. Вот он, запах...

Задохнувшись, я вздрогнул, открыл глаза...

– Нашатырь, это только нашатырь, – безучастно сказал человек в белом халате.

– Тим, как ты? – склонился надо мной, встревоженный Эльдар. Выглядел он паршиво.

– Все с ним нормально. Только нервишки слабоваты, да кажется ребро одно поломано, – ответил за меня врач, складывая чемоданчик, и, уже обращаясь ко мне, посоветовал:

– Я бы на вашем месте обратился к травматологу немедля.

– Ничего, в нашем отделении лучшие травматологи города, – усмехнулся полицейский, стоящий в дверях, массируя правую руку. – У нас и хирургия, у нас и терапия.

Врач молча вышел из комнаты.

– Где мы? – спросил я.

– У соседей моего дяди, – ответил Эльдар, и лицо его стало маской Пьеро.

– Идемте, босс будет счастлив вас видеть, – позвал полицейский.

По внешнему виду капитана, ожидающего нас на кухне профессорской квартиры, нельзя было заключить, что мы доставили ему особое удовольствие своим приходом. Был он немолод, и данный факт не могли скрыть многочисленные косметические ухищрения, венчаемые шиньоном. Тактичный человек сказал бы, что капитан не фотогеничен, но честный признал бы его поразительную отвратность.

Капитан положил перед нами два листа и принялся спокойным, ровным голосом, скучающего человека, задавать вопросы. Мы письменно отвечали, время от времени бросая друг на друга встревоженные взгляды. Наконец источник любопытства следователя иссяк. Мы подписали листы с показаниями и полицейский позвал криминалиста.

– Герц Исакович, – обратился капитан к нему, – возьмите их пальчики. Они уже здесь бывали.

Криминалист принес саквояж и принялся за мерзопакостную процедуру снятия отпечатков.

– Орудие убийства нашли? – поинтересовался капитан, лениво ковыряя в зубах спичкой.

– Среди книг, – ответил криминалист и, оторвавшись от моих рук, вынул из саквояжа пакетик с ножом. – По всей видимости этим и прямо в глаз профессиональная работа.

Нож мне показался знакомым. Нет, определенно я его где-то видел. О, Боже... Температура моего тела в миг снизилась, затем подскочила, кровь хлынула в голове и зеленые пятна затанцевали перед глазами. Влип. То был мой кухонный нож! Он был сделан моим отцом и ни с каким другим спутать это произведение слесарного искусства было нельзя. Моя нарастающая паника не скрылась от опытного взгляда капитана.

– Вы что-то вспомнили? – спросил он, оторвавшись от своих гнилых зубов.

– Да, – решительно сказал я, – оставил дома чайник на плите.

– Что ж, – хмыкнул капитан, – вы свободны. Можете снять чайник с печи, но от выездов за пределы города воздержитесь.

– Повестки посылайте на адрес Эльдара Джабейли, – спокойно сказал я.

– То есть вам? – капитан направил кривой указательный палец на моего друга.

– Да, да... да, – задумчиво проговорил тот.

– Все что касается Арского, касается и вас – из города ни ногой.

– Когда можно забрать тело? – тихо спросил Эльдар.

– Поговорите в управлении. Это не моя компетенция, – умно ответил капитан.

Мы попрощались без поцелуев и объятий.

"Аллах, кто бы мог подумать", – сказал Эльдар в сердцах, усаживаясь в машину, и не проронил более ни слова до самого дома. У меня тоже не было особого желания разговаривать. Мысли, как лотерейные шарики, перекатывались в емкости моего мозга, но единственной и счастливой никак не выпадало. Главное, я твердо знал, что вчера орудие убийства было в моих руках. Сомнительно, чтобы на нем отсутствовали отпечатки моих пальцев, но несомненно, что я не убивал. Несомненно. Это единственное, в чем я был уверен. Но кто поверит? Боже милостивый, если я не убивал, то кто-то же пришил профессора моим ножом? Самым логичным был самый страшный ответ. "Нет, нет и нет", – говорил я себе. "Да, да и да" , – убеждал меня здравый смысл. Но зачем? Зачем он сделал это? Неужели ради паршивой машины можно продать друга?

Этот вечер был не из самых веселых. Дом моего друга погрузился в траурную мглу. Сева, жена Эльдара, плакала, а его дети, которым всегда не давала покоя скандальная слава Джека-потрошителя, вели себя почти по-ангельски. В такие минуты я явственно ощущаю пустоту вокруг. Воздух становится прозрачным и исчезает вовсе, а шаги вдруг обретают странное эхо. Нет ничего тягостнее и противоестественнее горя, ничем не трогающего тебя. Я не скорбел по "невинно убиенному", не потому, что был равнодушен или не испытывал приязни к нему. Две эмоции захватили меня безраздельно: страх и безнадежность. Завтра, в лучшем случае послезавтра, уважаемому Герцу Исаковичу станет ясно, что пальчики на ноже совпадают с пианистской ручкой Тима Арского и тогда... Вот об этом мне думать не хотелось. То-то же будет удивлен мой шеф. "Эхе, – скажет он, – этот лентяй и извращенец Арский еще и убийца! Помню, говорил барон фон Кайфаломофф..." Что же делать? Во всей истории ужасным было даже не предстоящая встреча с полицией, а горький факт лицемерия и подлого поведения человека, составляющего часть моей жизни. Но как он мог?

Я знал Эльдара много лет, со школьной скамьи. Подружились мы странно. То ли по дурости, то ли по каким-то другим причинам он швырнул в меня ножницы. Они пролетели через весь класс и воткнулись в мягкую штукатурку в том месте, где только что была моя голова. Эльдар был удивлен, а я испуган. С тех пор мы стали неразлучны. Более десяти лет... Нет, Эльдар не мог... Ему нужны были деньги, он заходил ко мне на кухню...

Я проснулся ранним утром следующего дня с жуткой головной болью. Инстинктивно хотелось опохмелиться. Я заставил себя подняться. В сонливой утренней пустоте буднично звенела посуда. На кухне завтракал Эльдар.

– Мне надо с тобой серьезно поговорить, – сказал я ему с порога.

– Да, – кивнул он, – но только не сейчас. У тебя отпуск, у меня работа и потом все это еще. – Эльдар тяжело вздохнул.

– Но это важно, – продолжал я настаивать.

– Хорошо. Какие у тебя планы на сегодня?

– Поброжу по городу, – ответил я неуверенно.

– Вот и хорошо. Может быть, где-то там встретимся? Положим, часа в два у Азэнерго?

– Согласен.

– Я буду ждать тебя в машине, – уточнил Эльдар и, взглянув на часы, мгновенно, как дух, пропал из моего поля зрения. На улице затарахтела машина, оповещая жителей близлежащих домов о начале нового трудового дня.

Все утро я бродил по городу, разыскивая в его старых улочках покой и безмятежность, но тяжелые облака, скрывающие квадраты неба, и ветер, тревожно бьющийся меж почерневших стен, твердили о тщетности моих усилий. Как можно было предугадать сложившееся абсурдное положение дел? От сумы и от тюрьмы... Я долго размышлял – вывод был прост: участь моя горька. Умствования по поводу алиби не дали никакого успокоения. Моим единственными свидетелями были Эльдар и тарахтенье его машины. Как поведет себя первый я не знал, а в продажности второго не сомневался. Если профессора действительно убил мой друг, то, хоть и не безусловно, но он может попытаться меня подставить и тогда никто и ничто не спасет меня от нашего слепого, но ленивого, правосудия. Итак, задача с алиби не нашла должного решения. Сейчас у меня было полчаса и я ждал Эльдара, чтобы расставить все точки над "i". Неожиданно я осознал всю свою глупость и наивность. Если принадлежность ножа установлена, то я уже в розыске, а Эльдар уже дал показания. Я огляделся и свернул в ближайший переулок. Разумнее побродить здесь. Решив так, я как можно медленней пошел в сторону бульвара. "За" и "Против" встречи поделили между собой мой истасканный мозг и вели кровавое сражение. Я случайно посмотрел налево и замер. "Музей истории" – было начертано на мраморных досках, а рядом, за стеклом, висело объявление: "21,22,23 декабря. Выставка. Раскопки древних городищ" . Я был в этом музее очень давно, в детстве. Сколько лет прошло с тех пор... Профессор хотел, чтобы я посмотрел что-то здесь. Я понял. Это перст судьбы. Он указует: "Иди. Забудь. Забудь о предавшем друге". Я решительно прошел через огромные резные двери, мимо заспанного милиционера, к старушкам-билетершам. Купил билеты в музей и на выставку, оставил вещи в гардеробе и двинулся меж древностей. Все было здесь мне знакомо. Казалось, что только вчера я бродил по этим залам. Да, какую-то историю рассказывал экскурсовод про этого истукана без головы, а как жутко было стоять у тех макетов захоронений и смотреть на пожелтевшие кости и зловеще глазеющие в ответ черные проемы черепов. Ничто не изменилось. Хотя нет, одно не так – тогда было много людей кругом, а сейчас я один. Нет более ужасного времени, когда люди вдруг перестают читать историю и начинают ее вершить, кроить каждый последующий день в твердой уверенности, что этим осчастливят своих потомков. Потомки же помещают потом эти "уверенности" в музеи, долго глазеют на них и однажды пускаются по стопам предков. Чертовщина.

Охваченный грустными мыслями, я и не заметил, как обошел первый этаж. На втором же, когда я был здесь в последний раз, располагалась экспозиция, посвященная успехам былого государственного строя. "Конечно, теперь там все иначе", – подумал я и не ошибся. "Раскопки древних городищ", – гласило объявление у лестницы. Я поднялся, ступая по чудесной ковровой дорожке, отдал старушке билет и вошел в зал. Вдруг что-то проснулось во мне. Мышцы напряглись, а внутри все сжалось. Сознание помутилось. На неустойчивых ногах я двинулся к центру зала. Окружающие предметы помутнели и затрепетали в красноватый мгле.

– Вам плохо? – спросил кто-то у меня за спиной.

– Нет, – ответил я глухо и обернулся. Предо мной стояла старушка. На мгновение все прояснилось. В тот же миг лампы дневного света засветились ярче, а потом стали взрываться одна за другой, испуская снопы искр. Старушка закричала. Послышались крики снизу. Задымилась проводка. В наступившей полумгле я явственно видел свет, исходящий от одной из витрин. Мягкий голубоватый свет. Он зовет меня. Он ведет меня к себе. Тело мое повинуется только ему. Он это я и я это он. С каждым шагом нарастает во мне сильнейшее желание. Так идет любовник к прекрасной возлюбленной. Все поет. Сияние заполняет собой пространство. Я купаюсь в теплых лучах. "Да, это будет! Будет!" – закричал я и увидел ЕГО. "Он твой", – сказал мне кто-то. Моя рука рванулась вперед. Звякнуло стекло, разлетаясь вдребезги. Окровавленная ладонь крепко сжала рукоять. Дрожа от радости и возбуждения, я поднял меч перед собой. "Никому, никому не отдам его. Отнимут. Бежать". В ужасе я выскочил из зала и бросился вниз по лестнице. Под ногами хрустело стекло. Милиционер у выхода говорил по телефону. Увидев меня, он выронил трубку. Я бросился к двери, открыл щеколду и оказался на свободе. Куда? Не раздумывая, я побежал вверх по улице, свернул у "Азэнерго" и неожиданно увидел машину Эльдара и его самого в ней.

– Поехали! – крикнул я ему, усаживаясь рядом.

– Куда? – спросил он, удивленно.

– Езжай, говорю!

Эльдар засуетился, и машина неожиданно проворно покатилась по улице. Некоторое время мы ехали молча.

– Забурись куда-нибудь в нешумный переулок, – приказал я.

Эльдар послушно свернул направо, проехал квартал и остановился.

– Что случилось? Откуда это у тебя? – спросил он, указывая на меч.

– Долго рассказывать.

– В полиции тобой интересовались. Что происходит, Тим? Где твое пальто?

– Я думаю, ты теперь в состоянии купить новую машину, а? поинтересовался я и внимательно посмотрел в глаза Эльдара.

– О чем ты говоришь, Тим? – непонимающе спросил он.

– Ну, наследство твоего дяди...

В этот миг я почувствовал холод. Он дышал мне в затылок, рождая неприятное ощущение. Не знаю, откуда, но я понял что...