Текст книги "Преждевременный контакт (СИ)"

Автор книги: Вадим Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 25

– Оружие на стол, – приказал Алекс, подняв пистолет на вытянутых руках.

В комнате воцарилась тишина. Лишь еле слышно лепетал Яков Соломонович из угла гостиной:

– Простите меня. Так получилось, простите.

Он был вконец подавлен. Бледный как мел, он стоял на негнущихся ногах, прислонясь спиной к такой же белой, как он сам стене и без остановки бормотал извинения. Но его никто не слышал. Марк и Роза не отводили взглядов от человека в белой рубашке с кровавым пятном на животе. Так и застыли, будто завороженные, не успев войти в гостиную, когда навстречу им из спальни стремительно вышел Алекс с пистолетом в вытянутой руке и остановился посреди комнаты прямо перед ними. Трое замерли в ожидании.

Алекс внимательно осмотрел девушку, затем ее спутника и приказал:

– Оружие на стол.

"Без сомнения, тот самый парень", – отметил он про себя.

Ствол пистолета смотрел Марку между глаз. Тот достал свой и не спеша опустил его на книжный столик рядом с кушеткой.

Оружие блондин держал уверенно и агрессивно. О его ране напоминали лишь застиранные пятна крови на рубашке. Он махнул дулом вверх и вошедшие нехотя подняли руки. Напряжение, заполнившее комнату, звенело в воздухе так, что казалось, любое неосторожное движение, любой шорох или звук могут привести к необратимым последствиям для всех присутствующих. И хотя пистолет был направлен на Марка, но блондин смотрел не на него. Он разглядывал Розу и повязку на ее руке.

– Убэшник жив?

Роза не шелохнулась.

– Понятно.

Затем показал свободной рукой на плюшевое кресло посреди комнаты.

– Пусть девушка присядет.

Тон его был ровным и даже галантным. Марк взял Розу за руку.

– А вы, молодой человек, отойдите-ка туда. – Он махнул стволом в сторону окна и передернул затвор, тем самым показывая, что не шутит.

Марк оставил девушку и спиной попятился к окну. Роза же, не сводя глаз с пистолета, неторопливо опустилась в продавленное старое кресло, то самое, в котором Яков Соломонович вот уже много лет подряд каждый вечер перечитывал заученные им почти наизусть книги из отцовской библиотеки.

Марк оперся на подоконник. Блондин подошел к книжному столику, взял лежащий пистолет, вынул обойму и отметил, что патроны в ней все до единого на месте. Понюхал ствол и убедился – из оружия не стреляли минимум неделю. Затем сунул его за пояс.

– Неожиданная встреча, – улыбнулся он, отходя в сторону, – но для меня приятная.

Заботливо осмотрел всю троицу, одного за другим, и остался доволен. Лившиц дрожал в углу и то и дело извинялся. Роза сидела в кресле напротив, и по ее сдвинутым к переносице черным бровям было видно, что она лихорадочно перебирает в голове варианты как выбираться из сложившейся ситуации. И лишь Марк казался невозмутимым. Стоя у окна, весь залитый солнечным светом он с нескрываемым живым интересом изучал своего противника. Это настораживало. Выбивало из равновесия. Алекс пригладил бородку и, пытаясь подобрать максимально вежливый тон, произнес:

– Полагаю, дорогой Марк, именно с вами сейчас у меня состоится серьезный разговор.

– Вероятно, – еще шире улыбнулся Марк.

Он был спокоен так, словно и не было ни давящего, заполнившего квартиру чувства опасности, ни человека с пистолетом, от которого эта опасность исходила, ни бормочущего Лившица, ни притихшей Розы. Марк стоял в апрельских солнечных лучах и улыбался. Со стороны казалось, он даже был рад такому повороту событий.

Блондину его спокойствие явно не нравилось.

– С воскрешением вас, – сказал он. – Если будете откровенными со мной, то больше воскресать не придется.

Марк улыбнулся так широко, как только смог. Алексу стало неловко от этой пластмассовой улыбки. Так и хотелось всадить в нее пулю. Но дело есть дело, и он опустил пистолет.

– Сразу перейдем к главному, – произнес блондин, – почему вас ищет Агата?

– Кто?

– А я надеялся, у нас с вами получится серьезный и честный разговор.

– Я не понимаю, о ком вы говорите, – Марк пожал плечами.

– Я говорю о хозяйке Черной Башни. А если точнее, о председателе Управления Безопасности Агате Грейс.

– Теперь понятно.

– Что именно?

– Понятно, кто стоит за всем этим безобразием. И понятно, кто стоит за полковником.

Минуту они молчали. Алекс нервно перекладывал пистолет из одной руки в другую. Марк был невозмутим.

– Нам обоим понятно. Ну и... – как-то скорее самому себе, чем своему собеседнику сказал Алекс.

Он сел на стул рядом с дверью в спальню и положил пистолет на колено.

– Ты знаешь полковника? – спросил он, перейдя на "ты".

– Да.

– Откуда?

– Отсюда, – Марк показал на свое лицо.

Алекс задумчиво поправил очки.

– Значит тот пожар – его рук дело?

Марк утвердительно кивнул.

– Но зачем?

– Тем самым они тебя и всех остальных пустили по ложному следу. – Марк тоже перешел на "ты". – Чтобы отвести внимание. Есть такое правило в манипулировании людскими поведенческими паттернами – "Если хочешь, чтобы никто ничего не узнал – никогда ничего не скрывай. Всего лишь уведи внимание интересующихся чуть в другую сторону". Как ты мог не догадаться? Ты, Александр Деев, который три года подряд на "отлично" сдавал "Психологию толпы" в Берновском университете.

Алекс опешил:

– Откуда тебе это известно?

Марк пожал плечами.

– Я просто это знаю.

– И много ты знаешь обо мне? – удивленно спросил блондин.

Улыбка испарилась с синтетического лица.

– Многое, но не все. Про твое детство... еще знаю о твоем отце. О том зимнем дне... его последнем. И про мать твою знаю. Я знаю твою главную боль.

Он развел руками.

– Но какая разница, что я знаю о тебе? Зачем тебе это? Ты же пришел сюда за другим. Хочешь информацию не о себе, о другом человеке. Я прав?

Марк отошел от окна и, как ни в чем не бывало, будто и не было у его оппонента пистолета в руке, подошел к креслу, на котором сидела Роза, и встал за ним.

– Ты хочешь знать, зачем они его ищут? – продолжил Марк, облокотившись локтями о плюшевую спинку. – Хочешь знать, что они ищут? Странно, что им понадобились те бомжи. И почему их вдруг заинтересовала скромная персона вполне заурядного инспектора полиции, так?

Марк дружески смотрел на Алекса. Так, будто они сто лет знакомы.

– Да, Алекс Деев, – он снова широко улыбнулся, – эта история подбросила тебе много вопросов.

Затем подошел ближе и по-приятельски положил руку на плечо.

– Я скажу тебе, чего они хотят. Но сначала хорошо подумай, нужно ли тебе это?

***

– Я же просил купить без сахара, – раздраженно буркнул Хромой. – Эту гадость пьет исключительно био-мусор.

– Вот и пей, – смеясь, парировал напарник.

Так они пререкались вот уже больше часа. Труп Черного увезли еще вчера, и теперь они без явного интереса наблюдали за тем, как бригада экспертов почти до винтика разбирает белый спортивный "Нагано". Обоим было откровенно скучно. Они сидели в служебном электрокаре, и Хромой вот уже полчаса разглядывал сквозь солнечные очки молоденькую девушку-эксперта, склонившуюся у стены над большим пятном засохшей крови.

– Как тебе та пышечка? – спросил он своего напарника, высокого худощавого шатена в светлом болоньевом плаще.

Тот почти дремал, прикрыв глаза широкополой шляпой. Он выглядел моложе Хромого и был довольно симпатичным сукиным сыном. Потому и нравился женщинам. Потому и презирал окружающий мир.

– Куда тебе, Альфред. Пора уже ноги в тазике греть по вечерам, а не на девчонок пялиться.

Напарника звали Пьер, и он был отличным "утилизатором". Хладнокровным и циничным. Несмотря на молодость, считался настоящим профессионалом, и Хромому приходилось молчаливо терпеть его хамский тон.

– Ну, ты и фрукт, – тихо прорычал Хромой. – Не понимаю, как я тебя терплю?

– Была у меня недавно одна история. С такой же, как эта... – Пьер намеренно пропустил брошенный упрек мимо ушей.

Он приподнялся на пассажирском кресле, убрал с глаз шляпу и продолжил:

– В общем, приглянулась как-то мне такая пышечка-криминалист из пятого экспертного отдела. Симпапулька. Но недоступная... меня аж трясло, когда я сталкивался с ней в коридоре. Запах такой от нее шел приятный. Лаванды. Одним словом – влип по уши. Запал на нее так, что даже снилась пару раз. Такая светленькая, чистенькая, как куколка. Ты ее может тоже видел в управе. Так вот, решил я – познакомлюсь, во что бы то ни стало, а там будь что будет. И понеслось. Один раз подмигнул ей – она отвернулась, аж фыркнула. Эх...сучка! В другой раз улыбнулся – ноль реакции. И так продолжался месяц. Месяц! И вот как-то раз, так же как сегодня, на выезде столкнулись мы с ней нос к носу. Смотрю – глаза в пол воткнула и краской заливается. Мне потом ее коллеги из группы говорят – мной интересовалась. Представляешь? Спрашивала кто, да что... в общем, клюнула на меня. Так, думаю, растопил лед. Теперь точно моя будет. Решил дальше действовать настойчивее. Неделю поджидал ее на Главной Площади под Черной Башней. Чтоб эффект случайности и неожиданности получился. Тогда они лучше ведутся. Но столкнулись не там, а после службы. В центре Мегаполис-Сити. И точно – совсем случайно. Увидела меня – чуть в обморок не упала. Предложил подвезти, она согласилась. Ну, Хромой, дальше тебе не интересно будет...

И Пьер презрительно расхохотался.

– Вот ты, Пьер, молодой ты дурак, – недовольно скривился Хромой.

– Ладно, слушай дальше, – хамовито продолжил напарник. – Там, в машине и случилось у нас все. Ну, ты понимаешь? Оказывается, она сама давно этого хотела. Давно ко мне не ровно дышала. Прямо сохла по мне. Вот такая пышечка была.

Он замолчал и опять накрыл лицо шляпой, намереваясь заснуть.

– А дальше? – нетерпеливо спросил Хромой.

– А что дальше? – удивленно спросил Пьер, приподняв шляпу с глаз.

– Ну, дальше... чем закончилось все?

– Ничем, – небрежно бросил напарник, и его глаза опять скрылись под фетровыми полями.

– Как это? – не понял Хромой.

– Так, ничем, – послышалось из-под шляпы.

Пьер устало зевнул. Было видно, что его утомила затянувшаяся беседа. Они редко разговаривали так долго, а историями делились и того реже.

– Она исчезла куда-то, – добавил он бесстрастно. – Потом выяснилось, что пыталась покончить с собой. Сейчас таких случаев много. Суета, стресс, нервы...

Хромой понял, больше он от напарника не услышит ничего. Лимит общения на сегодня был исчерпан. Он скрестил руки на груди, удобнее устроился в водительском кресле и, прикрыв глаза, тоже задремал.

Его разбудил знакомый голос. Он проснулся и в зеркале заднего вида увидел глаза полковника.

– Доброе утро всем, – сказали глаза.

– Вы... ты это откуда? – обескуражено выдавил из себя сонный Хромой.

– Господин полковник? – вырвалось у проснувшегося Пьера.

Он узнал голос шефа и подпрыгнул на пассажирском кресле настолько, насколько позволяло пространство в машине.

Феликс не обратил внимания на их удивленные помятые физиономии.

– Как я понял, вы здесь уже закончили?

– Да-а, – невнятно промычали оба, – вроде того.

– Очень хорошо. Тогда поехали.

– Куда ехать, шеф? – запинаясь, спросил Хромой.

Он все никак не мог понять, как на целых два дня без вести пропавший полковник вдругпоявился вот так просто из ниоткуда. Да еще на заднем сидении их спецкара и разговаривает с ними, как ни в чем не бывало.

– Не объяснишь, где был? И как оказался...– добавил он, наконец, взяв себя в руки.

– Потом, – сдержано отмахнулся Феликс, – ...может быть. Не подходящее время. Да и вы не поймете. Я сам толком не понимаю.

Он рукой показал в сторону Мегаполис-Сити и добавил:

– Нам кровь из носу нужно быть в Черной Башне. Поехали, Альфред.

– Хорошо, как скажешь. Ехать, так ехать.

Он завел мотор, и служебный электрокар тронулся с места в направлении центра.

– Давайте перекусим по дороге, – косясь на полковника, предложил Пьер. – Все утро торчим здесь, как бараны привязанные.

Казалось "чистильщик" не особо задавался вопросом, как босс попал в машину. По жизни Пьер вообще мало задавался вопросами. Он не спрашивал, предпочитал давать ответы. А по части ответов лучшим его аргументом был автоматический "люггер" под широким плащом.

– Ничего кусать не будем, – твердо сказал полковник.

Он взглянул на свою кобуру и спросил присутствующих:

– Оружие при вас?

– Обижаете шеф, – хихикнул Пьер и хлопнул себя в оттопыренный бок.

– Это хорошо.

"Как там говорил тот волосатый? – вспомнил он. – Если мы умеем перемещаться в пространстве и времени в своей голове, то сможем это сделать и наяву?"

Полковник закрыл глаза и представил Черную Башню. Сто восьмой этаж, Агату, сидящую перед бассейном. Но в бассейне не вода – лед. Сверкающий яркий лед. Феликс не обратил внимания на это странное изменение. Сейчас он видел лишь ее.

"Так и передайте это Агате Грейс", – пронеслось в голове.

Феликс знал сейчас, как никогда он должен быть рядом с ней.

Проехав метров сто, машина вырулила из темного тоннеля на залитую солнцем автостраду, быстро набрала скорость и вдруг блеснула как вспышка, как молния в чистом небе и исчезла, без следа растворилась в ослепительных солнечных лучах.

Глава 26

– Зачем она тебе?

– За тем же, зачем Совету и Агате. Я так понимаю, она дает власть?

Марк с нескрываемым разочарованием посмотрел на блондина и развел руками:

– Власть сама по себе бессмысленна. Если это, конечно, не власть над собой.

Он стоял спиной к окну, и свет сильного апрельского солнца, обновленного, омытого долгим дождем обволакивал его полностью. Окутывал и защищал. Сияние и своеобразный нимб вокруг, казалось, наделяли Марка такой силой, что возьми он и выйди вдруг из комнаты, Алекс ничего не смог бы сделать.

– Вот и ты хочешь власти так же, как они. Нет, молчи. Я знаю, ты хочешь сказать, что не такой как они. Что не станешь использовать так же, как они. Только против плохого и только во имя хорошего. Когда-то говорили: "Бомбить ради мира – то же самое, что заниматься сексом ради девственности". Зачем тебе все это?

Он сделал паузу и усмехнулся, уловив в глазах блондина зарождающееся сомнение.

– Пришелец ни тебе, ни им не поможет. "Иной" пришел не помогать. Он всего лишь направил луч света в этот заброшенный мир. Луч надежды на возвращение. Осветил то, что мы сами должны понять. Ни Агате, ни Совету, ни тебе он ровным счетом ничего не даст. Просто он не может дать то, чего хотите вы. "Иные" вообще ничего не дают.

– Ты мне дашь. Ты сможешь. Вижу, у тебя уже есть сила. Вот и поделись.

Марк улыбнулся.

– Я бы с радостью, но и это невозможно.

Глаза Алекса сузились, превратившись в щелки.

– Станет возможным, когда от этого что-то начнет зависеть.

Он подошел к сидящей в продавленном кресле Розе и нежно погладил дулом пистолета ее шею.

– К примеру, ее жизнь.

Затем посмотрел на Розу сверху вниз такими ледяными глазами, что внутри у той похолодело. И не от страха. По крайней мере, не из-за боязни за свою жизнь, а от внезапно нахлынувшего ощущения того неприятного, мерзкого чувства, когда становишься заложником чужих желаний. Это как стать жертвой изнасилования, когда твоя воля скована волей насильника.

– Как я тебе смогу дать то, что у тебя всегда было, но ты этого даже не чувствуешь? Ты не сможешь...

– Не о том говоришь, – перебил его Алекс, нервно вскинув пистолет. – Сейчас увидишь, что я смогу, а что нет.

Он резко выпрямился, встал над Розой в полный рост и жестко приказал:

– Поднимайся!

Роза не шелохнулась. Блондин схватил ее за волосы так, что та невольно вскрикнула, и грубо повернул лицом к себе.

– Есть возражения?! – выкрикнул он, сильно вдавив ствол в порозовевшую щеку.

– Не надо, Роза.

Марк жестом показал девушке, чтобы та поднялась. Роза нехотя встала, и Алекс силой притянул ее к себе. Затем, крепко сжав здоровую руку, пистолетом поманил притихшего в углу мед-эксперта.

– Ко мне!

Яков Соломонович, шаркая непослушными ногами, поплелся в центр комнаты и пристроился рядом с Розой. Блондин вынул из кармана наручники и пристегнул запястье Лившица к девичьей руке.

– Вот так. Теперь туда! – указал на дверь спальни.

Роза вопросительно посмотрела на Марка. Тот искрился в струящемся из окна ярком солнечном свете. Все происходящее словно забавляло его. Он утвердительно кивнул головой и подмигнул.

– Не бойся, иди. Все будет хорошо.

– Даже не сомневаюсь, что все закончится хорошо, если ты, Марк, сделаешь все правильно, – сказал блондин, и втолкнул прикованных Розу и Лившица в спальню.

Затем плотно закрыл за ними дверь, взял стул, на котором только что сидел и вставил его ножкой в дверную ручку, заклинив ее намертво. Они остались одни.

– Итак, сейчас ты дашь мне это... не знаю, как там оно называется, и как все происходит, но ты... слышишь, ты дашь мне это. Ни Агате, ни Феликсу.

– Феликсу уже ничего не нужно.

– Да черт с ним, с Феликсом, оно нужно мне!

– Чтобы отомстить?

Алекс дернулся.

– Ну да... ты же все знаешь.

Он подошел к окну, и отражение его глаз в тусклом стекле засверкало ярко-синим заревом. Взялся за подоконник, вдавив пальцы в пластик так, что кожа на костяшках побелела.

Он вспомнил, как маленьким мальчиком далеким январским утром вот так же стоял у окна. Как совсем еще тонкими пальчиками держался за подоконник и тянулся на носочках, пытаясь заглянуть через окно во двор. Было такое же светлое утро, и солнечные блики плескались в молодом снегу. Во дворе слышны голоса, но тот мальчик не может разобрать, о чем говорят люди внизу. Он лишь слышит знакомый, родной голос.

Алекс сглотнул сгусток боли, застрявший в пересохшем горле. Стоя в солнечных весенних лучах, он всматривался в окно так напряженно и внимательно, будто изо всех сил пытался увидеть, разглядеть в нем что-то свое, хорошо знакомое лишь ему одному. Лицо его посерело, глаза потеряли цвет.

Он отчетливо вспомнил снег тем утром. С тех пор он ненавидит снег. И тот человек белой рубашке, чей голос такой родной, стоит у стены на этом белом, только-только выпавшем снегу. С тех пор он стал ненавидеть белый цвет. Но именно поэтому всегда носит белую рубашку как у того человека на снегу. Цвет снега – напоминание о нем. Чтобы никогда не забыть то утро.

Алекс неспешно отошел от окна и сел в кресло, в котором несколько минут назад сидела Роза. Он молчал, нервно перекидывая пистолет из руки в руку. Туда-сюда, туда– сюда.

Среди голосов, доносящихся со двора один женский. Вернее, совсем еще девичий. Молодой, живой, дерзкий – сплошная энергия. Он навсегда запомнил тот голос. Говорят, с годами голос не меняется. Но за много лет он привык к нему так, что первое впечатление о нем уже стерлось из памяти. Теперь ее голос стал спокойным, хорошо поставленным.

Он вспомнил любимую ее фразу: "Вы, Ал, так и не научились расслабляться". Теперь ее голос звучал бесстрастно и ровно. Он невесело улыбнулся, поджав книзу уголки губ.

А в тот день на заднем дворе он был бойким и звенящим. Она отчетливо зачитала постановление "рейдерской тройки", после которого слова становились бесполезны и в ход шли пули. В те годы расстрельные постановления зачитывались почти каждый день. Выводили за дом, на задний двор или просто на улицу и зачитывали постановление о казни без суда и следствия. В тот день маленький мальчик и узнал, что человек в белой рубахе был врагом прогресса. Ученый, уважаемый человек... его отец был врагом общества.

Алекс опустил голову, и плечи его дрогнули.

– Инструктор по идеологии, уже тогда Агата Грейс умела красиво зачитывать расстрельные приказы.

Затем посмотрел на Марка злыми волчьими глазами.

– Она и сейчас все делает красиво.

***

– Роза, девочка моя, поверьте, он меня силой заставил это сделать, – оправдывался Яков Соломонович, когда они остались одни. Затем с опаской посмотрел на закрытую дверь. – Он страшный человек. Он шантажирует меня. Как же я не хотел, чтобы все случилось именно так. Я надеялся, что вы с Марком не придете сегодня. Что не будете...

– Кто он? – сухо перебила Роза.

– Что вы спросили?

– Имя этого человека?

– Конечно, как же. Его зовут Александр Деев, и он тайный агент Управления Безопасности СОТ. Так сказать, внештатный. Он все знает о вас. Он обо всех все знает. Представляете?

– Нельзя знать все обо всех.

Глазки Якова Соломоновича испугано забегали.

– Да конечно, нельзя. Но он-то знает...

– Что вы ему о нас рассказали?

– Ровным счетом ничего. Совершенно ничего нового. Он все знает и так. Я должен был лишь позвонить и сказать, когда вы снова придете ко мне. Это все, поверьте...

Он запнулся, немного помолчал и, преодолевая нерешительность, добавил:

– И про Марка.

– Что про Марка?

– То что... – Якову Соломоновичу стало трудно дышать, – то, что... Марк жив.

– Понятно, – выдохнула девушка.

Она еще утром чувствовала – им не стоило идти суда. Роза хорошо помнила аксиому из уроков по теории конспирологии – никогда не появляйся в одном и том же месте трижды. Помнила, но не воспользовалась. И вот результат.

– Что творится. Мир сошел с ума, – приговаривал Лившиц, качаясь взад-вперед на деревянных ногах. – Боже-боже, кто теперь поможет этому миру?

Все началось с появления в его кабинете того странного бродяги. Странного, если не сказать больше. Была бы возможность вернуться назад, в день медосмотра, Якову Соломоновичу удалось бы изменить ход событий. Но есть ли возможность вернуться? Он поднял голову и мысленно посмотрел сквозь потолок куда-то далеко вверх, будто увидел кого-то.

– Каждый сам за себя, и только Создатель за всех. Но и он скорей всего уже не с нами, отвернулся и не желает помочь. Сколько бы он не присылал сюда своих посланников, все заканчивается крестом на Голгофе. А хотим ли мы его помощи? Создатель не в силах помочь грешникам, которые сами отказываются снять колодки. Им так лучше, так безопаснее. Но кандалы остаются кандалами, даже если они золотые. На старо-еврейском слово грех означает – человек, промахнувшийся мимо цели. Именно так. Человечество промахнулось.

Яков Соломонович смотрел на Розу влажными глазами. Он думал о том, что человек, по сути, так и остался диким, невежественным, но очень хорошо приспособленным приматом. Что окружил себя необходимыми ему вещами, придумал власть, государство, мораль, долг. Но все это ширмы, за которыми прячется животное, каждую секунду готовое преступить все ограничения, придуманные им же, и загрызть, растерзать, сожрать. А если не получится, то поджав хвост, раболепно пресмыкаться перед сильными мира сего.

– Как же Создателю трудно с нами, – произнес он. – Как же непосильно быть Богом.

В уголках его глаз выступили слезы. Он корил себя за то, что в свои шестьдесят пять многое повидав, многое пережив все еще цепляется за эту серую безрадостную суету любой ценой, словно нищий за последний кусок хлеба. Он ненавидел себя за то, что предал в желании прожить еще каких-то несколько унылых лет. Предал молодых и сильных, в надежде сберечь свое старое слабое тело. Сберег его, но потерял душу.

– И еще я трус. Увы, девочка моя, это так. Синоним рабства – трусость. Вот это грех, так грех! Я дешевый бесполезный трус.

Яков Соломонович указал на запертую дверь.

– Он не виноват. Мне легко все свернуть на него. На его шантаж, на то, что он из управы. Но не он разрушает наш мир, его разрушают такие, как я...

– Ну-ну, успокойтесь, – перебила Роза. – Не наговаривайте на себя, Яков Соломонович, не занимайтесь самоедством. Мы с вами еще повоюем.

И она взмахнула рукой, будто саблей, подбадривая старика.

– Нет-нет, девочка моя, ты не понимаешь. Именно с такими, как я Богу и трудно. Именно с такими...

***

Марк поднял руку, и она медленно растворилась в солнечном свете. Сначала кончики пальцев, затем ладонь, запястье, локоть...

Алекс смотрел как завороженный, широко открытыми глазами. Он машинально выставил вперед руку с пистолетом, подошел к Марку вплотную и упер ствол тому в грудь. Ствол мягко вошел в тело как в масло. Марк был перед ним, и одновременно его уже не было в комнате. Он растворился в солнечном свете. Он был в каждой пылинке на книжных полках, в каждом шорохе тяжелых штор на окне, в каждом из солнечных лучей, сквозь стекло наполняющих комнату необычным живым светом. Стены разошлись, мебель испарилась. Реальность исчезла в потоке света. Время остановилось, и пространство рассыпалось на атомы. Марк обволакивал все вокруг, наполнял пространство собой, становился этим пространством. Теперь он был окружающим миром, а они – блондин, девушка и старик – были в нем, внутри его мира, вне своих миров. Марк наполнил их пространство своим. Расширил границы себя до их границ, соединив в одно целое. Теперь и они были в нем и всюду. Они были и в этой старой квартире, и то же время в заваленном пыльными папками, служебном кабинете Марка, и в скоростном тоннеле, и на обочине рядом с лежащим на сырой траве полковником Аристовским, и в каждом уголке Мегаполис-Сити. Мгновенно, со скоростью мысли они перенеслись в каждую точку пространства и времени и заполнили ее собой. Теперь они были всегда и везде. И до, и после, и сейчас. Одновременно и в каждой точке Вселенной, и внутри Марка. И в каждом атоме этого мира, и за его пределами.

Время остановилось, и пространство принялось вновь собираться в неделимое. Границы каждого постепенно сузились, и вокруг стала проявляться новая реальность. Они опять ощутили себя прежними. Над головой возник залитый солнцем свод сто восьмого этажа Черной Башни. Дым над водой рассеялся, и плеск воды стал затихать. Гладь бассейна медленно схватывалась льдом.