Текст книги "Жизнь на старой римской дороге"

Автор книги: Ваан Тотовенц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

4. Расходы за неделю

Перевод Р. Григоряна

Мистер Коллинз вошел в нью-йоркский отель «Уолдорф-Астория» и снял номер на неделю. В холле к нему подошла красивая женщина в черном шелковом платье.

За сорок лет торговой деятельности и двадцать пять лет семейной жизни Коллинз знал только два дома: огромное тринадцатиэтажное здание своей фирмы, где работало более тысячи человек, и особняк, где жила его семья – супруга и дети.

Мистеру Коллинзу было более шестидесяти лет. Ловким молодым человеком он начал свою карьеру, работал диспетчером на железной дороге с недельным заработком и четыре доллара, а потом так преуспел, что стал хозяином крупной фирмы. На это ушло сорок лет жизни, в которой не было места ни цветам, ни женщинам.

– Чем могу быть полезен? – спросил мистер Коллинз красивую женщину, взявшую его под руку, и почувствовал вдруг волнение, которого давно не испытывал.

– Ничем, – проворковала она, – я просто хочу познакомиться с вами. Мой покойный муж тоже был коммерсант.

После минутного колебания мистер Коллинз смерил взглядом стройную высокую незнакомку и улыбнулся.

– Выйдем на улицу, – предложил он.

– Пожалуйста, – ответила она.

Пока закрытая машина неслась по набережной Гудзона, мистер Коллинз и его спутница не обменялись ни единым словом: женщина лежала в объятиях пожилого коммерсанта, прильнув к нему всем телом.

По возвращении в отель «Уолдорф-Астория» мистер Коллинз записал в книге для приезжих: «Господин и госпожа Коллинз».

Они поднялись в номер.

Через два часа мистер Коллинз спустился в холл и, как всегда, подал жене телеграмму:

«Здоров, вернусь через неделю, как кончу дела.

Нежно целую, Уолдо».

Он сам отнес бланк в почтовое отделение, помещавшееся напротив, чтобы служащие отеля не узнали, кому адресована телеграмма.

Переодевшись, новая знакомая мистера Коллинза, звали ее миссис Чепмен, спустилась в холл и, бросив беглый взгляд на управляющего, вышла на улицу, села в машину и мгновенно затерялась в огромном городе.

А мистер Коллинз, отправив телеграмму, поспешил по делам. Предстояло закупить у разных нью-йоркских фирм товаров более, чем на два миллиона долларов. Сначала он отправился в контору фирмы «Уоллорт», где собирался заключить сделку на поставку большой партии товаров. Однако миссис Чепмен не выходила из головы, в ушах звучал ее голос, так хотелось вернуться поскорее к ней, но дела… привычка взяла верх.

По заранее намеченному плану в этот день ему следовало посетить еще три фирмы.

Машина миссис Чепмен остановилась перед виллой на берегу Гудзона, ворота открылись и пропустили ее под чугунные дугообразные своды. Машина подкатила к большим дверям виллы, которые два негра широко открыли, и миссис Чепмен поднялась прямо в спальню мистера Хопкинса.

Мистер Хопкинс – старый капиталист. Отойдя от торговых дел, он поселился в этом роскошном, загородном особняке, откуда не выезжал круглый год.

Жену и детей он отправил на курорт в немецкий город Висбаден, а сам остался в одиночестве, на вилле, тщетно борясь с давно мучившей его бессонницей. Миссис Чепмен ежедневно приезжала к нему на два часа. Иногда она растирала спиртом сухое, немощное тело, иногда поглаживала, массировала голову, и он засыпал – большего старику не нужно было. По истечении двух часов миссис Чепмен, утомленная, бесшумно поднималась, брала со стола чек на тысячу долларов и тихо, стараясь не нарушить сон мистера Хопкинса, удалялась.

Мистер Хопкинс сообщал жене через секретаря, что врачам наконец удалось найти для неге лекарство от бессонницы. Последнее время он хорошо спит.

Когда миссис Чепмен вернулась в отель «Уолдорф-Астория», мистер Коллинз уже давно ждал ее, обеспокоенный ее отсутствием. Он обнял молодую женщину, и до полуночи они не смыкали глаз.

Миссис Чепмен восстановила сон мистера Хопкинса и лишила сна мистера Коллинза.

Спустя неделю мистер Коллинз сообщил ей, что закончил все дела и должен ехать обратно.

Она ничего не ответила, но мистер Коллинз заметил две слезинки в ее больших черных глазах. Он обещал ей в скором времени вырваться, под предлогом торговых дел, приехать и провести с ней еще несколько дней и попросил ее адрес.

– Адрес не нужен, – ответила миссис Чепмен, – если вы приедете в Нью-Йорк, я об этом буду знать.

Коллинз не настаивал. Она была права: нью-йоркские газеты печатали его портреты и сообщали о предстоящем его приезде за два дня.

Миссис Чепмен попрощалась с ним и уехала из отеля.

Мистер Коллинз сложил в свой небольшой чемодан белье, галстуки, носки, платки, деловые бумаги и нажал кнопку звонка. Перед ним стал слуга-негр.

– Снеси чемодан вниз.

– Слушаюсь, – ответил негр и вышел.

Через несколько минут мистер Коллинз спустился вниз и попросил счет.

Управляющий, улыбаясь, подал ему счет на двадцать пять тысяч долларов.

Мистер Коллинз поразился: двадцать пять тысяч долларов? За неделю?!

– Прошу вас представить точный счет всех моих расходов, – повелительно сказал он.

Управляющий вынул ему чеки, подписанные «миссис Коллинз».

Так вот на какие деньги покупала его обворожительная знакомая бриллиантовые ожерелья и дорогие платья!

Мистер Коллинз хотел было сказать, что эта женщина вовсе не его жена, но вспомнил, что сам записал в книге: «Господин и госпожа Коллинз».

Он на миг прикусил губу, достал из кармана чековую книжку и, выписав чек на двадцать пять тысяч долларов, покинул гостиницу.

Управляющий тут же поднял трубку телефона и позвонил Дороти Чепмен:

– Хелло, Дороти! Старый дурак уехал. Чек у меня в кармане!

И разразился долгим лающим смехом.

5. Два пожара

Перевод Р. Григоряна

1

Я снимал комнату в доме мистера Ригза. Мой хозяин принадлежал к той категории людей, которые от природы очень глупы, но сами об этом не подозревают.

Мистер Ригз – кругленький, толстый, румяный человечек, миссис же Ригз – полная противоположность мужу – длинная, худая, с крупными, торчащими вперед зубами.

Мистер Ригз – южанин, его отец когда-то служил офицером в южной армии, потерпевшей жестокое поражение в гражданской войне Севера с Югом. Все эти восемь месяцев, которые я прожил в доме мистера Ригза, мой хозяин говорил только об одном – об отце, его героических деяниях, огромных плантациях, а также о том, какой урон нанесла гражданская война их хозяйству. Когда мистер Ригз подходил к концу своего повествования, его голос начинал дрожать – он вновь искренне переживал трагедию семьи. Черта эта весьма характерна для людей, относящихся с пренебрежением к труду и постоянно мечтающих о богатом наследстве. Меня всегда особенно забавляла заключительная часть рассказа Ригза, потому что в этот момент миссис Ригз со слезами на глазах подходила к мужу, чтобы поцеловать его, хотя ей этого никогда не удавалось сделать, ибо губы миссис Ригз были слишком тонки, они сразу же обнажали зубы.

Я нарочно, по всякому поводу заставлял его рассказывать эту историю, причем интересовался такими подробностями, которые приводили мистера Ригза в необычайное возбуждение, и он без умолку говорил и даже рылся в письмах, чтобы уточнить, когда именно произошло то или иное событие. Он буквально упивался собственным красноречием и поэтому не замечал, что я просто посмеиваюсь над ним. Потом мистер Ригз рассказывал, какие кушанья любил его отец. Среди них особо выделялся приготовленный из капусты суп, запах которого пропитывал даже одежду.

– Какой утонченный вкус был у него, – поспешил однажды вставить я.

Миссис Ригз склонила голову набок, с умилением посмотрела на мужа.

Впоследствии мне не раз пришлось пожалеть об этом. Ибо миссис Ригз три раза в неделю потчевала меня этим самым капустным супом.

Мистер Ригз хвалил свою супругу за чуткое отношение ко мне и добрую память о его отце.

2

Однажды утром, во время завтрака, рядом с нашим домом остановилась грузовая машина; она фыркнула, вздохнула и умолкла. Мистер Ригз, чтобы узнать, не к ним ли приехала машина, выглянул в окно. На мгновение он застыл на месте, затем повернулся и с глупейшим выражением на лице уставился на жену. Миссис Ригз, которая постоянно следила за каждым движением супруга, ища в нем проявления логической осмысленности, остановилась как вкопанная. На этот раз я «уловил» в глазах мистера Ригза нечто похожее на мысль.

– Черт… – сумел он вымолвить только и опустился на стул.

– Что случилось? – воскликнула миссис Ригз, оскалив зубы.

Я хоть и подошел к окну, но не мог сразу понять, что, собственно, произошло. И только когда вслед за мной миссис Ригз выглянула в окно и, вскрикнув «ах», ударилась в слезы, мне все стало понятно.

Грузовик привез негритянскую семью. В соседний дом уже вносили мебель.

Вот что оскорбило южноамериканских аристократов. Их соседями будут чернокожие!

Заметив, что жене дурно, мистер Ригз подбежал к шкафу, достал капли, засуетился вокруг нее.

– Не волнуйся, дорогая, вероятно, перепутали адрес. Это какое-то недоразумение.

Миссис Ригз, привыкшая верить каждому слову мужа, стала успокаиваться.

– Я сейчас же пойду туда и все выясню, – сказал хозяин и вышел из комнаты, даже не допив кофе.

– Как вы думаете, неграм разрешат жить в нашем квартале? – обратилась ко мне миссис Ригз после ухода мужа.

– Насколько мне известно, в американской конституции нет пункта о расовых привилегиях.

Я никогда не жил в Южных Штатах, которые вели когда-то войну за сохранение рабства негров, поэтому мне была непонятна психология этих южноамериканских аристократов.

Миссис Ригз удалилась, не дав мне договорить, сочтя более приличным не выслушивать меня вовсе, чем грубить. В это время в комнату вбежал бледный хозяин.

– К сожалению, адрес не перепутан, но я сию же минуту пойду к адвокату и постараюсь уладить это дело. Я не позволю, чтобы они хоть одну ночь были моими соседями.

Мы вместе с мистером Ригзом вышли из дому. Я отправился на службу, он – к адвокату. Вечером, когда я вернулся домой, вопрос был окончательно решен: закон не давал права никому выгонять чернокожего из его собственной квартиры.

У меня не было желания разговаривать с моими хозяевами. Я ушел к себе, оставив супругов наедине с их несчастьем, и принялся читать «Доктора Фауста» Марло.

С этого дня я почувствовал отвращение к Ригзам. Их разговоры стали для меня невыносимы, я встречался со своими хозяевами только за завтраком и ужином, стараясь не задавать лишних вопросов. Между тем они постоянно возвращались к этой теме, говорили об «ужасной» семье, поселившейся рядом с ними.

– Не для того воевал мой отец, чтобы черномазый стал соседом его сына, – ворчал мистер Ригз.

Но однажды чаша моего терпения переполнилась, и я не выдержал:

– Мистер Ригз, ваш отец действительно воевал для того, чтобы чернокожий не смел быть вашим соседом. Но в том то и дело, что он войну проиграл, стало быть, чернокожий может стать вашим соседом.

– Неумная острота, – закричал мистер Ригз и встал из-за стола.

Я, закончив ужин, ушел в свою комнату и в ответ на эту грубость решил бойкотировать моих хозяев. Утром я не вышел к завтраку, вечером поужинал в ресторане.

На следующее утро мистер Ригз, улыбаясь, вошел ко мне в комнату и сказал:

– Миссис считает, что я был с вами невежлив. Если это так, прошу прощения.

– Миссис правильно считает, я вам прощаю.

– Значит, сегодня вы выйдете к завтраку?

– Нет, – ответил я, – врач рекомендовал мне восточную кухню, и я сожалею, но вынужден отказаться от ваших услуг.

Мистер Ригз удалился расстроенным.

3

Однажды вечером, возвращаясь домой, я увидел у дверей нашего дома чернокожего соседа. В полутьме его глаза светились подобно горящей спичке в ночи, у него были толстые, чуть выпяченные красные губы и белые, как снег на вершинах гор, зубы.

Я остановился. Но негр отвернулся, чтобы не вынуждать меня здороваться с ним.

– Здравствуйте, – сказал я.

Он тотчас же обернулся и удивленно ответил на приветствие.

– Как поживаете?

– Очень хорошо, – ответил он с выговором, свойственным неграм. – А вы?

– Как вы устроились на новой квартире? – спросил я.

Негр, не ответив на мой вопрос, продолжал:

– Вы, наверное, не с юга?

– Ни с юга и ни с севера, – я с Востока.

– О!.. – был ответ чернокожего.

– Вам не грозит выселение из квартиры? – спросил я.

– По закону этого никто не может сделать, но миссис Ригз не признает законы.

– Почему?

– Она даже не разрешает моим детям играть во дворе, а если случайно они коснутся ее на улице, миссис злобно кричит: «Убирайтесь вон, вы пачкаете платье», – и брезгливо морщится.

Я ничего не ответил, пожелал мистеру Букеру спокойной ночи и ушел.

Поднявшись к себе в комнату, я выглянул в окно. Мистер Букер, изумленный, стоял на том же месте. Вся его фигура выражала признательность и расположение, он, видно, был глубоко благодарен за внимание, которое я ему оказал.

Спустя несколько дней я встретил на улице миссис Букер с двумя детьми. Я поздоровался с ней так, как будто мы были уже давно знакомы.

– Здравствуйте, – не смутившись, ответила миссис Букер с искренним радушием. Двое ее малышей, обняв колени матери, не отрываясь, смотрели на меня черными, как арбузные семечки, глазами. Они удивленно разглядывали белого человека, который, улыбаясь, разговаривал с их матерью. Я подошел к одному из них, ласково потрепал черную пухлую щечку, а затем обратился к миссис Букер:

– Какие они у вас славные крепыши! – сказал я.

– Спасибо, – ответила она, и я впервые оценил истинный смысл этого слова, которое в Америке произносит каждый человек, на каждом шагу и по всякому поводу.

4

Вскоре я ближе познакомился с ними. Мистер Букер родился в семье раба и получил свободу только после гражданской войны. В двадцать лет он потерял отца. В ту пору мистер Букер прислуживал в кабачке, впоследствии же стал его владельцем.

Накопив денег и продав кабачок, он переехал в наш город, где и купил соседний дом, и теперь занимался мелкой торговлей.

Однажды я пригласил к себе в комнату сынишку Букера и угостил шоколадом. Проводив мальчугана домой, я закрыл парадную дверь и уже направился было в свою комнату, как передо мной с лицом, перекошенным от злости, вырос хозяин. Он пытался что-то выговорить, но не мог, за ним стояла на пороге столовой миссис Ригз и, злобно оскалив зубы, с ненавистью смотрела на меня.

– Вы… вы… вы оскверняете наш дом, – с трудом выдавил мистер Ригз.

– Что случилось? – спокойно спросил я.

Мой вопрос привел миссис Ригз в такое бешенство, что она готова была выцарапать мне глаза.

– Вы оскорбляете нас, приводя в наш дом ублюдка, этого мерзкого черномазого, – завопил мистер Ригз.

– Я привел его к себе, в свою комнату, – отрезал я и собирался уже уходить, когда мистер Ригз схватил меня за руку.

– Я требую, чтобы вы покинули мой дом.

– Пожалуйста, я съеду в конце месяца, – сказал я и удалился.

5

Месяц был на исходе. Однажды поздно вечером я возвращался к себе. Еще издалека я увидел огромную толпу, запрудившую улицу. Полицейские пытались навести порядок.

Я поспешил домой.

Горел дом негра Букера. Пожарные орудовали вокруг, а дом пылал, трещал и рушился. Непрерывно работал водяной насос. Огромная струя воды надежной завесой защищала дом мистера Ригза от пламени.

Мистер Букер с женой и детьми стоял перед горящим домом. Все они смотрели на пожар испуганными, полными отчаяния глазами.

Я подбежал к ним.

Миссис Букер, рыдая, обняла меня:

– Мы не успели застраховать дом.

Красные губы мистера Букера дрожали, взгляд был страшнее бушующего огня.

– Мой дом поджег мистер Ригз. Он ответит за это перед законом, или я сам расправлюсь с ним.

Перед Букером внезапно появился полисмен и грубо оборвал его:

– Угрожать человеку невиновному – значит совершить преступление. Вы понимаете это?

– Понимаю, я все понимаю, я знаю и то, что главное для закона – это цвет кожи, – ответил мистер Букер.

– Замолчи, – пригрозил полисмен и повернулся к нему спиной.

Дрожа от негодования, я ворвался в дом Ригза и распахнул двери столовой.

Мистер и миссис Ригз в ужасе отпрянули от меня, кофе расплескался на скатерть. Какое-то мгновение я молча смотрел в глаза этих аристократов и понял: пожар был делом их рук.

– Негодяи! – закричал я. – Изуверы, чудовища!

Они молчали. Я подошел к окну и увидел мистера Букера с женой и двумя детьми, освещенных ярким огнем. Дети плакали, прижавшись к матери, а мистер Букер не отрываясь смотрел на языки пламени, которые лизали их дом.

В квартире мистера Букера, вместе с его домашним скарбом, горела также американская конституция.

6. Изабелла Серрано

Перевод Р. Григоряна

Лежащая на юге Испании Андалузия издавна славится винами и танцами.

Женщины там носят широкие яркие юбки разных цветов: нижняя янтарно-желтая, на нее надевают синюю, а сверху – алую, как кровь. Юбки широкой цветной полосой видны одна из-под другой.

Андалузцы танцуют стремительно, как ураган, изгибаясь, подобно морской волне. Они танцуют всегда и везде, (танцуют долго и самозабвенно.

Тела андалузцев гибки, как копье арабского всадника, который некогда мчался по Андалузии, гибки, как ива в Араратской долине. Особенно любят они плясать в лунную ночь, когда звезды, как цветы, загораются на чистом небе.

Изабелла Серрано была родом из Андалузии, из маленькой деревни близ Севильи.

Она села на пароход в лиссабонском порту и теперь направлялась в Америку.

Ее сопровождал пожилой человек с маленькими хитрыми глазками и короткими закрученными усиками. Это был бизнесмен из Буэнос-Айреса, приехавший в Испанию по торговым делам.

В одной из деревень Севильи он увидел Изабеллу Серрано, танцующую во время народных празднеств, и понял, что на ней можно хорошо заработать.

* * *

Казалось, что южное солнце по каплям впиталось в тело Изабеллы Серрано, такой гладкой, теплой и смуглой была ее кожа.

Большие черные глаза девушки оттенялись длинными и острыми, как пальмовые листья, ресницами, смоляные кудри падали на плечи, едва прикрытые красной блузкой. На ней была синяя юбка и короткие голубые чулки.

Изабелла Серрано ужинала вместе со своим импресарио. Прямо перед ними сидел молодой человек с длинными волосами и добрыми глазами, куривший трубку в глубоком раздумье.

Увидев Изабеллу, он впился в нее взглядом так, словно внезапно нашел потерянную нить своих мыслей.

Изабелла посмотрела на него, вскинув брови, но молодой человек не мог оторвать глаз от девушки.

Закончив ужин, Изабелла встала. Импресарио накинул ей на плечи мягкий розовый платок. Уходя, девушка обернулась и улыбнулась незнакомцу. Он вскочил, поклонился ей и стоял до тех пор, пока Изабелла не скрылась в дверях.

* * *

На следующее утро, за завтраком, Изабелла была одна. Море раскачивало корабль, как легкое перышко. Большинство пассажиров не могли подняться с постелей. Было пасмурно, и в ресторане горела люстра.

Темно-зеленые волны свирепо ударялись о борт корабля.

– Донна Изабелла, вы когда-нибудь бывали в Америке? – спросил молодой человек.

– Откуда вам известно мое имя?

– Из утренней газеты. Вы еще не читали ее? – спросил он и протянул Изабелле корабельный листок.

Изабелла быстро просмотрела газету.

– Нет, – сказала она, – я впервые в жизни выезжаю из Андалузии.

…После завтрака молодые люди вместе поднялись на палубу.

Море бушевало, поднимая огромные пенистые волны.

– Как вас зовут? – спросила Изабелла.

– Эмиль.

– А как ваша фамилия?

– Я скажу вам только, что я француз.

– Вы какой-то загадочный человек, без фамилии.

– Дело в том, что я тайно еду в Америку, – доверчиво ответил молодой человек.

Чтобы переменить тему разговора, Изабелла сказала:

– Посмотрите, как разбушевалось море, неправда ли, так оно еще красивее!

– Берегитесь, донна Изабелла, в Америке жизнь такая же бурная, как это море.

Глаза девушки внезапно погрустнели. Она рассказала своему новому знакомому о том, как ее, простую деревенскую девушку, однажды во время пляски увидел господин де Валера, познакомился с ней, а потом пришел к ее матери, дал ей много денег и договорился увезти Изабеллу на год в Америку, где она должна будет выступать с танцами.

– Через год я снова вернусь в Андалузию, – решительно закончила Изабелла.

– Разве вы так уж нуждались в этих деньгах? – спросил Эмиль.

– Да, мы очень нуждались. Мой отец недавно умер, и на руках у матери остались малые дети.

– Донна Изабелла, остерегайтесь денег, их в Америке так же много, как вина в Андалузии.

К Изабелле подошел матрос.

– Вас просит мосье де Валера.

– Я скоро вернусь, – обратилась испанка к Эмилю и сошла с палубы.

Когда она спускалась по лестнице, ветер развевал ее розовый платок, делая ее похожей на сказочную, парящую в небе птицу.

Спустя некоторое время Изабелла вернулась. Эмиль все еще стоял на мостике и смотрел на солнце, выглянувшее из-за туч.

– Де Валера не может поднять голову с подушки.

– Зачем он звал вас, донна Изабелла?

– Просто хотел увидеть меня.

– Мосье де Валера смотрит на вас, как купец на свой товар, – сказал Эмиль.

– Зачем вы так говорите? Он очень добр ко мне и к моим родным.

– Да, пока вы будете танцевать.

– У вас такие добрые глаза, Эмиль, а говорите о людях так плохо, – с укором произнесла она.

– Извините, если обидел вас, донна Изабелла, я хотел только предостеречь: не играйте с огнем, вы можете опалить свои прекрасные черные волосы.

– Чем вы занимаетесь? – спросила девушка.

– Я поэт, – ответил Эмиль.

Над синими океанскими волнами сияло солнце, но на душе Изабеллы Серрано было пасмурно, как на море еще утром.

* * *

Вечером корабль подошел к нью-йоркскому порту. Город сверкал огнями как большой костер. Пассажиры собрались на палубе.

Французский поэт и андалузка стояли на носу корабля.

– Вот он, Нью-Йорк, – сказал поэт.

– Я потеряюсь в этом большом городе, – прошептала Изабелла.

– Теперь вас знает весь Нью-Йорк, – все газеты уже напечатали ваши фотографии: этот де Валера очень ловкий человек.

– Вы опять злословите!

– О, я хорошо знаю эту страну, я опускался на ее дно, поднимался и на ее вершины, насквозь прогнившие, но покрытые позолотой. И мне еще раз хочется сказать вам, будьте осторожны, донна Изабелла, возьмите столько долларов, сколько необходимо вам и вашей семье, и скорее возвращайтесь в Андалузию.

Корабль причалил к пристани. Со скрежетом спустили якоря. На палубе началась толкотня, пассажиры спешили сойти на берег. Изабелла и поэт увидели де Валера, окруженного какими-то людьми. Это были корреспонденты газет, которые поднялись на корабль, чтобы получить новые сведения об испанской танцовщице.

Де Валера представил им Изабеллу.

Андалузка с опаской смотрела на этих говорливых людей.

Потом танцовщицу окружила толпа фотокорреспондентов, засверкали магниевые вспышки.

– Эмиль, я вас считаю своим другом. Дайте мне ваш адрес.

– Пока у меня нет адреса, но я непременно найду вас сам.

В это время к Изабелле подошел де Валера. Он был явно недоволен.

– Вы очень много времени уделяете этому легкомысленному поэту, – сказал импресарио.

* * *

Нью-йоркский отель «Астория», куда мосье де Валера привел Изабеллу, показался ей скучным.

Целыми днями она сидела у окна и смотрела на самый большой город Нового Света.

Изабелла вспоминала Андалузию, ее лунные ночи, свою мать, младших сестер и плакала.

Де Валера был очень занят, – он принимал у себя театральных антрепренеров и заключал с ними договоры.

За полчаса были проданы все билеты на концерты, которые Изабелла должна была дать в Америке. Ей предстояло танцевать, танцевать, без конца танцевать.

Когда де Валера вошел к Изабелле, слезы на ее глазах уже высохли.

– Донна Изабелла, – начал он, – как вы уже знаете, я обещал вам платить десять тысяч долларов в год.

– Да, это так, но если вы думаете платить меньше, я вернусь в Андалузию, к своим родным.

– Не надо спешить, донна Изабелла, – прервал ее де Валера, лицемерно улыбаясь. – Я обещал десять тысяч долларов, но могу заплатить и больше. Наши дела пошли хорошо. Я даю вам двадцать тысяч долларом в год.

– Вы так добры ко мне, – воскликнула Изабелла, ее лицо осветилось улыбкой, а глаза заблестели, как прежде в Андалузии.

– Он был неправ, – прошептала девушка про себя.

– Я понимаю вас, – сказал де Валера, – этот французский поэт забил вам голову всякой чепухой, а мы поверили ему и насторожились. Я еще тогда почувствовал, что он наговорил вам разных небылиц. Но сама жизнь покажет, кто из нас лжет.

– Вы очень добры, – искренне повторила испанка.

– Вот вам десять тысяч долларом, помимо всяких договоров, – у вас будет еще много таких тысяч, если нам станет сопутствовать успех, – гордо заявил де Валера и вручил ей чек.

Изабелла попросила его отправить в Испанию телеграмму о ее приезде в Нью-Йорк.

– Я уже дал телеграмму и выслал вашим родным две тысячи долларов.

– Две тысячи долларов?!

– Да, конечно, я выполняю все свои обещания.

Изабелла запрыгала от радости, как ребенок, получивший новую игрушку.

Оставшись одна, она снова стала смотреть из окна на этот огромный незнакомый город, и теперь ей казалось, что она плывет в счастливом сне.

Внезапно в дверь постучали. Вошла горничная отеля и подала ей вечерние газеты.

Изабелла развернула газету и увидела на первой странице свою фотографию.

Она почувствовала неприязнь к французскому поэту, который пытался омрачить со новую жизнь.

Когда де Валера вернулся, Изабелла рассказала ему о своем разговоре с поэтом.

– Он говорил, что вы смотрите на меня, как купец на свой товар.

Де Валера презрительно усмехнулся.

– Бедный, глупый поэт. Разве он знает цену доллару?

Разговор был прерван появлением слуги, который подал мосье де Валера визитную карточку посетителя.

Импресарио прочел ее.

– Меня хочет видеть сын угольного короля Америки, – волнуясь, произнес де Валера и поспешил в фойе.

Изабелла не поверила ему.

«Какие дела могут быть у сына угольного короля к моему импресарио», – подумала она.

Но она ошиблась. Визитная карточка действительно принадлежала сыну угольного короля Америки, мистеру Роберту Шрайтеру.

Молодой Шрайтер считался самым галантным кавалером в нью-йоркском «высшем свете». Он тратил отцовские деньги, развлекаясь в своем особняке и на собственном корабле, носящем название «Посейдон».

…В фойе отеля де Валера, угодливо улыбаясь, представился мистеру Шрайтеру. Затем он вернулся к Изабелле и сообщил ей, что сын угольного короля приглашает ее после премьеры посетить его личный корабль.

– А сейчас вы должны спуститься вниз и познакомиться с мистером Шрайтером.

Испанка вместе с импресарио медленно вышла в фойе. Навстречу им поднялся сын угольного короля, самый галантный кавалер «высшего света» Нью-Йорка.

– Я много слышал о вас, – обратился мистер Шрайтер к Изабелле Серрано, – но хотел лично познакомиться с вами. Америка гостеприимная страна, мы рады принимать у себя людей искусства, особенно таких, как вы.

Изабеллу поразила простота и сердечность сына угольного короля Америки. Он говорил с ней как с равной.

* * *

Утром Шрайтер и Изабелла катались в автомобиле по Нью-Йорку.

На всех улицах, на стенах домов, в кафе, в трамваях, на станциях метро, в ресторанах – во всех концах Нью-Йорка были расклеены афиши:

ИЗАБЕЛЛА СЕРРАНО

Исполняет испанские фантастические танцы:

1. Рассвет в Андалузии

2. Буря любви

3. Море

Машина мистера Шрайтера остановилась у ресторана на берегу реки. Мистер Шрайтер нежно взял девушку под руку и помог ей выйти из машины.

– Если вы не против, мы пообедаем вместе, – предложил мистер Шрайтер.

– Хорошо, – согласилась Изабелла.

– Здесь нет андалузских вин, – сказал мистер Шрайтер, – мы будем пить бордо.

За столом сын угольного короля Америки жадно разглядывал Изабеллу, ее черные глаза с длинными и острыми, как листья пальмы, ресницами, ее гладкие смуглые руки и покусывал свои толстые, чувственные губы.

Когда обед закончился, мистер Шрайтер бросил официанту стодолларовую бумажку и они вышли из ресторана.

Сидя в машине, Изабелла испытывала огромное наслаждение, окружающее казалось ей радостным сном…

Де Валера встретил их в фойе отеля.

– Не правда ли, жизнь прекрасна? – спросил он Изабеллу.

Девушка ничего не ответила, только улыбнулась.

– Барышне необходимо отдохнуть, – сказал сын угольного короля.

На прощание Изабелла протянула руку мистеру Шрайтеру, и он припал к ее пальцам долгим поцелуем.

– Такой прелести я еще в жизни не видел, – признался мистер Шрайтер, когда испанка ушла.

Де Валера подкрутил свои маленькие усики и улыбнулся:

– Как вам будет угодно, мистер Шрайтер.

Сын угольного короля сел за стол и, выписав чек на пятнадцать тысяч долларов, протянул его импресарио:

– А с вами мы встретимся позже.

Уходя, мистер Шрайтер отдал де Валера свою визитную карточку, на которой было что-то написано.

Де Валера прочел: «Не забудьте про ночь на море».

Он поднялся в комнату Изабеллы. Девушка лежала в постели.

– Донна Изабелла, – закричал он, вбегая в комнату, – сын угольного короля Америки любит вас. Вот доказательство.

Бизнесмен вручил ей доказательство любви – чек на пятнадцать тысяч долларов и визитную карточку миллионера.

– Не понимаю, почему «ночь на море»?.. – прошептала Изабелла.

– Разве вы забыли, что после премьеры мы приглашены на его корабль.

Изабелла устремила взгляд куда-то в пространство и задумчиво улыбнулась.

* * *

Публика, переполнившая зрительный зал, замерла в ожидании испанской танцовщицы.

До сих пор зрителями Изабеллы были простые люди, теперь она должна была впервые выступать перед господами во фраках. Она волновалась.

В уборную танцовщицы заглянул де Валера и, убедившись, что Изабелла готова к выходу на сцену, исчез.

Он должен был сказать зрителям несколько слов.

До концерта оставались считанные минуты. Из зала послышались громкие аплодисменты.

«Де Валера кончил», – подумала Изабелла, внимательно вглядываясь в свое отражение в огромном зеркале.

– Донна Изабелла, пора на сцену, – услышала она.

Больше она ничего не видела, осталось только ощущение легкости, с которой ее ноги плавно заскользили по полуосвещенной сцене, постепенно убыстряя темп. Сцену тоже постепенно заливал свет.

Полумрак исчез – это рассвет в Андалузии.

В гибком теле испанки бушевал огонь, подобно солнцу, пылающему над Андалузией. Она подняла руки, и все ее тело устремилось вверх: казалось она вот-вот оторвется от земли и унесется в небо.

Внезапно Изабелла опустилась на пол, затем стала медленно приподниматься, остановилась, откинув назад голову и изогнув талию. Теперь лучи света ярко освещали сцену, а Изабелла Серрано продолжала свой волнующий, головокружительный танец восхода солнца.

Зал бушевал от восторга.

В уборную танцовщицы влетел мосье де Валера и, упав на колени, стал целовать ноги Изабеллы.

– Какой успех, донна Изабелла, какой успех! – восторженно повторял он.

Аплодисменты не умолкали. Изабелла вновь вышла на сцену, которую во время антракта усыпали цветами.