Текст книги "Нелюбимая жена-попаданка для герцога (СИ)"

Автор книги: Ульяна Соболева

Соавторы: Кармен Луна
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

26.

Утро выдалось подозрительно тихим. Даже Василиус не мяукал, а сидел на окне с видом оракула, который предчувствует катастрофу, но ленится предупредить. Я только натянула халат и сделала глоток настоя (вкуса уже не чувствовала —организм решил сдаться), как в дверь постучали.

– Его Величество просит явиться на утреннее совещание, – сообщил слуга, склоняясь так низко, что нос почти коснулся пола. – Тайное.

Ах, ну конечно. Тайное. Потому, что когда женщину вызывают на совещание при короле – это всегда по любви. Наверное.

Я оделась. Не парадно, но внушительно. Платье приглушённого зелёного цвета, волосы аккуратно уложены, губы едва тронуты настоем малины (цвет живой, но без лишнего намёка на страсть). Вошла в зал, как в операционную: со спокойной решимостью и готовностью к любому кровопролитию. Желательно не моему.

Король сидел в кресле, уже в приличном состоянии, но с видом человека, которого убедили, что смерть – невыгодный контракт. Рядом – несколько лордов, с лицами, как будто У них под мантиями не тела, а бухгалтерские книги. И... крестьяне?

Несколько простолюдинов, запуганных, растерянных. Один дёргал шапку в руках, другая смотрела в пол. Но всё это затмевала Она.

Леди Эванна.

В цветущем платье с кружевами, выражением лицемерной обеспокоенности и глазами удава на званом ужине. Улыбалась. Мне. Как ножу скальпель.

– Леди Вайнерис, – пропел король, и в его голосе было всё: усталость, напряжение, и капля сожаления, – вы приглашены сюда, потому что... возникли некоторые вопросы.

– Вопросы – моя страсть, – ответила я и сделала шаг вперёд. – Особенно если на них можно ответить логикой, а не фимиамом и истериками.

– Деревенские жители заявили. – начал один из лордов, но замялся. Он посмотрел на крестьян. Те переминались с ноги на ногу – ..что видели странности. Травы. Символы. Заклинания?

Я прищурилась.

– Заклинания? Уточните, пожалуйста. Или они научились читать мои рецепты?

Леди Эванна кашлянула.

– У нас имеются доказательства... странных практик. Подозрительных трав. И, как мне сказали, говорящего кота.

Ох ты ж, лососина в маринаде.

Я повернула голову к Василиусу, который, как истинный предатель, спокойно умывался в углу и делал вид, что ничего не слышит.

– Миледи, – добавила она ядовито. – Мы все благодарны вам за помощь королю.

Но если вы прибегали... к недозволенному, стоит разобраться. Не так ли?

– Простите, – медленно проговорила я, не повышая голоса, – но я лечила Его Величество не с помощью пентаграмм, а с помощью горячки, компрессов и терпения. Впрочем, последнее действительно сродни магии, учитывая ваше общество.

Крестьяне всполошились. Кто-то снова перекрестился. Один мальчик пробормотал:

«А она нас спасла...» – но тут же получил тычок в бок от соседа.

Король всё это слушал молча, сжав губы. Его взгляд скользил между мной и Эванной, и я поняла: он колеблется. Да, я спасла ему жизнь. Но он – не просто человек. Он монарх. Он обязан успокаивать народ. Даже если для этого придётся сжечь того, кто стал слишком заметен.

– Итак, – сказала я, выпрямившись. – Вы хотите судить меня за то, что я спасала? Вы не спросили, сколько я потеряла, сколько не дожили. Вы не читали мои записи. Вы боитесь того, чего не понимаете. А знаете, чего я боюсь?

Я шагнула вперёд.

– Что вас не напугает следующий мор, следующая болезнь, следующая смерть. Вы будете бояться меня – но не чумы. А она не постучит в дверь. Она ворвётся.

Тишина.

Даже Эванна молчала. Пока. Но в её глазах плясали искры победы. Она знала: семена посеяны. Вопрос времени – когда вспыхнет костёр.

И вот тогда... либо я его переживу.

Либо сгорю красиво.

Когда ты ведьма, по версии лордов, хватит и одного неосторожного вдоха. Но если. У тебя в сундуке лежит кожаный дневник с записями о температуре кипения, расчётах дозировок и подробными схемами, как собрать самодельный шприц из стеклянной трубки и ободранного наконечника от перьевой ручки – считай, ты уже готова к эксклюзивной жарке на местном кострище.

Я не сразу поняла, что именно подбросили. Думала – какая-нибудь очередная "травяная гадость" из лазарета, перекочевавшая в спальню леди Эванны. Но когда управляющий прикинулся мебелью и с видом "я вообще в этом замке случайно" протянул мне пергамент, я поняла. Дневник. Мой дневник.

Страницы, исписанные моим почерком. Формулы. Слова вроде “вакцина” "инъекция", "стерилизация" – и, что особенно мило, зарисовка шприца с подписями, стрелочками и припиской на полях: «Сделать нормальный поршень из кожи! Не забыть, а то опять будет фонтан».

– Герцогиня, – начал один из священнослужителей, которого я раньше видела только на церемониях, где он благословлял еду с большей страстью, чем молодожёнов, – нам стало известно, что в ваших покоях обнаружен... невероятно странный трактат. Слова в нём... пугающие.

– Пугает только глупость, – сказала я. – Это дневник. Я вела его, чтобы не забыть расчёты, формулы, симптомы. Кто из вас когда-нибудь, простите, лечил чуму? Поднимал людей без меча и молитвы?

– Именно! – вмешался второй. – Вы не молились. Священник деревни подтвердил: вы никогда не посещали церковь.

Я тяжело вздохнула. И вот теперь захотелось смеяться. Громко. И истерично.

– Да, не ходила. Простите, мне было как-то не до этого. Я в это время спасала ваших детей. Я обтирала тела, вытаскивала людей из горячки, варила зелья, которые хоть немного, но давали шанс. Хотите – сожгите меня. Но перед этим попробуйте вылечить кого-то одним "Аминь".

Тишина. Даже король помрачнел. Но ведь всё было не так просто. Они уже выстроили обвинение. Эванна сидела на краю кресла с видом блюстительницы морали. И тут кто-то, видимо специально обученный, развернул мой рисунок шприца.

– Вот это... это что? Игла? Зачем она? Ампулы? Что за дьявольщина?!

– Это... наука. Это... инструмент. Я делала инъекции.

– Колдовство! – крикнул кто-то.

– Растворы, отвары, травы... – продолжала я, чувствуя, как земля под ногами превращается в пепел. – Я делала всё, чтобы хоть кто-то выжил. А теперь вы называете это ересью? Прекрасно. Тогда знайте: если я ведьма – то ведьма, которая спасла вам шкуру. И если снова вспыхнет зараза – вы все прибежите ко мне, как миленькие. Только вот не факт, что я вас приму.

Они переглянулись. И я поняла: семена посеяны. Дневник – улика. Шприц —страшилка. А то, что я не стояла на коленях в храме – почти приговор.

Суд ещё не начался. Но дрова уже поднесли.

И даже Василиус не урчал. Он только прошипел в сторону Эванны.

– Что, сладкая, будет жарко?

А я не ответила. Только крепче сжала его в руках.

Если сгорать – то с сарказмом.

Кто-то в углу зашептал: «Они говорят, она колдовала...» – и тут же получил локтем в бок, но слова уже вырвались из темноты, как крысы из подпола.

Потом голос стал громче.

– Она ведьма. В лесу травы сушит, лечит без молитвы. Кот у неё говорит.

НУ и что, что говорит? Ещё один – за дверью – в панике прошептал.

– А я слышал, как она разговаривала с ним! На языке странном... не нашем!

Странный язык? Это я вчера объясняла Василиусу, почему нельзя жрать валериану из лекарственной корзины. Смешно, если бы не было так опасно.

– Ведьма! – выкрикнули слева.

– У неё книги! – справа.

– Какая-то штука в сундуке! – с придыханием, будто это не инструмент, а рога Сатаны с автографом.

И всё. Толпа ожила. Загудела. Сначала одинокий голос, потом хор. Крики, тычки пальцами, прижатые к груди кресты. Один мужик схватил свою дочку за руку и оттащил подальше от меня, как будто я не женщина, а кипящая кастрюля с чумой. Даже стража заволновалась – шагнули ближе ко мне, будто я вот-вот начну ползти по потолку вверх ногами и звать демонов на латыни.

– Да вы... вы совсем с ума сошли?! – Я не выдержала. – Я спасала вас, лечила ваших детей, выносила на себе больных! Вы стояли у моего лазарета в очереди и благодарили! А теперь... костёр?

– Ведьма всегда добрая, – выкрикнула какая-то бабка, едва не споткнувшись о собственную злобу. – До поры! А потом глаза светятся, дети исчезают, скотина дохнет, хлеб чернеет!

– Это потому что вы не моете руки! – рявкнула я, но было поздно.

Толпа зашипела. Кто-то закричал.

– Сжечь.

– На допрос!

– Пусть признается, как беса призывала!

– Ага, – прошипел Василиус у меня на плече, – щас я как призову, как вцеплюсь в лоб одного «святого».

Я держалась. Я стояла. Я даже не дрожала – тело помнило медицину, разум держался за остатки гордости. Только сердце било тревогу в ребрах, как заключённый в камере. Король молчал. Леди Эванна – сияла. Словно это её венчание.

И вдруг один из придворных – из тех, кто ещё вчера просил отвар от боли в пояснице – шагнул вперёд и выкрикнул.

– Что мы ждём? Мы все слышали! Священник подтвердил: в церковь не ходит, покаяния не приносит, книжки у неё! Магические!

– Это медицинский справочник! – взорвалась я. – С картинками! Вы даже читать не умеете, а лезете судить.

– Бесовские картинки! – с упоением взвизгнул кто-то из толпы. – Там глаз человеческий, там кишки!

– Это анатомия, дуболомы вы средневековые!

Тишина. А потом... плевок. Кто-то запустил в меня яблочной гнилью. Прямо в плечо. Василиус зашипел, а я... Я выпрямилась. Утерла грязь. И посмотрела на всех. Не испуганно. Прямо. С высоко поднятым подбородком и взглядом хирурга, который готов резать без наркоза.

– Слушайте внимательно. Я не буду вас умолять. Я не стану падать в ноги. Я спасала. И буду спасать, если понадобится. Но если вы решите, что проще сжечь меня, чем подумать – что ж. Тогда жгите. Только потом, когда снова придёт мор, не удивляйтесь, что некому будет подставить плечо под ваши трупы.

Василиус зарычал на ближайшего стражника и уселся мне на плечо, как королевский глашатай.

– Ну ты и дура, – шепнул. – За такую речь тебя сожгут красиво.

– Пусть. Но со вкусом.

27.

– Герцогиня Вайнерис, – начал один из лордов. Голос был такой масляный, что им можно было заправить фонарь. – Вас обвиняют в... тайных практиках, несвойственных добродетельной жене. В умышленном нарушении церковных обрядов, в подмене лекарских знаний колдовством.

– В смысле, не варила зелья с молитвой, а просто делала микстуру? – перебила я. – Простите, я плохо различаю, где у ромашки кнопка вызова архангела.

Жужжание в зале стало громче.

– Вы... изготавливали шприцы.

– А если бы я пекла пироги в форме демона, вы бы их тоже сожгли? Или съели и покаялись?

– Вы не посещали церковь.

– Потому что вы в ней только вино пьёте и свечи сжигаете. И уж простите, но заваривание чая с мёдом занимает меньше времени и даёт больше результата.

– Вы... вы разговариваете с котом!

Вот тут я чуть не рассмеялась. Но посмотрела на Василиуса, и, увы, он тоже едва не усмехнулся. Глаз щурил явно издевательски. Спасибо, рыжий. Помощник года.

– Это... – выдохнул кто-то с придыханием, – ...ересь. Нечисть. Вредительство.

Вы – ведьма.

И тишина. Гулкая, скрипучая, липкая. Такая, что в ней ясно слышно, как кто-то в углу достаёт пергамент с обвинительным списком. Список, который давно уже был готов. Меня не спрашивали. Меня ждали. Всё это – спектакль. Я была в нём не актрисой. Я была дровами.

Я подняла голову.

– И всё это... за то, что вы не понимаете, как работает тело? За то, что я знала, как спасать? Вы называете меня ведьмой, потому что я думаю иначе?

Король отвёл взгляд.

– До окончания следствия, – произнёс он глухо, – герцогиня будет содержаться в камере Высшего Замка. Под охраной. До выяснения истины.

Ага. До выяснения. Или до финального акта. До угольков.

Я не стала кричать. Не стала плакать. Я только посмотрела прямо на Эванну. Она улыбнулась мне. Сладко. Торжествующе. Я запомнила это лицо. Я обещала себе —даже если сгорю, хотя бы в глазах у неё пепел останется.

Меня взяли под руки. Стража. Без резкости. Слишком вежливо. Как с важным грузом. Как с проклятием.

– Василиус, – сказала я тихо, – если ты не хочешь оказаться в мышеловке для душ, оставайся.

Он прыгнул на пол. Шагнул вперёд. А потом... покрутился, зевнул и улёгся на моё кресло, царственно, как будто не меня уводят, а он занимает трон. И только когда я уже подходила к двери, я услышала его голос – низкий, спокойный.

– Мы ещё вернёмся. И уж тогда их всех будет лечить их же тупость. Насмерть.

Темница встретила меня запахом, который можно было бы патентовать как «Аромат Отчаяния с примесью мокрых тряпок и дохлой морали». Каменная сырость обняла, как бывший, от которого не отвязалась даже после суда и святой воды. Один шаг – и башмаки хлюпнули. Второй – и я поняла, что зря дышу носом.

Дверь за моей спиной захлопнулась с таким грохотом, будто объявляла всему миру «Ну всё, граждане. Ведьма поймана. Дальше – жаркое по-королевски»

Я медленно обвела взглядом камеру. Ну, камера... Назовём это «углублением в социальную деградацию». Каменные стены, кое-где с пятнами плесени, которые, будь я дома, я бы радостно соскабливала ради экспериментов. Но здесь даже микроскопической науки не хотелось. Здесь хотелось только одного – дожить до утра и не стать обедом для местной фауны.

Крысы. Конечно, были крысы. Две штуки, явно семейная пара. Одна с наглой мордой и взглядом, который, казалось, прикидывал, насколько мои пальцы сочные.

Вторая – поскромнее, но следила за мной с угла, как санитарка с недоверием к новенькой пациентке.

– Привет, – хрипло сказала я, – я тут временно. Вы уж потерпите.

Они шмыгнули под нары, а я – туда же, вернее, на нары, точнее, на каменную скамейку с соломой, которая видела жизнь ещё до меня и, возможно, смерть —тоже. Села. Прислушалась. В голове стучало: ведьма... ведьма... ведьма.

Герцогиня. Вчера я была герцогиней. Сегодня – помесь алхимика, отступницы и врага государства. Завтра – возможно, дым над городом. Отличный карьерный рост. Прямо по ступеням: от врача до углей.

Воды не было. Света – тоже. Только тонкий луч с окна где-то над потолком, куда даже моя гордость не допрыгнула бы, если б не отрастила крылья. Тепла? Ахахах.

Прелесть.

Я обняла себя за плечи. Попыталась согреться. Подумала о Райнаре.

Интересно, он уже знает?

Интересно, он уже бьёт кулаком по стене, или всё ещё мрачно молчит, как обычно?

Интересно, придёт?

Или, как все – поверил?

На секунду захотелось плакать. Но в этом помещении, где стены сочились унижением, а крысы наверняка обсуждали, кого грызть первой, слёзы были бы слабостью. А я не слабая. Я просто... устала. От глупости. От криков. От огня, который уже ждал за кулисами.

Я зарылась лицом в ладони.

И прошептала:

– Ну что, Вайнерис, поздравляю. Мы снова на дне. Только теперь оно пахнет хуже.

И как будто в ответ из темноты послышалось.

– Мяу?

Я вздрогнула.

– Василиус?!

– Тсс, – раздалось из щели. – Я кот. Я везде.

И тут я поняла, что ещё держит меня в этом мире. Не вера. Не статус. Не наука. А рыжий бес с усами, который, несмотря ни на что, пришел.

Я не знаю, сколько прошло времени. В темнице дни и ночи переплетаются, как у придворных сплетен – начала нет, конца не видно, только зловоние да дрожь. Я перестала считать, сколько раз крыса по имени Барон перекатывала яблочные огрызки под нары, и сколько раз я ловила себя на мысли: «А вдруг никто не придёт?»

Но они пришли.

Рано утром – если верить влажному холоду, пробравшемуся под платье, – дверь со скрежетом отворилась. Я сразу поняла, что ничего хорошего за этим «гостеприимством» не будет. По тому, как охрана встала – напряжённо, будто я не женщина в пыльной юбке, а арбалет с натянутой тетивой. По тому, как вошёл советник – медленно, с брезгливым выражением, с пергаментом в руках.

– Вайнерис, герцогиня Ревенторская, – начал советник голосом, которым, кажется, можно было читать молитвы над тухлой рыбой, – согласно решению Совета, вы признаны виновной в колдовстве, ереси, подрыве порядка и распространении ложных врачевательных практик.

Я подняла бровь

– Вы забыли «любовь к котам» и «скверное чувство юмора». Это тоже от Сатаны, нет?

Он проморгался, словно я плюнула в святое писание.

– В соответствии с законами королевства, – продолжил он, – вы будете подвергнуты казни. Через сожжение.

Вот так. Просто. Как будто говорили о налоге на соль или сроке варки бульона.

Казнь. Через сожжение. В центре столицы. Завтра.

Завтра. Как удобно. До ужина, чтоб народ не забывал, кто тут правит, а кто —пепел.

– Есть ли у вас последнее слово? – спросил он, глядя не на меня, а поверх.

Я встала. Медленно. С достоинством, которого во мне осталось ровно на один костёр.

– Есть, – сказала я. – Если вы так боитесь знания – значит, вы боитесь правды.

Если вас пугает женщина, которая умеет думать – сжигайте. Только не удивляйтесь, что потом вас некому будет лечить, рожать и вытаскивать из дерьма.

Вы выжжете не ведьму. Вы выжжете шанс.

Пауза. Молчание.

Советник кивнул

– Завтра. После первого колокола.

– Мой муж придет проститься со мной?

– Проститься можете с котом.

Я хмыкнула.

– Он, между прочим, разумный. Возможно, захочет проститься с вами.

И пока меня снова вели назад – в холод, в темноту, в ожидание – я улыбалась. Не потому что не боялась. Нет. Боялась до судорог. До липкой дрожи в коленях. До слёз, которые не имели права появиться.

Я улыбалась, потому что знала одно: кто-то обязательно сорвёт этот сценарий. Я не знала, Райнар ли, Василиус ли, Бог звёзды, или просто судьба, уставшая наблюдать за бредом. Но я верила. Я не дошла до этого пепельного финала, чтобы стать дымом в чьей-то победной сказке.

И знаете что?

Если это всё же конец.

Я сгорю красиво.

28.

Телега остановилась с глухим скрипом, словно и она знала, куда меня везет. И ей тоже было стыдно. Или страшно. Или и то, и другое. Рядом всхрапнула лошадь.

Потому что фыркнула, отвела взгляд и захотела быть где угодно, только не здесь.

Меня не тронули. Не схватили. Просто... предложили спуститься. Мол, и так всё ясно. Идёшь? Иду. Сама. Ноги ватные, ступни – будто приклеены к дереву, но я спускаюсь. Медленно. Шаг за шагом. Никакой драмы. Только тихое скрипение колёс, шорох толпы и чьи-то всхлипы. Не знаю – обо мне или себе.

Площадь. Толпа. Воздух дрожит, будто закипел. Я чувствую на себе тысячи глаз, и ни один по-настоящему сочувствующий. Кто-то крестится, кто-то шепчет, кто-то смотрит с любопытством. Ах да, представление. Кому-то просто нужен спектакль.

Я встала у столба.

Он был... обычным. Дерево, немного обугленное. Верёвки, уже навязанные. Под ногами – сено, сухое, предательское. Запах дыма – или мне мерещится?

Далеко, на возвышении – трибунка. Кто-то читает что-то. Голос ровный, как у чиновника, выносившего решение о выселении. Только теперь – не из дома, а из жизни.

Меня не трясёт. Это странно. Может, нервы сгорели раньше, чем я? Внутри пусто.

Ни крика, ни злости. Только усталость. Такая, как после бессонной смены, когда весь день лечила чужих, а домой пришла – и рухнула. Только тут – домой я не приду.

Я позволила связать себе руки. Позволила – вот ключевое. Потому что я всё ещё позволяю, а не подчиняюсь. Потому что это мой выбор – стоять, не рыдать, не молить, не унижаться.

Один из стражников – молодой, бледный – боится даже смотреть мне в глаза. Я поднимаю на него взгляд. Спокойный. Усталый. Он вздрагивает. И я понимаю: мне верят. Хотя бы один человек. Поздно. Но верят.

Шорох факелов. Кто-то идёт вперёд. Толпа замирает.

Я стою. Прямая. Гордая. Чёрт бы побрал вас всех, если думаете, что получите слёзы.

Если это конец – я его встречу красиво.

Я слышу топот.

Не сразу. Сначала – шорохи, шепот, как будто сам воздух начинает тревожно вздыхать. Потом – ритм. Чёткий. Глухой. Становящийся громче с каждым ударом.

И люди... они замолкают. Один за другим. Голоса стихают, словно ветер прошёлся по полю пшеницы и пригнул колосья. Я не поворачиваю головы. Пока. Но чувствую: что-то происходит:

Первый поворачивается палач. Потом – стражник. Потом весь народ, как по команде. Гул топота уже не гул – это грохот. И вот он: сотрясает камни, тревожит пыль. Летит, как гроза на копытах.

Я оборачиваюсь.

Скачут Человек двадцать. Нет, больше. Плотная шеренга всадников, плащи развеваются, сталь сверкает, словно молнии среди бури. И с ними, позади…ввалившиеся в строй не по уставу – крестьяне. Простые. С вилами, с топорами, с палками. Кто в рубахе, кто в мешке. Но с лицами – ох, с лицами, от которых бы отшатнулись и уставшие сборщики налогов.

А впереди – он.

Райнар.

Без шлема, как идиот. Ветер резкий, пронизывающий, с пылью и запахом дыма. И что он, спрашивается, думает? Он же болел. Совсем недавно! Температура под сорок, бред, холодные компрессы, а теперь вот – герой в броне, с непокрытой головой. Герцог, черт бы тебя побрал. Простудишься!

Скачет, как буря. Глаза сверкают. Лицо – из камня. Ни тени сомнений. Ни одного жеста колебания. Только ярость. Словно весь этот путь он ехал, глотая пыль, чтобы лично стереть в пыль тех, кто посмел поднять руку на его жену.

А у меня внутри – тёплое, тревожное и... странно глупое. Потому что стою связанная у столба, готовая умереть, а думаю: "Шапку бы надел, дурачок. Простынешь ведь снова."

И вот он подъезжает. Резко. Конь вздымается, сталь лязгает, толпа отскакивает, как будто перед самой стихией. И я знаю – сейчас будет гром.

Конь Райнара встал на дыбы, копыта взбили пыль и воронья крылья поднимавшейся паники. Один из стражников бросился вперёд – и получил сапогом в челюсть так, что у меня перед глазами мелькнули воспоминания о хорошем левом боксёра из участковой поликлиники. Райнар слез с коня, как воин с картин: быстро, точно, намеренно. И на его плече... Василиус.

Рыжий демон гордо восседал, как капитан штурмового судна на ветру. И главное —никого не смущало, что кот. На плече. В доспехах. Вернее, на плече доспехов.

При этом Василиус явно получал удовольствие от происходящего и ждал своей порции хаоса.

Первый удар меча – и стражника снесло как табуретку. Второй – рассёк воздух у уха одного из служителей, тот завизжал и побежал, сбросив сан и достоинство.

Люди в толпе – мои, спасённые, те, кто верил – вывалились вперед, кто с палкой, кто с вилами, кто с кухонным половником.

– Вперёд! – рявкнул Райнар. – Давайте! Наведите здесь порядок!

Агнесса появилась, как грозовое предупреждение из глубин сюжета. Метла в руках – не метла, а оружие массового поражения. Ею она размахивала с таким азартом, что один дворянин в кружевном воротнике визгнул фальцетом и полез под телегу.

– Я вам дам ведьму! Это ж герцогиня, не коза вам на празднике урожая! – шипела она, размахивая щетиной направо и налево. – Ведьма, говорите? А ничего, что у нас тут половина народа сдохла бы, если 6 не она, безмозглые кочаны!

Стража в панике. Кто-то пытался вытащить меня из верёвок – я чувствовала, как канаты слабеют. У кого-то за спиной лязгнула броня.

А потом – самое сладкое.

Телохранители короля – два надменных типа с позолотой и кислым выражением лиц – вдруг резко передумали участвовать в происходящем. Один развернулся, второй уронил копьё и закричал:

– Мы за порядок! Но не за смерть.

И исчезли в толпе вместе с королем. Буквально вынесли его на руках.

А Леди Эванна? АХ, эта змейка на бархатной подушке. Она что, будет ждать, пока народ вспомнит, кто травил слухи, кто шептал «а вы заметили, как она глядит на огонь»?

Нет.

Подол задрав выше приличий, и – в подворотню.

– Ах, я не причастна! Я только трава... в смысле, травницу звала!

Да-да, бегите, бегите, милочка. Райнар уже подбежал ко мне, сорвал последние верёвки, руки горят от боли, но я стою, держусь, дышу. Он посмотрел на меня —зло, срывая дыхание:

– Какого чёрта ты здесь, женщина?!

Я выдохнула:

– А ты, как всегда, без шапки. Простынешь.

А Василиус на его плече, не выдержав паузы, выдал:

– Пошли уже, герой. А то и мне придётся вас тащить обоих.

Он запрыгнул на коня – ловко, как будто всю жизнь занимался исключительно этим, – и подняв меня за талию как пушинку усадил перед собой, крепко прижав к себе. Горячая, сильная грудь, запах металла, кожи и чего-то... личного. Странно, но успокаивающего. За спиной – крик, гул, звон стали, мольбы, проклятья и рыдания:.

А перед нами – лес. Тёмный. Густой. Надежда или смерть – пока не ясно.

Мы мчались. Я чувствовала, как копыта вбивают страх в землю. Лес навстречу —зелёный, весенний, равнодушный к драмам королевства. Райнар держал поводья одной рукой, второй – меня, крепко, как будто боялся, что я снова возьму и исчезну. За нами грохотали кони, всадники – его люди, мои крестьяне, все, кто решился уйти. Уйти с нами.

– Это всё... – выдохнула я, пытаясь перекричать ветер. – Это переворот, да?

– Это спасение, – рявкнул он. – Для тебя.

А для остальных?

Для пшеницы, которую только начали сажать? Для больных, для лекарств, для плана, над которым я билась ночами, выскребая из бюджета последнюю монету?

Где теперь мои травы? Где сушёный зверобой, который я бережно раскладывала по банкам с подписями? Где Василиус, чёрт бы его побрал – а, нет, вот он, прижат к моей ноге и мявкает, как личный истерик на выездном приёме. И это я ещё не начала паниковать.

– Всё, что я построила... всё, что мы сделали... – Я сглотнула. – Мы не вернёмся?

Он молчал.

И это молчание звучало страшнее любой клятвы. Я чувствовала, как конь уносит нас вглубь леса, туда, где нас никто не найдёт. И где мы должны начать всё заново.

И знаете что?

Если уж я смогла сварганить пенициллин в чулане, то и новый замок – по силам.