Текст книги "Нелюбимая жена-попаданка для герцога (СИ)"

Автор книги: Ульяна Соболева

Соавторы: Кармен Луна
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

24.

Леди Эванна всегда действовала не лобовой атакой – она предпочитала яд, капающий по капле, в чай, в ухо, в души. Изящно, в перчатках, с улыбкой. Сначала исчезла горничная Эмма – та самая, что всегда приносила мне чай и передавала новости с кухни. Просто не вышла на смену. Потом в моей аптекарской лавке вдруг нашлась тряпичная кукла, искусно сшитая, с моим именем, аккуратно вышитым по подолу, и иглой, вонзённой точно в область груди. Совпадение? Как скажет любой опытный терапевт: симптомы – это ещё не диагноз, но если к ним добавляется высокая температура в виде Эванны – жди осложнений.

Я подцепила куклу щипцами, завернула в тряпку и сжигала в камине с видом патологоанатома, у которого больше нет сил удивляться.

Следующим утром в замке случилось откровение. Причём, конечно же «случайное». В одной из кладовок, где хранились мои медицинские записи и рецепты, кто-то оставил дверцу открытой. «Слуги перепутали», ага. А вторая горничная, охая и ломая руки, принесла мне мои же тетради – исписанные, исцарапанные, а внизу каждой страницы размашисто приписано чужой рукой “Чернила ведьмы. Осторожно.”

Даже Василиус, обычно немногословный, сидел в углу с выражением: «Что за мракобесие началось?»

И я знала – это ещё только начало. Потому что Эванна не просто шептала за спинами – она ткала сеть. Аккуратно. Уверенно. По всем канонам высшего светского змеиного клуба. И если я не найду, как перерезать нити... в следующий раз найдут уже не куклу, а костёр.

Я стояла у камина, наблюдая, как пылает тряпичная кукла с моим именем, и размышляла, сколько же времени понадобилось леди Эванне, чтобы организовать этот балаган с театральной точностью. Спичечная магия для туповатых зрителей.

Но реакция у зала будет. Не сомневаюсь.

В этот момент с подоконника раздалось глубокое, хрипловатое и недовольное:

– Ты понимаешь, да, что они тебя скоро поджарят не в переносном, а в самом прямом смысле?

Я не вздрогнула. Удивительно, как быстро человек привыкает к тому, что кот разговаривает Особенно если этот кот всё время прав, ворчит как пожилой профессор биохимии и по ночам любит составлять загадки из трав.

– Приятно, что ты волнуешься, – бросила я, продолжая глядеть в огонь. – Но не ты ли мне говорил, что “люди туповаты, склонны к панике и ведут себя хуже голубей на площади”?

– Я думал, ты просто меня послушаешь и сбежишь в горы, – фыркнул Василиус.

– Или хотя бы замуж за травника выйдешь. Но нет. Тебе же надо было полезть в самую вонючую королевскую паутину. С мылом и пинцетом.

– Я её чищу, – пробормотала я. – Как умею.

Кот спрыгнул с подоконника, прошёлся по комнате, обнюхал ещё не сгоревшие клочья тряпки, брезгливо пофыркал.

– Надеюсь, ты понимаешь, что если эти идиоты решат, что ты ведьма, я не смогу тебя защитить. Я кот. Не дракон. Максимум – когтями в лицо. А у них факелы.

– Значит, будем драться вместе, – усмехнулась я. – Ты – когтями. Я – здравым смыслом.

– Ха. Вот и посмотрим, что сгорит быстрее.

Он запрыгнул обратно на подоконник, свернулся калачиком и, как всегда, бросил напоследок:

– Только не вздумай умереть. У меня на тебя планы.

И знаете что? Это было... чертовски приятно. Даже если эти планы – разлизывать мою душу по кусочкам, пока я снова не соберусь в герцогиню.

Вначале это были просто взгляды. Те самые скользкие, будто кто-то облил тебя липким сиропом и ждет, пока мухи прилетят. Я ловила их каждый раз, как выходила из аптекарского кабинета: один – от кухарки, у которой вчера ещё язык чесался без умолку, а сегодня она замолкала при виде меня, будто глотала кастрюлю. Второй —от мальчишки-посыльного, который раньше бегал за мной, как хвост за котом, а теперь при виде меня жался к стенке, как мышь к погребу. А третий... третий был от Агнессы. Не недоверие – страх. Настоящий, плотный, со складками между бровей.

Я чувствовала, как стены замка начинают дышать не со мной, а против меня. Слуги отворачивались, недоговаривали, наклонялись шептать – и замирали, когда я приближалась. Где-то за спиной мелькали обрывки слов: "ночью свет у неё в окне", "травы сушит, как ведьма", "а я слышала, она с котом разговаривает". Угу. А кот, между прочим, красноречивей половины местной знати. И, в отличие от них, не прячется за фартуками и глупыми домыслами.

Я старалась держаться. Спина – прямая. Шаг – уверенный. Взгляд – прямой, как у терапевта на приёме, когда перед тобой мужчина, у которого в карточке "просто голова побаливает", а у самого давление как у чайника перед свистом. Но внутри…внутри шевелилось нехорошее. Чувство, что по замку ползёт не просто слух, а змея. Ядовитая. Хитрая. С лицом, очень напоминающим леди Эванну.

Райнар, конечно, заметил. Его нельзя было упрекнуть в слепоте. Но он был напряжён. Словно натянутая струна, готовая лопнуть при первом неверном движении. Утром он задержался в моем кабинете на целых семь секунд, посмотрел на меня с прищуром, словно хотел что-то сказать, но вместо этого буркнул:

– Будь осторожна.

– С чашками? – невинно уточнила я, поставив заварочный чайник на огонь.

Он не ответил. Лишь взял письмо, запечатанное черной восковой печатью —королевской – и резко вышел, на ходу уже отдавая приказы. Король болен.

Срочно. Всё, что могло отвлечь его от происходящего – теперь исчезло за пределами замка.

А я осталась. С одиночеством. С Василиусом. И с шепотом, который с каждым днём звучал всё громче.

Я только-только взялась за свежий перечень трав для весенней сушки – зверобой, мята, чабрец – когда дверь распахнулась с таким пафосом, будто за ней скрывались триумф и катастрофа в одном лице. Нет, не Райнар. Было бы слишком просто. Это был гонец, весь в пыли, с лицом человека, который то ли проглотил шмеля, то ли вот-вот сам кого-нибудь ужалит.

– Его Величество повелевает... – начал он с придыханием и пафосом, достойным театральной постановки "Месть графа подагры"

– Только не говорите, что срочно нужен компресс, – буркнула я, ставя чашку. «Или клизма» – подумала про себя.

Он вытянул руку. На пергаменте – черная печать с гербом. Королевская.

"Герцогине Вайнерис. Срочно. Состояние Его Величества крайне тяжелое. Требуется помощь."

Я медленно подняла глаза, прикусила щеку и вспух сказала:

– Ну наконец-то. Хоть кто-то признал, что я тут не просто красивая мебель.

Конечно, на пороге тут же вырос Райнар. С военной осанкой, с тенью гнева в глазах и с видом человека, который вот-вот начнёт запрещать всё – от трав до вдохов.

– Ты туда не поедешь.

– Я уже еду, – отрезала я, не поворачивая головы, завязывая шнуровку плаща. —Или ты хочешь лично объяснить королю, почему его личный врачебный резерв остался в спальне, потому что муж – упрямый ледышка с комплексом контроля?

– Это опасно, – отрывисто выдал он.

– Всё опасно. Особенно жить. Но, как видишь, пока справляюсь.

Он подошёл ближе, остановился в опасной близости.

– Я не позволю тебе.

– Райнар. – Я подняла на него взгляд. Ровный, спокойный, но с той стальной ноткой, которую не сбить ни титулом, ни короной. – Если я не поеду, король может умереть. А если он умрёт, ты получишь новую войну, новые интриги, и новую "невесту", подобранную леди Эванной. Хочешь?

Молчание. Явное напряжение. Челюсть Райнара напряглась, пальцы сжались в кулак.

– Возьми охрану, – сквозь зубы выдохнул он наконец.

– Василиус уже в корзине, – невинно улыбнулась я. – Остальные пусть не мешают.

Он смотрел на меня ещё секунду. Потом отвернулся, резко махнул рукой – мол, делай, что хочешь. И ушёл, не сказав больше ни слова.

А я уже шагнула в карету. В голове – тревога, в груди – злость, а на лице —улыбка. Спасать короля. Ну что ж... очередной пациент без карточки.

Дорога к столице была... длинной. В смысле, физически – не очень. Но морально – километры мерялись не колёсами, а мыслями. А их в голове моей крутилось, как в котле ведьмы (ну раз уж меня и так обвиняют – пусть будет образ соответствующий).

Карета тряслась на каждой кочке, как старческий коленный сустав на метео-шторме. Василиус уютно устроился у меня на коленях, подложив лапу под морду и тихо мурлыча. В нормальной реальности это бы действовало успокаивающе. В этой – больше напоминало: «Ты, хозяйка, сама вляпалась, теперь сиди и лечи».

– Серьёзно, – буркнула я ему. – Почему нельзя было в этой жизни родиться чем-то попроще. Скажем... булкой. На рынке. Всё понятно. Всё ясно. Пока не съели —ты на своём месте.

Василиус не ответил. Только фыркнул. Мол, не ной. Ты – герцогиня. Ты же хотела быть нужной? Ну вот. Получай.

Я отвела занавеску и выглянула в окно. За стеклом пролетали поля, редкие деревушки, весенние ручьи, капающие с подтаявших крыш. Небо было серым, как настроение Райнара, и, похоже, тоже собиралось выдать грозу. Очень символично.

И в тему.

Перед глазами всплыла сцена прощания: он стоит в коридоре, как изваяние из мрамора и командных комплексов. «Не поедешь». Ха. «Я не позволю». Ага.

Смешной он у меня. Мог бы уже понять, что Вайнерис, если решила, то даже факелом не остановишь.

Но всё равно... было немного тревожно. Не из-за короля. Из-за ловушки. Вся эта срочность, королевские печати, приглашение "именно меня" – всё это пахло так, как пахнет травяной сбор, если в него подсыпать капельку белладонны. Вроде знакомо... а на вкус – смерть.

Я вздохнула, придвинула к себе кожаный свёрток с лекарствами – на всякий случай – и посмотрела вперёд. Столица приближалась. В ней – дворец. А в нём – старый, больной, подозрительный король, леди Эванна и полный комплект весеннего безумия.

А Я? Я – просто женщина в карете. С котом, ящиком трав и нехилой способностью портить планы врагам.

Пусть попробуют.

– И всё-таки, – раздалось снизу, где распластался Василиус, делая вид, что он декоративная подушка с характером. – Ты идиотка.

– Очень приятно, Вайнерис. У тебя тоже выдающийся словарный запас для подушки с усами, – буркнула я, откидываясь на спинку и прижимая к виску пальцы .

Голова начинала гудеть, как самовар на ярмарке.

– Серьёзно. Ты едешь во дворец, либо притворяется, что умирает, либо действительно умирает, но только чтобы успеть обвинить тебя в ереси.

– Прямо утренний оптимизм. Ты на завтрак ел совесть?

– Я ел панику, приправленную здравым смыслом. Попробуй. Полезно для выживания.

– Ой, хватит. Меня официально вызвали. Королевская печать. Пергамент. Этикет.

Всё как ты любишь.

– Ага. До того момента, как ты подойдёшь к кровати Его Величества, а он вцепится в твою руку и зашепчет: «А-а-а, ведьма, убейте её настоем мандариновой корки»

– Василиус перекатился на бок, зевнул и добавил: – Или хуже: назовёт тебя лекаркой без диплома.

– Я тебе этот диплом покажу! – возмущённо прошипела я. – Если, конечно, когда-нибудь найду пергамент и время, чтобы его себе нарисовать.

– Вот именно. У тебя даже лицензии нет. Ты самозванка. Романовская Елизавета среди антисептиков.

Я прищурилась.

– Хочешь, я оставлю тебя в следующей деревне? Скажу, что ты говорящий демон.

Пусть попробуют тебя освятить.

– С моей харизмой? Они мне ещё и торт принесут:

– Да уж. Торт из чеснока и святой воды.

Василиус, довольный, снова улёгся.

– Только не говори, что у тебя нет страха. Я же тебя насквозь вижу. Глаза у тебя как у кошки, которую ведут к ветеринару.

Я вздохнула. Долго. Глубоко. Глаза прикрыла.

– У меня нет времени на страх, Вась. Он – как горячка: если поддаться, сожжёт всё к чёртовой матери. А если сжать зубы и лечить – может и выживешь:

– НУ. – лениво протянул кот, – тогда, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Всегда. – Я снова глянула в окно. Столица была всё ближе. – Или хотя бы делаю вид.

– Вот этого я и боюсь.

25.

Столицу видно было издалека – серый венец башен, обвитый лёгкой дымкой и высокомерием. Чем ближе мы подъезжали, тем сильнее она напоминала мне пациента на грани лихорадки: величественная, но уже начинающая потеть тревогой. За воротами кареты я чувствовала, как сгущается воздух – тот особый сорт напряжения, который витает в местах, где много власти, мало совести и слишком много золота.

У въездной арки нас остановили гвардейцы. Лица у них были как у людей, которых держат на диете из ржавого хлеба и строгих приказов. Один из них шагнул вперёд, по привычке ожидая, что перед ним сейчас окажется очередная восклицательная особа с визгом «Я к Его Величеству по зову сердца»

– Имя, цель визита, – отрывисто бросил он, заглядывая в карету с таким выражением, будто искал там контрабанду, а нашёл кота, который демонстративно зевнул ему в лицо.

– Герцогиня Вайнерис. Вызвана по королевскому приказу. И нет, не на бал.

Он открыл рот, чтобы сказать что-то важное и внушительное, но тут заметил печать на письме, которую я аккуратно демонстрировала – и замолчал. Руки резко прижались к груди, он поклонился, как будто от этого поклона зависела его надбавка к жалованью.

– Простите, миледи. Проходите. Вас ждут у внутренних ворот.

Карета снова тронулась, и чем глубже мы въезжали, тем тише становилось внутри.

Даже Василиус, обычно мастер ехидных комментариев, на этот раз молчал свернувшись клубком у меня на коленях. Или он просто затаился, ожидая, когда появится повод сказать своё "А я говорил".

Во дворце было прохладно. Слишком много мрамора, слишком мало живых лиц.

Нас встретили вестники – из тех, кто носит камзолы и выражения лиц, как у людей которых научили улыбаться строго по расписанию. Меня проводили по коридорам, мимо бесконечных гобеленов, бронзовых бюстов и портретов предков, каждый из которых глядел так, будто лично участвовал в казнях и заседаниях.

– Его Величество ждёт, – произнес один из них, делая приглашающий жест:

– Он же болен, – заметила я. – Как он может ждать?

– Это... фигура речи, миледи.

Я приподняла бровь и пошла дальше. Фигура речи. Фигура власти. Фигура – моя, в этот момент, в дверях королевских покоев.

Знаешь, когда впервые входишь в покои умирающего короля, ожидания обычно такие: мрак, золото, трагедия, драма. А на деле – запах. Тот самый, липкий, вязкий, как заваренный в киселе страх. Ладан вперемешку с потом, жаром и чем-то ещё вроде королевского величия, которое, кажется, пытается испариться сквозь щели в дубовых створках. И не успевает.

На кровати, заваленной подушками, шелками и, прости меня, Господи, десятью видами недействующего благородного лекарства, лежал Его Величество. Король.

Олицетворение власти. Сейчас – воплощение чахотки, обернутое в одеяло.

Губы пересохшие, глаза закатились, грудь вздымалась рывками, как у рыбы выброшенной на берег Щёки ввалились, руки дрожат а изо рта – шепот, бессвязный, лихорадочный. И судороги. Мелкие сначала. Потом – резкие, словно его душу тянут в разные стороны, и она, бедняга, не может определиться, в какую дверь стучаться: в раёк или в склеп.

– Он в руках Бога, – прошептал придворный лекарь, дрожащими пальцами теребя пузырек с чем-то бесполезным, но дорогим.

– Он в руках температурного ада, – буркнула я и отстранила его локтем. —Сместитесь, ваше знахарство. Сейчас будет... экстренная медицина.

Меня встретили взгляды. Кто-то – с надеждой. Кто-то – с осуждением. Один священник даже перекрестился, и не факт, что за меня.

Но я не для них пришла. Я – для него. Для короля, который задыхался между жизнью и смертью, а вокруг – только парадное бессилие и благородное невежество.

Я села на край кровати, взяла его ледяную руку – и только тогда поняла, насколько всё плохо. Его пальцы были холодны, как отчётность перед казной: точные, беспощадные и совсем не живые. У него «белая» лихорадка.

– Слышите меня? – тихо сказала я. – Если собираетесь умирать – лучше сразу скажите. Я не зря тащилась через полкоролевства.

Он не ответил. Зато дернулся. Опять. И я взялась за дело.

– Так, быстро греть ему руки и ноги. Греем кирпичи, оборачиваем в одеяла и греем!

Смесь мёда, настоя из бузины, компресс с уксусом на лоб, растирание спиртовыми настойками, приподнять голову, сменить перину, прокипятить воду, убрать свечи —да, свечи. Тут лечить надо, а не романтику устраивать.

Слуги сновали, как мухи под лупой, придворные шептались. Один даже предложил, мол, может, всё-таки вызвать священника.

– Это не магия, милорд. Это медицина. Нам не нужны священники. У него обыкновенный грипп и осложнение. Бронхит.

– Что-что?

– Белая лихорадка. Все идите.

Король всё ещё был в бреду. Но дыхание стало ровнее. Лоб уже не обжигал. А я —сидела рядом. Вся в поту, скомканная и злая.

И знаете, что я подумала?

Хорошо бы он выжил. Не потому, что мне его жалко. А потому что я не собираюсь тянуть на себе ещё и перевыборы монархии.

Через сутки он пришёл в себя. А я себя – почти потеряла. Сон, голос, терпение, веру в человечество и начисто – запас чистых тряпок. Но когда Его Величество, этот ходячий свод законов и высокомерия, открыл глаза и не только моргнул, но и выдохнул вполне внятное:

– Вы... ещё тут?

Я едва не уронила флакон с уксусом. И не потому, что испугалась. А потому что впервые за эти дни услышала в его голосе не приказ, не лихорадочный бред, не королевскую бронзу, а... обычное человеческое изумление. Как будто он ожидал Увидеть смерть, а вместо этого обнаружил меня – с всклокоченной причёской, тёмными кругами под глазами и решимостью лечить хоть самого дьявола, если тот будет достаточно вежлив.

– Увы, да, – хмыкнула я, аккуратно поправляя одеяло. – Такая уж я липучка.

Особенно, когда пациент склонен к внезапному умиранию посреди сезона политической нестабильности.

Он замолчал. Долго. Смотрел на меня, как будто взвешивал, не галлюцинация ли.

Потом чуть повернул голову и тихо спросил:

– Это... вы меня поставили на ноги?

– А вы кого ожидали? Леди Эванну с благословением или своих лекарей с перечнем бесполезных порошков?

Уголок его губ чуть дёрнулся. И вот это уже было почти похоже на улыбку. Честную.

Немного растерянную. Очень человеческую.

– Я... благодарен. Искренне.

– А я... в шоке. Искренне, – пробормотала я, натягивая на себя деловой тон. —Но раздавать благодарности с температурой выше тридцати семи не рекомендую.

Подождите, пока снова сможете орать на подданных, тогда и отблагодарите меня короной с бриллиантами. Или хотя бы отпуском. Без чумы.

Он хрипло усмехнулся. Перевёл взгляд на моего кота, устроившегося у изножья, и клянусь, Василиус в этот момент выглядел как личный министр сарказма и здравого смысла.

– Удивительно, – сказал король, не отрывая взгляда. – Сначала вы меня чуть не убили настоем лука и уксуса... а потом – спасли. Вы всегда такая?

– Нет, – вздохнула я, откидываясь на спинку стула. – Иногда я ещё и готовлю. Но исключительно по праздникам.

Он снова уснул. Без судорог. Без жара. Без смерти на губах.

А я... я просто сидела рядом. И впервые за долгое время не чувствовала страха.

Только усталость. Только тишину. Только очень тихую, но острую мысль: "Один выжил. А теперь – спасём остальных."

Ну и, конечно, клянусь, я слышала, как Василиус лениво буркнул.

– Чудеса, говоришь? Это только начало, хозяйка. Только начало.

Король начал вставать на ноги. Буквально. Сначала с постели, с таким выражением, будто он только что выиграл битву у самой смерти – хотя по факту победил всего лишь мощный вирус с характером агрессивного гуся. Я не стала его разочаровывать: пусть считает, что одолел тьму. Иногда вера в собственное могущество лечит не хуже отваров.

Я всё ещё дежурила рядом. Утром – проверка пульса, днём – отвары, вечером —измерение температуры и несанкционированные уколы сарказма. Он не жаловался. Даже наоборот – начал отвечать. Хмуро, ворчливо, но... отвечать. А это, согласитесь, успех, особенно если до этого вас считали одержимой или, в лучшем случае, агрессивной зелёной ведьмой в кружеве.

– Сегодня ты меня снова будешь поить этой мерзостью? – устало спросил он когда я в очередной раз поднесла чашу с отваром бузины, мёда, мха и, возможно, дольки апокалипсиса.

– Только если хотите выжить. Вкусно – будет потом, когда ваша повариха снова начнёт готовить куриные пироги, – сказала я и сунула чашу прямо ему в руки. —А пока – пейте. И молчите. Молчание укрепляет иммунитет.

Он хмыкнул и сделал глоток. Поморщился.

– Если я выживу, обещаю, издам указ о запрете на все травяные отвары.

– Если вы выживете, я сама напишу вам рецептурник. Со вступлением. И с угрозами.

Он усмехнулся. Улыбка вышла кривая, но тёплая. Не монаршая. Человеческая.

Я присела в кресло у окна, где Василиус свернулся клубком, но не спал – дышал равномерно и сосредоточенно, как полагается коту, охраняющему саму судьбу.

Король перевёл взгляд на него.

– Он всегда при тебе?

– Конечно. Он – главный координатор медслужбы. Вы не в курсе?

– Я думал, он просто жирный нахлебник.

– Он и жирный, и страшно умный. Некоторые мужчины могли бы у него поучиться.

Король усмехнулся.

– А у тебя всегда язык как бритва?

– Это я ещё ласково.

Он хотел что-то ответить, но тут дверь приоткрылась с таким скрипом, словно за ней стояло нечто тёмное, мрачное и максимально... религиозное.

Священник. Тот самый, который на днях поджимал губы при виде моих отваров и громко дышал при виде Василиуса. За ним – делегация в чёрных капюшонах и торжественной обречённости.

– Ваше Величество, – поклонился священник. – Можем ли мы поговорить…наедине?

Король кивнул мне. Почти с извинением. А может, с предупреждением.

– Миледи, вы не возражаете?

– О, совсем нет Учитывая, как вы со мной обошлись при первом визите, я вообще удивлена, что вы не с кадилом пришли, – отозвалась я, поднимаясь. – Но ничего, я понимаю. Королевство, заговоры, интриги. Полечу Вас – а они, гляди, сожгут.

Классика.

Я направилась к выходу, обернулась на ходу:

– Не забудьте, сир: три чашки в день.

Он снова улыбнулся. А в его взгляде было что-то... странное. Не страх. Не благодарность. Скорее – осторожность. Как будто он что-то понял. Или почувствовал.

А я? Я ушла в коридор, прикрыв за собой тяжёлую дверь.

И только Василиус, увязавшийся следом, тихо фыркнул:

– Вот сейчас начнётся.