Текст книги "Кавказский отчим. Девочка монстра (СИ)"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Глава 13
В доме было шумно – десятки родственников, гул голосов, смех детей. Но я слышала только стук собственного сердца, который отдавался в висках барабанной дробью.
– Садись, – приказал Камран, усаживая меня на диван. – Дыши глубже.
Я подняла на него глаза, и он впервые за все время выглядел… виноватым? Нет, скорее раздраженным тем, что его планы пошли не так, как хотелось.
– Ты не сказал мне, – прошептала я.
– О чем?
– О том, что у тебя есть жена.
– Есть много вещей, о которых я тебе не говорил.
Его равнодушие резануло больнее любого ножа. Я ожидала объяснений, оправданий, хотя бы попытки как-то сгладить ситуацию. Вместо этого получила холодную констатацию факта.
– Почему? – голос дрожал так сильно, что я едва узнавала его.
– Потому что это не твое дело.
– Не мое дело? – Я встала, качнулась, но устояла. – Как это не мое дело? Я же… я думала, что мы…
– Что мы что?
– Что мы будем вместе. Только мы.
Камран рассмеялся. Коротко, без тепла.
– Ты много чего думала. Но я тебя не обманывал. Просто ты сама додумала то, что хотела услышать.
«Додумала. Я додумала, что он меня любит. Додумала, что я особенная. Додумала, что у нас будет счастливая семья.»
– Но ты же говорил, что я твоя…
– Ты моя. Но не единственная.
Слова падали как камни, каждый оставлял синяк на душе. Я смотрела на этого мужчину, в которого была влюблена до безумия, и не узнавала его. Где была нежность? Где хотя бы попытка объяснить?
– Арина, познакомься с тетей Зулей, – сказал он, подводя ко мне пожилую женщину в черном платке. – Она жена моего дяди.
Женщина оценивающе посмотрела на меня, что-то сказала Камрану на чеченском. Он ответил резко, и тетя Зуля кивнула.
– Что она сказала? – спросила я, когда женщина отошла.
– Спросила, умеешь ли ты готовить.
– И что ты ответил?
– Что научишься.
«Научишься. Как будто я домашнее животное, которое нужно выдрессировать.»
К нам подошла Малика. Она переоделась в домашнее платье, но все равно выглядела как королева. Рядом с ней я чувствовала себя самозванкой.
– Камран, нам нужно поговорить, – сказала она тихо.
– Не сейчас.
– Сейчас. Дети задают вопросы.
– Тогда отвечай на них.
– Как? Что я должна им сказать?
Камран повернулся к жене, и я увидела в его глазах вспышку раздражения.
– Скажи правду. Что папа привез вторую маму.
– Вторую маму? – Голос Малики дрогнул. – Они не поймут…
– Поймут. Дети все понимают.
– А как же наш брак? Наши клятвы?
– Ислам разрешает мужчине иметь до четырех жен. Ты это знаешь.
Малика побледнела, но держалась с достоинством.
– Знаю. Но я думала… надеялась…
– Надеяться – не твое дело. Твое дело – принять мое решение.
«Принять мое решение. Он говорит с матерью своих детей, как с собакой.»
Я смотрела на эту сцену и чувствовала, как внутри все сжимается от ужаса. Вот он, настоящий Камран. Жестокий, эгоистичный, не считающийся ни с чьими чувствами. Даже с чувствами женщины, которая родила ему детей.
– Извини, – тихо сказала Малика и ушла.
Камран проводил ее взглядом, и на секунду его лицо смягчилось. Но только на секунду.
– Она расстроена, – сказала я.
– Переживет.
– Как ты можешь так с ней? Она же мать твоих детей.
– Именно поэтому она и останется в доме. Но это не значит, что я должен спрашивать у нее разрешения на свою жизнь.
Его хладнокровие пугало. Я поняла – для него мы обе были просто функциями. Малика – мать детей, хранительница дома. Я – новая игрушка, которую хочется сломать.
– А если бы она ушла? – спросила я.
– Не уйдет.
– Откуда такая уверенность?
– Потому что ей некуда идти. И потому что дети останутся со мной.
«Дети останутся со мной. Он использует детей как оружие против их же матери.»
К нам подошел его отчим. Высокий, седой, с лицом, высеченным из камня.
– Сын, нужно поговорить.
– Слушаю, папа.
– Наедине.
Камран кивнул мне.
– Жди здесь. Никуда не уходи.
Они отошли в сторону, и я осталась одна среди чужих людей. Все смотрели на меня с любопытством, но никто не подходил. Я была чужой. Незваной гостьей на семейном празднике.
Через несколько минут вернулся Камран. Лицо мрачное, движения резкие.
– Что случилось? – спросила я.
– Ничего особенного. Семейные дела.
– Что сказал твой отчим?
– Что ты слишком молодая. И что не понимаешь наших традиций.
– А что ты ответил?
– Что это мой выбор. И что он должен его уважать.
Камран сел рядом со мной, взял за руку. Его пальцы были холодными.
– Арина, я знаю, что тебе сейчас тяжело. Но ты должна понимать – здесь все по-другому.
– По-другому как?
– Здесь мужчина – глава семьи. Он принимает решения, а женщины их выполняют. Без споров, без истерик.
– А если женщина не согласна?
– Тогда ей лучше научиться соглашаться.
В его голосе прозвучала угроза, завуалированная, но понятная.
– Ты меня пугаешь.
– Не пугаю. Объясняю правила игры.
– А если я не хочу играть по этим правилам?
Камран повернулся ко мне, и в его глазах мелькнуло что-то опасное.
– Ты уже играешь. С того момента, как согласилась поехать со мной.
– Но я не знала…
– Не знала что? Что у меня есть семья? Что я не собираюсь менять свою жизнь ради двадцатилетней девчонки?
Его слова били как пощечины. Каждое слово оставляло след, каждая фраза добавляла боли.
– Ты называешь меня девчонкой.
– Потому что ты ею и являешься. Наивной девчонкой, которая насмотрелась сериалов про любовь.
– А что тогда я здесь делаю?
– Учишься быть женщиной.
– Какой женщиной?
– Моей.
Он поцеловал меня – жестко, требовательно, не обращая внимания на то, что за нами наблюдают десятки глаз. Это был поцелуй хозяина, метящего территорию.
Когда он отстранился, я увидела в углу комнаты Малику. Она стояла с дочерьми и смотрела на нас. В ее глазах не было ненависти. Была усталость. Смертельная усталость женщины, которая поняла – борьба бесполезна.
– Иди к ней, – сказал Камран. – Познакомьтесь поближе. Вам придется жить в одном доме.
– Я не знаю, что ей сказать.
– Скажи, что будешь ее уважать. Что не собираешься занимать ее место.
– А чье место я буду занимать?
– Свое. Место второй жены.
«Второй жены. Как это звучит унизительно.»
Я подошла к Малике. Она смотрела на меня спокойно, без выражения.
– Привет, – неуверенно сказала я.
– Привет.
– Я… я не знала. О тебе и детях. Он мне не говорил.
– Знаю.
– Прости меня.
Малика усмехнулась.
– За что? За то, что ты молода и красива? Или за то, что мой муж решил привести в дом вторую жену?
– За то, что разрушаю твою семью.
– Ты ее не разрушаешь. Ты просто… добавляешься к ней.
В ее голосе не было злости. Только горькое принятие неизбежного.
– Как ты это переносишь?
– А у меня есть выбор?
Малика посмотрела на своих дочерей, которые играли неподалеку.
– Видишь их? Для них я готова на все. Даже на то, чтобы делить мужа с другой женщиной.
– А если бы не дети?
– Тогда бы я давно ушла. Но дети – это навсегда. А мужья… мужья приходят и уходят.
«Мужья приходят и уходят. Но я же не хочу, чтобы он ушел. Я хочу, чтобы он был только моим.»
– Малика, а ты его любишь?
Она долго молчала, глядя куда-то в сторону.
– Любила. Когда-то очень сильно любила. Думала, что умру без него.
– А теперь?
– А теперь знаю, что любовь – это роскошь, которую не все могут себе позволить.
К нам подошла младшая дочь Камрана. Красивая девочка с огромными темными глазами.
– Мама, а кто эта тетя?
Малика взяла дочь на руки.
– Это Арина, солнышко. Она будет жить с нами.
– А почему?
– Потому что папа так решил.
– А ты не против?
Малика посмотрела на меня, потом на дочь.
– Мама никогда не против того, что решает папа.
«Мама никогда не против. Как она приучила себя к покорности.»
Девочка потянулась ко мне.
– А ты добрая?
– Надеюсь, – ответила я, беря ее маленькую ручку.
– А ты будешь нас любить?
Вопрос застал меня врасплох. Я посмотрела в эти невинные глаза и поняла – передо мной дети мужчины, которого я люблю. Часть его крови, его плоти.
– Буду стараться.
– А мы тебя полюбим?
– Не знаю. Это зависит от вас.
Девочка кивнула, как будто мой ответ ее устроил.
– Меня зовут Амина. А это моя сестра Ясмина.
– Очень приятно познакомиться, Амина.
– А почему ты плачешь?
Я не заметила, как на глазах выступили слезы. Вытерла их поспешно.
– Просто… просто устала с дороги.
– Мама тоже иногда плачет. Когда думает, что никто не видит.
Малика резко поставила дочь на пол.
– Иди поиграй с сестрой.
Когда девочка убежала, Малика повернулась ко мне.
– Не стоит привязываться к детям. Это только усложнит все.
– Почему?
– Потому что когда он устанет от тебя, дети останутся со мной. А ты уйдешь. И будет больно.
– А если он не устанет?
– Устанет. Мужчины как дети – им быстро надоедают игрушки.
«Игрушки. Значит, я не единственная, кто так себя чувствует.»
Вечером, когда гости разошлись, а дом погрузился в тишину, Камран повел меня в спальню. Комната была большой, роскошной, но я чувствовала себя в ней чужой.
– Это наша комната, – сказал он.
– А где спит Малика?
– В детской. С дочерьми.
– То есть ты выгнал ее из супружеской спальни?
– Я никого не выгонял. Она сама ушла.
– Потому что ты привез меня.
– Потому что поняла – здесь теперь живешь ты.
Камран начал раздеваться, и я увидела его тело – красивое, мускулистое, покрытое шрамами. То самое тело, которое еще вчера сводило меня с ума от желания.
– Иди сюда, – позвал он.
Я не двинулась с места.
– Арина, иди сюда.
– Не хочу.
– Я не спрашиваю, хочешь ли ты.
В его голосе появилась стальная нота, которая заставила меня вздрогнуть.
– Камран, мне нужно время. Переварить все это.
– Времени нет. Есть только то, что происходит здесь и сейчас.
Он подошел ко мне, взял за руки.
– Я знаю, что тебе тяжело. Но ты должна понять – я не изменился. Я тот же человек, которого ты полюбила в Москве.
– Нет, – покачала я головой. – Тот человек не имел жены и детей.
– Тот человек просто не рассказывал тебе всю правду.
– Почему?
– Потому что знал – ты не поймешь.
– А теперь я должна понять?
– Теперь у тебя нет выбора.
Он поцеловал меня, и я почувствовала знакомый вкус его губ, знакомый запах его кожи. Все то, что заставляло мое сердце биться быстрее. Но теперь к этому примешивалось что-то горькое. Разочарование. Обида. Боль.
– Я не могу, – прошептала я, отстраняясь.
– Можешь.
– Нет. Не сегодня.
Камран смотрел на меня долго, потом резко отвернулся.
– Хорошо. Но это в последний раз, когда ты мне отказываешь.
– А если не в последний?
– Тогда узнаешь, что бывает с непослушными женами.
Лег на кровать, отвернулся к стене. Я стояла посреди комнаты и не знала, что делать. Лечь рядом? Уйти? Куда?
«Вот она, моя новая жизнь, – думала я. – Жизнь второй жены в чужом доме, среди чужих людей, рядом с мужчиной, который оказался совсем не тем, за кого я его принимала.»
«Философы говорят, что самая большая трагедия – это получить то, чего желаешь. Потому что часто желание прекрасней реальности. А реальность оказывается болезненным разочарованием.»
«Я получила Камрана. Но потеряла иллюзии. И теперь не знаю, что дороже.»
Села на край кровати, не раздеваясь. Смотрела в окно на чужие горы под чужими звездами и думала о том, что дороги назад уже нет.
Я сделала выбор. И теперь мне придется с ним жить.
Всю оставшуюся жизнь.
Глава 14
Я лежала на самом краю кровати, свернувшись калачиком, как раненое животное. Камран дышал ровно за моей спиной, но я знала – он не спит. Чувствовала его взгляд на своей шее, ощущала исходящее от него напряжение.
«Он ждет, – думала я. – Ждет, когда я сломаюсь окончательно.»
Но я не собиралась ломаться. По крайней мере, не сегодня.
Утром он встал рано. Я слышала, как он ходит по комнате, одевается, разговаривает по телефону на чеченском языке. Голос жесткий, командный. Тон человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись беспрекословно.
– Вставай, – сказал он, когда закончил говорить.
Я не двинулась.
– Арина, я сказал – вставай.
– Не хочу.
– Мне плевать, хочешь ты или нет. Вставай. Сейчас.
В его голосе появилась та стальная нота, которая заставляла кровь стыть в жилах. Я медленно села на кровати, не глядя на него.
– Хорошая девочка. Теперь иди в душ. У тебя десять минут.
– А если я не успею?
– Успеешь. Или пойдешь завтракать мокрой.
Встала, пошла в ванную комнату. Он шел следом.
– Что ты делаешь?
– Слежу, чтобы ты не вздумала заперться и устроить истерику.
– Я не собиралась…
– Собиралась. У тебя на лице написано.
Он сел в кресло у окна, закурил. Смотрел на меня спокойно, как на объект изучения.
– Раздевайся.
– При тебе?
– А при ком еще? Мы муж и жена.
– Мы не муж и жена! У тебя уже есть жена!
Он встал, подошел ко мне. Близко. Слишком близко.
– У меня есть две жены. И ты одна из них. Так что раздевайся и иди в душ.
– Не буду.
– Будешь.
Схватил меня за подбородок, заставил смотреть ему в глаза. Пальцы сжались так сильно, что заболели скулы.
– Слушай меня внимательно, малышка. Вчера я был терпеливым, потому что понимал – тебе нужно время привыкнуть. Но терпение у меня кончилось.
– Отпусти меня.
– Сначала ты меня выслушаешь.
Прижал к стене, навис сверху. Его тело было горячим, твердым, и от этой близости по позвоночнику пробежали предательские мурашки.
– Ты можешь продолжать дуться, сколько угодно. Можешь плакать, закатывать истерики, отказываться есть. Это твое право. Но есть вещи, которые ты будешь делать независимо от своих желаний.
– Какие вещи?
– Встанешь, когда я скажу. Оденешься, как я скажу. Пойдешь, куда я скажу. И будешь молчать, когда я скажу.
– А если я откажусь?
Усмехнулся. В этой улыбке не было ни капли тепла.
– Тогда я покажу тебе, что бывает с непослушными девочками.
– Ты не посмеешь меня ударить.
– Не посмею? А откуда такая уверенность?
– Потому что ты… потому что мы…
– Что "мы"? Любовники? Так я трахаю тебя, а не поклоняюсь. Влюбленные? Так любовь и жестокость прекрасно уживаются вместе.
Его рука скользнула по моей щеке – нежно, ласково. А потом резко сжалась, впившись ногтями в кожу.
– Видишь? Я могу быть нежным. А могу причинять боль. Выбор за тобой.
Отстранился, сел обратно в кресло.
– Раздевайся. Последний раз говорю по-хорошему.
Я смотрела на него и не узнавала. Где был тот мужчина, который вчера еще нежно целовал меня в машине? Где были те руки, которые дрожали, когда он меня касался?
«Они не дрожали, – поняла я. – Ты просто хотела в это верить.»
Медленно стянула футболку через голову. Потом джинсы. Осталась в нижнем белье, чувствуя, как его взгляд скользит по моему телу.
– Все.
– Все – это когда ты полностью голая.
– Камран…
– Снимай трусики и лифчик. Сейчас.
– НЕ БУДУ!
– Марш в ванну!
Попятилась в ванну назад!
Я вжималась в ледяную плитку, будто она могла стать щитом, но холод не спасал – только подчеркивал, как сильно горит кожа там, где к ней приближался он. Камран двигался медленно, уверенно, как зверь, которому некуда торопиться: добыча всё равно в его руках. Взгляд – тяжёлый, черный, как бездна, – пронзал меня до самого дна души.
– Скажи ещё раз «не буду», – его голос был хриплым, низким, властным.
– Не буду, – выдохнула я. И тут же услышала, как предательски дрогнул мой голос.
Он усмехнулся, уголки губ чуть приподнялись, и это было хуже любой угрозы. Пальцы легли на бедро – горячие, жёсткие, сжимающие так сильно, что я зашипела от боли. Я знала: на коже останется след. Его след.
– Упрямая, – он прошептал это так, что слова прожгли ухо. – Но твоя гордость мне только интересней.
Рывок – и последние куски ткани упали на пол. Я осталась нагой, в свете лампы, под его взглядом. Кровь бросилась к лицу, сердце трепыхалось, как пойманная птица, а внутри клубком сворачивались стыд, злость и… то самое другое, от чего я ненавидела себя ещё больше.
– Ненавижу тебя, – срывалось у меня, как последнее оружие.
– Ненавидь, – Камран ухмыльнулся и резким движением схватил меня за подбородок, заставляя смотреть прямо в его глаза. – Но твоё тело всё равно орёт, что оно моё.
Его губы рухнули на мои. Это не был поцелуй – это было вторжение, захват, жёсткая метка. Его зубы впились в мою нижнюю губу, язык прорвался внутрь так властно, что я застонала, и в этом стоне было больше вожделения, чем протеста.
Я упёрлась ладонями в его грудь – горячую, твёрдую, словно вырезанную из камня, – но он перехватил мои руки и прижал их к стене выше головы. И тогда я осталась полностью в его власти. Безоружная.
– Скажи, что не хочешь, – прошептал он, и пальцы его скользнули вниз, где было влажно и все пульсировало, болезненно ныло, ожидая его вторжения.
– Я… – голос сорвался, оборвался на стон, потому что его пальцы прошли по влажным складкам, задели клитор, надавили, и ток удовольствия пронёсся по телу так резко, что колени подкосились.
Он усмехнулся прямо в губы. – Вот именно.
И вошёл в меня – резко, властно, до конца. Я закричала, выгнувшись, и этот крик сорвался не от боли. Это было что-то другое, дикое, безумное. Он заполнил меня целиком, так глубоко, что я едва дышала, и каждое его движение вгрызалось в меня, ломало, подчиняло, превращало в его.
Толчки были грубыми, безжалостными. Он не давал ни секунды передышки. Каждое движение – удар, каждый удар – пламя, разлетающееся по моим жилам. Я задыхалась, хваталась за воздух, за его плечи, за собственный голос, но всё равно срывалась на стоны, на рыдания удовольствия.
– Ты моя, Арина, – его рык был горячим, тяжёлым, как прикосновение огня к коже. Он впечатывал эти слова в моё ухо так же глубоко, как впечатывал себя в моё тело. – Моя. До конца.
Я пыталась что-то ответить, но губы дрожали, дыхание рвалось. Всё, что смогла выдохнуть:
– Да… твоя…
Он ускорился, загоняя меня в бездну. И я сорвалась в оргазм. Внутри всё сжалось, взорвалось, и я захлебнулась в этом вихре. Тело трясло, губы горели от его поцелуев, глаза застилали слёзы, но это были слёзы наслаждения.
Он держал меня крепко, не отпускал, смотрел сверху вниз – как хищник, как властелин. И в его глазах не было сомнений.
– Вот так, – выдохнул Камран, наваливаясь всей тяжестью. – Теперь ты знаешь, чья ты.
И я знала. В каждом нерве, в каждой клетке. До самой глубины.
Глава 15
Неделю назад Малика начала «обучать» меня быть женой. Каждое утро в семь она стучала в дверь спальни и уводила меня на кухню. Показывала, как готовить те блюда, которые любит Камран. Как заваривать чай так, чтобы он был именно той крепости, которая ему нравится. Как складывать его рубашки, чтобы они лежали идеально ровно.
– Мужчины любят порядок, – говорила она спокойным голосом, разглаживая складки на очередной сорочке. – Особенно такие мужчины, как Камран. Для него важна каждая деталь.
Я слушала, кивала, запоминала. Не потому, что хотела быть хорошей женой. Потому, что каждое нарушение влекло за собой наказание.
А Камран умел наказывать изобретательно.
Вчера я пересолила плов. Всего чуть-чуть, но он почувствовал. За ужином попробовал, поставил вилку, посмотрел на меня долгим взглядом.
– Пересолено, – сказал он тихо.
– Извини, я…
– Малика, отведи детей к себе.
Первая жена поднялась без слов, увела дочерей. Я осталась с ним наедине в столовой, и воздух стал густым, давящим.
– Подойди сюда, – сказал он.
Подошла, ноги ватные от страха.
– На колени.
– Что?
– Встань на колени. Перед моим стулом.
Встала. Мраморный пол был холодным, твердым. Камран откинулся в кресле, смотрел на меня сверху вниз.
– Когда жена портит еду, она просит прощения. По-настоящему.
– Я прошу прощения…
– Не так. Поцелуй мои ноги и проси прощения.
Мир закачался. Он требовал от меня… этого? Унижения перед ним, как перед господином?
– Камран, я не могу…
– Можешь. И сделаешь.
– Это унизительно.
– Это традиция. Жена, которая не справляется со своими обязанностями, должна показать покорность.
Я смотрела на его дорогие туфли, на холодные глаза, на лицо человека, который был готов сломать меня ради собственного удовольствия.
"Не делай этого, – кричало что-то внутри. – Как только ты это сделаешь, ты перестанешь быть человеком."
Но что было выбором? Отказаться и получить что-то худшее?
Наклонилась, коснулась губами кожи его ботинка.
– Прости меня, – прошептала.
– Еще раз. И громче.
– Прости меня.
– За что?
– За то, что испортила твою еду.
– И что ты будешь делать, чтобы это не повторилось?
– Буду стараться лучше.
– Хорошая девочка.
Погладил меня по голове, как собаку, которая выполнила команду. А я сидела на коленях и понимала – еще одна часть меня умерла навсегда.
"Самое страшное в унижении не то, что тебя унижают. Самое страшное – что в какой-то момент ты начинаешь принимать это как норму."
* * *
Сегодня утром я проснулась от того, что Камран трясет меня за плечо.
– Вставай. Быстро.
– Который час?
– Пять утра.
– Зачем так рано?
– У нас гости. Важные гости. Ты должна выглядеть безупречно.
Встала, пошла в ванную. Он шел следом, как всегда. За неделю я привыкла к тому, что приватности больше нет. Он контролировал каждую минуту моего дня.
– Кто приехал?
– Мои партнеры из Москвы. Серьезные люди.
– И что я должна делать?
– Быть тихой, красивой и послушной. Подавать чай, когда попросят. Улыбаться, когда обратятся. И главное – не позорить меня.
После душа он выбрал мне одежду – черное платье с длинными рукавами, почти до пола. Платок на голову.
– Серьезно? Платок?
– При гостях жена должна быть покрыта. Традиция.
– Я русская. У меня нет таких традиций.
– У меня есть. А ты моя жена.
– Я не твоя жена! Никах во сне не считается!
– Ты принадлежишь мне. Этого достаточно. Мне не нужны бумажки, чтобы считать тебя своей.
– Даже праздника не было!
– Хочешь праздник и свадьбу – будет. Заслужи сначала!
Завязал платок сам, туго, так что виски заболели.
– Идеально. Теперь помни – ты говоришь только тогда, когда к тебе обращаются. И только то, что спросят.
– А если я не знаю ответа?
– Тогда молчишь и смотришь на меня.
Спустились в гостиную. Там уже сидели три мужчины в дорогих костюмах. Лица жесткие, глаза холодные. Люди, для которых убийство было рабочим вопросом.
– Познакомьтесь, – сказал Камран. – Моя жена Арина.
Мужчины оглядели меня оценивающе. Один из них, самый старший, усмехнулся.
– Молодая. Красивая. Откуда взял?
– Из Москвы.
– Русская?
– Да.
– И как она привыкает к горскому быту?
Камран посмотрел на меня.
– Спроси у нее сам.
Старший мужчина повернулся ко мне.
– Ну как, девочка? Нравится тебе здесь?
Я чувствовала взгляд Камрана, его безмолвное предупреждение.
– Да, – тихо сказала. – Очень нравится.
– А муж? Хороший муж?
– Очень хороший.
– Не бьет?
Мужчины засмеялись. Камран тоже улыбнулся, но в глазах мелькнуло что-то опасное.
– Зачем бить, если жена послушная? – сказал он.
– Правильно. Но иногда приходится воспитывать.
– Приходится.
Они говорили обо мне, как о домашнем животном. О том, как меня "воспитывать", как "приручать", как "содержать". А я стояла рядом в платке и длинном платье и слушала.
"Вот что я теперь, – думала. – Домашнее животное. Красивая игрушка для демонстрации статуса."
– Арина, принеси чай, – сказал Камран.
Пошла на кухню. Руки тряслись, когда заваривала чай. Малика стояла у плиты, готовила завтрак.
– Как дела? – тихо спросила она.
– Нормально.
– Врешь. Вижу по глазам.
Я посмотрела на нее. На женщину, которая прошла тот же путь, что теперь проходила я.
– Как ты это выносишь?
– Никак. Просто живу.
– А раньше? Когда он только привел тебя сюда?
Малика на секунду замерла.
– Раньше я думала, что умру от боли. Каждый день думала.
– И что помогло?
– Время. И понимание того, что альтернативы нет.
– Ты когда-нибудь пыталась сбежать?
– Один раз.
– И что?
– Он нашел меня через два дня. Привел обратно. И показал, что бывает с беглянками.
– Что показал?
Малика закатала рукав, показала тонкий шрам на запястье.
– Сказал, что в следующий раз будет глубже.
Кровь застыла в жилах. Я смотрела на шрам и понимала – это ждет и меня, если я попытаюсь бежать.
– А потом?
– А потом родились дети. И я поняла – теперь я привязана навечно.
– Ты их любишь?
– Это мои дочери. Конечно, люблю.
– И тебе всего хватает?
– А что значит "хватает"? У меня есть дом, еда, одежда. Дети здоровы и счастливы. Муж не пьет, не бьет без причины. По местным меркам я удачно вышла замуж.
"По местным меркам, – повторяла я про себя. – По меркам мира, где женщина – собственность мужчины."
Вернулась в гостиную с чаем. Мужчины обсуждали какие-то дела, говорили о поставках, маршрутах, деньгах. Я подавала чай молча, стараясь не слушать.
Но одна фраза все-таки дошла:
– А что с тем ментом, который слишком много вопросов задавал?
– Утонул в реке, – спокойно ответил Камран. – Несчастный случай.
– Хорошо. Один вопрос меньше.
Они смеялись, а я чуть не выронила поднос. Говорили об убийстве так же легко, как о погоде.
"Несчастный случай. У них для всего есть эвфемизмы."
– Арина, садись, – сказал Камран, указывая на пол рядом со своим креслом.
– На пол?
– На подушку рядом со мной.
Действительно, там лежала шелковая подушка. Я села, чувствуя себя собакой у ног хозяина.
Один из гостей усмехнулся:
– Хорошо воспитанная жена.
– Еще учится, – ответил Камран, положив руку мне на голову. – Но прогресс есть.
Они продолжали говорить, а его рука лежала на моих волосах. Иногда поглаживала, иногда слегка сжимала – напоминая о том, кто здесь хозяин.
Через час гости уехали. Камран проводил их до машины, а я осталась в гостиной, сидела на той же подушке и смотрела в пустоту.
"Что со мной происходит? – думала я. – Еще месяц назад я была студенткой, которая мечтала о карьере, путешествиях, свободе. А теперь сижу на подушке у ног мужчины, который демонстрирует меня как дрессированное животное."
Камран вернулся, сел в кресло.
– Встань.
Встала.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– Не ври. Я вижу, что ты расстроена.
– Просто устала.
– От чего?
– От этого. От всего этого.
Указала на платок, на длинное платье, на подушку у его ног.
– Ты хочешь сказать, что тебе не нравится быть моей женой?
– Мне не нравится быть твоей собакой.
Слова вырвались сами собой. Я тут же пожалела о них, увидев, как изменилось его лицо.
– Собакой?
– Ты заставляешь меня сидеть у твоих ног. Гладишь по голове. Показываешь гостям, как хорошо меня выдрессировал.
– И что в этом плохого?
– То, что я человек!
– Ты моя жена. А жена должна показывать уважение к мужу.
– Уважение – это не унижение!
Встал, подошел ко мне. Близко. Слишком близко.
– Ты думаешь, я тебя унижаю?
– Знаю.
– Тогда давай я покажу тебе, что такое настоящее унижение.
Схватил меня за руку, потащил наверх. В спальню. Бросил на кровать.
– Раздевайся.
– Нет.
– Сама или я тебя раздену силой?
Я видела в его глазах решимость. Знала – он не блефует.
Медленно стянула платье. Потом белье. Стояла перед ним голая, дрожащая.
– На четвереньки.
– Что?
– Встань на четвереньки. Как собака, которой ты себя считаешь.
– Камран…
– Делай, что говорят!
Встала на четвереньки на кровати. Чувствовала себя животным. Жалким, беззащитным животным.
– Видишь разницу? – сказал он, обходя кровать. – Минуту назад ты сидела на подушке у моих ног как любимая жена. Сейчас стоишь на четвереньках как сука в течке.
– Пожалуйста…
– Что "пожалуйста"? Хочешь, чтобы я обращался с тобой как с собакой? Прогнись и раздвинь ноги!
– Хорошая собачка.
Подошел, погладил меня по спине, как домашнее животное. Расстегнул ширинку и резко вонзился сзади. Трахал быстро, жестко, вцепившись в бедра, пока я смотрела в одну точку и кусала губу. Кончил с рыком глубоко внутри.
– Теперь ты понимаешь разницу между уважением и унижением?
Я плакала, не отвечая.
– Встань. Одевайся.
Оделась дрожащими руками. А он сидел в кресле и смотрел.
– Подойди сюда.
Подошла.
– Садись на подушку.
Села.
– Теперь скажи мне – что лучше? Сидеть у ног любящего мужа или стоять на четвереньках и ощущать себя реально сукой?
– Сидеть у ног.
– Правильно. Потому что я не издеваюсь над тобой, Арина. Я учу тебя быть женщиной в моем мире.
Положил руку мне на голову, погладил волосы.
– В моем мире жена – это не равный партнер. Это драгоценность, которую нужно беречь. Цветок, который нужно защищать. Но драгоценности держат в шкатулках, а цветы – в горшках.
– А если цветок хочет расти на свободе?
– Тогда его сорвут или растопчут. А в горшке он будет жить долго и красиво.
"Философия рабовладельца, – думала я. – Красивая, логичная философия человека, который хочет владеть другими людьми."
– Ты понимаешь, что я говорю?
– Понимаю.
– И принимаешь?
Долгая пауза. Я смотрела на свои руки, лежащие на коленях. На палец, где когда-то было кольцо Дениса, а теперь ничего нет.
– Принимаю.
– Хорошая девочка.
Наклонился, поцеловал меня в макушку.
– Иди, помоги Малике с ужином. А вечером мы продолжим твое образование.
* * *
Вышла из комнаты на ватных ногах. Спустилась на кухню, где Малика резала овощи для ужина.
– Как дела? – спросила она, не поднимая глаз.
– Учусь быть собакой.
– Привыкнешь. Все привыкают.
"Все привыкают. Вот оно – самое страшное. Не то, что тебя ломают. А то, что ты привыкаешь быть сломанной."
Села рядом, взяла нож, начала резать морковь. И думала о том, что где-то далеко, в другой жизни, есть девушка по имени Арина, которая мечтала о свободе.
А здесь, на кухне горского дома, сидит женщина без имени, без прошлого, без будущего.
Только с настоящим. Бесконечным, мучительным настоящим.
