Текст книги "Ричард I Львиное Сердце"

Автор книги: Ульрика Кесслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Ульрика Кесслер
РИЧАРД I
ЛЬВИНОЕ СЕРДЦЕ

ВВЕДЕНИЕ

Когда 8 сентября 1157 года в Оксфорде родился Ричард, у его отца Генриха II, похоронившего к тому времени своего первенца Вильгельма, уже были престолонаследник, двухлетний Генрих, и дочь Матильда. Пять лет супружеской жизни, похоже, укрепили династию. За спиной двадцати пятилетне го Генриха были годы неслыханного подъема, и имена его детей – прямое тому подтверждение: согласно англо-норманнской традиции их, соответственно, назвали: первого сына – в честь Вильгельма I Завоевателя, второго сына – в честь дедушки Генриха I Английского, и дочь – в честь Матильды, «императрицы» и матери Генриха. Имя Ричард также было традиционным для нормандских герцогов. И это было, главным образом, связано с «нормандской» деятельностью отца Генриха, Готфрида Великолепного, первоначально известного в качестве графа Анжуйского, Менского и Туреньского. Назвав сына в честь тестя, Генриха I, он завоевал ему Нормандию. В 1151 году, после принесения вассальной присяги французскому королю, Генрих становится герцогом Нормандским, и вскоре после этого, в том же году, умирает граф Готфрид, оставляя ему Анжу, Мен и Турень. Генрих никогда не испытывал на себе гнета отцовской власти, что уже превращалось в доме Анжу в своего рода традицию. Отец Готфрида, граф Фулько V, отправляясь в Палестину, передал сыну свое графство, когда тот в 1128 году женился на вдове императора Генриха V, императрице Матильде. Он стал там королем Иерусалима, но основанная им династия Анжуйская ко времени крестового похода Ричарда не имела наследников по мужской линии, и ее последняя наследница, королева Изабелла, не без участия французского двора и к неудовольствию Ричарда, была выдана замуж за Конрада Монферратского. Так что дедушка Генриха по отцовской линии также был королем, хотя, разумеется, едва ли можно сравнивать короля Иерусалимского с королем, скажем, Англии. В историю европейская ветвь дома Анжу вошла под названием «Плантагенеты». Это связано с прозвищем Готфрида, имевшего обыкновение украшать свой шлем веткой дрока. Итак, став в 1151 году герцогом Нормандии и графом Анжу с прилегающими землями, Генрих в следующем, 1152 году женится на Элеоноре – бывшей супруге своего сюзерена Людовика, которая была на десять лет старше него, и получает за ней герцогство Аквитанское и всю юго-западную Францию. Таким образом, когда в 1154 году после смерти Стефана Блуаского, короля-временщика и узурпатора, согласно заключенному незадолго до этого полюбовному соглашению о престолонаследии он, наконец, получает наследство своего дедушки – английский престол, Генрих уже владеет огромной территорией от пролива Ла-Манш до Пиренеев.

Королю Франции Людовику VII оставалось лишь позавидовать небывалым успехам своего вассала, которым он сам немало способствовал, уступив ему свою любимую, хотя, быть может, и не всегда верную, супругу Элеонору Аквитанскую, которая никак не могла родить ему престолонаследника. Лишь третий брак оказался для него в этом отношении удачным – в 1165 году родился Филипп. Выйдя за Генриха, Элеонора, однако, стала рожать тому одного сына за другим. Так, вслед за Ричардом, в 1158 году родился Готфрид, а затем Иоанн (1166 или 1167). Людовику же она родила лишь двух дочерей. Старшей из них, Марии, графине Шампанской, Ричард, находясь в плену, посвящает свою знаменитую песню. Ее сына и своего племянника Генриха, женившегося в конце третьего крестового похода на Изабелле, вновь свободной после убийства Конрада Монферратского, он назначает регентом Палестины. Как видно, семейные отношения в те годы во многом определяли ход истории, и судьбы государств тесно переплетались с судьбами правящих династий.

Генрих неутомим и все расширяет свои владения. Присоединив к своему государству Бретань и Ирландию, он становится сеньором Шотландии и усиливает свое влияние в пограничных с Францией провинциях Берри и Овернь. В 1159 году от имени своей супруги он выдвигает требования на графство Тулузское. Дедушка Элеоноры, трубадур-герцог Аквитании, женился на Филиппе, единственной дочери графа Вильгельма IV Тулузского. Поскольку на юге Франции дочь умершего считалась наследницей второго порядка и ей предшествовали братья покойного, то титул графа перешел к ее дяде Раймунду IV, видному участнику первого крестового похода и отцу первого графа Триполийского Бертрана. С графом Раймундом V, племянником Бертрана, внуком Раймунда IV и зятем Людовика VII но второй половине XII века еще придется померяться силами как в политике, так и на поле брани сначала самому Генриху, а затем и Ричарду. Грандиозный поход на Тулузу был, правда, в 1159 году прерван вмешательством Людовика VII – в этой кампании отличился Бекет, тогда еще канцлер – и Генриху удалось оккупировать только Кверси, область вокруг Каора. Но эти события оказали большое влияние на судьбу Ричарда. В ходе политической подготовки похода двухлетний Ричард был помолвлен с дочерью графа Раймунда, Беренгарией Барселонской и Арагонской. Тем самым Генрих надеялся приобрести союзника в лице враждовавшего с графом Тулузским испанца, который бы мог поддержать его и нанести удар с юга. Хотя данное брачное соглашение и было расторгнуто ввиду помолвки с Алисой Французской, но через 31 год, уже будучи королем Англии, Ричард вновь вступает с испанцами в брачный союз – на этот раз в интересах Аквитании. И лишь в 1196 году, отдав свою сестру Иоанну, вдову Вильгельма II Сицилийского, в жены Раймунду VI, сыну своего давнишнего врага, он прекращает скрытую, а временами перерастающую в открытую войну с Тулузой, и окончательно отказывается от притязаний на ее территорию. Его внимание к тому времени давно уже переключилось с юга на север: насущной необходимостью стало не завоевание новых земель, как во времена Генриха, а защита Нормандии и возвращение завоеванных у него Филиппом территорий.

Однако поскольку в 1169 году Ричард в Монмирейе признал ленную зависимость Аквитании от Людовика и был помолвлен с его дочерью Алисой, то при жизни отца основная его деятельность протекала на юге. В то же время сам Генрих II признает себя вассалом французского короля в отношении всех своих континентальных владений, а его сын, Генрих Младший, признает вассальную зависимость от Людовика Нормандии, Атасу, Мена, а также Бретани, которую впоследствии третий сын Генриха II Готфрид должен был получить от самого старшего брата, как от своего непосредственного сеньора. Так что по крайней мере в этом случае перспектива была достаточно ясна и определенна. И все же в отношениях между отцом и сыновьями возникала некоторая неопределенность с юридической точки зрения, поскольку при принесении ленной присяги не было речи о верности их отцу. И в августе 1170 года, почувствовав приближение смерти, Генрих II попытался внести в них ясность в своем завещании: вразрез с английскими традициями и следуя французским он еще в мае того же года короновал Генриха Младшего и сделал его своим соправителем. Но практически он отстранил сына от участия в управлении государством, что побудило того поднять восстание. Казалось, Генрих желал видеть Аквитанию и ее предполагаемого будущего правителя Ричарда независимыми от Анжуйского государства, и это освобождало бы Ричарда от ленной зависимости от отца и брата Генриха. В июне 1172 года Ричард, наконец-то, был провозглашен герцогом Аквитанским. На пышных церемониях в Пуатье и Лиможе присутствовала его мать. Теперь он по праву владел герцогством, которое пребывало в ленной зависимости только от французского короля, и отец Ричарда, супруг герцогини, не был его сеньором. Только в 1174 году после неудачного восстания сыновей Генриху, наконец, удается поставить их в вассальную зависимость от себя и заставить принять ленную присягу. Данные изменения в правовом статусе не затрагивали сущности сложившихся отношений, да и многосторонняя вассальная зависимость не была редкостью для Франции, так что французский король никак не отреагировал на такой, казалось бы, не совсем благоприятный для него поворот. Для французской короны было важно лишь то, чтобы у каждого ее лена, независимо от количества ленников, был вассал in capite[1]1
  Здесь: главный (лат.).


[Закрыть], признававший верховную власть французского короля.

В 1174 году Генрих наполовину урезает доходы, получаемые Ричардом в Аквитании, выводит из его прямого подчинения почти все замки и одновременно усиливает контроль над Генрихом Младшим и Готфридом. Однако большого значения участию Ричарда в восстании он, похоже, не придавал: ведь Ричард, которому на ту пору было всего шестнадцать, несомненно попал под влияние матери, да и не выступал открыто с оружием в руках против отца, и, в конце концов, сдался без боя. По крайней мере в 70-80-х годах как правитель Аквитании он пользовался таким доверием отца, что тот предоставил ему в военном отношении полную свободу действий. Хотя в летописях Ричард упоминается прежде всего как граф Пуатуский – Пуату долгое время было ядром герцогства Аквитанского, – это не следует трактовать как принижение его роли в качестве герцога Аквитанского, поскольку данные титулы следует рассматривать как синонимы. Уже в качестве короля Англии Ричарду пришлось провозгласить герцогом Аквитанским своего племянника Отто перед коронацией того на немецкий престол, однако всю полноту власти над этой провинцией он оставляет в своих руках. Пережив конфликт с Бекетом, архиепископом Кентерберийским, закончившийся убийством последнего в 1170 году, и подавив опасное восстание, поднятое в 1173–1174 годах сыновьями и супругой в союзе с Францией и Шотландией и поддержанное некоторыми английскими дворянами, в 70-х годах Генрих достигает вершины могущества. Продолжая свою экспансионистскую политику, он выступает в качестве третейского судьи в спорах между испанскими королевствами и уже в 1173 году добивается ленной присяги от Раймунда V Тулузского, о чем пойдет речь дальше. Через своих дочерей Матильду и Элеонору он в 1168 и 1170 годах, соответственно, роднится с саксонско-баварским герцогом Генрихом Львом и Альфонсом VIII Кастильским, а в 1177 году через младшую дочь Иоанну – с Вильгельмом Сицилийским. Кастильский брак, однако, мог существенно сказаться на будущем Аквитании, а именно: в приданое Элеоноре предполагалось отдать Гасконь, но с условием, что она перейдет к Кастилии только после смерти тогдашней герцогини Аквитанской, ее матери Элеоноры. Так как та скончалась лишь в 1204 году, то последствия этой сделки смог ощутить только Иоанн. Однако, имея в виду предстоявшую борьбу Ричарда за Тулузу, нельзя забывать, что ему, как герцогу Аквитанскому, быть может, пришлось считаться с возможностью значительного уменьшения территории своего герцогства в ближайшем будущем, поскольку тогда едва ли можно было предположить, что Элеонора проживет так долго. В то время Ричарду было 13 лет, и он еще не был герцогом. Впрочем, в связи с его будущим наваррским браком – а Наварра была в союзе с Арагоном против Кастилии – нужно принять во внимание, что, используя этот альянс, он мог не только оказать давление на Тулузу, но и, при известных условиях, лучше защитить Гасконь от нападения Кастилии.

Принимая в 1173 году от Раймунда вассальную присягу, Генрих II тем самым отказывался от своих притязаний на Тулузу от имени жены, Элеоноры. Как ни унизительно было это подчинение для Раймунда, оно, по крайней мере, сохраняло за ним графство, тем более, что такую же присягу одновременно с ним принимает и Ричард. Генрих, по-видимому, тогда же потребовал такой же присяги и от Генриха Младшего, и это является косвенным подтверждением его желания хотя бы после своей смерти изменить статус герцогства Аквитанского, которое до этого времени было французским королевским леном: оно должно было также и в будущем подчиняться повелителю Анжу, который сам был вассалом французского короля. Тогдашняя герцогиня Элеонора и ее сын Ричард, тоже герцог и ее правопреемник, не могли с этим согласиться. Хотя об этом не упоминается в источниках, не исключено, что это событие, а также недовольство отказом Генриха от ее прав на Тулузу, могло послужить причиной восстания Элеоноры, в которое ей удалось вовлечь своих троих сыновей-подростков.

Позитивная роль Генриха в истории Аквитании связана главным образом с расширением границ герцогства на восток. В 1177 году он покупает графство Ла-Марш, которое до того времени лишь номинально принадлежало Аквитании, вынуждает Людовика VII признать принадлежность Аквитании спорной Оверни и укрепляет свое положение в Берри, выдав замуж наследницу Шатору и Деоля за одного надежного англо-нормандского барона. И в том же году требует от Людовика VII Бурж в качестве приданого Алисы, на что, однако, получает отказ.

В конце 80-х годов, а именно, в 1186 и 1188 годах Ричард, вероятно, желая отстоять права герцогов Аквитанских на это графство предпринял два похода на Тулузу, каждый из которых сопровождался новыми завоеваниями, однако основное его внимание все это время было сосредоточено на укреплении центральной власти в Аквитании. Это происходило в постоянных военных столкновениях с местными феодалами, привыкшими к независимости: в 1176 году он отправляется походом в Лимузен и Ангумуа, в 1177 году – в Гасконь, в 1178–1179 годах в Сентонж, в 1182 году снова в центральный район Ангумуа, в Лимузен и Перигор. Все, в основном, сводилось к разрушению главных замков повстанцев, в чем Ричард достиг совершенства, и к экономическому ослаблению противников, вынужденных прибегать к услугам наемников. О всех своих победах Ричард сообщает отцу, и благодаря летописцу Говдену мы располагаем подробным описанием этих событий. Деятельность своего сына Генрих одобрял и поощрял, поскольку в данном случае она не противоречила его собственным интересам.

Из числа покоренных им мятежных дворян значительную роль в истории сыграли, пожалуй, лишь Лузиньяны: в 1188 году побежденный Ричардом Готфрид Лузиньян должен был, как и многие другие, принять обет участия в крестовом походе, во время которого он выступал на стороне Ричарда как верный вассал, так как Ричард помог его брату Гвидо стать королем Иерусалимским, а затем передал ему во владение Кипр. И только Иоанн в начале своего правления снова настраивает Лузиньянов против себя, что немало способствовало его последующему поражению во Франции. Непрерывные же раздоры в Аквитании в конце концов роковым образом отразились на судьбе самого Ричарда. Во время восстания виконта Эмара Лиможского, которое поддержал Филипп, он умрет 6 апреля 1199 года от арбалетной раны в плечо, полученной у замка Шалю в окрестностях Лиможа. Но вернемся к событиям 70-80-х годов. Для подчинения дворян власти герцога политически важно было изменить право наследования в стране, однако сделать это можно было только силой. То, чего достиг Генрих в Анжу, необходимо было ввести и в Аквитании, а именно, право герцога брать под свою опеку наследницу в случае отсутствия прямых наследников по мужской линии, чтобы выдать ее замуж за преданного герцогу человека. Хотя при этом сохранялась кровная связь, но это означало передачу лена другому дворянскому роду. Право наследования по боковой линии родственниками мужского пола, главным образом братьями умершего, не признавалось. Применение этого принципа в 1181 году по отношению к графству Ангулем, в котором к концу правления Ричарда остались только наследницы, привело к восстанию. Обойденные взрослые братья скончавшегося графа Вульгрена, Вильгельм и Эмар, заключили союз со своим сводным братом, виконтом Эмаром Лиможским и графом Ильей Перигорским, и, в конце концов, им удалось заставить герцога признать их права. Но перед этим Лимузен стал ареной событий огромной важности. Они нашли отражение в волнующих песнях трубадура Бертрана де Борна. В карательном походе по распоряжению Генриха II принимал участие брат Ричарда Генрих Младший, вместе с которым выступил и третий брат, Готфрид. Однако, вместо того чтобы помогать Ричарду, они примкнули к восставшему дворянству. Обделенному властью и пребывавшему в тени отца Генриху Младшему, которого все считали слабым, падким на развлечения и предпочитающим войне турниры, повстанцы предложили герцогство. И действительно, при нем они могли не бояться усиления центральной власти. В конце 1182 года обстоятельства вынудили Генриха раскрыть заговор против отца, однако он не терял надежды добиться своего в будущем, о чем пойдет речь в первой части настоящего исследования.

БОРЬБА ЗА ПРАВО:
ВРЕМЯ ПРЕСТОЛОНАСЛЕДНИКОВ

БОРЬБА ОТЦА ПРОТИВ СЫНА

Ко времени празднования Рождества в дворцовой резиденции в Кане в 1182 году, в котором принимали участие все члены семейства, включая опального Генриха Льва с семьей, у Генриха были трудности только со старшим сыном, если не принимать во внимание подростковых недоразумений с младшими в 1173–1174 годах. После этого Ричард стал ему послушным и полезным сыном. Но в самом начале 1183 года Генрих принимает решение, которое должно было поссорить его со вторым сыном. Он приказывает Ричарду и Готфриду принести ленную присягу Генриху Младшему. Готфрид повиновался: для Бретани это не было нововведением, но Ричард отказался, причем категорически, сделать то же самое в отношении Аквитании, поскольку, видимо, посчитал довольно необычным, чтобы при жизни отца один брат находился в ленной зависимости от другого. Ведь если старшему сыну предстояло вступить во владение наследством отца, то он, Ричард, как второй сын, должен был стать наследником матери. Это предусматривал и существовавший на то время семейный договор, одобренный французским королем. Осыпаемый проклятиями и угрозами, Ричард отправляется в Аквитанию укреплять города и замки.

Так и без того натянутые отношения между двумя братьями к концу 1182 года переросли в конфликт. Генрих Младший и не пытался скрыть свои намерения свергнуть Ричарда и прибрать к рукам Аквитанию. Едва ли можно было выбрать более неблагоприятный в психологическом отношении момент для пересмотра вассальных отношений, но никто не обращал внимания на психологию, а уж меньше всех сам Генрих II, поэтому напрашивается вопрос: чем все же было обусловлено принятие подобного решения именно в этот момент? Hominium[2]2
  Hominium (лат.) – церемония, оформлявшая заключение вассального договора между сеньором и вассалом в средневековой Западной Европе; сочеталась с принесением клятвы верности. – Прим. пер.


[Закрыть] обязывает и господ, и вассалов, и можно предположить, что к этому решению могло подтолкнуть Генриха II сомнение в способности Ричарда самостоятельно справиться с интригами престолонаследника в Аквитании – подобное решение могло быть направлено на защиту его интересов и рассчитано на то, что после принесения им ленной присяги Генрих Младший согласится на предложенное распределение власти. В конце концов Ричард соглашается признать свою ленную зависимость от брата, но при условии, что Аквитания навсегда останется за ним и его наследниками. Но его брата, разумеется, это никак не устраивало: он не хотел обременять себя какими-либо обещаниями, да и чисто формальная власть его больше не устраивала – он стремился к реальной, и поэтому все еще не прерывал отношений с аквитанской оппозицией. В порыве гнева, спровоцированного упрямством Ричарда, Генрих II призвал юного короля воспользоваться поддержкой Готфрида и поставить Ричарда на место, но быстрый рост числа союзников воинственных братьев заставил его вскоре принять сторону Ричарда, чтобы не дать этой борьбе выйти из берегов. К тому же оказалось, что для поддержки своих сводных братьев из Ангулема и Лиможа и братьев Плантагенетов послал наемников и сам сюзерен – правивший с 1180 года Филипп II Французский, впервые открыто продемонстрировав тем самым свое враждебное отношение к Ричарду. Против последнего выступили также Бургундия и Тулуза, короче говоря, все сопредельные графства, за исключением Арагона. Центром мятежников стал Лимож, сам же Генрих Младший избирает выжидательную позицию, и через своего коварного брата Готфрида пытается убедить отца, неожиданного противника, в своих добрых намерениях. В конечном счете, пустившись на грабежи и разбой, чтобы добыть средств на содержание своей многочисленной наемной армии, он полностью утрачивает авторитет в стране, господство над которой хотел завоевать. 11 июня 1183 года во время одного из разбойничьих набегов он внезапно умирает от лихорадки.

Так судьба наказала Генриха-отца, но улыбнулась Генриху-королю: не стало Генриха Младшего, которого он незадолго до этого короновал, сделав его соправителем, но не предоставив возможности участвовать в управлении государством. Это, наверное, представлялось вполне благоразумным, принимая во внимание неустойчивые характеры юного короля и влиявших на него французского тестя и шуринов. Исчезла необходимость придумывать всевозможные правовые нормы, направленные лишь на то, чтобы заставлять двух старших братьев-соперников сохранить единство государства после смерти отца, мотивация, лежащая, казалось, на поверхности. Новый престолонаследник, Ричард, был вполне самостоятелен и не поддавался чужим влияниям, его же мать, однажды склонившая сына к борьбе с отцом, находилась с тех пор под постоянным наблюдением Генриха II. К тому же руки Ричарда были достаточно связаны в Аквитании, и как правитель он вполне устраивал отца. С точки зрения сохранения единства государства нельзя было выдвинуть более удачного кандидата – наследник состояния матери, то есть Аквитании, становился и наследником патримонии. Но кто может с уверенностью утверждать, что Генриха больше всего беспокоил вопрос о сохранении единства государства после его смерти?

Новый престолонаследник до этого ощущал себя лишь сыном своей матери и потомком герцогов Аквитанских. Теперь, одновременно с защитой своего прежнего наследства, перёд ним встали новые, более сложные задачи.

Рослый и статный юный герцог, с волосами «inter rufum et flavum», светло-рыжею цвета, имел внешность достойную великого мужа. Наиболее полный портрет молодого Ричарда дает нам Гиральд, подчеркивая при этом различия между ним и его старшим братом. Отличаясь красивым лицом и фигурой, оба были выше среднего роста и совершенно не похожи один на другого. Обаятельный Генрих Младший был кумиром обделенных, вдохновителем всех младших сыновей и странствующих рыцарей, а также обиженных Ричардом аквитанских дворян. Об обаянии Ричарда, которым тот умело пользовался, Гиральд почему-то совершенно умалчивает. Для него он был человеком чести и порядка, а не вожаком бродяг. Направляя энергию не на рыцарские турниры, а на борьбу с мятежным дворянством, которое он, по меткому определению Бертрана де Борна, «шлифовал и точил, как точильщик ножи», он ни на минуту не позволял себе расслабиться, трудности военных походов лишь закаляли его.

Несмотря на умозрительный характер описаний Гиральда, мы, тем не менее, можем выделить из них тот стержень натуры Ричарда, подтверждаемый имеющимися источниками, который со временем мы сможем облечь живой плотью. Чтобы он ни делал, он делал это основательно и, как утверждает Гиральд, с завидным терпением, никто и ничто не могло заставить его отказаться от поставленной цели, препятствия лишь подзадоривали его. Гиральд не обходит стороной и его упорство – классическую добродетель князей, которую, однако, вовсе не замечает у его братьев, тоже князей. Это упорство, наряду с энергичностью и исключительным мужеством, являются теми качествами, которые автор выделяет в характере молодого Ричарда. О неиссякаемой его энергии упоминают многие источники, причем приводятся также примеры, не связанные с войной. Под ним вечно что-нибудь ломается: то мост, по которому он скачет, то посох, на который опирается, то седло. Даже меч ломается у него в руке. Когда эта энергия пускается в ход – враги обращаются в бегство. Неустрашимость – вот, пожалуй, тот эпитет, который летописцы чаще всего употребляют рядом с его именем в течение всей его жизни. Еще в юности летописец-современник Гиральд называл его «Lео noster», «наш лев». «Львом» именовал его и Бертран де Борн. Сохранилось достаточно много подтверждений его неистовой силы в бою. Уже будучи герцогом, он оставался лучшим солдатом своей армии, а к более позднему времени относятся сообщения о нем как о хладнокровном и осторожном полководце, никогда не попадавшем в западню Гиральд отмечает его обостренное чувство справедливости, и в Ilinerarium говорит об уже более зрелом Ричарде: «Он не мог терпеть несправедливости». Терпеть-то он ее не терпел, но справедливость восстанавливал главным образом мечом. Эти «перегибы», как в 80-е годы полагал Гиральд, все еще возлагая на Ричарда большие надежды и веря в его добрый нрав, с годами исчезнут Гервасий называет Ричарда в начале его правления очень любезным, Коггесхэйл утверждает, что сразу после его коронации он был «довольно обходительным», но со временем становился все более свирепым, а согласно Ньюбургу, после крестового похода вновь утихомирился. Едва ли такое впечатление могло сложиться у того, кто был свидетелем его борьбы с Филиппом в конце 90-х – их ненависть друг к другу, казалось, была безграничной. Безусловно, свирепостью он отличался всю свою жизнь, и благодаря этому качеству ему суждено было стать бичом Божьим.

Но суждено ему было также стать и идеалом рыцаря, и именно таким он изображен в легендах. Это удивляет и говорит не только о самом Ричарде, но и о той культурной среде, из которой он происходит. Хотя Гиральд и приписывает ему жестокость, в других источниках мы не находим конкретных подтверждений этому. Тем более, что жестокость – понятие относительное. Конечно же, война и в те годы была жестокой, и как всегда больше всех страдали в ней простые люди. Когда наемники совершали нападения на «вражеские территории», а это были, как правило, соседние провинции, то они всегда сопровождались пожарами, грабежами, убийствами и насилием над совершенно беззащитным, в основном крестьянским населением. По-рыцарски относились, в лучшем случае, к рыцарям. Хорошее финансовое положение позволяло Плантагенетам содержать огромную наемную армию и отказаться от призыва тяжелых на подъем и ненадежных собственных подданных. Еще в юности Ричард подружился и установил деловые отношения, продолжавшиеся всю его жизнь, с одним из известнейших полководцев и крупным военным авантюристом того времени Меркадье, на которого часто взваливал всю грязную работу, связанную с войной. Военачальникам благородного происхождения, в том числе герцогу Аквитанскому, вменялась в обязанность общая организация военных действий, укрепление своих и осада вражеских крепостей и, конечно же, личное участие в военных действиях во главе не очень больших рыцарских отрядов, которые вводились в действие там, где необходим был внезапный прорыв и стремительная атака. Тактика была проста – пленить как можно больше противников, чтобы, во-первых, вывести их из строя, а во-вторых, использовать пленных для пополнения войсковой казны. Конечно же не обходилось и без убитых, но какой от них был прок, – ведь за них нельзя было получить выкуп. Существовал, разумеется, и у Ричарда некий ореол жестокости, возникающий вокруг любого крупного военачальника, но его отношение к аквитанскому дворянству, то есть к мятежникам, как нельзя лучше демонстрирует его отличие от современников. Итальянские походы Барбароссы известны своей безграничной жестокостью, и обращение Генриха II с сицилийскими повстанцами иначе как зверским назвать трудно. По своей жестокости оно было в духе нравов Византийской империи. Этих же качеств можно было ожидать и от человека войны, каким был Ричард. Но они у него практически отсутствуют. Став королем, он отдавал предпочтение наказаниям в виде денежных штрафов, которые удовлетворяли его постоянную большую потребность в деньгах.

Плохо он обращался, говорится в Gesta, со всеми, особенно со своими подчиненным, но хуже всего с самим собой. Это, однако, противоречит утверждению Гиральда о том, что Ричард был добр с «добрыми людьми», в отличие от того же Генриха Младшего, который покровительствовал всем без разбору, кто только к нему ни приставал. Плохо согласуется это и с его отношением к личным друзьям и союзникам, о котором нам достоверно известно, а также с образом заботливого отца для своих солдат во время крестового похода. Когда мы узнаем из этой же Gesta о распутном образе жизни герцога во время войны между братьями в Аквитании, то это противоречит нашему представлению о герцоге, как о человеке порядка и права, каким рисовал его Гиральд. Но все эти меткие выраженьица, употребляемые летописцами, и навешиваемые ими для красного словца ярлыки имеют довольно-относительную ценность в качестве источника объективной информации, и о его подлинном характере мы можем получить представление лишь оценив его поступки и дела. Так или иначе, но принято считать, что в это, так называемое бурное время, у него родился сын, который был у него единственным и о матери которого нам ничего неизвестно: Филипп Коньякский. Он появляется как гордящийся своим высоким происхождением «ублюдок» у Шекспира в «Короле Джоне». Как известно, во время одного из своих походов в Аквитании, Ричард заболел малярией, а поскольку так называемая «четырехдневная лихорадка» чаще всего встречалась в болотистых местностях, скорее всего это случилось в Гаскони, где он пробыл довольно значительное время в 1177 году. Гиральд сообщает, что от повышенной температуры он весь дрожал, хотя сам мог бы заставить дрожать целый мир. В юности, равно как и в более зрелом возрасте, этот воин-герой почти всегда только защищался. Неизвестно, что бы он мог сделать, если бы его силы не отвлекались на постоянную борьбу за выживание, но мир, кажется, никогда не хотел этого знать и, находясь в постоянном страхе, мешал ему как только мог.

На становление Ричарда как личности в немалой степени повлиял высокий уровень культуры при дворе в Пуатье. К моменту его рождения это был, несомненно, один из крупнейших культурных центров Европы, где, благодаря поддержке и покровительству Элеоноры, пышно расцвела культура миннезингеров и, в частности, поэзия трубадуров. И Ричард остался верен этой традиции. Он унаследовал от матери не только достойную славы «щедрость» мецената, но и сам сочинил две гражданские баллады, сирвенты, а к одной из них даже музыку. Вообще, он отличался особенной любовью к музыке, и, прежде всего, к только что появившейся полифонической церковной музыке. Латынь Ричард знал лучше иных архиепископов. Таким образом, мы не можем отказать юному герцогу в образованности, и он мог быть кем угодно, только не неотесанным сорвиголовой. И с этим сильным, и в то же время воспитанным в духе изысканных придворных манер и обладающим утонченным художественным вкусом сыном, Генрих вступает в борьбу.