Текст книги "Штормовая волна (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
Глава пятая
I
На той неделе до Корнуолла дошли новости о рейде в Брюгге. Как сообщали, шлюзовые ворота полностью уничтожили, канал пересох, строения взорвали, баржи для перевозки войск вторжения уничтожили. Ослабевшая Англия, укрывшись за своим спасительным проливом, все еще могла больно укусить. Молодой клирик Сидней Смит провозгласил, что по его размышлению, война между Англией и Францией – это давно уже не кратковременная ссора, а естественное выражение неприязни между народами, как, например, в природе между куницей и крысой, но не уточнил, кто есть кто.
В феврале Директория поручила генералу Бонапарту проинспектировать флот вторжения в надежде, что он поведет его против Англии, но Бонапарт, помня о неудаче, двумя годами ранее постигшей генерала Гоша во время ирландской экспедиции, и о том, что произошло с объединенным испано-голландским флотом, когда тот сразился с англичанами в прошлом году, решил, что шансов на успех не больше, чем в лотерее. Вместо этого Бонапарт снова отправился на юг, и какое-то время никто в Англии не знал, куда именно, но незадолго до отъезда Росса из Лондона пришло известие, что генерал находится в Марселе, где собирает армию и флот.
Теперь же до Англии добрался секретный рапорт, что огромный флот покинул Марсель вместе с Бонапартом на борту. В составе флота свыше ста восьмидесяти кораблей, тысяча орудий, семьсот лошадей и семнадцать тысяч отборных французских солдат. Так уж случилось, что недавно произведенный в адмиралы и получивший звание рыцаря Нельсон командовал флотом, отправленным на Средиземное море прошлой осенью, когда страх достиг апогея. Упрямое, поспешное решение, которому противились адмиралы, но первый лорд Адмиралтейства Спенсер решил по-своему. Теперь это решение оказалось весьма кстати, поскольку допускало, что противники встретятся где-то на просторах Средиземного моря. Адмиралу срочно отрядили фрегат с сообщением о передвижениях врага.
Эти сведения хоть и умерили страх скорого вторжения в Корнуолл, но не покончили с ним: здесь еще помнили про Гоша, а у Франции хватало ресурсов снарядить и две экспедиции одновременно. Во время пребывания в Лондоне Росс наблюдал, как готовятся дать отпор вторжению в Кент и Сассекс. Если французы высадятся, то в этих графствах тут же предпримут решительные меры, чтобы немедленно вывезти или уничтожить все, что они могли бы захватить. Росс понимал, что в Корнуолле эти меры недостаточны, и решил донести свою точку зрения до местного ополчения и добровольцев.
В июне в семействе Уорлегганов держали совет иного рода. Отец Джорджа, Николас, в последнее время чувствовал себя неважно и все чаще уединялся в своем загородном поместье. В результате управление всеми делами и интересами Уорлегганов легло целиком на плечи Джорджа. Дядя Кэрри был поглощен ежедневной рутиной и стал активнее участвовать в делах компании, а Джордж определял общую политику.
В этот день в Труро, утопающем в реках и туманах, было особенно невыносимо: тепло, влажно, серо. Однако именно сегодня Николас решил доковылять до главной конторы банка, пытаясь вновь принять бразды правления, оставленные им год назад. Джордж вкратце посвятил его в текущие дела, а Кэрри, обливаясь потом под шапочкой, предоставлял Николасу подробности и интересующие его цифры.
Николас взял толстый гроссбух и стал его изучать.
– Ты довольно много брал в последнее время на личные нужды, Джордж. Восемнадцать тысяч фунтов за последние три недели. Могу я узнать, что за предприятие удостоилось такой благосклонности?
– Это не столько предприятие, отец, сколько инвестиции в будущее, – улыбнулся Джордж. – Мое будущее.
Кэрри поплотнее запахнулся в лоснящийся сюртук.
– Весьма сомнительные инвестиции, Николас, весьма сомнительные. Инвестиции в самовосхваление, если можно так выразиться.
Джордж бесстрастно взглянул на дядю, словно не испытывал ни капли родственных чувств.
– Я покупал недвижимость, отец. В Сент-Майкле. Несколько домов. Пару ферм. Почту.
– Никчемные развалюхи, – отозвался Кэрри.
– Не все.
– Но такая огромная сумма?..
– В том году, – начал Джордж, – благодаря идиотскому соглашению между двумя нашими, так сказать, аристократами, я потерял место в парламенте. Это позволило нашему другу Полдарку занять мое место, но ты, отец, прекрасно это знаешь, поскольку боролся со мной до конца. Что сделано, то сделано. Мы не можем лишить его места, если только не пристрелим где-нибудь на дороге. Но я не вижу причин оставаться вне парламента, мне там понравилось. Места продаются, и я хочу одно купить.
– Не место, – пояснил Кэрри, – а округ. Место можно купить за две-три тысячи фунтов. А покупка округа, еще до того как получишь желаемое, обойдется в пять или десять раз больше.
– Согласен, – сказал Джордж. – Но кто станет продавать место сразу после выборов? Жизнь коротка, я не хочу долго ждать. Если я заполучу округ, то и контроль будет в моих руках. Я смогу распоряжаться и прочими назначениями: одному – приход, другому – место на таможне, третьему – выгодный контракт. Это влияние и могущество совершенно иного уровня.
– В Сент-Майкле ведь семеро по лавкам, и всем плати, так? – заметил Николас. – Насколько я знаю, такие округа очень сложно контролировать и очень дорого. С покупкой недвижимости расходы не прекращаются, Джордж, а только прибавляются. Жители – эти самые выборщики – договариваются друг с другом и продаются тому, кто больше заплатит.
– Я богат, – ответил Джордж, – и могу это себе позволить. К примеру, Барвэлл, сколотивший состояние в Индии, тоже готов платить за удовольствия. Мое богатство родилось в том же графстве, где родился я сам, и я намерен представлять этот округ в парламенте. И не стоит больше об этом, дорогой отец, здесь не о чем говорить.
– Возможно, – нахмурился Николас, взглянув на счета. – Я ни в коем случае не отказываю тебе в праве тратить деньги по своему усмотрению. Я даже одобряю твое желание вновь попасть в парламент. Если только ты знаешь все подводные камни.
– Мне кажется, знаю. Сэр Кристофер Хокинс довольно ясно мне о них поведал.
– Это он продает тебе недвижимость?
– Да, какую-то часть. И ведет переговоры о покупке других объектов.
– А вы читали памфлет о Хокинсе и его доме? – спросил Кэрри. – Где-то год назад он был на слуху:
Парк огромный без зверей,
Погребок без бутылей,
Дом без смеха и людей,
Кто здесь? Хокинс, вот злодей!
Кэрри захихикал.
– В любом случае знакомство с ним полезно, – ответил Николас. – Мы разругались с Боскауэнами и, боюсь, бесповоротно. С Бассетом отношения тоже уже не столь хорошие. Хокинс – это союзник, необходимый нам в высших кругах общества.
– Я никогда об этом не забываю, – сказал Джордж.
Приступ кашля на время прервал беседу. Кэрри зорко наблюдал за братом.
– Ты пробовал отвар из улиток? – спросил он. – Той зимой, год назад, меня свалила жуткая простуда, грудь горела огнем, и отвар мне помог. И еще камфора за уши.
Джордж протянул отцу бокал вина, и Николас медленно его пригубил.
– Клянусь Богом, – сказал он, – никогда в жизни меня не беспокоили легкие, пока я не приехал в Тренвит, Джордж, на рождение Валентина. В той промозглой спальне, которую ты мне отвел, меня продуло, а та старая ведьма, Агата Полдарк, наверняка навела на меня какую-нибудь порчу, и никак ее не снять.
– Агата на всех нас навела порчу, – горько сказал Джордж, – даже на Валентина. Если у нас еще будут дети, я устрою так, чтобы они родились здесь или в Кардью.
Николас утер глаза красным носовым платком.
– А есть повод об этом задумываться?
– Я так не говорил.
– И все же, мой мальчик, один ребенок – это маловато для надежного распоряжения наследством. Лучше бы...
– Меня же вам хватило, – отрезал Джордж.
– К слову о наследстве, – подхватил Кэрри, играя пером. – Вы же оба знаете, что лихорадка Ната Пирса стала злокачественной и доктор не дает ему больше пары недель?
Николас покачал головой и вздохнул.
– Старина Нат. Это правда? Но он же всего на три года старше меня. Я его знаю с двадцати лет или около того. Его отец тоже был стряпчим, но умер молодым, и Нат унаследовал практику отца почти сразу, как выучился, – он похлопал по губам и снова закашлялся. – Разумеется, тогда он был слишком хорош для таких, как я. Столько всего произошло с тех пор... у нас ведь тогда ничего не было... и все же не прошло и сорока лет.
– Все меняется, и не только это, – ответил Кэрри. – Теперь мистер Натаниэль Пирс у меня в кармане.
– И много тебе с этого проку, – отозвался Джордж, – он по уши в долгах.
Кэрри поковырял в носу и внимательно изучил свои находки.
– Племянник, если ты предпочитаешь тратить деньги по-своему, покупая развалюхи за огромные деньги ради небольшой приставки к имени, то и у меня могут быть свои чудачества. Я тешу себя мыслью, что знаю об этом городе и делах горожан больше, чем кто-либо из живущих в нем. И у меня есть причины быть в курсе дел мистера Пирса. Могу вам сказать, что после смерти мистера Пирса некоторые в этом городе будут весьма встревожены всплывшими подробностями.
– Ты мне не говорил, – прищурился Джордж. – Ты о том, что он брал доверенные ему деньги для своих нужд?
– Именно об этом.
– Откуда ты знаешь? Он рассказал тебе? А Боскауэны имеют к этому отношение?
– Подозреваю, что нет, увы. Или совсем небольшое. Их управляющий, мистер Кергенвен, слишком внимательно следит за всеми сделками, юридическими и торговыми. Но есть и другие.
– Можешь их назвать?
– Траст Окетта. У Жаклин Окетт после смерти осталось трое несовершеннолетних внуков, и мистера Пирса назначили управлять их состоянием. Еще траст семьи Треванион. И еще один, связанный с Ноаксом Пето и его заводами...
Повисло молчание. Тяжелое дыхание Николаса напоминало закипающий чайник.
– Дядя Кэрри, – произнес Джордж, – ты специально выбрал именно эти имена? Или то, что все они работают с банком Паско, – простая случайность?
– Никакой случайности, – ответил Кэрри, – никакой случайности. Во всех этих случаях банк Паско, или сам Паско является участником трастов.
Николас захлопнул счетную книгу и побарабанил большими пальцами по обложке.
– Но Кэрри, ты же не думаешь, что это может представлять опасность для банка Паско?
– Кто знает. Все будет зависеть от того, нажмет ли кто-нибудь в нужный момент. Не забывайте, у меня в руках зять Паско.
– Я в курсе, что у него счет в нашем банке, но не знаю подробностей, – сказал Джордж.
– Вскоре после женитьбы на дочери Паско он сказал мне, что подумывал о смене банка, для начала он хотел погасить долг в нашем банке из приданного жены. Но я его отговорил. Я уговорил его остаться, сыграв на его тщеславии и жадности.
– Это наверняка было несложно, – заметил Джордж. – Но все же расскажи.
– Сент-Джон Питер на самом деле не хочет быть обязанным своему тестю, он презирает его как простого банкира. Так что я предложил продлить его вексель по крайней низкой процентной ставке. Я сказал, что сохранить его в числе наших клиентов – вопрос престижа для нас. Некоторые дураки достаточно тщеславны, чтобы поверить чему угодно. Я объяснил ему, что мы предоставим деньги по ставке на два процента ниже, чем та, с которой его новый капитал – деньги жены – приносят ему прибыль в банке Паско. Таким образом, оставаясь с нами, он получает преимущество, и в то же время ни жена, ни тесть не узнают размеры его прошлого долга.
– И он пошел на это?
– А почему человек вроде него должен отказаться? С тех пор его долги возросли в размерах и количествах, при его-то манере тратить деньги.
– А ты предусмотрителен, Кэрри, – сказал Джордж. – Наверняка обдумывал это годами.
Николас Уорлегган долго размышлял над этим замечанием.
– Пирс недостаточно значим, вернее, его дела недостаточно значимы для банка Паско. Паско выстоял во время кризиса в девяносто шестом, а мы все чувствовали, откуда дул ветер. Несколько лет назад он был уязвим, но сейчас у него наверняка большие резервы.
– В банковском деле ни у кого нет больших резервов, отец, – ответил Джордж, – даже у нас, если уж выложить карты. Но все зависит от того, какие сюрпризы припас Кэрри на этот случай.
– Паско, Тресайз, Эннери и Спрай, – презрительно пробормотал Кэрри и одернул старый сюртук на плечах, словно тот ему досаждал. – Вот и все его резервы. У Сент-Обина Тресайза есть репутация, возможно деньги, вложенные в землю, несколько верфей в Хейле, но веса он не имеет. Фрэнк Эннери – нотариус с некоторыми связями. Спрай – квакер, и, как все квакеры, довольно мягкий человек. Но мягкие люди не переносят ледяных ветров.
Снаружи послышался громкий цокот копыт и окрики конюхов: вереница лошадей возвращалась в конюшню постоялого двора «Бойцовый петух» после ежедневного выезда.
– Сколько задолжал нам Сент-Джон Питер?
– Около двенадцати тысяч фунтов.
– Куда этот глупец спускает деньги? – поинтересовался Джордж.
– В основном на охоту. Он распорядитель охоты, а поддерживать такой образ жизни – недешево. К тому же у него в Сент-Остелле есть какая-то женщина с весьма изысканным вкусом.
Повисло молчание.
– Замечу, кстати, что Росс Полдарк держит значительную сумму у Паско, около четырех тысяч фунтов было в том месяце, – сказал Кэрри. – Подбив одну птичку, мы можем зацепить и другую.
– Я поражен твоей осведомленностью, братец, – заметил Николас.
Уголки губ Кэрри слегка дрогнули, словно он подумал было улыбнуться.
– У Паско работает клерк по имени Кингсли. Там он мало получает, а теперь может немного побаловать себя тем, что раньше было ему недоступно.
– А еще мне интересно, – продолжил Николас, – куда все это приведет, какова цена этой долгой вражды. Мы сейчас слишком выросли, у нас слишком крупные интересы для того, чтобы тратить время и деньги на сведение старых счетов. Ты прав, Джордж, в своем стремлении вернуться в парламент. Это – движение вперед, строительство будущего. У члена парламента много возможностей преследовать свои интересы. Но банк Паско? Росс Полдарк? Стоит ли овчинка выделки?
Кэрри открыл рот, но Джордж заговорил первым.
– Я знаю, что ты – самый великодушный из нас, отец, и это замечательно. Я тоже временами могу быть великодушным, но в основном по отношению к друзьям. Поэтому я слегка удивлен, учитывая твои собственные слова после выборов, когда лорд Фалмут так галантно обошелся с тобой и пропихнул капитана Полдарка в парламент на место твоего собственного сына.
Николас кивнул и взял трость.
– Да, это так. Но слова были сказаны под влиянием момента. Возможно, тяжелая болезнь, свалившая меня этой зимой, пробудила во мне новые взгляды, новое отношение, – он с трудом встал. – Не имеет значения. Это всего лишь слова. Пойду разыщу твою мать, если она закончила заниматься покупками.
II
Миссис Николас Уорлегган отправилась за покупками вместе с миссис Джордж Уорлегган и еще не вернулась.
Отношения Элизабет со свекровью были натянутыми и не самыми простыми, поскольку Мэри Уорлегган не была воспитана подобающе ее нынешнему положению, она осталась простой сельской женщиной, какой была сорок лет назад во время замужества. Тогда единственная дочь мельника с неплохим доходом вышла за человека ниже по положению, сына кузнеца, мало того, сына Люка Уорлеггана, каким бы сильным он ни был и какие бы честолюбивые планы ни вынашивал.
Но Николас, которого никогда в жизни не называли Ником, да он и не позволил бы себя так назвать, вскоре одолжил денег под залог земли и мельницы, а когда скончался его тесть, продал всё до последнего камушка и дощечки и переехал с женой и малолетним сыном из Айдлесса, открыв новую кузницу неподалеку от шахты Карнон-Стрим. Он покупал чугун в Пентайрче и Доулесе, что рядом с Кардифом, а кованое железо и прутки в Бристоле. Из этого сырья он изготавливал инструменты для шахт и домовладений: отвертки и гвозди, точильные круги, каминные решетки, чугунные котлы, чайники и сковородки.
Потом появились новые предприятия: производство колес для дробилок, сплавов из местного олова и меди, а иногда – и создание паровых механизмов для шахт. Он научился подбирать хороших помощников и платил им приличное жалование, чтобы не пытались найти другую работу, но много от них требовал. Интересы Николаса охватывали всё графство, и в конце концов, выдавая шахтам кредиты, он основал банк. Открытая в Труро контора вскоре стала центром его деятельности, а Кэрри, занимавшийся литейным делом, стал отвечать за финансовые операции и нашел в этом свое призвание.
Так было заложено их состояние, и сын Николаса, унаследовав отцовское упорство и развив чутье на выгодные предприятия, приумножил состояние, так что через некоторое время Мэри Лэшброк, дочь мельника, оказалась хозяйкой огромного особняка в семи милях от Труро, с колоннами, тридцатью спальнями и пятьюстами акрами пастбищ и леса.
Но всё же больше всего ее смущало то, что сын женился на обедневшей красавице-вдове, чья семья имела почти самую древнюю родословную в Корнуолле. Два года назад за обедом в Тренвите, куда Николаса и Мэри Уорлегганов по счастью не пригласили, зато там присутствовали представители высшей знати, произошла неловкость, когда великий сэр Фрэнсис Бассет между делом заметил, что его предки прибыли вместе с Вильгельмом Завоевателем, и тут Джонатан Чайновет, незаметный и бормочущий себе под нос Джонатан, ответил: «Любезный сэр, вряд ли это повод для поздравлений. Моя семья на два века старше нормандского завоевания. Мы, корнуольцы, считаем нормандцев узурпаторами».
Вполне понятно, почему между двумя миссис Уорлегган было так мало общего. Если бы Мэри могла поверить в то, что Элизабет искренне любит Джорджа, всё бы изменилось. Но Элизабет была слишком холодной и отстраненной, слишком аристократичной, чтобы делиться своими чувствами. С ней нельзя было обсудить здоровье Джорджа или то, как он переутомляется, или приступы раздражения, когда ему нужно дать микстуру от разлития желчи. Они могли поговорить о Валентине, но и в этом случае Элизабет увлекалась всяческими новомодными веяниями и неблагосклонно воспринимала старые суеверия.
Не то чтобы Мэри думала, будто Элизабет не хочет сближения. К примеру, взять этот день. Элизабет могла бы изобрести предлог и отправить свекровь к госпоже Треласк в одиночестве. Но они пошли туда вместе, в липком тумане по мостовой, поскальзываясь и спотыкаясь, приподнимая юбки, вместе с простонародьем. Некоторые их узнавали, приседали в реверансе или прикладывали руку к шляпе. А в лавке госпожи Треласк Элизабет не только помогала Мэри выбрать падесой, но и себе заказала шляпку, а под конец спросила:
– Вы ведь никогда не встречались с моей кузиной? С кузиной Ровеллой, которая вышла замуж за мистера Солвея, библиотекаря? Она живет как раз по соседству. Может быть, зайдем к ней и напросимся на чай?
Они отправились туда. Миссис Уорлегган прекрасно знала – Ровелла вышла замуж за человека более низкого происхождения, и втайне восхищалась тем, что Элизабет этого не стыдится. Они подошли к двери одного из шести домишек на возвышенности – он был кривоват, крыша нуждалась в починке, оконная рама треснула, кирпич покрылся грибком. Из двери вышел плотный молодой человек с пухлым лицом, посторонний не сразу признал бы в нем священника.
– Ах, Осборн, – сказала Элизабет. – Ровелла дома? Мы как раз собирались зайти.
Глава шестая
I
Росс несколько раз виделся с Дуайтом и Кэролайн, а также с удовольствием познакомился с малюткой Сарой, действительно крохотной и бледной, но умненькой и живой. Кэролайн сказала, что ради равновесия природа одарила высокую мать гномом. Дуайт возразил, что Кэролайн в четыре месяца отроду наверняка была не больше, но вряд ли столь же добродушной.
– Вы ошибаетесь, доктор Энис, – ответила Кэролайн, – мой характер изменился в худшую сторону лишь после брака.
Но за броней легкомыслия проглядывали ее истинные чувства, она выглядела счастливой матерью и проводила много времени с ребенком, пренебрегая, по ее словам, «лошадьми и другими более важными делами».
Дуайт чувствовал себя не очень хорошо, но неустанно заботился о пациентах. Иногда его подводило не здоровье, а упадок душевных сил, и при первой же возможности, оставшись с ним наедине, Росс затронул эту тему.
– Кэролайн тоже мне об этом твердит, – сказал Дуайт. – Говорит, что я прирожденный пессимист, а это не так. Но думаю, что в моей профессии необходимо предвидеть течение болезни и, если возможно, попытаться предвосхитить дурной исход. Если я знаю, что корь у ребенка может перейти в пневмонию, и даже хуже – он может умереть, разве меня можно назвать пессимистом, когда я рекомендую такое лечение, чтобы этого избежать?
Они вместе возвращались из Труро, случайно встретившись в полумиле от города. Дуайт ездил проверять, как идет строительство новой больницы для шахтеров, которая сооружалась сейчас неподалеку от города. Росс возвращался после обеда со своим другом и банкиром Харрисом Паско: за трапезой они, как обычно, пытались разрешить все мировые проблемы.
– С точки зрения финансов, – сказал Паско, – в Англии дела обстоят лучше, чем год назад... или стало лучше правительство. Знать и крупные торговые дома внесли существенные суммы на продолжение войны. Герцог Мальборо дал пять тысяч фунтов. В Лондоне собрали десять тысяч. А три т-торговых дома из Манчестера – всего три! – выделили тридцать пять тысяч. Добровольные пожертвования составили уже полтора миллиона фунтов. Это облегчит ношу Питта.
– Когда я в последний раз разговаривал с ним в Палате, он выглядел больным.
– Надо полагать, он п-потерпел неудачу в делах любви. Он хотел жениться на мисс Эден, но ничего не вышло. Говорят, у него слишком мало денег, и ему просто не хватило смелости сделать предложение. Что ж... Иногда честность обходится слишком дорого. А ведь он многие годы был премьер-министром!
– Ирландия – это страшная проблема – сказал Росс. – Что там творится! Преследования, восстания, заговоры, измены! И этому нет ни конца ни края.
– И в то же время интересно, куда двинулся генерал Бонапарт.
– Возможно, на восток.
– Но куда именно? В Египет?
– Вполне возможно. Наверное, положил глаз на Индию.
– Росс, вы сожалеете, что избрались в парламент от Труро?
Росс нахмурился.
– Нет. Пока нет. Но я обеспокоен.
– А разве когда-нибудь с вами было по-другому?
– Что ж... потребности человечества велики, а удовлетворяются они медленно. Я говорю, разумеется, о главных потребностях, даже когда мы ведем войну не на жизнь, а на смерть. Мне кажется, Харрис, приходит конец тем временам, когда государства могли сражаться друг с другом, не вовлекая весь народ. Теперь, в особенности после Карно [2]2
Лазар Карно (1753-1823) – французский политик и ученый, член Конвента, создатель армии республики.
[Закрыть], в войне участвует каждый. В Англии все сражаются с Францией, все до единого, и потому особенно важно, чтобы беднота чувствовала, что ей не пренебрегают. Эти люди – такая же часть Англии, как знать и торговые дома.
Харрис посмотрел на вино в своем бокале.
– Французское, – сказал он. – Когда-то мы считали их нацией отсталых папистов. А теперь имеем дело с революционерами и атеистами. В глубине души я сомневаюсь, что они сильно от нас отличаются. Нынче утром вам удалось получить в Труро серебро на сдачу?
– Нет. Ни единой монеты.
– Люди припрятывают серебро. Деньги дешевеют. Вы видели эти испанские доллары, захваченные как трофеи, которые отправляют на Монетный двор и штампуют на них портрет короля?
– Мне предложили такие, но я отказался.
– И зря. Они вполне легальны. Каждая монета идет по четыре шиллинга и девять пенсов. Но подозреваю, что и они исчезнут, как и остальные. Вы думаете, ваша шахта иссякнет так же быстро, как и начала приносить прибыль?
Росс улыбнулся.
– Как я вижу, вы в курсе дела. Мы будем получать прибыль еще год или два, может, даже дольше. Северная жила вполне неплоха и далеко еще не истощилась. Я также приказал возобновить работы в направлении Уил-Мейден.
– Сейчас у вас в нашем б-банке крупный счет, Росс, почти четыре тысячи фунтов. Вы думали о том, чтобы вложить часть в гособлигации? На прошлой неделе они снова поднялись до семидесяти одного.
– Так приятно чувствовать, что деньги наготове в вашем банке. Я подыскиваю, куда их вложить, что-нибудь вроде судоверфи Блюитта в Лоо или плавильного предприятия Дэниэлла. Чем более разнообразными будут вложения, тем меньше на меня повлияют капризы Уил-Грейс.
– Теперь, когда вы стали членом парламента, ваше имя само по себе имеет вес. Ох, не кривитесь, это правда, хотите вы того или нет. Многие наверняка хотят заполучить ваше имя для своих предприятий.
– Я теперь как богатая наследница – подозреваю корыстный интерес в каждом ухажере... А если серьезно, Харрис, как дела у моего кузена?
– У которого? Сент-Джона Питера? – Паско пожал плечами. – Водит мою дочь на танцы.
– Вот юный идиот. Прямо хочется ему врезать. Ну что поделать с такими людьми?
– Наверное, подождать, пока они повзрослеют и превратятся в старых идиотов. Джоан мало рассказывает, но я кое-что слышал.
– Он по-прежнему держит деньги в банке Уорлегганов?
– Да. Но денег Джоан это не касается. Вероятно, он заключил с Уорлегганами какое-то соглашение. Я не знаю его природу.
Росс недовольно фыркнул.
– Хотел бы я на него повлиять. Но разум никогда не был его сильной стороной. Может быть, мне поговорить с его отцом?
– Не думаю, что это приведет к какому-либо результату. Сент-Джон говорит о своем отце в самых неприглядных выражениях.
Росс снова фыркнул, и они замолчали.
– Кстати, об Уорлегганах... – сказал Росс.
– А мы разве говорили о них?
– Некоторым образом. К счастью, я пока что не видел Джорджа. Полагаю, он в Труро?
– О да. Все они здесь. Джордж, как я понимаю, пытается купить место в парламенте.
– Вот дьявол... С помощью Бассета?
– Нет-нет. Джордж купил дома в Сент-Майкле у сэра Кристофера Хокинса. Я не знаю подробностей, но вроде много домов поменяли владельца.
– Таким образом он будет иметь интересы в городке, но от него точно выбирают членов парламента?
– Да. Там выбрали Уилбрама и капитана Хоуэлла. Несомненно, Уорлегган надеется убедить одного из них подать в отставку. Это вполне возможно за нужную сумму.
Росс вытянул ноги.
– Мне пора, Харрис. Почему вы никогда к нам не приезжаете? В одну сторону расстояние в точности такое же, как и обратно.
– Мне приходится находиться здесь, – ответил Паско. – Мои партнеры не участвуют в делах, и я надеялся, как вы знаете, что муж Джоан мне поможет, но, как вы также знаете, он считает банковское дело ростовщичеством и не желает марать руки.
Они спустились вниз. В банке толпились клиенты, как во всякий базарный день. Паско открыл боковую дверь.
– Неужели Джордж, – сказал Росс, наклонив голову, чтобы пройти, – не нашел менее дорогостоящий способ получить место?
– Он мог бы. Но он надеется заполучить под свой контроль оба места от Сент-Майкла. А тогда, кто знает, возможно, дотянется и дальше. Учитывая места от правительства, он будет обладать сильными позициями и сможет просить об услугах. Питт щепетилен в личной жизни, но без колебаний покупает политическую поддержку.
– Больше ни слова, а не то меня стошнит.
II
Росс встретил Дуайта, и они поехали домой вместе сквозь ветер и завесы тумана. Июнь выдался сырым. Солнце постоянно скрывалось в облаках, принесенных юго-западным ветром. Демельзе хотелось знать, откуда они берутся. Их что, кто-то производит, спрашивала она, где-то за горизонтом?
Дуайт выглядел ещё более замкнутым, чем обычно, более молчаливым, но в такую изнурительную погоду это не казалось чем-то необычным. А Росса погода совсем не беспокоила – чистый воздух, такой свежий после лондонского зловония. Для сена нужно солнце, а сухой ветер – чтобы уберечь картофель от гнили, но сейчас ему не хотелось об этом беспокоиться.
Немного погодя Дуайт сказал:
– Как у тебя сейчас с Демельзой, всё хорошо?
– Что? Почему же нет?
– Ох, Росс, я же твой самый близкий друг, а не только доктор, потому и решился спросить. Знаю, что в прошлом году были кое-какие сложности. Но я не хочу быть назойливым.
Росс придержал лошадь.
– Если, говоря о сложностях, ты имеешь в виду страсть Демельзы к лейтенанту Армитаджу, то да, признаю, трудное было время. Что поделаешь с молодым человеком, смелым и во многих отношениях достойным, но больным, и как оказалось, смертельно больным, пытающимся – даже не знаю, насколько успешно – наставить тебе рога? И что делать с женой, которая до сих пор была верной и преданной, когда видишь её, склоняющейся к земле, как молодое деревце, вырванное ураганом?
– Ох... даже не знаю...
– Но возможно, тебе известно больше, чем мне? Демельза только Кэролайн доверяла свои секреты.
Дуайт улыбнулся и поглубже надвинул шляпу.
– Мы все очень близки друг другу, Росс. Это очень особенные отношения. Иногда мне кажется, ты знаешь Кэролайн лучше меня. В таком случае – неужто ты хоть на минуту можешь представить, что она передала мне какие-нибудь доверенные Демельзой секреты?
Росс кивнул.
– Придётся тебе, Дуайт, считаться с тем, что ревнивец подозрителен и недоверчив.
– Армитадж умер. Что бы там ни было, много или мало – всё кончено раз и навсегда. Береги то, что имеешь, Росс. Ты такой счастливый. И, прежде всего, забудь о случившемся. Если ты позволишь этому тлеть...
– Знаешь, несмотря на то, что многие считают нас самой любящей парой, наши отношения всегда были бурными, как пламя. За одиннадцать лет мы пережили немало штормов, и большей частью по моей вине. Теперь мы должны справиться с её штормом.
– Это всегда тяжелее.
– Быть тем, «перед которым грешны другие больше, чем он грешен сам» [3]3
У. Шекспир, «Король Лир», акт 3, сцена 2, перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник.
[Закрыть]? Конечно. Но думая об этом в таком ключе, я чувствую себя пристыженным. Однако наши эмоции не всегда рациональны. Чувства рождаются в глубинах сознания, и чтобы справиться с ними, нужна железная воля. Трудно удержать язык и взгляд, а особенно мысли...
Теперь они приблизились к развилке, где их пути расходились. Дорога Дуайта – налево, к склону, где стояла мельница Джона Джонаса с четырьмя коттеджами и торчала старая шахта, как указующий перст, а оттуда миля по вересковой пустоши до Киллуоррена. Россу – прямо, к перекрёстку Баргус, и дальше, к Грамблеру и Нампаре.
– Мы говорили только о моих проблемах, Дуайт, но думаю, ещё не совсем разобрались с твоими.
– Почему ты так решил?
– Ты назвал меня счастливчиком. Так оно и есть, но я чувствую, в твоих словах есть скрытый смысл.
– О, должно быть, я имел в виду – в сравнении с большинством моих пациентов, и богатых, и бедных. У многих из них печальная судьба, и это заставляет меня думать, что здоровье – главное условие жизни. Без него никак.
– Ну, положим, раз они твои пациенты, то, скорее всего, больны, потому и обращаются к тебе. Признаюсь, я встречаю изрядное количество вполне здоровых людей. Конечно, здоровье очень важно, и те, кто его имеет, не ценит, пока не потеряет. Но мне кажется, для тебя в этом есть личный подтекст, так? Ты говорил, что неплохо себя чувствуешь. Значит, это упадок духа, Дуайт.
