Текст книги "Вся ночь — полет"

Автор книги: Уинифред Леннокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Тебе, Шейла, знаешь, какой нужен муж?

– Какой? – Шейла с любопытством посмотрела на круглое личико подруги в кудряшках апельсинового цвета.

– Богатый и очень занятой.

– Богатый – понятно, – согласилась, улыбаясь, Шейла. – Но занятой? Почему?

Подруга вздохнула и объяснила:

– Поверь мне, в этом мире надоедает всё и надоедают все. – Она скривила губы, будто откусила лимон. – Поэтому, чем меньше видишь кого-то, тем дольше тебе захочется его видеть.

Шейла не считала, что подруга права. Ей, напротив, недоставало общения с первым мужем. Он часто уезжал, и они с Эдвином скучали без него.

Но, дорогая, одергивала себя Шейла, ты выходила замуж за него, и только за него. А сейчас ты хочешь… дом? Но не просто дом, а вместе с Бобом! – спешила она отогнать некстати возникшую мысль.

К тому же, уверяла себя Шейла, ты была такая молодая, когда выходила замуж в первый раз, с такими свежими чувствами. А сейчас тебе за тридцать, ты достаточно устала от жизни… Устала? Скорее привыкла к жизни, она теперь меньше удивляет и волнует.

Женщина за тридцать? – переспросила себя Шейла. Да, так и есть. А если это последний шанс? Не пожалею ли я после? Не забывай, напомнила она себе, ты живешь в обществе, в котором ценится семья, а те, у кого ее нет, неважно по какой причине, просто неудачники. На что ты годишься, если не нужна никому или ни с кем не можешь ужиться?

Шейла замечала, что, когда ее мысли отвлекались от Боба Олби и переключались на дом, на душе становилось необыкновенно приятно. Боб обеспечен и очень занят…

Что ж, если даже со стороны видно, что ей нужно, то почему не увидеть самой?

Шейла сказала Бобу «да». Она согласилась выйти за него замуж, тем более что и Эдвин был не против переехать в этот прекрасный дом, но при одном условии. Это условие показалось Шейле легко выполнимым.

– Мама, – сказал он, – поклянись, что ты разрешишь мне вступить в клуб любителей ловчих птиц.

– А… что это значит? – на всякий случай задала она неопределенный вопрос.

– Это не значит, что я захочу устроить в этом доме птичник, – засмеялся сын. – Но ты разрешишь мне выезжать с членами клуба в поле.

– В поле? В какое? – Шейла не совсем понимала, о чем он говорит.

– Это так называется – поле. Место, где тренируют птиц и проводят испытания.

– Ты уже обо всем узнал? – изумилась Шейла. Какой у нее проворный растет сын!

– Конечно, – сказал Эдвин. – Я связался с клубом через Интернет. Они принимают в члены клуба бесплатно, но ездить с ними в поле придется за деньги. Ты понимаешь теперь, почему я спрашиваю? Кое-что у меня припасено… – Эдвин пожал плечами, не уточняя сколько именно, и Шейла не спрашивала – у сына могут быть личные деньги. – Но тебе придется открыть мне кредитную линию. Сама знаешь, после того, как мне исполнится двадцать один год, я могу…

– Да-да, конечно, – поторопилась Шейла успокоить сына.

Его ждет отцовское наследство. И очень хорошо, если мальчик заранее будет знать, на что пойдут деньги. А если увлечение соколами – простая блажь, то Эдвин избавится от нее до того, как сможет распоряжаться деньгами. Но если это не блажь, то он сможет разумно начать дело, заранее подготовиться.

– Ты получишь все, что хочешь, – пообещала Шейла.

Эдвин подскочил к ней и чмокнул в щеку.

– Ну, я поехал.

– Куда ты, Эдвин?! – воскликнула Шейла.

– В поле. – Он пожал плечами. – Ты мне только что разрешила.

– Как? Прямо сейчас?

– Ты ведь замуж выходишь прямо сейчас?

– Да, но…

– Я оставляю вас на медовый месяц. – Он понимающе ухмыльнулся.

– Эдвин, как ты…

– Смею, мама. Я уже взрослый мальчик. Мне почти четырнадцать. Понимаешь? – Он подмигнул ей.

– Эдвин, неужели…

– Нет, мама, я люблю только птиц. Девчонки противные.

– Ох, Эдвин…

В то лето он уехал в Техас вместе со своим клубом. А Шейла с Бобом на самом деле провели милый медовый месяц.

Боб после свадьбы предлагал Шейле уйти из риэлтерской фирмы, но что-то удерживало ее от этого шага. Может быть, дело было в брачном контракте. Выходя замуж за Боба, она оставалась с тем, с чем вошла в этот брак. У нее есть квартира, за которую нужно выплачивать взносы еще несколько лет, у нее сын, который растет и взрослеет.

Шейла решила остаться в фирме, тем более что хозяин после ее потрясающей сделки с домом для Боба проникся к ней особенным уважением. Что ж, есть отчего – Шейла, его сотрудница, сумела войти в тот круг, в котором люди покупают такие дорогие дома. Эта сделка, надеялся он, должна быть не последней. И прибавил Шейле зарплату.

Итак, Шейла Ньюбери получила сразу все – комиссионные за продажу дома, сам дом и мужа.

Получила она и еще один сюрприз, к которому поначалу не знала, как отнестись. Медовый месяц закончился, они завтракали в своей необыкновенной кухне, перед тем как разъехаться по своим офисам. Боб, откусывая кусочек горячей пиццы с ветчиной и облизывая пальцы, на которые капнул расплавленный в микроволновке сыр, сказал:

– Шейла, я хочу сразу тебя предупредить…

– Не подавать такую горячую еду? – Она улыбнулась, вспомнив, как ее сын ненавидит «огненную пиццу».

Боб покачал головой, вытирая бумажной салфеткой уже облизанные пальцы.

– Нет, не угадала.

– Значит, ты хочешь по утрам два куска пиццы? – спросила она просто для того, чтобы что-то спросить.

Внезапно Шейла ощутила странную тоску, глядя на этого мужчину, который только что сделал то, от чего она отучила сына в раннем детстве. Она ненавидела, когда кто-то облизывает пальцы. Она не умилялась этому, даже когда так поступали младенцы, мамочки которых млели от счастья и сами готовы были облизать каждый пальчик.

– Снова не угадала.

Боб воткнул использованную салфетку, аккуратно сложенную, обратно в салфетницу, и Шейла едва справилась с собой, чтобы не выдернуть ее оттуда. Спокойно, сказала она себе. Выдернешь потом и выбросишь. Вы оба не дети, у каждого свои привычки, дурные и хорошие.

– Так скажи мне. – Она села на высокий табурет к столу и подвинула к себе тарелку с маленьким кусочком пиццы.

– Я не хочу иметь детей, – сказал Боб, разглядывая ногти на правой руке. Потом он отодвинул руку на скатерти и полюбовался ею. – У тебя есть Эдвин. – Он усмехнулся и посмотрел на Шейлу. – Как, переживешь?

Шейла почувствовала, что краснеет. Она не сказала бы точно – от чего. От обиды за себя или от неловкости за Боба. Разве это тема для завтрака? В лучшем случае, она для спальни.

Шейла отвела глаза от лица Боба и посмотрела в окно. За ним был тот самый пейзаж, который заманил ее сюда, в этот дом. Талантливый ландшафтный дизайнер создал заманчивый обман уютного семейного гнездышка. Может быть, она купилась на него, не отдавая себе отчета в том, к чему стремится на самом деле?

Но почему тогда захотел владеть этим домом Боб Олби? Она поняла бы еще, скажи он, что Эдвин станет и его сыном тоже. Поэтому он не хочет иметь детей. Но он сказал – «у тебя есть Эдвин».

– Я не отец, Шейла. Я сын. Вечный сын, у меня такая роль в жизни. Я в этом уверен. Теперь у тебя есть еще один мальчик. Так зачем нам многодетная семья?

Шейла улыбнулась, у нее не нашлось подходящих слов для ответа. Что ж, посмотрим, сказала она себе, отворачиваясь от окна и откусывая кусочек пиццы.

Ее новый сынишка оказался холодноватым, на вкус Шейлы, но она привыкла со временем. Статус, который она обрела – замужняя женщина, которая живет в дорогом доме с видом на Золотые Ворота, – был совсем неплох.

Глава четвертая

Переступить порог беды

Странное дело, но этот большой, прекрасно спланированный и декорированный дом день ото дня становился все более тесным и холодным. Шейла замечала, как трудно в нем Эдвину, как рвется он прочь из него.

– Мама, – говорил он, – я хочу жить на ранчо под Фортуной. Там так просторно.

– Но Боб не может там жить.

– Почему мы не можем поехать туда без Боба?

В голосе сына Шейла слышала дерзкий вызов, но заставляла себя не обращать внимания.

– Ему будет скучно без нас, – объясняла она сыну.

– Ему? Скучно? Да ты что! Меня он вообще не замечает.

Шейла слышала в тоне сына и разочарование. Она знала, сыновья всегда ждут одобрения матери, ее похвалы и восхищения, но они хотят иметь рядом мужчину. Пусть Боб не отец ему, но мужчина. А Боб если и замечает Эдвина, то лишь из ревности, будто на самом деле пытается оттеснить его и стать любимым сыном Шейлы.

Так прошел год их жизни в этом доме. Однажды Боб вернулся домой раньше обычного, его худощавое лицо округлилось, насколько это возможно, от довольства собой.

– Итак, – сказал он, – я переезжаю в Миннеаполис. Моя фирма предлагает мне повышение. Я стану руководителем отделения.

– Ты переезжаешь? – спросила Шейла. – Что ты имеешь в виду?

Он засмеялся.

– С моей семьей. Ты не знаешь, из кого, состоит моя семья? – Он вскинул брови, темные зрачки расширились. Боб не мигая смотрел на Шейлу. – А ты, Эдвин, – он повернулся к мальчику, – ты можешь помочь своей матери дать правильный ответ?

– Нет, – ответил Эдвин и дерзко заявил: – Я тоже уезжаю. В Колорадо.

– Куда? – изумилась Шейла. – С кем? Зачем?

– Я все лето буду работать на соколиной ферме. Меня берет с собой мистер Макдональд.

– Кто это? Ресторатор? – Боб снова вскинул брови.

– Нет. Он член попечительского совета нашей школы. Он владелец известной фермы ловчих птиц.

– Это каких же? – спросила Шейла.

Ей не понравился насмешливый тон мужа, хотя она понимала, как легко его вопрос обратить в шутку. Мол, да, еду к мистеру Макдональду, поесть даровых гамбургеров и жареной картошки.

– Он разводит ястребов, орлов и соколов. Он обещал научить меня тренировать сокола.

– А что еще ты там будешь делать? – спросила Шейла.

– Чистить птичьи клетки и помогать мистеру Макдональду учить жизни его внуков. – Эдвин улыбнулся с неожиданной нежностью. – Сама знаешь, мама, малыши липнут ко мне, как жвачка к зубам.

Малыши на самом деле везде и всегда тянулись к Эдвину. Это правда. Иногда Шейле приходило в голову, что если бы у них с Бобом были дети, то Эдвин с радостью возился бы с ними.

– Значит, тебя манит свобода, – заметил Боб. – Хорошая вещь, свобода. Но она опьяняет. Смотри!.. – В его тоне слышалось предупреждение.

Шейла вздохнула. Она знала, что Боб не любит опьянения ничем, кроме компьютера. И виски не для него, он морщится даже при виде пива, которое она любит, особенно темное. Поэтому Шейла совсем перестала пить при Бобе хоть что-то. Она предпочитала пойти с подругой в ресторан или в кафе и там посидеть за бокалом вина. Ей иногда нравилось состояние легкого опьянения. Оно расслабляло и прочищало мозги.

– Когда ты намерен переехать со своей семьей в Миннеаполис? – спросила Шейла, заставляя себя подстроиться под тон Боба.

– Осенью, дорогая.

– А дом?

– Ты его продашь. – Он ухмыльнулся. – Причем я хочу вернуть комиссионные, которые ты получила, когда продала его мне, в полной мере.

– To есть? – не поняла Шейла. – Что ты имеешь в виду? Как это? – Шейла не могла сообразить, поэтому задавала ничего не значащие вопросы Бобу.

– Очень просто. Ты должна продать этот дом дороже, чем я купил его.

– Да, но если…

– Ты должна постараться, дорогая. Это в наших с тобой общих интересах. – Боб хотел ей подмигнуть, но у него не получилось, и его глаз некрасиво дернулся.

Что-то в этой гримасе задело Шейлу, задело как никогда. Она почувствовала, что изнутри поднимается протест, который она давила в себе весь этот год жизни с Бобом.

Да живой ли он человек? – спрашивала она себя. Может быть, от бесконечного погружения в свою паутину он превратился в человека виртуального? Именно поэтому Боб хочет меня так редко, а близость с ним не доставляет мне никакой радости? Так что же, я и дальше буду жить с тенью? С функцией, вместо живого полнокровного мужчины? С мужчиной в стиле хай-тек?

Шейла не успела дать себе ответ на этот вопрос, как Боб вдруг встал и вышел из комнаты.

– Мама, я уезжаю завтра, – объявил Эдвин.

Она посмотрела на сына. Невысокий, пока еще, но крепко сбитый, с коротко стриженными светлыми волосами и с серыми, как у нее, глазами. В этих глазах решимость – Шейла помнила себя в его возрасте – почти пятнадцать лет – полное ощущение себя взрослым человеком. Советы родителей – смешны. И только какой-нибудь – у каждого свой – мистер Макдональд – авторитет.

Она знала Ронни Макдональда, он хороший человек. С ним она готова отпустить Эдвина. Но как ей обойтись без сына? Впрочем, вряд ли у нее найдется время скучать, потому что Боб поставил перед ней непростую задачу.

Надо отдать ему должное, он верно оценил ситуацию. Его странствия по виртуальному миру помогают уловить тенденции мира реального. Теперь, спустя год после покупки дома, он на самом деле может претендовать на более высокую цену…

Когда в своем путешествии по собственной жизни Шейла доходила до этого места, она останавливалась. Норма не заставляла ее с первого раза одолеть этот порог.

– Подожди, привыкни. Настрой себя, что ты сделаешь это в следующий раз. Или через следующий… Ты перешагнешь и через этот порог…

Шейла много раз откладывала попытку перешагнуть через порог беды. Но однажды она это сделала.

Перешагнула. Закрыв глаза и сцепив зубы. С пустым сердцем. Потому что оно остановилось и не гнало больше кровь. По крайней мере, так казалось Шейле. Хотя она точно знает, что это невозможно.

Невозможно. А возможно ли то, что произошло в Колорадо? Возможно ли то, что Эдвин, ее сын, утонул в горной реке? Почему он решил испытать себя и прыгнул со скалы?

Эдвин ударился о подводный камень и умер. Смерть была мгновенной, успокаивал ее доктор, словно эта новость должна была вернуть Шейлу к жизни.

Но и она, словно следуя поступку сына, тоже спрыгнула, как будто со скалы.

Шейла заявила Бобу, что не поедет с ним в Миннеаполис. Ей не нужен этот город, потому что она нигде в мире – ни под солнцем, ни под серым небом – не хочет быть больше рядом с ним. Потому что его скучное лицо способно затмить любое солнце. Она не кричала, не обвиняла его ни в чем, она говорила ему все это совершенно спокойно.

Она ожидала, что Боб останется равнодушным к ее отказу ехать с ним. Но он удивился. Им кто-то пренебрег? Тем более в момент его избранности? В момент его триумфа? Когда он, добропорядочный американский гражданин, с женой и с ее сыном должен переехать туда, где ему предстоит шагнуть на новую ступеньку своей вожделенной карьеры? Да как она смеет!

Разрыв был неожиданно бурным, настолько бурным, что об этом Шейла запретила себе вспоминать. Она помнила только одно – она сама себе удивлялась, что буйство Боба, случись оно до смерти сына, потрясло бы ее. Но после ухода мальчика она осталась почти равнодушна ко всем словам, которые Боб в ярости выкрикивал, к звону битой посуды. И даже к угрозам, на которые он оказался неожиданно щедрым.

– Почему ты удивляешься? – Норма Родд выспрашивала каждую деталь из того, что случилось с Шейлой. – В твоей жизни произошло самое страшное – смерть твоего ребенка. Женщину ничто не может испугать сильнее. Поэтому тебе не страшна была эта сцена.

– Но он мне… угрожал…

Норма усмехнулась.

– Ты, я думаю, ему ответила? Не молчала?

– Разумеется, – отозвалась Шейла. – Я сказала, что найму хакеров, которые его разорят. И тогда он не поедет ни в какой Миннеаполис.

– Компьютерных взломщиков? – Норма испытующе посмотрела на Шейлу. – Ты на самом деле их знаешь?

– Да. Они могут разорить его Интернет-магазины.

– Ты пошла бы на это?

– Норма, мне страшно, но я поймала себя на мысли, что я обвиняю его в гибели Эдвина. А если так, я готова на все.

– Гм… – произнесла Норма. – Что ж, насколько я понимаю, ты давно созрела для развода с Бобом.

– Наверное, уже в момент брака. – Шейла усмехнулась.

– Тебе нужен был только повод для этого шага. Ты его нашла. В данном случае такой перенос вины на Боба для тебя даже полезен. Ты сваливаешь ее на человека, который тебе больше не нужен. И освобождаешься сама.

– Он мне отвратителен. – Шейла поморщилась, как под дверью кабинета стоматолога.

– Понимаю, – тихо сказала Норма.

– Он испугался моей угрозы насчет хакеров.

– Он слишком хорошо знает, как ловко и успешно работают хакеры. Если они могут взломать компьютеры Пентагона, то… Кстати, у тебя на самом деле есть такие знакомые? – поинтересовалась Норма.

Шейла внезапно улыбнулась.

– Нет. Откуда?

– Но почему он поверил?

– Потому что Интернет-магазины – это самое дорогое, что у него есть в жизни.

– Понимаю. Что было потом?

– Потом я выбросила его из головы. Развод был простым, ни у кого ни к кому не было никаких претензий. – Она пожала плечами. – Брачный контракт прописан четко и ясно.

– Он уехал в Миннеаполис?

– Я думаю.

– А дом?

– Он до сих пор на продаже.

– Понятно. – Это слово Норма произнесла так, словно поставила жирную-прежирную точку в конце беседы.

Глава пятая

Мечты о Соколе Эдвине

Проводя неделю за неделей рядом с Нормой, анализируя себя, свои поступки и свою жизнь, Шейла Ньюбери внезапно поняла, что все эти годы жила так, словно не участвовала в собственной жизни. Как будто кто-то поставил ее на рельсы, как вагон поезда, и она катила в заданном кем-то направлении. Вместе с такими же вагонами, из которых стоял поезд.

Что это был за поезд? Поезд всеобщей жизни? Тогда кто загрузил ее собственный вагон? И чем?

То, что он не был пуст, это ясно. Как ясно и то, что не она сама его загружала. Она вышла замуж за своего первого мужчину, потому что ей, как всем ее подругам, этого очень хотелось. Во второй раз она вышла замуж, потому что ей понравился дом мужчины. Ведь это так?

Шейла усмехнулась собственной безжалостной формулировке. Но зачем сейчас играть с собой в прятки, когда ее вагон отцепили от длинного поезда, ее выгрузили из него, а вещи придется вынимать из него самой. Теперь никуда не денешься – рассмотришь, что накопила, что везла.

Но, предупредила себя Шейла, когда снова придется грузить свой вагон, я сделаю это сама, причем совершенно осмысленно. Я возьму с собой только то, что мне нужно самой.

Прежде всего в свою будущую жизнь я возьму ранчо близ городка Фортуна.

Кстати, как же раньше-то она не обратила внимания на многозначительное название – Фортуна? Ранчо близ Фортуны – это Судьба! Ее Судьба.

Теперь она не отмахнется от него, не промахнется. Там она будет по-настоящему дома. Бывает, человек всю жизнь ищет свой дом, но, случается, он так его и не находит, он все время живет, как в гостях. Шейла поняла почему – человек слишком жалеет время не только спросить себя: то ли я делаю? того ли хочу? – но главное, он жалеет время ответить себе.

Шейла приехала на ранчо, когда оно было залито полуденным летним солнцем, и почувствовала, как губы сами собой разъезжаются в улыбке. Она поняла – вот то самое место, где ей хотелось бы жить долго-долго и здесь же умереть.

Это ранчо любил Эдвин. Если бы он жил среди таких просторов, подумала Шейла, он наверняка бы не утонул. Почему он стремился в чужие края? Да только потому, что ему не хватало широты и простора в городе. Он был похож на сокола, которому нужен простор. Она знала, почему он прыгнул со скалы в воду в Колорадо. Потому что почувствовал себя соколом…

Шейла удивлялась, как спокойно она размышляет об Эдвине. А еще совсем недавно у нее огнем горело сердце, едва она вспоминала о погибшем сыне.

Итак, думала Шейла, выходя возле ворот ранчо из синего «форда», я куплю пару птиц, прочту все книги о разведении соколов, найду через Интернет коллег-соколятников, стану членом калифорнийского клуба любителей ловчих птиц. Я вступлю в него под именем Эдвина Ньюбери.

Шейла подошла по заросшей травой тропинке к окну старого дома и заглянула в него. Окно давно не мытое, на стекле остались дорожки от съезжавших по пыльному стеклу капель дождя. Придется заняться и окнами тоже, заметила себе Шейла. Как, впрочем, и всем остальным.

Она открыла дверь, петли жалобно застонали, взывая к вниманию Шейлы.

А их – смазать, сказала она себе, пытаясь сообразить, есть ли хоть что-то, хотя бы отдаленно подходящее для этого дела в багажнике ее синего «форда». Она мысленно обшарила содержимое багажника. Ничего. Потом вспомнила, что на веранде, в старом шкафчике, наверняка до сих пор стоит бутылочка с укропным маслом.

Шейла поморщилась, вспомнив резкий укропный запах, которым едва не отравилась в юности. Однажды она с друзьями приехали сюда на пикник, еще студентами, и пытались смазать кассетный магнитофон этим маслом. А потом ее подруга, с которой они спали в одной комнате, намазалась на ночь этим маслом, уверяя, что нет на свете ничего лучше для ее кожи, чем укропное масло. С тех пор запах этого масла, смешанный с запахом сигарет и алкоголя, вызывал у Шейлы самую настоящую физическую слабость и тошноту.

Но если нет ничего иного из того, что было тогда, кроме масла, – ни друзей, ни запаха сигарет, ни алкоголя… Впрочем, алкоголь есть, у нее в багажнике лежит бутылка виски «Лонг Джон». Но Шейла не собиралась к нему прикасаться. Сейчас ей нужно не опьянеть, а протрезветь от всего, что с ней было…

Шейла вошла на веранду, открыла дверцу шкафчика, которая тоже скрипела, вздохнула и пообещала себе смазать все в этом доме. Похоже, она еще слишком резко реагирует на звуки, но Норма обещала ей, что это скоро пройдет.

Пройдет, согласилась Шейла. Как только я приведу в порядок дом, сад возле дома, все ранчо.

Она уже знала, какую фирму наймет для этого, какого ландшафтного дизайнера пригласит, чтобы все вокруг превратить в соколиное поле. Она уже прочитала уйму книг о ловчих птицах, и хотя не все постигла, но знала, что соколы любят простор.

Будет им простор, необъятный, стоит лишь убрать беспардонно наехавшие на этот простор заросли ивы, проредить их, кое-какие оставить. Вон там – Шейла встала на цыпочки, всматриваясь в даль, – она распорядится посеять ковыль. Под бесконечным синим небом он будет колыхаться, манить, успокаивать, обещать… Волновать, в конце концов. Но волновать так, что покой снизойдет на эту землю, на всех, кто на ней, и соколы будут отдыхать среди этого покоя, чтобы снова и снова подниматься в небо и осматривать землю пристальным взглядом охотника. Чему не нужен дизайнер, так это небу. Он есть у неба, это сам Создатель, подумала Шейла, испытывая от этой мысли невероятный покой.

– Итак, Шейла, – однажды сказала Норма, с которой они беседовали каждый день, сидя на веранде большого дома с садом, – ты сказала, что у тебя нет никакой особой страсти в жизни. Ты можешь заниматься самыми разными делами. У тебя нет также ни одной фанатичной идеи, я правильно поняла?

Шейла повернулась к ней всем корпусом.

– Что ж, в таком случае, ты делаешь правильный выбор – попробуй понять… своего сына. Да, его больше нет. Но ты есть, он часть тебя. Его фанатичная идея захватит и тебя, Шейла. Это будет здорово.

Соколы. Ловчие птицы. Как же трудно ей было понять, откуда у сына возникла к ним тяга.

Под настойчивым давлением Нормы Шейла рылась в памяти, воскрешая прошлую жизнь до деталей, желая уцепиться за кончик ниточки и вытащить то, чего она не знала о сыне, когда тот был жив и полон сил. Но она, мать, должна почувствовать, догадаться, открыть эту тайну. Шейла чувствовала, что узнает, вот-вот…

На закате дня в багровеющем небе, которое предвещало завтрашний сильный ветер, она увидела ровную как стрела полоску – след самолета.

Шейла сперва почувствовала, как немеют кончики пальцев. Да это же ответ, который она упорно искала! Он начертан на небе. Ясно, понятно. Ответ такой прямой, как кем-то запущенная ввысь стрела.

Шейла вскочила.

– Норма! Норма! – закричала она. – Я поняла! Я увидела след!

– Ты увидела след сокола?

– Я увидела след самолета. Его отец погиб в авиакатастрофе, она произошла из-за птицы…

Шейла рыдала. Она рыдала так, словно ее освободили из многолетнего заточения.

Действительно, она вышла на свободу из собственного заточения – к себе самой. Она вспомнила, Эдвин говорил ей об этом, но, занятая своими делами, домами, комиссионными, озабоченная желанием выйти замуж снова… она забыла об этом сразу, как только умолк голос Эдвина. Он мальчик, фантазер. Какие соколы? Зачем и для чего? – отмахивалась она тогда. С чего бы ему заниматься птицами? Если бы кто-то в семье ими занимался, было бы понятно, поскольку это увлечение сродни страсти к моделированию судов, передающейся из поколения в поколение вместе с моделями, которые стоят десятки тысяч долларов. А на ровном месте – разве не блажь?

– Ну вот и все. – Норма облегченно вздохнула. – Кажется, я поняла все. Да и ты тоже, надеюсь, – Норма изучающе посмотрела на молодую женщину, которая теперь тяжело дышала. – Я читала, что соколов и впрямь нанимают на работу в аэропорты. Тебе ведь сын говорил об этом?

– Да. Эдвин мне говорил, но я…

– Все хорошо. Теперь ты знаешь, и это главное. Соколиный питомник, который хотел открыть Эдвин, откроешь ты. И поступишь правильно.

Шейла с жаром кивала. Да, она все сделает так, как хотел ее мальчик.

Когда Шейла мысленно произнесла эту фразу, она удивилась, как гулко забилось сердце от радостного нетерпения – скорее, скорее… Сделать то, что он хотел. Он будет жить дальше. Самый смелый, самый красивый сокол в этом питомнике будет Сокол Эдвин.

– Соколы честно отрабатывают свой хлеб, они отгоняют птиц над взлетно-посадочной полосой, Шейла. Они стоят дорого, – продолжала Норма. – Хороший бизнес для вложения денег. Ты не прогадаешь.

– Да, да, – торопилась согласиться Шейла. – Они спасают самолеты от столкновения с птицами, мне говорил Эдвин. Особенно во время миграции птиц. Да, да, поэтому хищных птиц расселяют в аэропортах.

– Может быть, ты захочешь получить должность сокольничего? – спросила Норма. – Например, в аэропорту Окленда? Или в «Ла-Гуардиа»? Где тебе больше нравится климат?

Шейла пожала плечами.

– Я готова ко всему, Норма. К любым переменам в жизни. Спасибо тебе.

– Нет, дорогая. Спасибо скажешь себе. После.

Уже, уже я говорю это спасибо, подумала Шейла, вспоминая тот разговор с Нормой. Благодарности стоит даже сам воздух, которым я дышу свободно прямо сейчас.

Она подняла голову – сейчас на небе нет ни единого облачка, ничего, кроме летней синевы.

Шейла обошла весь дом, стремясь понять, с чего начать и что сделать. До отъезда в Париж она должна распорядиться насчет ремонта – чтобы вернуться и сразу начать жизнь рядом с Соколом Эдвином.

Кровь возбужденно пульсировала в висках. Скорее бы. Соколенок Эдвин уже есть на земле. Он проклюнулся. Он ждет ее, маленький пушистый комочек, из которого вырастет сильная птица. Которая положит начало соколиному питомнику на этом ранчо.

Глава шестая

Чем опасны простые ответы

– Вот его милый папочка. – Жерар Бертье указал на очень темного сокола. – А вот и наша мамочка. Это те самые балобаны, ради которых вы, дорогая, пролетели половину мира. – Узкоплечий француз в клетчатой рубашке и жилете из серой кожи испытующе взглянул на Шейлу Ньюбери. – Я понимаю, вы платите деньги, я вам продаю товар. – Он хмыкнул. – Но товар живой, – продолжал Жерар, пристально глядя на Шейлу. – И я должен знать, что ждет моих птиц. Я хочу вас узнать… – он запнулся, – хотел сказать – поближе, но вы можете не так понять. У нас, французских мужчин, определенная репутация во всем мире. – Он хитро сощурился. – Понимаете, о чем я говорю, верно?

Шейла внезапно покраснела, то ли смущенная, то ли от того, что на самом деле не до конца поняла его французский со своим скромным запасом знаний чужого языка. Но по выражению его лица она догадалась, о чем говорит этот мужчина.

На всякий случай Шейла улыбнулась.

– Вы со мной согласны? – Жерар продолжал свою игру, которая его забавляла.

Молодая американка ему нравилась, он с готовностью отдаст ей птенцов, двух, которых приготовил. Но он должен получить удовольствие от ее общества? Конечно. И получит.

– Да, – она кивнула, – да, вы правы, – построила Шейла короткую французскую фразу, хотя изо всех сил старалась придумать ответ более достойный, не собираясь, впрочем, касаться глубинных причин, по которым она решила заниматься ловчими птицами.

Опасаясь нового вопроса хозяина птиц, как и всякий человек, плохо владеющий чужим языком, Шейла Ньюбери торопилась говорить сама.

– С этих птиц начнется мой питомник. Вы лучше меня знаете, насколько модны сейчас ловчие птицы во всем мире. С ними охотятся, их нанимают в аэропорты…

Жерар кивал, вслушиваясь в ее голос. Она говорила по-французски так, как говорят люди, изучавшие язык в школе. Они достигли успехов, а потом надолго отложили свои познания в дальний угол памяти за ненадобностью. Но, следует отдать должное, эта женщина говорила уверенно, как человек, который имеет опыт убеждать других в собственных идеях.

– Вы не орнитолог, верно? – спросил он. – Вы работали с людьми… Не с птицами.

– Верно, – согласилась Шейла, она уже освоилась, привыкла к его произношению, Жерар глотал окончания некоторых слов. – Но теперь я думаю, это моя ошибка. – Она доверчиво улыбнулась, а серые глаза сощурились, словно останавливая собеседника от желания что-то сказать. – Я думаю, у меня есть еще время наверстать упущенное.

– О да! – Жерар закивал. – В вашем возрасте можно наверстать упущенное во всем. Абсолютно.

Он окинул Шейлу взглядом. Высокая крупная женщина в расцвете лет со светлыми распущенными по плечам волосами, с уверенным взглядом стояла перед ним. Такие нравятся мужчинам, но… особенным. Жерар украдкой вздохнул. Таким, которым хочется прислониться к женскому плечу и всплакнуть. Или… – холодным расчетливым типам, которые взваливают на них весь дом, а сами занимаются только собой и своими делами.

Но, чем больше Жерар Бертье всматривался в Шейлу Ньюбери, тем большую симпатию к ней испытывал. Повидав на своем веку множество людей, изучив повадки самых хищных, самых смелых, самых непредсказуемых птиц, он находил в них много общего с людьми.

Ему показалось… он подумал… Нет, одернул себя Жерар, он был уверен, что эта женщина ищет в соколах нечто особенное. Не то, что все.

Она ищет в них… себя? Он усмехнулся. Как глубоко! – сыронизировал он над собой.

– Ну что ж, по рукам? – Жерар протянул Шейле свою сухую руку, она, не задумываясь, быстро протянула свою.

– По рукам.

Птица, которая сидела на другой руке хозяина, даже не дрогнула, она была похожа на изваянную из мрамора. Только бурые пестрины на белом фоне по низу тела, которые шевелились под легким ветерком, убеждали: птица живая.

– Клетка готова, бумаги для таможни – тоже. Приглашаю вас на бокал вина, чтобы отметить сделку.

Шейла вытянула перед собой левую руку и взглянула на часы.

– У вас есть время, Шейла, – обнадежил ее Жерар. – Пойдемте.

Шейла шла за ним по узкой тропе, протоптанной в густой траве, потом под ногами захрустела галька, и уже возле самого дома она ступила на дорожку, выложенную коричневой шершавой тротуарной плиткой. Не скользит даже в дождь, отметила она. Стоит запомнить.