Текст книги "Пропавшая икона"

Автор книги: Уильям Райан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава 20

Королев спал как убитый – так сказала бы его мать, которая уже пятнадцать лет как умерла. Было начало седьмого утра, а он все не просыпался. Его не разбудил ни рассвет, который просачивался в зашторенные окна, ни кукареканье петухов, устроивших привычную перекличку, ни гавканье собак, облаивавших грохочущую телегу, ни резкий свист хлыста, которым извозчик пытался их утихомирить. Заводские гудки, зовущие рабочих на работу, тоже не смоги нарушить его крепкий сон. Маленькая стрелка часов сначала перешла за цифру семь, потом восемь, а он все спал. Впервые так долго за последние годы. Он даже не пошевелился, когда Валентина Николаевна осторожно открыла дверь и прислушалась к его сопению. Наташа тоже заглянула. Обе посмотрели на Королева и решили дать ему отоспаться. На их лицах читались привязанность и забота, но они этого не замечали. Возможно, при виде спящего мужчины любая женщина испытывает материнские чувства. И только когда заглянул Бабель и попытался растолкать его, Королев подскочил и выхватил пистолет. Но, узнав писателя, тут же успокоился. Бабель широко улыбнулся.

– Это я, Алексей Дмитриевич. А это «вальтер»? Можно посмотреть? Откуда он у вас? У меня был такой же много лет назад, но я его потерял. А-а, тысяча девятьсот семнадцатый год, седьмая модель. Их перестали выпускать в конце войны. Это же немцы. Оружие офицера. Военный трофей?

– Достался от поляка.

Спросонья голос Королева прозвучал хрипло и грубо, как приговор бывшему владельцу пистолета. Бабель моргнул и положил оружие, а потом посмотрел на свои руки, словно проверяя, не осталась ли на них крови убитого.

– Хорошо поспали? – спросил Бабель и повернулся к двери, в которую как раз заглянула Валентина Николаевна.

Королев положил пистолет под подушку, зевнул и провел рукой по волосам. Через дверь была видна залитая светом комната.

– А который сейчас час?

– Почти десять.

Королев посмотрел на часы, поднес их к уху, чтобы убедиться, что они идут, и щекой почувствовал приятный холодок стекла.

– Обычно я не сплю так долго, – сказал он.

– Обычно вы не бьете головой других. Во всяком случае, я так думаю.

– Ох! – воскликнула Валентина Николаевна, и в этом возгласе слились и разочарование, и порицание.

– Это была самозащита, – сказал Королев.

– Вы хотите сказать, что тот человек начал первым? Ну да, конечно, – сказала она, недоверчиво качая головой. – Я не впервые с таким сталкиваюсь.

Королеву захотелось залезть под одеяло с головой и сделать вид, что соседей в комнате нет.

– У нас что, гражданин уже не имеет права на уединение? Я, конечно, как и все, за коллективизм, но неужели обязательно проводить собрание в моей комнате?

Валентина Николаевна с пониманием улыбнулась, сделала движение, которым военные обычно сопровождают слово «Есть!», и закрыла за собой дверь. Королев посмотрел на Бабеля.

– А вы? Можете оставить меня хотя бы на пять минут?!

– Конечно, – сказал Бабель, придвигая к кровати стул и усаживаясь на него.

– И? – вопросительно посмотрел на него Королев.

– Что «и»? Вы хотите услышать, что у меня для вас есть, или нет?

Королев задумался и показал на окно.

– По крайней мере, дайте мне хотя бы минуту, чтобы переодеться.

– Вы что, стесняетесь? Знаете, я ведь тоже был в армии. И поверьте, в кавалерийском полку, где я служил, не было места для излишней скромности.

– Пожалуйста, посмотрите на улицу, Исаак Эммануилович. Прошу вас.

Бабель буркнул что-то себе под нос, поднялся и с явно недовольным видом направился к окну.

Королев спустил ноги на голый дощатый пол. От этого у него немного помутилось в голове, и он учащенно задышал. Он взглянул на Бабеля, который с интересом наблюдал за ним.

– У вас лицо вдруг побелело. Интересно, я никогда такого не видел. Прямо на глазах. Вы были совсем другим буквально пару минут назад.

Королев махнул рукой.

– Я в порядке, – сказал он неуверенно. – Просто смотрите в окно, если вам не трудно.

Если показать свою слабость, закончится тем, что этот чертов писака примется описывать его обвислый зад в одном из рассказов, которые печатает в журнале «Новый мир». Все-таки у любого гражданина должно быть право на личные моменты, как бы остро ни стоял вопрос с жильем.

Капитан дотянулся до стула, оперся на него и встал. И сразу почувствовал прилив крови к ногам. Он немного постоял, собираясь с силами, и сделал пару шагов к шкафу.

– О-о, да вы совсем плохо выглядите! Может, вам все-таки нужна помощь?

Все усилия Королева были направлены на то, чтобы побороть приступ тошноты и удержать содержимое желудка. Говорить он не мог. Он был даже не в силах повернуть голову, чтобы бросить на назойливого очкарика негодующий взгляд, поэтому просто отмахнулся, надеясь, что этого жеста будет достаточно и Бабель больше не станет донимать его расспросами. Он сделал последний шаг, уперся в дверцу шкафа руками и прижался щекой к приятному холоду полированного дерева. Запах лака немного взбодрил его, и Королев почувствовал, как возвращаются силы. Он стянул с себя свитер, расстегнул пуговицы на брюках, и одежда кучей упала к его ногам.

Он достал свою последнюю чистую рубашку, с трудом просунул руки в рукава и застегнул несколько пуговиц. Потом он достал другие брюки, облокотился о стену, с трудом надел их и натянул подтяжки на плечи.

– Вот так-то лучше.

– Я, кажется, просил вас смотреть в окно.

– Я писатель, и как любому мастеру пера мне интересно наблюдать за такими моментами. Как вы шли, как надевали рубашку, какой у вас был цвет лица. Я мысленно записываю все это у себя в голове.

Королев попытался выразить все свое негодование одним взглядом, но это оказалось выше его сил.

Он тяжело уселся на стул.

– Так что вам удалось узнать?

– Боюсь, немного. Человек, с которым я говорил, знал Миронова, но смог сказать мне только одно: Миронов работал в седьмом отделе. А в наши дни интересоваться работой седьмого отдела небезопасно.

– Седьмой отдел?

– Раньше он назывался иностранным отделом.

– Понятно, – ответил Королев.

Об иностранном отделе если и говорили, то только шепотом. Он знал, что этот отдел отвечал за разведывательные операции Советского Союза за рубежом. Эти ребята отличались беспощадностью и сверхсекретностью. В этом они переплюнули даже НКВД. Да-а, интересно…

Иностранный отдел теряет человека тогда же, когда обнаруживается труп американки, и в это же самое время половина Москвы занимается поисками иконы, которая, вполне возможно, уже направляется к границе Штатов.

– Сейчас ведь идет чистка, – сказал Бабель. – Конечно, это не новость, но все чекисты сильно нервничают.

– На днях на Петровке убрали статую Ягоды. Просто превратили ее в пыль.

– Говорят, его со дня на день арестуют. А пока он сидит у себя в кабинете и ни один его телефон не звонит. Он бродит как привидение по коридорам комиссариата, и все делают вид, что не замечают его. А всего несколько недель назад он считался самым страшным человеком в России. Если он упадет, то потащит за собой других. Поэтому чекисты засуетились и делают все, чтобы не попасть в молотилку вместе с ним. Это снова наталкивает меня на мысль о Грегорине.

– Что вы о нем узнали?

– Он не в ладах с грузинами, несмотря на то что сам грузин, пусть даже наполовину. Его отец был русским. Но грузины его не любят. У меня есть подозрение, что еще в Тбилиси он наступил кое-кому на мозоль. Кроме того, он протеже Ягоды, а у того самого земля горит под ногами. Хотя Ежов вроде благоволит к нему, и ему может повезти, даже если грузины возьмут верх. А скорее всего, так и будет. Знаете, они близки к Сталину – поют одни и те же песни. Похоже, в конце концов они победят.

– У меня сложилось впечатление, что он работает по указанию самого Ежова, а то и еще кого-то повыше.

– Возможно, вполне возможно. Но мне кажется, что он далеко не в выгодном положении. Хотя прямо сейчас ему ничего не угрожает. Иными словами, он в таком же положении, как все.

– Что-то еще раскопали для своих записей в ящике?

– Я бы сказал, в секретном ящике. – Бабель поднялся с подоконника, на котором все это время сидел, и потянулся. – Надо немного пописáть перед учениями. Они начнутся после обеда. Кто знает, смогу ли я снова держать ручку, после того как проведу полчаса в противогазе.

– Поверьте, полчаса в противогазе лучше, чем один глоток газовой смеси. Мне приходилось видеть, как люди травятся газом, и я надеюсь, что больше не придется сталкиваться с подобным зрелищем.

– Конечно, если дело дойдет до войны, не думаю, что фашисты станут разбрасывать букеты с бомбардировщиков. Нужно готовиться. Я слышал, что Сталин приказал рыть метро на максимально возможной глубине, чтобы можно было укрыться от налетов с воздуха. И если мы готовы к бомбам, то почему не приготовиться к газовой атаке?

– Вы действительно думаете, что на нас нападут?

– Они уже готовятся к этому, мой друг. Мы стреляем в них в Мадриде, а они отстреливаются. И поверьте, Испанией это не ограничится. – Он пожал плечами. – Сталин это понимает. И делает все, чтобы мы были готовы к этому.

– Да, – сказал Королев, думая о людях из стали, которые уверены, что остальные слеплены из такого же теста.

Бабель попрощался и ушел. Какое-то время Королев каждой клеточкой ощущал свои сорок два года. Мысль о еще одной войне, со всеми ее ужасами и трудностями, словно тяжелый камень, давила на него. Ему хватило войны против немцев и австрияков. Он помнил лица убитых молодых ребят, среди которых мог оказаться сам. Они гибли тысячами, и в конце Первой мировой войны их было уже миллионы, а потом столько же в Гражданскую. В этот раз будет еще хуже – с новыми танками, бомбардировщиками и оружием, которое может положить сразу целый батальон. Конечно, он пойдет воевать, если до этого дойдет. Он прекрасно знал свой долг, как и другие граждане.

Размышляя об этом Королев, вероятно, уснул, потому что следующей картинкой, которую он помнил, было лицо Валентины Николаевны в проеме двери. В бледном свете солнца, падавшего через окно, ее волосы отливали золотом. Такая красавица, будто с рекламного плаката!

– Как вы себя чувствуете? – спросила она.

– Неплохо. Лучше. Я не привык все время лежать. Думаю, я уже могу подняться.

– Отлично. Сейчас принесу вам чаю. Ваш коллега Семенов скоро приедет. И звонил полковник Грегорин – он надеется, что вы быстро поправитесь.

– Спасибо, – сказал Королев, думая, каково Грегорину теперь, когда его марионетка соскочила с веревочек.

– За вами, мужчинами, нужно постоянно присматривать. Но я не против.

Валентина Николаевна улыбнулась и закрыла дверь, а он дал волю воображению и представил, как держит ее в объятиях. Она такая маленькая, но, похоже, сильная. Ее волосы пахнут цветами, а кожа – свежим хлебом. Почему-то он был в этом уверен.

Чай отлично взбодрил Королева. Он встал и подошел к окну, довольный тем, что комната перестала плыть перед глазами. Он скрестил руки на груди и посмотрел на чистое голубое небо. По дороге женщины в противогазах, свободных резиновых костюмах и огромных перчатках толкали тележки гражданской обороны. В тележках был какой-то белый порошок. Интересно, что это? Из собственного опыта он знал, что при газовой атаке надо бежать как можно быстрее. Противогазы, к сожалению, от иприта не спасали.

Когда в семнадцатом году немцы сбрасывали на русские окопы капсулы с ипритом, его полк как раз был в запасе. Сначала солдаты решили, что немцы ошиблись: сотни капсул падали на землю, в грязь, и не взрывались. Единственное, что их насторожило, – легкий запах чеснока. Лишь через несколько часов на открытых участках кожи стали появляться волдыри. Но это было не все. Газ просочился сквозь одежду и пробрался даже внутрь тела. Внешние и внутренние органы были в волдырях – подмышки, пах, грудь, желудок. Все. Кто знает, сколько человек тогда погибло? Тысячи ослепших солдат, взывая о помощи, бродили по полю, а немцы расстреливали их, как крыс, – и это был не самый худший конец. Его полк отправили на подкрепление, и если Бог простил пруссаков, которые попали им в руки, то они – нет…

Дом задрожал, когда эскадрилья бомбардировщиков оказалась над ним, и один из самолетов закрыл собой все небо, пролетая так низко, что Королев смог рассмотреть даже заклепки на дверце. Задребезжало стекло в оконной раме, собака во дворе заскулила и бросилась искать укрытие. При виде самолетов Королев воспрянул духом, хотя ему и стало немного не по себе от близости столь мощной военной техники. На этот раз они будут готовы, если фашисты вздумают напасть!

Королев вздохнул, подошел к столу и оперся о него рукой. Он увидел кровь на воротнике своего пальто, и мысли о расследовании снова зароились в голове. Если предатели пытаются продать икону за границу, понятно, почему в этом был замешан Миронов: кто поможет вывезти ее, если не майор иностранного отдела? А может, он как раз хотел помешать вывозу иконы на Запад? Королев в душе проклинал Грегорина. Он уже привык к тому, что тот манипулировал им, – все-таки это делалось ради великой цели. Но информация Коли Графа о том, что именно Грегорин возглавляет операцию по поиску иконы, полностью выбила у него почву из-под ног. А может, Грегорин использует его, чтобы найти икону, потому что кража из хранилища НКВД была его упущением? Икону увели из-за халатности или совсем по другой причине? Но ситуация рано или поздно прояснится, и если Королев к тому времени будет еще жив, то найдет подонка и вырвет его сердце собственными руками.

В этот момент он услышал стук в дверь. Через секунду на пороге появился Семенов.

– Как вы, Алексей Дмитриевич? Генерал сказал, что у вас сотрясение. Вам уже лучше?

Улыбка на лице Семенова показалась Королеву больше издевательской, чем сочувственной, и он недовольно стиснул зубы. О чем он вообще думал? Зачем полез драться с тем здоровяком? Как старший он должен подавать пример своему более молодому сотруднику. Вместо того чтобы обучать Семенова тонкостям профессии следователя, он лежит с разбитой головой и не в состоянии даже нормально передвигаться. Унизительное положение.

– Я отлично себя чувствую, – процедил он сквозь зубы. – Садись, в ногах правды нет. Рассказывай, что там у тебя.

– Итак, все по порядку. Передаю привет от генерала Попова его любимому ударнику труда.

– Послушай, ты, выскочка, у меня голова раскалывается, поэтому, если не хочешь нарваться на неприятности, оставь свои насмешки.

Семенов удивленно приподнял брови, и Королев подумал: неужели вся молодежь нынче такая нахальная? И снова этот дурацкий плащ! В нем Семенов походил на щеголя, да еще и волосы набриолиненные. Он сейчас напоминал деляг, которые приторговывали билетами на Киевском вокзале.

– Ну же, Алексей Дмитриевич, не надо себя жалеть. Могло быть и хуже – вспомните хотя бы беднягу Ларинина. Я видел его автомобиль, сплющенный двумя грузовиками, как блин. Ларинина пришлось вытаскивать из машины по кусочкам… Но если и Ларинина вам не жаль, то пожалейте товарища Морозова. Бедный Павел Тимофеевич оплакивает «форд», как родного сына. Да, не повезло Ларинину: только он оказался на пике карьеры, как его жизнь оборвалась. Теперь о нем скорбят коллеги.

– Правда? – переспросил Королев, не веря своим ушам. – Прямо-таки скорбят?

– Ну, не совсем. – На лице Семенова промелькнула издевательская улыбка. Затем оно снова стало серьезным. – Как по мне, я благодарен Ларинину, что он забрал машину. Возможно, у него отказали тормоза или лопнула шина. Что бы там ни произошло, это случилось с ним, а не с нами. В этой связи я вспоминаю о нем с благодарностью. Ладно, больше не будем об этом. – Семенов поправил манжеты рубашки так, чтобы они торчали из-под плаща. – Конечно, это печально, что Ларинин попал между двумя грузовиками… – добавил он минуту спустя.

– Да уж, – сказал Королев равнодушно.

Семенов вопросительно взглянул на него.

– Но лучше он, чем мы, правда?

Королев внимательно посмотрел на лейтенанта и понял, что он чего-то недоговаривает. Интересно, он действительно думает, что эта авария была несчастным случаем? Семенов перечислил возможные причины дорожного происшествия – отказавшие тормоза или пробитая шина, как будто пытался убедить себя, что все действительно произошло случайно. Хотя что сейчас гадать? Похоже, они по уши в дерьме, но нужно продолжать плыть.

Королев тяжело вздохнул.

– Несмотря на то что голова у меня как чугунная, не могу с тобой не согласиться, Ваня. Быть живым не так уж плохо. Какие еще новости для меня от товарища генерала?

– Для нас, – сказал Семенов с серьезным лицом. – У нас забирают это дело.

Капитан переваривал эту информацию достаточно долго, и все это время Семенов наблюдал за ним.

– Его отдали кому-то еще? – наконец спросил Королев скорее для того, чтобы нарушить тишину.

– Пауничеву. В понедельник утром нам дадут другое дело. Сказали, что это из-за вашей травмы. Они не хотят, чтобы расследование останавливалось. Сегодня утром он забрал у меня папку с делом и все отчеты.

– Кто? – спросил Королев, чувствуя, что никак не может собраться. Кровь прилила к голове, и ему с трудом удавалось справляться с волнением.

– Товарищ Пауничев. Это был приказ, Алексей Дмитриевич. Я ничего не мог с этим поделать. А еще генерал велел мне помалкивать о второй американке. Если поступит запрос на ее поиски, он примет решение, как поступать.

– Тебе разрешили сообщить Пауничеву что-нибудь? О том, что Смитсон была монахиней? О данных, полученных от Шварца? О Грегорине?

Семенов отрицательно покачал головой, и Королев ударил кулаком по колену.

– Неужели Попов действительно приказал тебе ничего не говорить Пауничеву? Как он это сказал? Повтори, что именно он говорил.

– Он сказал, что вся информация, полученная от полковника Грегорина, – это государственная тайна. Мы не должны выдавать ее никому – только если нам разрешат. Попов сказал, что я не должен разглашать эту информацию. Следовательно, я не передал ее Пауничеву.

– И даже то, что мне сказал Шварц?

– Да. Нас убрали с этого дела, Алексей Дмитриевич. Я думал, вы обрадуетесь.

Королев откинулся на спинку стула и посмотрел на потолок. В углу комнаты висела паутина, в центре которой сидел паук. Наверное, он тоже смотрит на него и думает, что надо бы сплести паутину побольше. Королева охватил смех.

– Да, ты прав. Мы должны радоваться. А Пауничев найдет человека, на которого повесят убийство в церкви. Нужно же как-то закрыть дело, для статистики.

Семенов смотрел на Королева так, будто тот позволил себе неприличный жест в публичном месте. Королев легонько шлепнул себя по лбу.

– Извини, Ваня. У меня еще голова не прошла. Наверное, я сейчас не в том настроении, чтобы воспринимать новости.

– Не извиняйтесь, Алексей Дмитриевич. Вот почему вас считают хорошим следователем, ну, другие следователи. Они говорят, что вы к каждому делу подходите так, будто жертвой в нем стала ваша матушка. Но если позволите мне дать совет, вам нужно быть тверже, товарищ. Пути партии не всегда понятны таким простым людям, как мы. За партией надо просто идти.

– Кому? Сталину?

– Нет, товарищ. Вам.

Королев горько улыбнулся. Дело осталось в прошлом, и уже ничего с этим не поделаешь.

Они выпили по чашке чаю, и неприятные мысли немного отступили. Они переключились на другие темы. Семенов ходил с друзьями в парк культуры и отдыха и поднялся там на вышку для прыжков с парашютом. Всего за несколько копеек его привязали к канатам, и он спрыгнул вниз, как настоящий парашютист. Правда, сокрушался Семенов, парашют от дождя и снега был грязным. В такую погоду в Москве все становилось грязным.

Какое-то время они сидели в тишине, прислушиваясь к грохоту военных грузовиков, которые переезжали по улице к Воронцову Полю, где должны были продолжаться учения. Семенов поерзал на стуле.

– У меня для вас еще одна новость, – сказал он. – Сегодня вечером состоится собрание, и генерал приказал вам не приходить.

От этих слов Королева охватило неприятное чувство.

– Как думаешь, что там будет? – спросил он каким-то чужим голосом.

– Сложно сказать. Генерала все уважают, но Менделеев стал темным пятном на репутации отдела, а бдительность сегодня – любимое слово. И хотя я не очень понимаю в этих делах, мне кажется, активисты боятся, что ситуация выходит из-под контроля. Все были потрясены случаем с Андроповым. С другой стороны, пока не заметно никакого внешнего давления, поэтому, думаю, в этот раз все обойдется публичной самокритикой. Никаких Менделеевых больше не будет, так что все наладится.

Королев слушал его и удивлялся. Лейтенант рассуждал как человек, лет на пять повзрослевший. Даже его голос звучал на октаву ниже. Королев знал, что Семенов был комсомольским активистом, но информация, которую он только что озвучил, явно шла из какого-то высокого источника. И говорил он ясно и уверенно. Королев никогда особо не прислушивался к словам Семенова, но сейчас отметил для себя, что этот молодой человек явно не так уж несведущ в делах партии.

– А ты? Ты пойдешь?

– Да. Как представитель комсомола. Меня назначили вчера. Я поддержу генерала, если потребуется. Обязательно. Но вы должны оставаться дома и отдыхать. Иначе завтра не сможете пойти на игру. – Семенов улыбнулся. – Все будет в порядке, Алексей Дмитриевич. Поверьте мне. В которому часу за вами зайти?

– Игра начинается в два.

– А что с американцем?

– Не вижу причин не взять его. У нас есть на это разрешение Грегорина. В конце концов, это наш долг – показать ему, насколько советский спорт превосходит капиталистический. Кстати, Бабель тоже будет. Завтра и развлечемся.

– Морозов сказал, что может дать нам машину.

– Нет, мы поедем на трамвае. Покажем Шварцу все по полной.

Семенов, надежды которого вести автомобиль рухнули, тяжело вздохнул.

– Ладно. На трамвае так на трамвае. По правде говоря, Морозов с трудом согласился выделить машину – думаю, он винит меня за разбитый «форд». Хотя он даже не собирался менять лобовое стекло, и в январе мы бы просто примерзли к сиденью. Так что, может, и к лучшему, что все так получилось.

Когда Семенов ушел, Королев какое-то время сидел в раздумьях. Потом поднялся и подошел к стоявшей на полу небольшой связке своих любимых книг. Он водил пальцем по корешкам, пока не остановился на выцветшем золоте названия «Герой нашего времени». Предвкушая удовольствие, он открыл книгу и прочитал начало первой главы: «Я ехал на перекладных из Тифлиса. Вся поклажа моей тележки состояла из одного небольшого чемодана, который до половины был набит путевыми записками о Грузии. Большая часть из них, к счастью для вас, потеряна, а чемодан с остальными вещами, к счастью для меня, остался цел».

Королев, довольный собой, кивнул. Лермонтов – хороший писатель. Как бы ни критиковали этого человека, он-то знал, куда направлять свой пистолет и с чего начинать роман.