Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах. Том 5"

Автор книги: Уильям О.Генри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

Я удалился в свой личный кабинет, и возмущенная публика последовала за мной. Я видел, что нет никакого смысла пререкаться с ними, – вынул свою чековую книжку и пошел на компромисс. Когда все деньги, бывшие на моем банковском счету, иссякли и ввалилась еще одна партия взбешенных граждан, я отказался от надежд.

В одиннадцать часов обслуживающий персонал газеты подал в отставку.

В двенадцать часов газете было предъявлено исков на сумму в двести тысяч долларов, и я знал, что все они были бесспорные. Я спустился вниз, выпил девять стаканчиков и вернулся в редакцию. На лестнице я встретил автора передовиц и ударил его по подбородку, не сказав ни слова. Он все еще держал в руках обломок; бросив в меня этим обломком, он скрылся из виду. Войдя в помещение, я увидел, что театральный критик был готов выиграть бой. Он учился в колледже и был хорошим футболистом. Он вывел из строя громадного немца, освободил редактора городского отдела от четырех граждан, сидевших на нем верхом, и собирался принять бой с наседавшей толпой. В это время в комнату ворвался редактор отдела светской хроники, босой, в рубашке и брюках, и я услышал снаружи громкое трещание и писк, как будто тысяча попугаев заговорила сразу.

– Бегите! – выдавил он из себя. – Женщины идут!

Я выглянул в окошко и увидал, что весь тротуар был полон ими. Я выбил окно, выходившее в садик, выпрыгнул и бежал без оглядки, пока не оказался в миле от города. Это был конец Школы практического журнализма Бинкли. С тех пор я стал бродяжничать.

Парень, которого я атаковал сегодня на улице, был моим специальным корреспондентом из Хаустона, которого я «нанял» для газеты. Я имел против него зуб за первое сообщение, посланное им в газету. Имея от меня carte blanche послать все, что он считает наиболее подходящим, он телеграфировал нам сорок тысяч слов о пересмешниках, чирикающих на деревьях перед коттеджем, в то время как в Дакоте снегу выпало на три с лишком фута. Не думаете ли вы, что мне не повезло?

– Я должен сказать вам, – сказал репортер «Пост», – что совсем не верю вашей истории.

Оборванец возразил раздраженно и с упреком:

– Разве я не заплатил своего последнего доллара за выпивку, пока рассказывал вам свою историю? Разве я просил вас о чем-нибудь?

– Да, – сказал репортер, подумав, – может быть, это и правда, но…

Новый микроб ^{56}
(Перевод Л. Каневского)

Есть в Хаустоне один человек, большой поклонник науки и активный исследователь всех ее тайн. В своем доме он оборудовал небольшую лабораторию, где теперь проводит большую часть своего времени, ставя различные опыты с химическими веществами и изучая различные субстанции.

В последнее время он проявлял особый интерес к различным теориям вирусологии, почти забыв о своем бизнесе, постоянно читал труды Пастера и Коха и все такое, что имело хоть какое-то отношение к бациллам.

Он приобрел новый мощный микроскоп с девятисоткратным увеличением и теперь надеялся, что и он внесет свой посильный вклад в ценные открытия, касающиеся жизни бактерий.

Вечером, в прошлый вторник, в одной из церквей устраивали благотворительный ужин.

Его жена хотела пойти туда вместе с ним, но он отказался, заявив ей, что лучше останется дома и в тихой обстановке, спокойно поработает с микроскопом, а она пусть идет, если хочет, да и детишек с собой возьмет.

Он читал доклад бывшего главного геолога штата Дамбла по поводу проведенного им анализа состава воды в реке Хаустон, ему очень хотелось проверить результаты, приведенные этим джентльменом, с помощью собственного анализа.

Сразу же после ужина он отправился на кухню, где увидел цинковое ведро с водой на скамье возле крана. Он тут же отнес его к себе в лабораторию и, закрывшись на задвижку, принялся за работу.

Вскоре он услыхал, как жена с детьми вышли из дома и пошли на ужин в церковь, до которой было всего один-два квартала, и он поздравил себя, что наконец в доме стало тихо и можно как следует плодотворно поработать.

Он работал почти три часа, все время разглядывая через мощный микроскоп образцы проб речной воды из ведра.

* * *

Наконец он, торжествуя, хлопнул себя по колену.

– Дамбл ошибается! – воскликнул исследователь. – Он утверждает, что это «hybadid cystallis», но он ошибается, я в этом уверен. В этой воде живут шизометицические бактерии, но они не макроки розеоперсицина, к тому же у них нет изодиаметрических клеток Может, я на самом деле открыл новый микроб? Неужели всемирная слава уже у моего порога?

Он схватил ручку и стал что-то лихорадочно записывать. Вскоре пришли его домочадцы, жена поднялась к нему в лабораторию. Вообще-то он обычно отказывался ее впускать к себе, но по такому важному случаю решил открыть дверь и даже восторженно ее поприветствовать.

– Эллен, – закричал он, – пока тебя не было, я добился славы и, может, большего состояния. Я открыл новую бактерию в речной воде. В науке она не описана. Я назову ее твоим именем и таким образом смогу тебя обессмертить. Ты только посмотри через микроскоп.

Жена первооткрывателя, зажмурив один глаз, посмотрела в трубочку.

– Какие забавные кругленькие крошечные кружочки, – сказала она. – А они не опасны для организма?

– Еще как! Верная смерть. Если они попадут в пищеварительную систему, все, хана! Сегодня же напишу в лондонский медицинский журнал «Ланцет» и Нью-Йоркскую Академию наук. Как же мы с тобой назовем их, Эллен? Нужно подумать… Может, Эленоб или Эленит, как думаешь?

– Ах, Джон, несчастный ты человек! – взвизгнула жена, увидав цинковое ведро на его столе. – Ты взял мое ведро с гальвестонскими устрицами, которые я купила для ужина в церкви. Ничего себе микробы!

Вилла Веретон ^{57}
(Перевод Г. Свободина)

– Ты поедешь, Пенелопа? – спросил Сайрус.

– Это мой долг, – ответила я, – это величайшая миссия – поехать в Техас, чтобы нести свет его темным жителям, поскольку это в моих силах. Школа, которую мне предлагают, будет очень хорошо платить, и если я смогу хоть немного научить дикий народ этой области нашей культуре и утонченности, я буду счастлива.

– Ну, ладно, тогда прощай! – сказал Сайрус, протягивая мне руку.

Я еще никогда не видела его таким возбужденным.

Я на секунду взяла его руку и села в поезд, который должен был отвезти меня к моему новому полю деятельности.

Сайрус и я были помолвлены уже пятнадцать лет. Он был профессором химии в одном из восточных университетов. Я получила предложение – учить детей в частной школе, в маленьком техасском городке, за сорок долларов в месяц, и приняла его.

Сайрус за свою университетскую кафедру получал двадцать долларов в месяц. Он ждал меня пятнадцать лет, чтобы скопить деньги для нашей свадьбы. Я взвесила все обстоятельства техасского предложения и решила, что я буду жить экономно и еще через пятнадцать лет (если б я продержалась в школе так долго) мы смогли бы отпраздновать свадьбу.

Мое содержание ничего мне не стоило, так как Де Вере, одна из старейших и наиболее аристократических семей на Юге, предложили мне жить у них в доме. В их семье было несколько маленьких детей, и им хотелось получить хорошего учителя для школы, которую посещали их дети. Станция, где я выходила, называлась Хаустон, и я увидела, что там ждала повозка, для того чтобы отвезти меня к месту назначения – к Веретену, маленькому городку в шести милях от станции.

Возница-негр подошел ко мне и почтительно спросил:

– Вы – мисс Кук?

Мой чемодан был уложен в экипаж – старую, рахитичную повозку, влекомую парой увечных мулов, и я взобралась на козлы рядом с кучером Питом, как он себя назвал.

В то время как мы ехали вдоль тенистой дороги, Пит внезапно разразился слезами и рыдал так, будто сердце его разрывается на части.

– Друг мой, – сказала я, – не скажете ли вы мне, в чем дело?

– Ах, мисс, – сказал он, всхлипывая, – я случайно взглянул на эту цепочку, свисающую с упряжи, и она напомнила мне массу Линкума, который дал нам, бедным рабам, свободу…

– Пит, – сказала я, – не плачьте. Там, в благословенных чертогах, ваш богоподобный освободитель ждет вас. Среди небесных гостей Авраам Линкольн [32]32
  Линкольн Авраам – президент Соединенных Штатов Америки с 1861 по 1865 г.


[Закрыть]носит самую блестящую корону славы.

Я нежно обняла плечо Пита.

Бедный, мягкосердечный парень, чья темная кожа скрывала сердце белее снега, все еще всхлипывал, вспоминая убитого Линкольна, и я позволила Питу опустить голову ко мне на грудь, там он продолжал беспрепятственно всхлипывать, в то время как я сама правила мулами по дороге к Веретону.

Вилла Веретон была типичным южным домом. Мне рассказывали, что семья Де Вере была все еще состоятельной, хотя потеряла много во время Гражданской войны, и они продолжали жить в истинно аристократическом стиле плантаторов.

Дом был двухэтажный, квадратный, с большими белыми колоннами по фасаду. Вокруг всего дома шла веранда, по которой вились густые массы плюща и жимолости. Слезая с повозки, я услышала шум и увидела большого мула, выбегавшего из двери, за которым гналась дама с метлой. Мул лег тут же на веранде, и дама прошла вперед, чтобы встретить меня.

– Вы мисс Кук? – спросила она с мягким, журчащим акцентом.

Я кивнула головой.

– Я – миссис Де Вере, – сказала она. – Входите, но берегитесь этого проклятого мула. Я не могу выставить его из дому.

Я вошла в гостиную и осмотрелась вокруг в изумлении. Комната была великолепно обставлена, но всюду я могла заметить чисто южную небрежность и неаккуратность. Тачка, полная гашеной извести, стояла в углу, оставленная там каменщиками, строившими дом. Пять или шесть цыплят приютились на пианино, а пара брюк висела на одном из канделябров.

У миссис Де Вере было бледное аристократическое лицо греческого типа, и ее снежно-белые волосы были тщательно уложены локонами. Она была одета в черный шелк, и сверкающие бриллианты украшали ее шею и руки. У нее были черные пронзительные глаза под густыми бровями. Когда я села, она вынула из серебряного футлярчика для визитных карточек длинный брусочек жевательного табаку и откусила кусочек.

– Вы разрешаете себе? – спросила она, улыбаясь.

Я покачала головой.

– Я так и знала, будь я проклята! – ответила она.

Как раз в это время лошадь застучала копытами на веранде – или галерее, как они называются в Техасе, и кто-то, соскочив с лошади, вошел в комнату.

Я никогда не забуду моего первого впечатления от Обри Де Вере.

Его рост достигал полных семи футов, и его лицо было безупречно. Оно было точной копией картины «Молодой св. Иоанн» Андреа дель Сарто. Его глаза были огромны, темны и казались полными какой-то печали. Его бледное лицо патриция и особенный вид человека «haut monde» раз и навсегда поставили на нем печать потомка многих поколений аристократов.

Он был одет в костюм модного покроя, но я заметила, что он был босой и что по обеим сторонам его рта тянулись тонкие темно-коричневые струйки табачного сока. На голове у него было громадное мексиканское сомбреро. Он не носил верхней рубашки, но его костюм, распахнутый на широкой груди, обнаруживал громадный сверкающий бриллиант, привязанный скрученной вдвое веревкой к петлям его шелковой нижней сорочки.

– Мой сын Обри, мисс Кук, – томно сказала миссис Де Вере.

Мистер Де Вере вынул кусок табаку изо рта и швырнул его за пианино.

– Вы леди, которая любезно согласилась взять на себя наши школьные дела, я полагаю, – сказал он низким музыкальным голосом.

Я наклонила голову.

– Я знаю ваших земляков, – сказал он с мрачной усмешкой, пробежавшей по его красивому лицу. – Они все еще идут ощупью среди темных традиций, предубеждений и предрассудков. Что вы думаете о Джефферсоне Дэвисе? [33]33
  Джефферсон Дэвис – американский государственный деятель (1808–1889). Президент так называемых Конфедеративных штатов южан.


[Закрыть]

Я посмотрела прямо в его блестящие глаза, не уступая.

– Он был предателем, – сказала я.

Мистер Де Вере рассмеялся и, нагнувшись, вынул занозу из пальца ноги. Затем он подошел к своей матери и приветствовал ее с тем рыцарским почтением и вежливостью, которые еще сохранились среди сынов Юга.

– Что у нас будет на ужин, мамми? – спросил он.

– Все, что захочешь, черт возьми… – ответила миссис Де Вере.

Обри Де Вере протянул руку и схватил одного из цыплят, устроившихся на пианино. Он свернул ему шею и бросил трепещущую птицу на дорогой брюссельский ковер. Он сделал большой шаг и стоял передо мной, возвышаясь, как мстящее божество, подняв руку и указывая другой на птицу, бьющуюся в смертельной агонии.

– Это – Юг, – крикнул он грозным голосом. – Юг, истекающий кровью и умирающий после Геттисбурга! [34]34
  В июле 1863 г. в сражении под Геттисбургом генерал Мид разбил войска южан под командованием генерала Ли.


[Закрыть]Сегодня вечером вы будете пировать над его телом, как ваши сородичи делали это последние тридцать лет!

Он швырнул мне в лицо голову цыпленка с ужасным ругательством, потом внезапно опустился на одно колено и склонил свою царственную голову.

– Простите меня, мисс Кук, – сказал он, – я не хотел оскорбить вас. Двадцать восемь лет тому назад мой отец был убит в бою под Шилоо…

Когда прозвонил гонг к ужину, я была приглашена в длинную, высокую комнату, отделанную панелями из темного дуба и освещенную парафиновыми свечами. Обри Де Вери сидел в конце стола и разрезал мясо. Он снял пиджак, и расстегнутая сорочка обнажала каждый мускул его торса, великолепного как торс «Умирающего гладиатора» в Ватикане, в Риме. Ужин был действительно «южный». На одном конце стола лежал громадный, скалящий зубы опоссум со сладким картофелем, стол был уставлен блюдами с капустой, жареными цыплятами, фруктовыми пирогами, хурмой, горячими оладьями, жареной «морской кошкой», кленовым сиропом, мамалыгой, мороженым, колбасой, бананами, сухарями, ананасами, фруктовыми соками, диким виноградом и яблочными пирогами. Пит, негр, прислуживал нам за столом, и как-то случилось, что, передавая мистеру Де Вере подливку, он пролил немного подливки на скатерть. С диким воплем, как тигр, Обри Де Вере вскочил на ноги и вонзил нож, которым он резал мясо, в грудь Пита по самую рукоятку. Бедный негр упал на пол, я подбежала к нему и подняла его голову.

– Прощайте, мисс! – прошептал он. – Я слышу, как поют ангелы, и вижу благословенного Авраама Линкума, который улыбается мне с большого белого трона. Прощайте, мисс! Старый Пит отправился домой…

Я встала и подошла к мистеру Де Вере.

– Бесчеловечное чудовище! – крикнула я. – Вы убили его!

Он позвонил в серебряный звонок, и появился другой слуга.

– Уберите это тело и принесите мне чистый нож, – приказал он. – Займите ваше место, мисс Кук. Как все ваши земляки, вы ясно выказываете склонность к черному мясу. Мамми, дорогая, можно мне дать вам чудный кусочек опоссума?

На следующий день я увидела четырех детей Де Вере и нашла их очень неглупыми и славными – двух мальчиков и двух девочек в возрасте от десяти до шестнадцати лет. Маленький школьный домик находился в полумиле от виллы, дорога шла через прекрасный луг с густой травой, пестревшей цветами.

У меня в школе было пятнадцать учеников, и, если бы не некоторые мелочи, моя жизнь в Веретоне напоминала бы рай. За первый месяц я скопила сорок два доллара. Мое жалованье было сорок долларов, а два доллара я заработала, давая взаймы время от времени мелкие суммы моим ученикам на несколько дней, за это они платили мне от десяти до двадцати пяти процентов. Я с интересом и любопытством изучала характер Обри Де Вере. Он был одной из самых благородных и величественных натур, которые я когда-либо знала, но так глубоко укоренились традиции и нравы народа, с которым он жил, что в нем от его хороших качеств оставался лишь смутный след. Он получил блестящее образование в университете штата Виргиния, был вполне законченным оратором, музыкантом и художником, но с самого раннего детства ему позволяли давать волю каждому своему импульсу и желанию, и в его возмужалости досадно чувствовалось отсутствие какого-либо контроля над собой.

В один из вечеров я сидела в музыкальном салоне, во втором этаже палаццо Де Вере, играя лучшую из шубертовских вещей – «Слушай, слушай жаворонка», когда вошел Обри Де Вере. За последнее время, по какой-то странной причуде, он стал более тщательно одеваться. В этот вечер на нем была рубашка, расстегнутая у ворота, обнажавшая его мощную шею, и черная бархатная куртка, отделанная золотой тесьмой. Его руки были в белых лайковых перчатках, и я заметила, что его ноги, которые он решительно отказывался обувать, были недавно вымыты у колодца.

У него было насмешливое и желчное настроение, которому он часто предавался, и он разразился уничтожающе едкой тирадой по адресу Гранта, Линкольна, Джорджа Фрэнсиса Трэйна [35]35
  Грант, Улисс (1822–1885) командовал армией северян во время Гражданской войны. Президент Соединенных Штатов Америки с конца 1868 по 1877 г. Трэйн Джордж Фрэнсис – американский политический деятель времен Гражданской войны.


[Закрыть]и других героев Соединенных Штатов. Он сел за стол, стоявший в середине салона, и начал чесать лодыжку одной ноги большим пальцем другой ноги – манера, которая, он знал, больше всего раздражает меня. Твердо решив не давать воли гневу, я продолжала играть. Внезапно он сказал:

– Простите меня, мисс Кук, но вы взяли неверную ноту, делая пассаж в этом септаккорде.

– Не думаю, – ответила я.

– Вы – лгунья! – возразил он. – Вы взяли чистую ноту, в то время как это должен был быть диез. Вот нота, которую вам следовало играть! – Я услышала, как что-то просвистело в воздухе. С того места, где он сидел у стола, он сумел попасть, с поразительной точностью струйкой табачного сока, пропущенной через зубы, прямо в черную ноту до-диез. Я поднялась со стула, слегка раздраженная, но улыбающаяся.

– Вы оскорблены? – оказал он саркастически. – Вам не нравятся наши южные нравы. Вы думаете обо мне как о mauvais sujet. [36]36
  Плохой сюжет, фабула.


[Закрыть]Вы думаете, нам не хватает уверенности и sanoir vivre. [37]37
  Уметь жить.


[Закрыть]Вы, с вашей бостонской культурой, думаете, что можете обнаружить фальшивую нотку в нашей вежливости и некоторый недостаток тонкости и рафинированности в наших манерах? Не отрицайте этого!

– Мистер Де Вере, – сказала я холодно. – Ваши насмешки на меня не действуют. Я нахожусь здесь для выполнения моих обязанностей. В вашем собственном доме вы вольны поступать, как вам заблагорассудится. Не подвинете ли вы вашу ногу так, чтобы я могла пройти?

Мистер Де Вере внезапно вскочил из-за стола и с жаром обнял меня.

– Пенелопа, – закричал он ужасным голосом, – я люблю вас! Вы – бедная, маленькая, подсушенная, вымытая, белоглазая, бледнолицая, церемонная, угловатая янки. Я полюбил вас с того момента, когда мой взгляд упал на вас. Выйдете за меня замуж?!

Я боролась с ним, пытаясь освободиться.

– Пустите меня! – кричала я. – О, если бы только Сайрус был здесь!

– Сайрус! – загремел мистер Де Вере. – Кто этот Сайрус? Клянусь, Сайрус никогда не получит вас!

Он поднял меня одной рукой над головой и швырнул меня через окно вниз, во двор. Затем вслед за мной он стал швырять обстановку, вещь за вещью; последним полетело пианино. Потом я услышала, как он сбегает по лестнице, и через момент почувствовала, как струя какой-то жидкости стекает по обломкам мебели. Я узнала острый запах керосина и услышала треск зажигаемой спички и дикий скрежет пламени, почувствовала внезапную опаляющую жару – и больше ничего не помнила.

Когда я пришла в сознание, я лежала в своей постели, и миссис Де Вере сидела около меня, обмахивая меня веером. Я попыталась встать, но была слишком слаба.

– Вы должны лежать спокойно, – нежно сказала миссис Де Вере. – У вас была горячка, вот уже две недели. Вы должны извинить моего сына, – боюсь, что он напугал вас. Он очень вас любит, но он такой порывистый…

– Где он? – спросила я.

– Он уехал, чтобы привезти Сайруса, уже время ему вернуться…

– Как я выбралась из этого ужасного пожара?

– Обри спас вас. Когда этот припадок прошел, он раскидал горящую мебель и принес вас сюда, наверх.

Через несколько минут я услышала шум шагов, и, подняв голову, я увидела Обри Де Вере и Сайруса Поттса, стоящих у моей кровати.

– Сайрус! – вскричала я.

– Здравствуйте, Пенелопа! – сказал Сайрус.

Прежде чем я смогла ответить, снаружи послышались громкие и враждебные голоса. Дверь была сорвана с петель, и дюжина замаскированных молодцов ворвалась в комнату.

– Мы узнали, что здесь находится проклятый янки! – кричали они. – Линчевать его!

Обри Де Вере схватил стол за ножку и убил, одного за другим, всех участников банды, собравшихся линчевать Сайруса.

– Сайрус Поттс, – закричал он, – поцелуйте эту школьную мамзель, или я выпущу вам мозги, так же как я сделал с этими ребятами!

Сайрус холодно чмокнул меня.

Неделю спустя Сайрус и я уезжали в Бостон. Его жалованье дошло до двадцати пяти долларов в месяц, а я скопила двести десять долларов. Обри Де Вере провожал нас до поезда. Под мышкой он нес бочонок с порохом. Когда наш поезд тронулся, он сел на этот бочонок и поднес к нему зажженную спичку. Один из пальцев его ноги упал в окно вагона, прямо мне на колени.

Сайрус не ревнивец, и я держу теперь этот палец в бутылке со спиртом на моем письменном столе.

Мы уже поженились, и я никогда больше не поеду на Юг.

Южане слишком порывисты.