Текст книги "Лес за Гранью Мира (сборник)"

Автор книги: Уильям Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Глава XXIV
Девушка рассказывает свою историю

– Теперь, друг мой, при свете луны и нашего костра я расскажу тебе всё, что смогу передать словами. Было же это так…

Если я всё же целиком отношусь к детям Адама, то я не смогу сказать тебе, сколько мне может быть лет. В моей жизни, знаешь ли, есть периоды, о которых память оставила мне лишь обрывки, и, без сомнения, многое я забыла насовсем. Я хорошо помню, как была вполне счастлива маленьким ребёнком. Меня окружали люди, которых я любила и которые любили меня. Я росла не в этой земле, но земля моего детства была так же прекрасна, как эта. Начало года, золотая его середина, увядание и конец, а затем снова начало – всё было полно счастьем, но это прошло, и потом какое-то время был только мрак, поскольку я ничего дальше о себе не помню, кроме того, что я существовала. Следующее, о чём я вспоминаю отчётливо, это то, что я уже молодая девушка, имеющая некоторые знания и страстно желающая узнать больше. Тогда-то я и перестала чувствовать счастье. Я жила среди людей, которые говорили мне: пойди, и я шла, говорили мне: сделай, и я делала. Никто не любил меня, но никто и не причинял мне боли. Моё сердце было полно ожидания чего-то, чего я и сама не знала. Я всё ещё жила не в этой стране, но в стране, которую я не любила. Я помню дом – большой и пышный, но совсем не уютный. За этим временем снова следует темнота, а за ней – лишь отрывочные воспоминания, после которых наступило злое время. Я уже была почти зрелой женщиной. Меня окружало множество людей – грязных, жадных и бессердечных. Мой дух стал жёстче, а тело слабее. Те, кого я считала глупее себя, говорили мне, что делать, и я не слушала их. Те, кого я считала трусливее себя, били меня, и я жила в нужде, побоях и постоянных страданиях, но всё, что со мной происходило, было для меня словно изображением на потускневшей картине, и среди всех людей, окружавших меня, кроме недругов были и друзья. Была старуха, которая рассказывала мне красивые истории о другой жизни, где все люди возвышенны и прекрасны или, по крайней мере, смелы и отважны. Она поселила в моём сердце надежду, она учила меня, она передала мне многие знания… многие… Я стала мудрой, и если бы захотела, могла бы стать и сильной, но всё это время я была никем в той стране, в том, как мне помнится, большом и грязном городе.

Как-то раз я заснула, и мне приснился кошмар. Временами он казался красивым, а временами страшным. В нём я встретила свою хозяйку вместе с тем уродом, чью голову ты сегодня расколол, но когда я проснулась, сон перешёл в явь, и я в самом деле оказалась уже в этой земле и стала такой, какой ты меня знаешь сейчас. Началась моя жизнь здесь. Я стояла посреди того зала с колоннами, который ты видел. Я была полуодета, мои руки связали. Карла подвёл меня к даме, и я услышала его хриплый голос: «Госпожа, подойдёт ли вот эта?» А затем я услышала нежный голос госпожи: «Эта подойдёт. Ты получишь свою награду. Теперь надень на неё невольничий знак». Я помню, как карла потащил меня куда-то, и моё сердце сжалось от страха перед ним, но тогда он не причинил мне вреда, а только надел на ногу это железное кольцо.

С того времени я и жила здесь невольницей у своей госпожи. Эту жизнь я помню день за днём, и больше нет уже тёмных провалов и снов в моей памяти, хотя рассказывать тебе об этой жизни почти что нечего, но вот что надо тебе поведать: несмотря на эти сны, а может, и благодаря им, я не утратила те знания, которым обучила меня старуха, и я жаждала всё больших знаний. Возможно, эта жажда и сделает теперь нас обоих счастливыми, но в то время она принесла мне только горе. Вначале моя хозяйка казалась просто капризной. Как и любая знатная дама, она была то ласковой к своей приобретённой невольнице, то жестокой, по настроению, хотя жестокой она была не со зла, а бесцельно, но в конце концов она поняла, что и я обладаю некоторыми из знаний, благодаря которым она жила по-королевски. Конечно, узнала она об этом не сразу, а мало-помалу, случайно открывая мои умения. Прошло около двух лет моей неволи, и она начала видеть во мне свою соперницу. После потянулись ещё три утомительных года. Почему-то мне казалось, что была причина, по которой она не могла сразу убить меня или замучить до смерти, но ничто не запрещало ей сваливать на меня всевозможные горести и несчастья. Наконец, она натравила на меня своего слугу – этого карлу, чью голову ты расколол сегодня. Многое я вынесла от него такого, о чём не осмелюсь рассказать тебе, но пришло время, когда я больше не могла выносить его. Тогда я показала ему этот острый нож. (И я вонжу его в своё сердце, если ты не простишь меня!) Я сказала карле, что если он не оставит меня, то я убью – не его – но себя саму, а с этим карла не мог смириться, поскольку госпожа приказала ему, что в любом случае я должна остаться живой, а её руку останавливал страх. Была ей во мне какая-то нужда, несмотря на мои знания, из-за которых она ненавидела меня. Ненависть же эта росла и временами так бушевала в ней, что перебарывала страх, и в какое-нибудь подобное мгновение она наверняка убила бы меня, если бы я не скрывалась от неё благодаря своему искусству.

Теперь я расскажу тебе о том, что случилось, когда немногим больше года назад в земли моей госпожи прибыл сын короля. Он был вторым обычным человеком здесь, ты был третьим, и все мы попали сюда из-за её колдовства. Когда принц только появился у нас, он казался нам – и мне самой, и, в большей степени, моей госпоже – прекрасным, словно ангел. Она сильно полюбила его. Он также полюбил госпожу, но по-своему, так как он был легкомысленным подлецом с чёрствым сердцем. В то же время он положил глаз на меня и предложил мне свою любовь – нечистую и недостойную, как мне вскоре стало ясно, так как, когда я отказала ему (скорее из-за страха перед хозяйкой), он не пожалел меня, а разгневался и постарался расставить мне ловушку. С тех пор я не видела от него помощи и не слышала доброго слова, но, друг мой, вместо грусти и тоски я продолжала учиться, я становилась всё мудрее в ожидании дня своего освобождения, и вот он пришёл, – и вот пришёл ты!

С этими словами она взяла руки Вальтера и поцеловала их, он же поцеловал её лицо, и её губы были мокрыми от слёз. Девушка продолжила рассказ:

– Месяц назад госпоже всё же надоел этот негодяй, каким бы красивым он ни был. Настала твоя очередь попасться в её сети. Я догадываюсь, как это случилось. Как-то раз ясным днём я была в зале, прислуживая хозяйке, и злобная тварь, которой ты расколол голову, лежала там же у порога, как вдруг напал на меня сон. Я боялась рассердить госпожу и поначалу изо всех сил старалась побороть его, но колонный зал поплыл у меня перед глазами и, наконец, исчез вовсе. Под ногами вместо резных мраморных плит появились грубые камни мостовой. Я чувствовала запах моря и корабельных снастей, передо мной возвышались городские здания, а сзади были видны корабли. Канаты и паруса хлопали на ветру, мачты качались. Я слышала крики моряков. Подобные моменты уже давно растворились в тумане моей прошлой жизни.

Я ступала по набережной, передо мной шествовал карла, а за мной – госпожа. Мы взошли на большой корабль, он набрал ход и выплыл из гавани, и сразу же корабельщики подняли флаг.

Вальтер перебил рассказчицу:

– А что было на нём изображено? Не щит ли с волком, скалившимся на деву? Ведь эта дева, возможно, ты?

Девушка согласилась:

– Да, так оно и было. Только подожди, позволь я расскажу всё до конца! Море и корабль растворились в воздухе, но я оказалась не в зале Золотого дома, а на улице того же города, который только что покинула. Мы втроём опять шли куда-то, но это видение было несколько смазанным, я плохо помню подробности – вижу перед собой лишь дверь в добротный дом, но всё очень быстро растворилось, и я снова оказалась в колонном зале дома, в котором я стала невольницей.

– Послушай, – опять перебил её Вальтер, – позволь задать тебе ещё один вопрос: меня ты не видела там, на причале у твоего корабля?

– Нет, не видела. Там было много народу, но все люди тогда казались мне чуждыми и безжизненными, словно тени. Слушай дальше: три месяца спустя снова напал на меня сон, когда мы были все втроём в колонном зале, но и этот сон был неясным. Видела я, что снова мы идём по шумной городской улице, но этот город был не похож на тот, что привиделся мне в первый раз. Справа от нас у двери какого-то дома стояли мужчины…

– Да, да! – вскричал Вальтер. – Одним из них был как раз я!

– Любимый, подожди немного, – улыбнулась девушка. – Мой рассказ близится к концу, и я попрошу тебя слушать внимательно, потому что боюсь, как бы ты не решил, что мой поступок непростителен. Дней двадцать спустя после этого сна было у меня свободное время, хозяйка тогда отпустила меня ненадолго. Я пошла отдохнуть к роднику возле дуба… А может, это она вложила мне в голову мысль пойти туда, чтобы получить свидетельство против меня. Я села у источника, но не потому, что любила сидеть на земле, а потому, что на сердце у меня было тяжело. Незадолго до того принц требовал немедленно покориться ему, угрожая ежедневными мучениями и бесчестьем. Силы оставили меня, и я уже была почти готова согласиться, чтобы иметь хоть малейший шанс жить немного лучше, чем в этих невыносимых мучениях, но тут я должна поведать тебе о другом, и я прошу – отнесись к этому серьёзно. Чтобы отказывать этому негодяю, нужно было мужество, и более всего оно поддерживалось во мне осознанием того, что мои магические силы – силы девицы, а не женщины, и с того самого момента, как я стану женщиной, я утрачу их. Ты, должно быть, подумаешь обо мне плохо, узнав, что я тогда решила за один раз лишиться всего, что с таким трудом собирала всю свою жизнь – так низко пала я от страха перед госпожой.

Итак, я сидела там, размышляя о своём положении, когда увидела идущего ко мне мужчину. Конечно, я решила, что это сын короля, но это был чужестранец с золотыми волосами и серыми глазами, а когда он заговорил, голос у него оказался таким добрым, что сердце моё проснулось, и я поняла, что друг мой пришёл ко мне, и… О, друг мой! Я плачу сейчас, потому что вспомнила час нашей первой встречи!

Вальтер ответил ей:

– Я тоже думаю, что пришёл именно ради тебя, любовь моя. Я выдержу всё, что ты мне ни скажешь, лишь бы мы оказались в безопасности вдали от этих злых мест, но ты, наверное, опять будешь ругать меня за мою несвоевременную нежность.

Девушка рассмеялась сквозь слёзы:

– О, нет, бедный ты мой! Не буду, если останешься благоразумным.

Она наклонилась к нему, обняла его голову и долго целовала его. От сильной любви к ней и жалости в глазах Вальтера появились слёзы.

Девушка же сказала:

– Увы, друг мой, но и сейчас ты можешь посчитать меня виновной и отвернуться от меня, когда услышишь, что я сделала ради нас с тобой. О, если б я могла искупить свою вину, чтобы только нам не разлучаться!

– Не бойся, дорогая моя, – ответил ей Вальтер. – Я думаю, что частично уже знаю, что ты сделала.

Девушка вздохнула и продолжила:

– Я признаюсь тебе, что запрещала целовать и обнимать себя до этого дня потому, что знала – моя хозяйка наверняка почувствует, если ты притронешься с любовью хотя бы и к моему пальцу. Тем утром перед охотой она целовала и сжимала меня в объятиях чуть ли не до смерти, показывая тебе мои плечи и ноги, именно с целью испытать меня, и тебя она тогда испытывала: хотела видеть, не заблестят ли твои глаза, не зардеются ли щёки. Ведь она сильно ревновала тебя! Кроме того, друг мой, даже когда мы ещё только гуляли вместе у родника возле скалы, я уже размышляла, нельзя ли нам сбежать из этой страны обмана. Ты спросишь, почему невозможно было просто взяться за руки и побежать, как мы побежали сегодня. Мой друг, я знаю точно, что, будь она жива, мы бы не дошли даже до этого места. Она бы натравила на нас своих слуг, и они вернули бы и тебя, и меня нам же на горе, поэтому, как я и сказала тебе, я с самого начала задумала смерть этих двоих: карлы и моей хозяйки, иначе было бы невозможно, чтобы и ты остался в живых, и я избежала смерти. А о том негодяе, что угрожал мне наказанием как невольнице, я и не думала, меня не волновало, жив он или умер, так как я знала, что твой доблестный меч или даже твой кулак быстро укротят его, поэтому я решила, что притворюсь перед сыном короля, будто готова сдаться ему, что я и сделала, как ты знаешь, но ни ночью, ни в какое другое время я не делила с ним постель и впервые пообещала разделить только тогда, когда ты слышал наш разговор за день перед тем, как получил задание принести львиную шкуру. До этого дня я совершенно не знала, что делать, и хотела, с болью и горечью, попросить тебя сдаться перед страстью бесчестной женщины. Когда же мы беседовали у потока, я увидела, что злобная тварь (чей череп ты раскроил сегодня) следит за нами. Всегда, когда я вижу его, даже когда я просто вспоминаю его, – ах, да, он мёртв теперь! – меня охватывает страх, но тогда, посреди этого страха меня озарила мысль, как уничтожить врага. Для этого я и сделала карлу посланником к хозяйке, когда пригласила тебя разделить со мной ложе, зная, что он услышит мои слова. Ты понимаешь, что он, конечно же, сразу принёс ей новости, а я поспешила к принцу просить его, а не тебя, прийти ко мне ночью. Затем я стала ждать встречи с тобой. Я искала тебя повсюду, хватаясь за каждый шанс, и, наконец, увидела тебя, когда ты возвращался после поиска шкуры несуществующего льва, и предупредила. Если бы не эта встреча, то ничего не получилось бы.

Вальтер спросил:

– А лев был её или твоим творением?

– Её, конечно. Зачем мне было этим заниматься?

– Действительно, зачем? Но она и в самом деле упала тогда в обморок! И потом так сильно была разгневана на врага…

Девушка улыбнулась:

– Если бы её ложь не выглядела правдиво, то она не была бы таким мастером обмана, такой, какой я её знаю. Врать можно не только языком, а на врага она ведь и в самом деле гневалась! Врагом же была я, и в эти дни её гнев никогда не оставлял меня. Но я продолжу рассказ.

Знай, что когда ты в тот вечер вошёл в зал, хозяйка уже проведала о твоей будущей встрече со мной и уже решила убить тебя, но прежде она хотела вновь почувствовать твои объятия, поэтому и уделяла тебе столько внимания за столом (чем надеялась досадить и своей служанке), поэтому и пригласила к себе. Она думала, что ты не посмеешь отказаться, даже если потом тебе надо будет идти в мою спальню.

Итак, подлец был в моих руках, как ты понимаешь. Я дала ему зелья, и он лёг в постель. Когда же я подошла к нему, он уже не мог ни двинуться, ни даже открыть глаз. Я легла рядом с ним, чтобы госпожа знала, что моё тело было здесь, ибо иначе она сразу что-то заподозрила бы. Пока я лежала с ним, я придала ему твой облик, так что никто не мог бы сказать, что это не ты лежишь рядом со мной. Тогда, вся дрожа, я стала ждать, что произойдёт. Прошёл час, в который ты должен был побывать в её комнате, и настал час, в который, как считала моя хозяйка, ты должен был прийти ко мне. Вот-вот уже она сама должна была прийти, и сердце моё стучало сильнее – так я боялась её жестокости!

Наконец, я услышала какие-то звуки из комнаты госпожи, тогда я встала из постели и спряталась за портьерой. Я готова была умереть от страха, но вот она, мягко ступая, вошла в комнату, держа лампу в одной руке и нож в другой. Скажу тебе правду: у меня и самой был нож на случай, если придётся защищать свою жизнь. Госпожа держала лампу высоко над головой. Она подошла к кровати, и я услышала, как она бормочет: «Её здесь нет! Но её найдут!» Она наклонилась над постелью и положила руку туда, где только что лежала я. Затем она взглянула на человека, которому я придала твой образ. Хозяйка задрожала, у неё подкосились ноги, и лампа выпала из её рук на пол и погасла. Комнату заливал лунный свет, поэтому мне и без лампы было видно всё, что там происходило. Госпожа издала звук, похожий на рёв дикого зверя, и я увидела, как она подняла руку. Блеснула сталь, а затем рука с кинжалом опустилась вниз… Я чуть не лишилась сознания, – мне вдруг почудилось, что человек в моей постели был тобой. Подлец умер, не издав ни звука. Почему я должна печалиться из-за его смерти? Я не могу плакать по нему. Госпожа прижала его тело к себе и разорвала одежду на его плечах и груди с бессвязными причитаниями, но некоторые слова я поняла. Я услышала, как она сказала: «Я забуду. Я должна забыть. Наступят новые дни…» Ненадолго нависла тишина, а затем она вскричала страшным голосом: «О, нет, нет, нет! Я не могу забыть! Я не могу забыть!» И, издав продолжительный скорбный вопль, наполнивший ночную тьму невыразимым ужасом (ты не слышал его?), она схватила с постели нож, вонзила его себе в грудь и рухнула мёртвой на кровать, где уже лежало тело только что убитого ею мужчины, а я вспомнила, что ты ждёшь меня, и радость поборола мой страх, не могу отрицать этого. Я помчалась к тебе, взяла твои руки в свои, и мы побежали вместе. Будем ли мы и дальше вместе?

Вальтер отвечал медленно, не прикасаясь к девушке, а она, сдерживаясь от плача и рыданий, сидела, глядя на него с тоской в глазах. Вальтер произнёс тогда такие слова:

– Я верю, что ты рассказала мне всё. Хитрость ли твоя погубила её или её собственная злоба, но так или иначе, а она была убита прошлой ночью, а ведь в ночь до того она лежала в моих объятиях. Это было зло, и причиной этого зла был и я. Я любил не её, а тебя и желал ей смерти, чтобы я мог быть с тобой. Ты знаешь это и всё же любишь меня, даже слишком сильно любишь. Что же я могу сказать? Если и виновен кто в обмане, то и я участвовал в нём, и если и виновен кто в убийстве, то и я участвовал в нём. Скажем же друг другу, скажем перед Богом и его святыми: «Мы вдвоём составили заговор, чтобы убить женщину, мучившую одного из нас, и если мы поступили дурно, то вместе и должны понести наказание, ибо мы сделали это как один человек, у которого одна душа».

С этими словами Вальтер обнял девушку и по-дружески нежно поцеловал, успокаивая её, а потом сказал:

– Может быть, завтра при свете дня я попрошу тебя рассказать мне об этой женщине, сейчас же оставим её в покое. Ты теперь очень устала, и я хотел бы, чтобы ты отдохнула.

Вальтер походил по лесу, собрал кучу валежника для постели, накрыл валежник своей курткой и уложил туда девушку. Она же кротко легла, с улыбкой сложила на груди руки и заснула, а сам Вальтер сторожил у костра всю ночь, пока не занялся рассвет, а затем также лёг и уснул.

Глава XXV
О торжественном летнем наряде девушки

Когда настал день, Вальтер поднялся и увидел, что девушка уже возвращается с реки, свежая и румяная после умывания. Она подошла к нему и слегка побледнела, стыдливо отстранившись от него, но Вальтер взял её за руку и не таясь поцеловал. Они оба чувствовали себя счастливыми, и им не нужно было говорить о своей радости, хотя у них оставалось на сердце много того, что можно было рассказать друг другу, если б только для этого нашлись слова.

Они сели к костру и стали завтракать, а когда закончили, девушка сказала:

– Мой господин, ты видишь, что мы уже почти дошли до гор, и к закату будем в стране медвежьего народа, и вряд ли мы сможем не попасться им в руки, а если попадёмся, то вряд ли сможем сбежать, и всё же я думаю, что мы избавимся от опасности с помощью мудрости.

– А в чём эта опасность? – спросил Вальтер. – Я имею в виду, что самое страшное может нас ожидать.

Девушка ответила ему:

– Быть принесёнными в жертву их божеству.

– А если мы и избежим этого, то что потом?

– Одно из двух: они могут принять нас к себе в племя…

– А разлучат ли они нас?

– Нет.

Вальтер рассмеялся:

– Тогда в этом нет вреда. В чём же вторая возможность?

– В том, что они отпустят нас, и мы вернёмся в христианские страны.

– Я не уверен, что это лучшая возможность из двух, хотя ты, вероятно, думаешь именно так, но скажи мне, что за божество они почитают принесением ему в жертву чужестранцев?

– Их божество – женщина. Они почитают её как мать их народа, управлявшую племенами до появления вождей и Владык сражений.

– Но это было так давно, как же она может жить сейчас?

– Без сомнения, женщина тех дней уже умерла много-много лет назад, но они почитают каждый раз новую женщину, принимая её за воплощение их древней матери, и, по правде говоря, та, что лежит мёртвой в доме с колонным залом, и была последней из их божеств, и если они узнают об этом, то им понадобится новое божество. Мы им так и должны сказать.

– Да, да! – воскликнул Вальтер. – Хороший же приём мы получим от них, если придём к ним с руками в крови их божества!

Девушка улыбнулась и ответила:

– Когда я принесу им весть о том, что я убила её, они, без сомнения, сделают меня новым божеством, если, конечно, поверят.

– Странные вещи ты говоришь, – сказал Вальтер. – Но если всё будет так, то как это приблизит нас к нашим родным, к христианскому народу?

Девушка рассмеялась в ответ – такой радостной она стала теперь, когда знала, что его жизнь отныне – это часть её жизни.

– Дорогой! После этих слов я вижу, что твои желания полностью совпадают с моими, но что бы с нами ни случилось, мы можем теперь ждать, потому что отныне наше ожидание означает жизнь, а не смерть, хотя бы и такую жизнь, как сейчас, но, честно говоря, я думаю, они не будут нас задерживать, если решат, что я их божество. Они и не требуют, чтобы их божество постоянно жило среди них, не бойся.

Девушка снова засмеялась и сказала:

– Что такое? Ты смотришь на меня, думая, наверное, что жалкое из меня выйдет божество? В скудной одежде без рукавов, босая! Но подожди! Я знаю, как нарядиться, когда придёт время. Ты увидишь! А теперь, мой господин, не пора ли нам выступить в путь?

Они поднялись, отыскали брод через реку, где вода доходила девушке только до колен, и, направляясь к стране холмов, пошли дальше по зелёным склонам, на которых лишь местами попадались деревья.

Но вот они уже начали подъём в горы. В долинах между вершинами росли орехи и ягоды, среди густой травы виднелись цветы, в одной из долин путники и остановились, чтобы пообедать, так как Вальтер подстрелил по дороге зайца. Там они нашли и журчащий ручей у серого камня на поляне, где весело пели птицы.

Когда с едой было покончено и путники отдохнули, девушка поднялась и сказала:

– А теперь королева наденет свой убор, чтобы стать подобной божеству.

Она принялась за работу, а Вальтер смотрел на неё. Девушка сплела венок из самых свежих роз и надела его на голову. Талию она опоясала гирляндой из полевых цветов, концы которой свисали до колен. К подолу платья девушка подвязала цветочные банты. Сделала браслеты для запястий и лодыжек, украсила цветами свою обувь. Наконец, она возложила один венок на голову Вальтеру и, отойдя на пару шагов и поставив вместе ноги, а руки подняв, сказала:

– Теперь посмотри на меня! Разве я не Мать лета? Зачем мне одеваться в золото и шелка? Меня и в таком виде признает медвежий народ. Теперь пойдём, ты увидишь, что всё будет хорошо.

Она весело рассмеялась, но Вальтер не мог смеяться, печалясь о своей возлюбленной. Они пустились в путь, который теперь вёл вверх по склонам гор. Несколько часов прошли в приятной беседе. Наконец, Вальтер взглянул на девушку, улыбнулся ей и произнёс:

– Одно я скажу тебе, мой милый друг: была бы ты одета в золото и шелка, твои роскошные одежды, хоть бы даже с пятнами да прорехами, для медвежьего народа всё равно остались бы роскошными, но твой цветочный наряд увянет через пару часов и обратится в ничто. Я уже и сейчас вижу, как таволга свисает с твоего пояса, утратив цвет, а очанка на подоле твоего белого платьица уже не такая яркая и голубая, как была. Что ты думаешь об этом?

Девушка засмеялась и остановилась, оглянувшись через плечо. Пальцами она начала перебирать цветы, словно птица, расправляющая пёрышки. Затем она сказала:

– В самом деле всё увяло? Приглядись-ка хорошенько!

Вальтер взглянул и не поверил тому, что увидел: на его глазах кольца таволги вновь стали чистыми и свежими, цветки очанки опять заблестели на белых ногах девушки, розы раскрылись, и всё это было таких ярких, насыщенных оттенков и издавало такой аромат, что казалось, будто цветы живые и растут сами собой.

Вальтер был удивлён и несколько озадачен, девушка же сказала:

– Мой друг, не бойся! Разве я не говорила тебе, что владею тайными знаниями? Но мудрость моя больше не причинит никому вреда, и вспомни ещё одно: я сказала, что расстанусь со своими знаниями в тот день, когда стану счастливой сама, и только тебе будет принадлежать вся моя мудрость, мой господин, а пока пусть она ещё ненадолго останется при мне. Теперь же – вперёд! Смело и радостно – вперёд!