Текст книги "Звездный удар"

Автор книги: Уильям Гир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

– Продолжай. Я сохраню твою тайну.

Он пожал плечами и отвернулся.

– В Афганистане… Черт побери, в то время мне очень хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь. Просто хотелось почувствовать чью-то заботу, чью-то близость.

– Но холодный, расчетливый майор спецназа не может быть таким чувствительным. Это слишком по-человечески.

– Наша система не совсем человеческая. – Он отмахнулся. – Забудь о том, что произошло, Шейла. Считай, что я на минуту сошел с ума.

Она приблизилась, положила руку ему на плечо и почувствовала, как он задрожал от ее прикосновения.

– Не забуду. Мы, люди, странные существа. Простое прикосновение может быть даром, более драгоценным, чем груда алмазов или золота. – Она улыбнулась, увидев, что он смущен. – Спасибо тебе. Я больше не чувствую себя такой одинокой.

Улыбка Виктора погасла, словно он боролся с охватившей его паникой.

– Мне лучше уйти.

– Пожалуйста, останься. Давай просто поговорим. – Она заметила, что он колеблется, и развела руками. – Может быть, теперь пришла твоя очередь довериться мне?

Его губы сжались, он нахмурился, потом кивнул:

– Ну хорошо. Но я не уверен, что это хорошая идея.

Она спросила интуитивно:

– Почему? Я тебя пугаю?

Он кивнул.

– И ты смущаешь меня,

– Тогда мы квиты. Ты смущаешь меня, поражаешь – это точно. Я ловлю себя на мысли, что мне страшно интересно узнать, кто ты на самом деле. То ли хладнокровный, жестокий командир спецназа, то ли ранимый, заботливый мужчина, который так нежно и уверенно обнимает меня.

Он шагнул к автомату, потер руку об руку – от этого движения мышцы на предплечьях взбугрились.

– Думаю, ни то и ни другое.

– Почему я тебя пугаю?

Он обернулся и печально посмотрел на нее.

– Потому что я постоянно думаю о тебе. И когда это происходит, я не знаю, что делать с собой. Я не понимаю, что это. Ты привлекательная женщина, женщина, достойная уважения, а последние десять лет вокруг меня вообще не было женщин. Все это очень меня настораживает. – Он поймал ее удивленный взгляд и поспешно добавил: – Мне не следовало говорить всего этого.

– Нет, ведь я сама попросила. Быть честным – всегда означает быть уязвимым. Знаешь, я почти незнакома с… – ей стало жарко, – боюсь, пришла моя очередь устыдиться. Видишь ли, мои отношения с мужчинами вовсе не похожи на то, о чем пишут романисты. И если быть до конца честной, это ряд сокрушительных неудач. – Она глубоко вздохнула. – Ну вот мы и посекретничали.

Он оставался серьезен.

– Я никогда не говорил о подобных вещах. Это выбивает из колеи. Что мы делаем? Все изменилось. Я не… То есть ты не просто…

Она прошлась по комнате, чтобы справиться с волнением, закипавшим в крови. Развернувшись на каблуках, она тряхнула головой.

– Знаешь, я думаю, мы только что стали друзьями. – Она рассмеялась. – И не только друзьями, и мне кажется, будет трудно вернуться к прежним отношениям.

Он откинул голову назад и посмотрел в потолок.

– А что будет потом?

Она покачала головой, увидев, что к нему возвращается беспокойство.

– Потом будет завтра. Потом будет новый день. Не знаю, почему в твоих глазах такая паника, ведь я не прошу у тебя ничего, кроме доверия.

Он тяжело сглотнул, не зная, что делать со своими дрожащими руками.

– Я всего лишь… ладно, – он огляделся, – я не уверен, что способен на большее, даже если…

Она присела.

–Я ни о чем не просила, не так ли?

– Ну, западные женщины, у меня такое представление о них… я видел журналы, фильмы. Она вроде встречается с мужчиной, а потом они рядышком лежат в постели.

Она задумалась.

– Наверное, тебе так могло показаться. Всего лишь приходи ко мне поговорить, Виктор. Я не хочу ничего, только уделяй мне немного времени, а если я упаду духом, поддержи.

– Думаю, что смогу устоять. – Он искренне улыбнулся ей. Она уставилась в свой чай.

– Возможно, из меня получилась бы плохая любовница.

Он сел на стул, плечи его расслабились.

– Из меня тоже. Мои призраки не отпускают меня. Они прочно застряли в голове. В основном мне удается прятать и обуздывать их. Но мне кажется, что я не самый приятный человек в общении.

–А ты не хочешь рассказать мне? Может, я могу помочь. – Посмотри, кто с тобой говорит! Должно быть, я сошла с ума!

—Ты можешь найти мне новую душу? Новую память?

– Ублюдок!

Он окаменел.

Она махнула рукой:

– Да не ты. Извини, я думала о том, что сказал мне Сэм о Брежневе, о людях, которые вынуждены жить с чувством вины. Он был ублюдком, таким же, как грязные политиканы, которые посылали порядочных людей в места вроде Афганистана или Тахаака. Ты что, думаешь, у Брежнева были бессонные ночи во время чехословацких событий? А Вьетнам? А Афганистан? Ты хоть раз видел политиков, которые оглядываются на прошлое?

– Вина. – Он закрыл глаза. – Откуда тебе знать, сколько раз я спрашивал себя? Сколько раз я искал причины, по которым… – Он затряс головой, будто стараясь избавиться от воспоминаний, потом прищурился и пристально посмотрел в ее глаза, стремясь заглянуть в самую душу. – А Пашти? Может, они тоже ни в чем не виноваты? Я что, хочу получить еще одну черную отметину на душе? Неужели мне придется провести всю оставшуюся жизнь в воспоминаниях о Тахааке, подобно тому как сейчас меня преследуют видения Газни и… Бараки? Порой я думаю, что я не что иное, как орудие дьявола. Существо, которое, как демон, является, чтобы принести людям страдания и смерть.

– Однажды, в свое время… – она предостерегающе вскинула бровь и посмотрела на светящуюся панель потолка. – Если бы я могла укрепить дверь…

– Что?

– О, просто я задумалась. Извини.

– Мика думает, что я сломался, что я истощил нервную систему. Что я теряю голову.

– Это и в самом деле так?

Он поднял брови и посмотрел на свое отражение.

– Только возле тебя.

– Когда ты опускаешь свой “железный занавес”.

– Да. Любопытная аналогия, не правда ли? Что мы с собой сделали? У каждого из нас свой “железный занавес”, который поддерживает в нас силы.

– Виктор, а что будет, когда мы возьмем Тахаак?

– Ты хочешь узнать, что я буду делать? Смогу ли я убить Пашти? – Он откинул голову назад и посмотрел на потолочную панель странным взглядом. – Да. Я смогу их убивать, если это будет входить в мои обязанности. И я не собираюсь размышлять на эту тему. Понимаешь, это и называется быть хорошим солдатом. И это не вопрос дисциплины или зубрежки. Это способность выполнять то, что приказано, и не важно, мучает это тебя, разрывает ли это твою душу. Солдат должен знать, что его ждет – потому что именно так обстоят дела.

* * *

На экране возник Созерцатель, его бок раздулся, что было признаком неудовольствия.

– По твоему настоянию мой штурман оторвал меня от сложнейшего анализа математической проблемы. Я надеюсь, дело того заслуживает.

Болячка сплющился, свистящим попискиванием выражая поддержку позиции Созерцателя.

– Уверяю тебя, мне тоже не по душе, когда меня отрывают от размышлений. Тем не менее я получил информацию, которой необходимо поделиться. Я не вижу преимущества в самостоятельном поиске решения вопроса, который может затронуть всех нас.

– Хорошо, – смягчился Созерцатель, слегка сплющиваясь, оболочка у его основания чуть-чуть окрасилась. – Что же попало в поле твоего внимания?

– Я полагаю, что с Толстяком действительно случилось что-то неладное. Какими бы ни были его цели и намерения, он исчез. Я поискал его на высокой солнечной орбите в системе гомосапиенсов, используя гравитационные маяки, но не мог обнаружить его корабль. Вообще никаких признаков пребывания Толстяка там.

– Вряд ли это веская причина для того, чтобы нарушать медитацию.

– Возможно, но, кроме этого, я просмотрел историю его деятельности. Ты знаешь, что после последней галактической революции он только один раз встречался с Ахимса лицом к лицу? И за все это время он, исключая единственный случай, не делился молекулами ни с одним из Ахимса.

Бока Созерцателя затрепетали.

– Само по себе это не так страшно. Ты говоришь, что он не делился ни с кем из Ахмиса? Ни с кем из Оверонов?

– Да. Перед тем как отправиться в свою последнюю экспедицию, Толстяк встретился с Тэном.

Созерцатель не справился со своей оболочкой – нижнее основание потемнело.

– С Тэном? Но все равно еще рано делать какие-либо выводы. Догадываюсь, ты попытался установить с ним контакт.

– Тэн, как обычно, отказывается отвечать. Но его штурман ответил и подтвердил, что Толстяк встречался с Овероном и провел какое-то время в беседе. Когда я спросил о Шисте, он сказал, что ничего не слышал о Чиилле или о каком-то другом Шисти в связи с этим делом, что Тэн не упоминал Шисти тысячелетиями.

– Что-то еще?

– Штурман не сомневается, что Тэн и Толстяк обменялись молекулярной информацией.

– Тэн. – Созерцатель слегка обвис, поднял свои глаза-стебли. Его основание похрустывало.

– Ты знаешь его историю.

– Когда Тэн впервые попал в эту галактику. Рыжик служил у него Круглым штурманом. А теперь Толстяк, о котором мы беспокоимся, тоже встретился с Тэном. И обменялся с ним молекулярной информацией. Но ведь Тэн ни с кем не общался… сколько времени?

– Два галактических года? Может быть, больше? Очень давно Коротышка и еще кто-то пытались вступить с ним в контакт, даже предлагали разделить весь разум, но Тэн наотрез отказался.

– Может быть, Тэн чем-то очень занят? Может, он обучает Толстяка?

– Не знаю. – Болячка сомневался. – Если бы Толстяк встречался с кем-то другим, я бы вообще отбросил в сторону все волнения.

– Тэн. – Бока Созерцателя еще чуть-чуть провисли. – Ненавижу, когда он сердится.

– Я бы с удовольствием прекратил этот разговор, но ты же видишь: события развиваются очень странно.

– Рыжик был штурманом Тэна. Я все время думаю об этом.

– И Рыжик сошел с ума.

* * *

Раштак ворчал и дребезжал сам с собой, изучая отчеты Совета, просматривая информацию кадр за кадром. Он вызвал своего коллегу советника Хакбара и увидел появившееся на экране изображение самца-раба.

– Система закрыта. Второй советник Хакбар отказывает просителям. Наши ресурсы закрыты! – раб поднялся в полный рост, в основных глазах его была решимость.

Раштак, удивленный отказом, сделал повторный вызов, и только потом его осенило.

– Бросьте! Я Раштак, Первый Советник Тахаака. Позовите Хакбара. Немедленно! Очень важное дело. Мне нужна информация…

– Наши ресурсы закрыты! -настаивал раб. – Обратись к кому-нибудь другому! – Экран потух.

Раштак нервно загрохотал. Он попытался соединиться с промышленной системой, но линия молчала, и это не удивило его.

– Фиолетовое проклятие циклам! – Раштак хлопнул своими резонаторами по полу и, не прекращая переступать с ноги на ногу, внимательно посмотрел на экран. – Гомосапиенсы летят к нам среди звезд, а они начали строить баррикады!

Он подключался к разным системам, но ему не удалось получить никаких сведений ни о Толстяке, ни о его грязных животных.

– Но что все это значит? – Раштак неуверенной походкой зашагал к пищевому автомату и нажал клешней на кнопку. Ему пришлось надавить на кнопку несколько раз.

– Фиолетовые проклятия! Что же делать?

Центральная дверь отворилась, и он увидел запруженный народом коридор. Самцы-рабы с пакетами, в которых, наверно, лежали подарки для задабривания хозяина, заполнили широкий коридор, они толкали друг друга, стремясь первыми попасть к двери. Пол гудел под их весом. Они текли сплошным потоком дребезжащих, хнычущих тел. Запах кардамона, сопровождавший всех просителей, ядовитой волной окутал Раштака.

Раштак отшатнулся, его обонятельные органы впитывали мольбу. Он поднялся в полный рост, а самцы-рабы канючили, просили о помощи, восхваляли его величие.

Он очень быстро капитулировал, их мольбы набирали силу, блокировали его мозг, и он стал забывать, почему же он в такой безумной манере покинул комнату. Один из меньших глаз уловил голографическое изображение гомосапиенса, вытаскивающего красный орган из груди мертвеца: эта картина по-прежнему заполняла одну из стен. Теперь она взывала к нему из бездны. Биология вступила в схватку с воображением, медленно уступая дорогу растущему страху.

Гомосапиенсы! Угроза Толстяка! Чиилла!

Самцы-рабы толпой ввалились в его комнату. Море громоздких тел терлось и дребезжало, выражая признательность. Звон их стенаний мешал сосредоточиться.

– Нет! – Раштак снова поднялся во весь рост, делая попытку отделить мысли от эмоций. – Нет! Циклы сейчас ни к чему! Убирайтесь отсюда!

Но они не слушали. Вот почему пищевой автомат Бакгила отказал. Циклы наступили.

Циклы? И уже поздно…

—О, фиолетовые проклятия! Нет! Не сейчас!

В отчаянии Раштак ринулся вперед, ему приходилось перелезать через тела плачущих просителей. Наконец его шаги загрохотали по коридору.

Не обращая внимания на хнычущих самцов-рабов, он добрался до комнат Аратака. За ним следовал бесконечный поток дребезжащих, щелкающих просителей, которые умоляли его о защите.

– Сумасшествие! – на бегу пробурчал сам себе Раштак – Гомосапиенсы рядом что-то затевают, а мы все тут спятили!

* * *

Постукивая кончиком ручки по подбородку, Рива читала записи Катерины. От долгого сидения тело затекло, и она положила ногу на ногу. За ее спиной светился экран, изображающий буквы Ахимса и Пашти.

– Это какая-то бессмыслица. Где ключ? – Рива вздохнула и положила бумаги на стол, откинулась назад и помассировала кончиками большого и указательного пальцев переносицу.

– Это что-то среднее между греческим и китайским, – Катерина встала и направилась к автомату, заказывая еще одну чашку кофе.

– Раньше ты не пила кофе.

– Это легко объяснить, – улыбнулась Катерина. Вид у нее был усталый. – Я не пыталась переводить языки пришельцев на английский раньше, а к тому же, чтобы быть более точной, скажу тебе, что в Хабаровске трудно было достать кофе.

– Значит, греческий и китайский? – Рива обратила внимание на криптограммы, изображенные на мониторе. – Греческий и китайский, но гораздо более акцентированный. Ты имеешь в виду сходство в клинописи?

– Нам нужен лингвист, а не просто парочка переводчиков, – сказала, выходя из туалетного отсека, Мэри Дак. Черноволосая рослая Мэри Дак была отозвана со своей должности в американском посольстве в Сан-Сальвадоре; там она руководила подрывной деятельностью, направленной против кубинцев. Ее внешность контрастировала с маленькой, светлой Катериной. Она сейчас тоже выглядела усталой. Все они выглядели одинаково: усталые, изможденные, расстроенные из-за того, что каждая их попытка постичь язык Пашти натыкалась на невидимую стену.

Рива покачала головой.

– Но у людей совсем нет опыта общения с негуманоидным разумом.

– Мы даже друг с другом не умеем общаться, – отозвалась Мэри.

– Ну что ж, попробуем еще раз. – Рива закусила кончик своего карандаша и, нахмурившись, опять посмотрела на загадочные закорючки. – Вот что я об этом думаю. Мы даже не можем общаться с дельфинами на их сложном языке. Нам следовало бы научиться знаковому языку обезьян, чтобы мы могли произвольно пользоваться символами.

– Ну и что? Мы как раз смотрим на символы, – Дак указала на монитор.

– Но что, если мы что-то упустили? Катерина сказала что-то об этих акцентных значках. Что это? Какое-то сложное произношение? Язык Пашти состоит из ста тридцати пяти разных символов, и у каждого этот характерный акцентный значок. Мы предполагаем, что все это – идеограммы, но что это за закорючки? Может быть, это развитие принципа Ребуса? Может, это диакритические знаки? Как они связаны с вербализацией? Может, это отражение языка телодвижений? Или, судя по количеству символов, все это слоги?

– Ты рассматриваешь звуковую сторону, – подала голос Катерина. – Может быть, эти значки не имеют ничего общего с фонемами, к которым мы привыкли. А вдруг этот язык похож на шмелиный, на реконструкцию танца, жестов или, кто знает, цвета, тепловых излучений или…

– …или любого другого проявления жизни во вселенной символов. – Рива подняла руки и гневно стукнула ими по столу.

В комнате воцарилась тишина.

Ну и проблема, —сказала себе Рива. – Язык Пашти может оказаться всем чем угодно, любой комбинацией символов, включенных в бесконечную систему коммуникаций. Но вряд ли это привычная для нас речь.

– Ты ужасно выглядишь, – заявила Катерина, поджав губы,

– Да, – Рива огорченно вздохнула. – Мне страшно подумать, как я скажу майору Данбер о том, что мы застряли на месте. Если бы у нас был квалифицированный лингвист!

– Или хотя бы, – напомнила Мэри Дак, – справочники. Я никогда не думала, что буду скучать по библиотеке.

– И Толстяк не дает Шейле никакой информации. – Катерина посмотрела на светящуюся потолочную панель. – Это все равно как расквартировать советские латышские войска в Хабаровске.

– Ты это к чему?

Катерина мрачно улыбнулась.

– К тому, что солдаты не знают языка местных жителей, поэтому не могут испытывать к ним сочувствия. Они не понимают ни мольбы о пощаде, ни криков ужаса людей, которых, возможно, им прикажут убить.

– Ты отлично умеешь поднимать настроение. – Рива отогнала прочь образ умирающей на пыльной улице Наблуса девушки.

ГЛАВА 23

– Говорю вам, бараньи головы, малейшая провинность, и я запрусь вместе с вами в маленькой комнатке! Усекли? – Сэм гневно смотрел на Мэрфи, все больше распаляясь. Лейтенант стоял, вытянувшись в струнку, глядя перед собой неподвижными глазами и стиснув зубы.

– Более того, лейтенант Габания, – зазвучал холодный голос Стукалова, – любое нарушение дисциплины с твоей стороны будет караться смертью. Незамедлительно. Это касается и тебя, и Кати Ильичовой, и лейтенанта Мэрфи. Ты должен понять наконец, Мика, что это военная операция. Напоминаю вам, что мы находимся под неусыпным наблюдением врага. Любое, я повторяю, любое нарушение порядка приведет к гибели всей команды, всех находящихся на борту, а возможно, и нашей планеты.

– Любое неподчинение? Это что, новая политика, майор? – Тон Габания заставил Сэма напрячься.

– Мика, не дави на меня. Я не поддамся, что бы ни связывало нас после Афганистана. – Виктор перешел на угрожающий шепот. – Однажды ты спросил меня, собираюсь ли я выполнять свой долг. Так вот, я его выполню. Если из-за твоих неприятностей с Мэрфи майор Данбер отдаст приказ казнить тебя, мне будет очень больно, но я исполню приказ.

Габания застыл, как статуя, Сэм настороженно смотрел на него. Подобно кружащемуся вокруг своей жертвы хищнику, Виктор обошел Габания со всех сторон и продолжил:

– Даже если во время сражения кто-то из вас погибнет по какой-то таинственной причине, майор Данбер заверила меня, что остальным будет вынесен смертный приговор. Ни один не будет убит в спину! Понятно?

—Даю слово, – добавила безжизненным тоном Рива. Она пристально смотрела на Катю, единственную из виновников глядевшую в сторону. – Майор Данбер уверена, что ваша судьба в наших руках. И мы совершенно согласны с ней. Как я понимаю, Катя, ты бы хотела жить в одной комнате с лейтенантом Мэрфи. Это так?

Катя ровным голосом ответила:

– Да. Но если это противоречит моему долгу или помешает профессиональному сотрудничеству с лейтенантом Габания, я не буду жить с ним в одной комнате.

Стукалов мягко спросил:

– Лейтенант Габания, кажется, в словах леди есть смысл. У тебя есть какие-нибудь возражения?

– Нет! – решительно ответил тот.

Сэм подошел к Мэрфи нос к носу, буравя его взглядом.

– Ну а ты, дурья башка, не отказываешься быть добрым товарищем Габания?

– Нет, сэр! – гаркнул Мэрфи. Ни один мускул его не дрогнул.

– Ладно. – Сэм смягчился. – Чтобы закончить этот разговор, вы трое отдраите торпеды номер три, четыре и пять. Сегодня два человека ослабели после нахождения в поле нулевой гравитации. Майор Стукалов, Томпсон и я – мы хотим, чтобы эта работа была выполнена до начала завтрашних тренировок. А теперь, люди, какие есть возражения?

Единственным признаком неудовольствия, как заметил Сэм, было застывшее лицо Кати.

Голос Сэма звучал вкрадчиво, почти как музыка:

– Нет? Отлично, вот это по-товарищески. Я так рад, что мы можем покончить с этим недоразумением, не отрывая ваши бараньи головы! А теперь пошевеливайтесь, живо!

Сэм с удовлетворением отметил, что после такого взрыва эмоций Катя подпрыгнула на месте.

Габания и Мэрфи отсалютовали и пошли прочь. Катя, как ужаленная, бросилась за ними.

– Будем надеяться, что все кончено, – сказал Виктор, направляясь к автомату с едой. Он все еще хмурился.

– Ну, – согласился Сэм.

Рива прищелкнула языком.

– Я прослежу за тем, чтобы трений больше не было. Я подключила к этому вопросу несколько человек. При малейшем намеке на угрозу, даже произнесенную шепотом, меня поставят об этом в известность. – Она усмехнулась. – Должно же у нас быть хоть какое-то преимущество на корабле, начиненном шпионами.

Виктор кивнул:

– Хорошо. Зови, если понадобится помощь. – Он оттолкнулся от стены и смущенно улыбнулся Сэму. – В конце концов причиной все-таки была не политика.

– Точно, парень, держись. – Сэм подошел к нему и хлопнул его по плечу. Виктор вышел.

– Не нравится мне этот Габания, – сузив глаза, сказала Рива. – Назови это шестым чувством. Он очень опасный человек. Убийца, который ждет своего часа.

* * *

Когда Шейла вошла в комнату, Светлана подняла на нее глаза. Шейла кивнула и махнула рукой, бросая взгляд на монитор.

– Я получила сообщение, что ты хочешь встретиться со мной.

Светлана грустно улыбнулась и показала на экран.

– Да, товарищ, – сказала она по-русски.

– Нет перевода? – Шейла вскинула бровь. Теплая волна разлилась по груди Светланы: она гордилась собой. Она усмехнулась и сказала по-английски:

– Тебе нужен был слесарь, майор.

Шейла вздохнула с облегчением.

– Теперь мы снова сможем обсуждать наши планы.

– Но все это не так просто.

Лицо Шейлы замерло.

– Так чего же тебе удалось добиться?

Светлана указала на экран, приглашая Шейлу вглядеться повнимательнее. На экране возникло изображение Светланы: она сидела, откинув голову назад, в своем кресле, с закрытыми глазами, будто спала.

– Такую картину будет видеть Толстяк на своем капитанском мостике. Монитор в твоей комнате показывает то же самое. Не имею понятия, сколь долго я смогу прибегать к подобной уловке, не боясь разоблачения. Думаю, мы недолго продержимся. К тому же я могу проделывать такую штуку только с двумя людьми одновременно, не больше. Иначе все это быстро обнаружится.

Шейла закусила губу, морщины на лбу стали резче.

– Предполагаю, каждый раз, проделывая это, ты рискуешь?

– Да. Вот что, майор, – Светлана сцепила пальцы, садясь поближе к Шейле, – мое доверие к тебе возникло во время той беседы. Я думаю, ты уже придумала что-то, что позволит нам не бросаться динамитными шашками.

Шейла кивнула, усаживаясь поглубже.

– Но мой план очень рискованный.

– Как и все в жизни. Ну давай, у нас очень мало времени.

Шейла кивнула, приводя в порядок свои мысли.

– Я поставила на карту все. Светлана, до исполнения того, что я задумала, еще очень далеко.

Светлана наклонилась вперед. Она с замиранием сердца смотрела на монитор и слушала Данбер.

* * *

Сердце Мэрфи билось как сумасшедшее, когда он скользнул вдоль длинного троса. Он почувствовал, что падает. Окружившее безмолвие и громкий стук собственного сердца превратили его в беззащитное растерянное существо.

К его поясу был пристегнут карабин, а трос прикреплялся к металлической планке, тянущейся вдоль борта космического корабля Ахимса. Если бы не трос, Мэрфи поплыл бы к звездам.

Черт побери, мне в это не верится!

Этим утром Даниэлс собрал их на совещание.

– Люди, Ахимса протягивают кабель снаружи, вдоль корпуса корабля. Майор Данбер подумала, что вы все немного соскучились, поэтому она решила дать вам отдых. Считаю, что мы получили возможность провести тренировку за бортом. Да, мальчики и девочки, мы намерены выпихнуть каждого из вас из люка в скафандре, чтобы вы ощутили, как прекрасна жизнь в космосе. Мы уже пробовали тренироваться в вакууме и в поле нулевой гравитации – внутри корабля. Посмотрим, как вам понравится это в натуре.

В комнате стало тихо, мужчины и женщины молча переглядывались.

– Насилуй себя сам, – сдавленным голосом прошептал Мэрфи. Даниэлс сдвинул брови и посмотрел на него своим излюбленным “я тебя достану” взглядом. Душа Мэрфи ушла в пятки.

Белые вспышки прикрепленных к плечам скафандра лампочек освещали корпусную обшивку корабля Ахимса, который медленно уплывал вниз. Внезапно стала видна шестиугольная серебристо-серая выпуклость диаметром приблизительно в два метра. Каждая секция шестиугольника была замкнута бортиком, как кусочек составной картинки-загадки. Тут и там виднелись какие-то вмятины – словно о толстую стальную пластину ударилась пуля. А еще это напоминало лунную поверхность.

Мэрфи судорожно сглотнул, тяжело переводя дыхание. Его словно обухом огрели по голове.

Я плыву в этом чертовом открытом космосе, парень!

—Ни фига себе! – У него внутри все переворачивалось. Дыхание стало прерывистым, захотелось заорать изо всех сил. – Полегче, Мэрф. Знай себе виси. Все отлично, парень. Ты жив. Ты дышишь. Ты теплый. И я падаю… Падаю!Но ты и должен падать. Это космос, парень. Свободное падение, это знакомо всем пьяницам мира.

– Мэрф? – из наушников донесся голос Сэма.

– А?

– Ты разговариваешь сам с собой. Ты в порядке?

– А?

Мэрфи вытянул шею, заглядывая через плечо, и увидел дрожащий черный туман, струящийся подобно прозрачной световой скульптуре. Как может такая невероятная чернота вызывать ощущение свечения?

– Черный свет, парень. Какую отличную рок-песню можно состряпать.

– Мэрфи? – опять прозвучал голос Даниэлса в наушниках. – С тобой все в порядке? Скажи мне что-нибудь.

Мэрфи усмехнулся, услышав в голосе Сэма тревогу.

– Все отлично, капитан. Странное дерьмо, парень. Я все время плыву вдоль берега. Я думал, что увижу звезды.

– Невозможно. Мы движемся быстрее скорости света.

– Нулевая сингулярность. Ну да, выпадение из задницы вселенной. Путешествие на дне гравитационной пули.

– Вижу, ты учишься.

У Мэрфи в горле так першило, что он чуть не задохнулся. Казалось, планке не будет конца, он падал головой вниз во тьму.

– Капитан? Сколько парней уже проделывали этот трюк?

– Не знаю, Мэрфи.

– Что это значит? Ты говорил, что через это прошла половина подразделения!

– Ну ладно, я соврал. Но кто-то должен быть первым.

– А?

– Ага. Я подумал, что тебе очень хочется подышать свежим воздухом после того, как вы с Габания так славно драили всю ночь торпеды. Да, кстати, он здесь, возле люка. Если ты собираешься сойти с ума или помереть, он готов прийти тебе на помощь.

Вот дерьмо!

—Эй, со мной все в порядке, Сэм! Мне страшно понравилось!

В жизни бывают вещи и похуже, чем легкое свободное падение в дрожащую черноту за бортом космического корабля пришельцев, который падает в дыру и выныривает где-то за пределами вселенной.

– Молодец. – Сэм развеселился. – Значит, ничто не помешает этим сидящим рядом со мной тупицам последовать твоему примеру. Кстати, мы смотрим на мониторы. Если ты хочешь развернуться, дотронься слегка одной ногой до другой. Ты все еще движешься по инерции от прыжка. Если твои ноги способны выделить столько энергии, значит, они могут и поглощать ее. С другой стороны, если ты ударишься головой об эту стальную обшивку… О черт, все в порядке, Мэрф, я забыл.

– Что забыл?

– Мы же говорим о твоейголове! Сомневаюсь, что ей что-то может навредить, такая она крепкая.

Когда Мэрфи попытался изменить направление в вакууме, вспоминая, как они проделывали это на тренировках, стремясь перехитрить нулевую гравитацию, он заворчал сам на себя.

– Звездная война, – ворчал он.

Лучше уж я умру, черт побери, чем позволю Габания прийти на помощь!

* * *

Моше прохаживался вдоль танка, проводя пальцами по странному материалу, из которого была сделана броня. Как говорил Мэйсон, это какая-то керамическая сетка, сплавленная с металлом. Что бы это ни было, уже испытано, что материал этот очень крепкий.

– Ты готов? – спросил его Ария, высовываясь из люка.

Моше усмехнулся.

– Нет. Какое это имеет значение?

– Да не волнуйся ты так, – Круз мозолистой рукой хлопнул Моше по плечу.

– Тебе легко говорить, – Моше покачал головой, глядя на длинную торпеду. Ее нос был раздвинут, напоминая пасть карикатурного крокодила.

Фил усмехнулся, еще раз проверяя свой кислородный пакет.

– Я думаю, что в этом нет ничего особенного.

– Правда? – спросил Ария, свешиваясь с башни. – А я лично боюсь до смерти.

Круз развел рукам:

– Ну как вам сказать. Я прыгал с самолетов. Прыгал с вертолетов. Прыгал с глайдеров. Прыгал с лодок. Прыгал с грузовиков. Уплывал от субмарин. Что такое прыгнуть с космического корабля после всего этого?

– А я прыгал только с постели, – возразил Моше, глядя на пилота, направляющегося к трапу торпеды.

Круз проследил за его взглядом.

– Ага. Я все еще не верю, что мы это сделаем.

– Ты уверен, что не волнуешься?

Фил хихикнул.

– Ну, волнуюсь. Так всегда бывает перед тренировкой – даже когда прыгаешь с самолета. Всегда может случиться что-то непредвиденное. Может не раскрыться парашют. Можно приземлиться неудачно или не в том месте. Я знал парня, который не смотрел, куда прыгает, и попал прямо на провода с высоким напряжением. Учения – вещь опасная.

Моше выпрямился, глубоко вздохнув.

– Ну ладно, пора. Удачи, капрал Круз. Надеюсь, вечером мы угостим тебя пивком.

– И вы, ребята, будьте осторожны. Надеюсь, что ваш танк не даст течь.

– Течь? – спросил Ария. Круз усмехнулся.

– Ага, дырка, через которую может вытечь воздух.

– А мы надеемся, что не оборвется твой трос, – отшутился Моше. – Ты ведь никогда не проверял кабель Ахимса на прочность?

Круз смущенно посмотрел на трос, свисающий с его талии, и тяжело сглотнул.

– Ох, нет.

– Желаю приятно провести день, – бросил через плечо Моше, взбираясь на танк.

Круз прощально махнул рукой и подозвал свою команду для последней проверки снаряжения.

– Давай трогай, – приказал Моше, спуская ноги в люк. Он в последний раз оглядел торпедный отсек. По всей длине его стояли танки и люди, ожидая, когда торпеды захлопнут свои пасти.

– Моше? А вдруг что-то сломается там? Вдруг торпеда откажет? А другие торпеды не смогут до нас добраться? – спросил Ария.

Моше рассмеялся. Он проверял систему мониторов.

– Что это? Теперь ты запсиховал? Но никто даже не будет стрелять в нас. После всех наших путешествий по Ливану, где смерть поджидала нас повсюду, я слышу, ты боишься поболтаться немного в вакууме?

Ария наклонил голову, чтобы глянуть через плечо, и вяло проронил:

– Да.

Моше приблизился к нему и слегка толкнул.

– Ну, продолжай.

– А как же почва, земля? – философски заметил Ария. – Человек должен умирать на земле. Так ведь? Люди долгое время умирали на земле.

– А моряки?

– Они все равно падали на землю. То есть я хочу сказать, корабль шел ко дну и все равно тыкался в землю. Даже когда подбивают “Ф-16”, останки пилота падают на землю.