Текст книги "От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада"

Автор книги: Уильям Ширер

Соавторы: Бэзил Лиддел Гарт,Роберт Джексон,Дуглас Орджилл,Эдвард Стеттиниус,Барри Питт,Пауль Карелл,Джеффри Джюкс,Алан Кларк,Уильям Крейг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Барри Питт
Вторая мировая война – ретроспективный взгляд[269]269
  Статья Барри Питта опубликована в «Истории второй мировой войны». Великобритания, 1969, т. 6 (Pitt B. The War: An Overview. – History of the Second World War. Great Britain, 1969, vol. 6 p. 2676–2681).
  Питт, Барри (род. в 1918 году) – редактор вышеупомянутой восьмитомной «Истории второй мировой войны», журналист, военный историк. В 1939–1953 годах – офицер английской армии. Автор ряда книг о первой мировой войне, главный консультант многосерийного английского фильма «Великая война 1914–1918 годов». – Прим. перев.


[Закрыть]

В Англии и других западных странах бытует поверье, что вторая мировая война не нанесла человечеству столь ужасных ран, как мировая война 1914–1918 годов. Это неправильное представление. Вторая мировая война продолжалась дольше, чем первая, и велась с беспримерной яростью на более обширной части поверхности земли. В ней использовалось оружие гораздо большей разрушительной силы, чем то, которое было изобретено во время первой мировой войны. Она поглотила внимание и усилия большего числа людей, и к концу ее было убито и искалечено намного больше человеческих существ, чем в ходе первой мировой войны. Вполне вероятно, что в результате второй мировой войны погибло более 50 миллионов человек, включая жертвы обдуманной политики геноцида, проводившейся руководителями Германии; тогда как между 1914 и 1918 годами было потеряно 8 634 300 жизней.

Причины популярности этого широко распространенного убеждения не надо искать далеко. Хотя мир в целом понес гораздо большие потери во второй мировой войне, Западная Европа, и особенно Великобритания, пострадала больше в первой. Первая мировая война в значительной степени велась в Бельгии и Северной Франции, и на фронте этой бойни, который тянулся от Швейцарии до бельгийского побережья, в результате «обычных боевых действий» ежедневно погибало около 2 тысяч английских, французских и немецких солдат, а во время крупных сражений, таких, как у Вердена, на Сомме или у Ипра, война пожирала сотни тысяч человеческих жизней с аппетитом Молоха. Другие фронты – на Балканах или в России после 1916 года – рассматривались как второстепенные, и, хотя жертвы, которые несли воюющие стороны на этих театрах войны, также истощали силы главных противников, это были «побочные номера» – за рамками главного состязания.

Во второй мировой войне верденские и амьенские битвы велись на Восточном фронте – под Киевом и в Сталинграде, а морские сражения первой мировой войны – Ютландское и Доггер-бэнк – произошли в Тихом океане у острова Мидуэй и в Коралловом море, и как только гиганты – Германия и Россия, Япония и США – полностью ввязались в вооруженную борьбу, Западная Европа стала второстепенным театром военных действий.

Вначале, конечно, казалось, что война против Гитлера будет европейской войной, возникшей в Европе в результате политики европейских государств, подготовленной европейской экономикой, прежде всего промышленностью. Но когда война приняла глобальный характер, центр тяжести сместился на Восток, и в результате ни Франции, ни Англии не пришлось в конце заплатить ужасную цену в виде огромных разрушений, которые современная война наносит полю битвы, цену, которую история вполне могла потребовать от этих стран ввиду роли, сыгранной ими в развязывании второй мировой войны.

В течение многих лет было модным называть вторую мировую войну «войной Гитлера», но следует также помнить, что Черчилль дал ей другое название. Он назвал ее «ненужной войной», и, если рассмотреть возможности, которые имели западноевропейские демократические правительства, чтобы преградить путь Гитлеру, это название кажется вполне уместным.

С. ранних дней своей политической карьеры Гитлер совершенно ясно разъяснил, что он видит главную цель германской нации в широкой экспансии на Восток. Через три дня после того, как Гитлер стал рейхсканцлером, он выступил перед немецким верховным командованием и, не особенно заботясь о соблюдении секретности, заявил немецким военачальникам, что их первоочередная обязанность состоит в приобретении «жизненного пространства» на Востоке и в неограниченной германизации захваченных территорий. Одновременно он отказался выполнять условия различных договоров, которые пытались ограничить военную мощь Германии, и разъяснил, что помимо стремления к самой широкой экспансии, он намеревается обладать средствами для ее осуществления.

Так как Гитлер нуждался в промышленном потенциале для вооружения растущего вермахта, он, вопреки серьезным протестам своих военных советников, снова занял Рейнскую область – центр немецкой индустрии, который после 1918 года был поставлен под контроль союзников, использовав имевшиеся у него малочисленные и плохо обученные военные части.

Для холодного эгоцентрического ума Гитлера могло быть лишь одно объяснение тому факту, что его первая военная авантюра увенчалась успехом. Франция и Англия не только имели право, но и средства удержать Рейнскую область – воспрепятствовать вступлению в нее немецких войск в первую очередь, выдворить их оттуда, если они войдут, – задачи, которые с величайшей легкостью могли выполнить армии каждой из этих стран. Так как ни Англия, ни Франция не сделали ни малейшей попытки помешать вступлению немецких частей или выгнать их, Гитлер мог лишь предположить, что они относятся с сочувствием не только к возвращению чисто немецких провинций германскому «фатерлянду», но также и к столь часто и громогласно повторяемым честолюбивым замыслам человека, возглавившего нацию.

И действительно, это сочувствие открыто выражалось. Когда в начале 1935 года в Германии была вновь введена воинская повинность как средство наращивания германских вооруженных сил, газета «Таймс», трезво рассуждая об угрозе для европейской безопасности, одновременно указывала, что действия Германии предприняты не в нарушение соглашений, добровольно заключенных между независимыми договаривающимися сторонами, а вопреки договору, который был «насильственно навязан» Германии и который она должна была, несомненно, найти «невыносимым». Тон комментариев французской прессы был столь же осторожным, и фактическое согласие с этими нарушениями согласованных принципов не могло не вселить уверенность в правителей Германии, что курс их действий одобрен.

Гитлер продолжал наращивать вооруженные силы и свои территориальные захваты, поскольку у него в какой-то мере были основания считать, что французское и английское правительства хотят осуществления широкой восточной германской экспансии, которую он продолжал шумно провозглашать, за счет коммунистической России.

И этот процесс продолжался.

В марте 1938 года немецкие войска вступили в Вену, и Австрия снова прочно заняла уготованное ей пруссаками подчиненное положение. К этому времени Гитлер не боялся вмешательства со стороны Запада, и его едва ли можно винить за уверенность в том, что он действует с известного одобрения западных держав – одобрения, которое через полгода переросло в политическое сотрудничество, когда Англия и Франция согласились на передачу Германии тех западных земель Чехословакии, которые могли служить щитом против немецкой оккупации остальной части этой страны.

По существу, было похоже, что Франция и Англия, предоставив Германии полное право из относительно небольшой и в военном отношении слабой страны в 1933 году вновь превратиться к 1939 году в господствующую европейскую державу, теперь сотрудничают с ней, чтобы создать возможность для приобретения «жизненного пространства» на Востоке, которое фюрер требовал с начала своей политической карьеры. Гитлеру, считавшему французов и особенно англичан хитрыми и столь же логически беспощадными и беспринципными политиками, как он сам, казалось, что эти страны проводят разумную и последовательную политику, которая в конечном итоге избавит мир от коммунизма. И если они в данный момент используют его для достижения своих целей, то у него были собственные соображения по поводу того, кто будет оплачивать окончательный счет.

Это заблуждение разрешилось 1 апреля 1939 года – пожалуй, вполне уместная дата, – когда мировая печать сообщила, что английский кабинет под руководством премьер-министра пересмотрел свою политику умиротворения и «с целью обеспечения мира в Европе» связал Англию обещанием защищать Польшу против любых агрессивных действий со стороны Германии. Уинстон Черчилль позднее вполне уместно писал: «Был смысл сражаться за Чехословакию в 1938 году, когда германская армия едва ли могла выставить полдюжины дивизий на Западном фронте, когда Франция, имевшая шестьдесят или семьдесят дивизий, могла, без всякого сомнения, ринуться через Рейн или в Рур. Но это сочли неразумным, поспешным, недостойным стандартов современной интеллектуальной мысли и нравственности. Но теперь наконец две западные демократии заявили о своей готовности рискнуть своей жизнью за территориальную целостность Польши. Историю, которая, как нам говорят, в основном является летописью преступлений, глупостей и несчастий человечества, можно обшарить всю вдоль и поперек в поисках аналогичного примера этому внезапному и радикальному изменению шести– или пятилетней политики легкомысленного и соглашательского умиротворения и ее трансформации чуть ли не за одни сутки в готовность пойти на явно неизбежную войну в худших условиях и в более крупном масштабе…»

Единственной страной, которая могла сделать реальной поддержку, обещанную Англией Польше, была Россия, но Россия была страной, с которой английские государственные деятели по ряду причин, традиционных и религиозных, не хотели сотрудничать, несмотря на настойчивые обращения со стороны самих русских руководителей.

Через пять месяцев после предоставления Англией гарантии Польше армии Гитлера пересекли польскую границу, и европейская война, которой предстояло перерасти во вторую мировую войну, началась. Даже если злой гений Гитлера и послужил взрывной силой, втянувшей мир в бездну войны, западные демократии не могут полностью избежать ответственности за ее начало. Как писал сэр Базиль Лиддел Гарт, «если позволить кому-либо разогревать котел до тех пор, пока давление пара не достигнет опасной точки, а затем вы закроете предохранительный клапан, то подлинная ответственность за вызванный взрыв будет лежать на вас».

Франция пала, Польша была под пятой нацистов, и конец в Норвегии был очевидно близок: через 15 месяцев после заявления Чемберлена о гарантии Польше «с целью обеспечения мира в Европе» в Европе действительно наступил мир, если придерживаться распространенной точки зрения, что отсутствие военных действий означает реальный мир и что Британские острова не входят в понятие Европы.

В последовавшие месяцы внимание Гитлера время от времени отвлекалось от его главного и давно вынашиваемого плана – уничтожения СССР – выходками его шакала, Муссолини. В результате Гитлер оказался втянутым в военные операции в Северной Африке, на Балканах и в Средиземном море, но эти экспедиции, сопровождавшиеся, как правило, блестящими военными успехами, были для него всего-навсего вызывающими раздражение отклонениями от главной цели. Сражения, которые для англичан были кампаниями доблести, находчивости и отчаянной храбрости, такие, как осада Тобрука, греческая кампания или битва за Крит, для их противника являлись событиями, которые не имели сколько-нибудь существенного значения. Так 130 лет до Гитлера, должно быть, относились Наполеон и его армии к войне на Пиренейском полуострове, и интересно видеть, как история ничему не научила Гитлера: он тоже повернулся спиной к Англии и двинулся через степи к своей конечной гибели.

* * *

22 июня 1941 года, безусловно, является апокалипсической датой военной летописи. «Когда начнется операция “Барбаросса”, – провозгласил Гитлер, – мир затаит свое дыхание» – и если этого не случилось в прямом смысле, то объяснение лежит исключительно в том равнодушии, с каким люди относятся к событиям, происходящим за пределами личных и домашних дел.

Начальная стадия операции «Барбаросса» представляла собой величайшее военное зрелище со времен августовских событий 1914 года, а Западная Европа и Америка взирали на него с бесстрастным равнодушием скота, наблюдающего мчащийся скорый поезд. Даже люди, по своей профессии призванные анализировать крупные события, по большей части занимались вычислением размера ущерба и потерь, которые понесут вооруженные силы Германии, прежде чем наступит неизбежный и скорый крах русского сопротивления.

Вначале, надо признаться, многое говорило в пользу этого мрачного вывода. История еще не знала военных операций такого масштаба, как план «Барбаросса», ибо никогда раньше не существовали методы организации операции, транспорт и связь для применения в таком объеме. «Нам требуется лишь пнуть ногой в парадную дверь, – хвастливо заявил Гитлер, – и все это гнилое русское здание развалится и рухнет», – и, по мере того как день шел за днем, а черная линия фронта продвигалась все дальше на восток, единственное преувеличение этого заявления, казалось, касается силы, с которой надо нажать на парадную дверь.

Поэтому, когда немецкие армии группы «Центр» остановились на Десне, это событие не вызвало на Западе особых надежд, ибо не было неразумным полагать, что русские вооруженные силы уже разгромлены или по меньшей мере окружены и что немцы занимаются очисткой захваченных районов от противника, пополняют усталые, но победоносные войска и готовятся к последнему легкому броску вперед на Москву. Последовавшие вслед за этим события никоим образом не изменили это впечатление. Так как, хотя немецкий бронированный клин теперь неожиданно повернул в сторону от русской столицы, это было сделано лишь с целью нанесения еще одного сокрушительного удара по русским армиям – на этот раз в Киеве, где с точки зрения потерь в живой силе и технике Россия потерпела величайшее поражение за свою историю.

Но фактически Россия выиграла нечто более существенное – время; и когда германские колонны повернули вновь, чтобы найти безопасные и комфортабельные зимние квартиры в Москве, они обнаружили, что путь им надежно перекрыт. Русские рабочие строили укрепления с июня, специально для этой цели были собраны русские армии, и, пожалуй, самое важное, командование обороной Москвы, а также планами контрнаступления было вверено русскому солдату, Георгию Константиновичу Жукову, чьи последующие победы дают серьезные основания считать его величайшим генералом двадцатого столетия.

Когда зима заморозила Восточный фронт, а Ленинград и Москва так и остались недосягаемыми для захватчиков, мир начал постигать масштабы событий, которые происходили между Балтийским и Черным морями. К этому времени немцы полностью разбили 200 советских дивизий – а Сталин бросил в бой 160 других!

* * *

В это время произошло последнее и максимальное расширение масштабов войны. Через шесть месяцев после нападения 7 декабря 1941 года на Пёрл-Харбор Япония господствовала над огромным пространством. Она угрожала границам Индии, полностью захватила Голландскую Ост-Индию, вплотную приблизилась к берегам Австралии и контролировала почти половину Тихого океана. К середине 1942 года военная удача, казалось, полностью отвернулась от союзников, и их положение вновь выглядело отчаянным. В Северной Африке 8-я английская армия была опять изгнана из Киренаики и держала оборону у Эль-Аламейна, в России казалось, что Сталинград вот-вот падет, и Гитлер уже даже объявил о его захвате своими победоносными армиями. Но это был тот период, который Черчилль назвал «поворотным пунктом» или «шарниром судьбы», и тем местом, где было оказано наибольшее давление на дверь, чтобы заставить ее открыться в другую сторону, был, безусловно, Сталинград.

Результатом этого явилась битва, которая вырвала внутренности германской армии и развеяла по ветру обрывки мифа о немецкой непобедимости.

Сталинград сравнивают с Верденом по интенсивности и значению боев, и многое говорит в пользу такого сравнения, но есть одна существенная разница. Французы в 1916 году приняли вызов немецкого командующего Фалькенхайна и меняли жизнь своего солдата на жизнь немецкого солдата, бросая бесконечный поток подкреплений в тесную арену на Маасе до тех пор, пока обе стороны не отшатнулись назад, обескровленные и подавленные этой кровавой бойней. Эффект этого кровопускания наиболее ясно проявился для Франции в 1940 году и, возможно, не исчерпал себя даже сейчас.

Но в Сталинграде во время этой решающей зимы 1942/43 года руководители Красной Армии проявили понимание военной действительности и способность усвоить уроки прошлого, которое должно служить примером для всех. Под проницательным руководством Жукова они не поддались эмоциональному искушению, связанному с названием города, и посылали защитникам внутри города подкрепления, исходя из принципа минимум необходимого, а не максимум возможного, и использовали сбереженные этим путем силы и огневую мощь для проведения огромной наступательной операции по окружению, которая в конце задушила германскую армию внутри города.

Таким образом, Сталинград – это название великой победы, одержанной за умеренную цену; Верден же – просто название битвы, которая бесцельно поглотила миллионы жизней и оставила обе стороны ослабевшими и обедневшими. С этой точки зрения битва при Эль-Аламейне, которую сравнивают со сражением на Марне, была, по существу, всего лишь схваткой, которая склонила чашу весов в пользу Англии в ее сражениях с Гитлером, и с этого момента победа казалась определенной.

И таким образом, 1943 год был годом перелома. Северная Африка была очищена от войск стран «оси», союзники высадились в Италии и убедили ее стать на их сторону, Балканы стали центром растущего сопротивления оккупантам и растущей опасности для фланга германских армий в России. А в самой России вековая легенда о русском «паровом катке» обрела реальность. Немецкие армии, которые одержали такие блестящие триумфы для своего фюрера, заплатив за них такую дорогую цену в ходе двух зимних кампаний, неумолимо оттеснялись назад – и на этом фронте война была действительно суровой и беспощадной. Сотни дивизий уже были уничтожены в сражениях, сотни сражались сейчас, и сотни других будут разбиты, а затем рассеяны, прежде чем родина русских снова станет свободной от оккупантов.

Но, пожалуй, самым изумительным зрелищем для западного мира были реорганизация и расширение советской промышленности. Она понесла почти катастрофические потери в первые месяцы войны, так как в значительной мере русский промышленный потенциал находился к западу от Дона и в силу этого попал в немецкие руки. Россия лишилась продукции 31 тысячи больших и малых промышленных предприятий, четверти миллиона электромоторов, 175 тысяч станков, почти 30 доменных и мартеновских печей и электростанций мощностью 5 миллионов киловатт.

Однако не все было потеряно, так как благодаря гигантским усилиям русские сумели эвакуировать некоторое важное оборудование и машины в глубь страны. И в ряде случаев целые заводы были полностью вывезены на восток, подальше от опасности. С быстротой и импровизацией, которые останутся в истории как блестящий пример человеческого достижения, эти заводы были установлены на новом месте и перестроены, созданы новые и запущены в производство, и уже к марту 1942 года производство начало расти – и рост производства был таков, что он вскоре перегнал даже производство тщательно культивированной немецкой военной индустрии. К моменту сражения за Сталинград Красная Армия была так же хорошо оснащена, как и любая армия в мире, и никогда уже больше русские солдаты не будут брошены в бой против более многочисленной армии, вооруженной превосходящим по количеству или качеству оружием.

Помимо массированных воздушных бомбежек Германии основные усилия военно-морских и сухопутных сил Англии и ее союзников были направлены на подготовку второго фронта. Конечно, русские оказывали значительный нажим, чтобы эта широкая десантная операция была предпринята в 1943 году, но с помощью довольно благовидного аргумента, что второй фронт уже якобы существует в Италии, дату операции отложили до завершения необходимых приготовлений, и вторжение в Нормандию было начато только 6 июня 1944 года.

Если начало операции «Барбаросса» было величайшей военной кампанией всех времен, то начало операции «Оверлорд» было величайшей демонстрацией технической изобретательности и организации, Действительное число участвовавших в ней сил было невелико, но в силу десантного характера этой операции физические трудности были гораздо большими, и, кроме того, для оборонявшихся немцев в 1944 году это наступление не было столь неожиданным, как для советских войск в 1941 году.

Поэтому создание союзниками плацдарма на побережье Франции было исключительно сложной задачей, а прорыв войск с плацдарма требовал срочной и одновременно обширной и тщательной подготовки.

Лишь в августе союзники после тяжелых кровопролитных боев в районе Фалеза начали продвигаться от северного побережья Франции, а позднее, в том же месяце, высадили десант на средиземноморском побережье Франции. К началу сентября американские танковые колонны продвинулись в глубь Франции, и 11 сентября отдельные части пересекли германскую границу около Трира. Впервые после объединения Германии при рейхсканцлере Бисмарке иностранные войска вступали в «фатерлянд», преодолевая яростное сопротивление немцев.

Большинство сражений, которые велись на территории Германии, пока Восточный и Западный фронты союзников не сомкнулись, носили не менее упорный характер и поглотили не меньше человеческих жертв, чем в начале войны, особенно на Восточном фронте, где ненависть русских к агрессорам и страх немцев перед возмездием русских привели к неимоверно ожесточенным и кровопролитным боям.

30 апреля 1945 года Гитлер покончил самоубийством, и войне на Западе пришел конец, за исключением нескольких формальностей. На Востоке дни японской мощи были сочтены – Япония всегда зависела от побед ее партнеров по «оси», прежде всего Германии. Как только союзники смогли высвободить часть своих сил, занятых войной в Европе, Япония оказалась не в состоянии защищать сферу своих завоеваний.

Несмотря на фанатичное сопротивление японских войск – повсюду и при любой возможности, – они были не в силах сдержать напор союзников. 4 февраля американцы вступили в Манилу, и ко времени признания Германией своего поражения Япония оказалась полностью отрезанной от всех источников нефти. Предпринятая Японией авантюра закончилась провалом.

Предлог для капитуляции, позволившей спасти воинскую честь, ей обеспечила наука. Теория расщепления атомного ядра появилась еще до войны, но лишь грозные потребности войны убедили государства решиться потратить время, деньги и усилия, чтобы воплотить эту теорию в практику. Проект «Манхэттан», который в конечном итоге породил атомный взрыв в Аламогордо 16 июля, был по-своему столь же сложной и колоссальной операцией, как планы «Барбаросса» или «Оверлорд». Безусловно, 16 июля 1945 года является такой же апокалипсической датой в научном и политическом календаре, как 22 июня 1941 года в военной истории.

6 августа атомная бомба была сброшена на Хиросиму, 9 августа – на Нагасаки, 10 августа японское правительство заявило о готовности начать переговоры. Была ли необходимость использовать этот последний механизм массового уничтожения – спорный вопрос, который, вероятно, так никогда и не будет разрешен. Что же касается непосредственного эффекта этого оружия, следует помнить, что большее число людей погибло в пожарах, вызванных налетами английских бомбардировщиков на Дрезден 13 и 14 февраля 1945 года.

2 сентября 1945 года японцы подписали документ о капитуляции, и вторая мировая война официально закончилась. Она длилась почти шесть лет (военные действия фактически продолжались еще несколько месяцев). В конце войны в ней участвовало 56 воюющих стран, и она унесла более 50 миллионов человеческих жизней. Таким образом, это был наибольший ущерб, нанесенный человечеством самому себе, о котором известно в истории.