Текст книги "От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада"

Автор книги: Уильям Ширер

Соавторы: Бэзил Лиддел Гарт,Роберт Джексон,Дуглас Орджилл,Эдвард Стеттиниус,Барри Питт,Пауль Карелл,Джеффри Джюкс,Алан Кларк,Уильям Крейг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

«16 сентября. Наш батальон вместе с танками атакует элеватор, из которого валит дым – горит пшеница. Говорят, русские сами подожгли ее. Батальон несет тяжелые потери. В ротах осталось по 60 человек. В элеваторе сражаются не люди, а дьяволы, которых не берет ни пуля, ни огонь.

18 сентября. Бои идут в самом элеваторе. Русские внутри него обречены. Наш батальонный командир говорит, что комиссары приказали этим людям сражаться в элеваторе до конца.

Если все здания в Сталинграде будут обороняться, как это, ни один из наших солдат не вернется домой.

20 сентября. Битва за элеватор продолжается. Русские ведут огонь со всех сторон. Мы сидим в подвале, выбраться на улицу нельзя. Старший сержант Нушке был убит, когда перебегал улицу. Бедняга, у него трое детей.

22 сентября. Сопротивление русских в элеваторе сломлено. Наши войска продвигаются к Волге. В элеваторе мы нашли трупы сорока убитых русских. Половина из них в военно-морской форме – морские дьяволы. В плен взяли только одного тяжелораненого, который не может говорить – или притворяется».

Этим «тяжелораненым» был командир пулеметного взвода 92-й морской стрелковой бригады Андрей Хозяинов, и его рассказ, приведенный в мемуарах генерала Чуйкова,[121]121
  См.: Чуйков В. И. Сражение века, с. 130–133. – Прим. перев.


[Закрыть] создает впечатляющую картину боев на улицах Сталинграда, где личная храбрость и стойкость горстки солдат и младших командиров, часто утративших связь со своим командованием и считающихся погибшими, оказывали влияние на весь ход сражения.

Немецкое наступление, начавшееся столь блестяще и за несколько коротких недель подтвердившее способность вермахта заставить весь мир затаить дыхание, раздвинуло границы завоеваний рейха до их высшего предела. Однако было очевидным, что сейчас оно прочно застопорилось. На протяжении почти двух месяцев штабные карты оставались без изменений.

Министерство пропаганды утверждало, что ведется «величайшая битва на истощение из всех, которые когда-либо видел мир», и ежедневно публиковало цифры, которые показывали, как истекают кровью советские армии. Но верили ли этому немцы или нет, положение дел было совсем иным. Не Красная Армия, а немецкое командование было вынуждено неоднократно повышать ставки.

С тем же хладнокровием, которое отличало его отказ ввести в бой сибирские резервные дивизии, пока исход битвы под Москвой не стал очевидным, Жуков свел посылаемые 62-й армии подкрепления до минимума. За два критических месяца – с 1 сентября по 1 ноября – только пять дивизий были переправлены через Волгу – едва достаточно для покрытия потерь. Однако в этот же самый период из призывников, новой материальной части, кадрового костяка из опытных офицеров и закаленных младших командиров было сформировано 27 новых стрелковых дивизий и 19 танковых бригад. Все они были сосредоточены в районе между Поворино и Саратовом, где завершили учебно-боевую подготовку, а затем некоторые из них были на непродолжительный срок переброшены на центральный участок фронта для приобретения боевого опыта. Таким образом, в то время как немецкое командование постепенно изматывало и обескровливало все свои дивизии, Красная Армия создавала мощные резервы живой силы и танков.

К чувству горечи, что приходится остановиться в нескольких шагах (как казалось немцам) от «полной победы», вскоре стало примешиваться предчувствие беды, которое усиливалось по мере того, как недели сменяли одна другую, а 6-я армия оставалась все на той же позиции.

В то время как настроение немецких солдат колебалось от лихорадочного оптимизма до депрессии, обстановку в высших эшелонах немецкого командования оживляли взаимные упреки и личные распри.

Первыми были смещены два генерала танковых войск – Витерсгейм и Шведлер. Суть их претензий состояла в том, что танковые дивизии тратят себя в операциях, к которым они совершенно не приспособлены и что после еще нескольких недель уличных боев они не будут в состоянии выполнять свои основные задачи – вести боевые действия против вражеских танков в маневренных сражениях. Однако правила военного протокола не разрешают даже заслуженным командирам корпусов выступать с критикой широких стратегических принципов, и каждый из них предпочел высказывать жалобы по более узким вопросам тактики.

Генерал фон Витерсгейм командовал 14-м танковым корпусом, который первым из немецких частей вышел к Волге в районе Рынка в августе 1942 года. Витерсгейм намекнул Паулюсу, что потери от огня русской артиллерии с обеих сторон коридора в секторе Рынка столь неблагоприятно сказываются на его танковых дивизиях, что их следует отвести назад и поручить пехоте удерживать коридор. Он был смещен с поста, отправлен в Германию и закончил свою военную карьеру в качестве рядового фольксштурма в Померании в 1945 году.

Дело генерала фон Шведлера, командира 4-го танкового корпуса, интересно тем, что он был первым генералом, предупредившим об опасностях сосредоточения всех танков на острие захлебнувшегося главного удара и уязвимости флангов для атаки русских, Но осенью 1942 года мысль о русском наступлении считалась «пораженческой», и Шведлера также уволили со службы.

Следующей (9 сентября) покатилась голова генерал-фельдмаршала Листа, командующего группой армий «А».

После быстрого броска через Кубань и выхода 1-й танковой армии Клейста к Моздоку в конце августа немецкое наступление застопорилось, и линия фронта, проходившая по реке Терек и Главному Кавказскому хребту, стабилизировалась. Сопротивление советских войск возросло, к тому же 8-й авиакорпус Рихтгофена был переброшен в район Сталинграда.

В результате первоначальный план захвата нефтяных районов претерпел изменения. ОКВ приказало Листу наступать через перевалы в западной части Главного Кавказского хребта и овладеть Туапсе и Черноморским побережьем Кавказа вплоть до турецкой границы. Подкрепления, включая три альпийские дивизии, которые весьма пригодились бы Клейсту, были переданы 17-й армии. Но, несмотря на это, прорвать оборону русских войск Листу не удалось. В сентябре генерал-полковник Йодль был направлен в качестве представителя ОКВ в штаб-квартиру Листа, чтобы выразить «недовольство фюрера» и попытаться добиться более активных действий.

Но Йодль вернулся с неутешительными новостями, что «Лист действовал, пунктуально соблюдая приказы Гитлера, но русские повсюду оказывали сильное сопротивление, используя сложный рельеф местности».

В ответ на упреки Гитлера Йодль (в первый и последний раз) сослался на то, «что фюрер своими приказами вынудил Листа наступать на очень растянутом фронте».

Последовала «бурная сцена», и Йодль впал в немилость.

«После этого Гитлер полностью изменил привычный распорядок дня. Он перестал посещать столовую, где ранее ежедневно обедал и ужинал вместе с остальными генералами. Почти не покидал днем свои апартаменты, даже перестал присутствовать на ежедневных обзорах обстановки на фронтах, которые с этого момента докладывались ему в его кабинете в присутствии строго ограниченного круга лиц. Он демонстративно отказывался обмениваться рукопожатиями с генералами ОКВ и отдал приказ о замене Йодля другим офицером».[122]122
  Liddell Hart B. H. The Other Side of the Hill. London, 1951, p. 314.


[Закрыть]

Йодль так и не был заменен и, усвоив полученный урок, вскоре вновь завоевал расположение Гитлера. Тем не менее возможность его замены «другим офицером», как мы вскоре увидим, имела определенные последствия.

К этому времени отношения между Гитлером и Гальдером значительно ухудшились, и 24 сентября Гальдер был отстранен от должности начальника штаба сухопутных войск, а его место занял генерал-полковник Курт Цейтцлер.

Смещение Гальдера представляет особый интерес для историков, изучающих вторую мировую войну, из-за перемен, которые были внесены в процедуру проведения ежедневных совещаний у Гитлера. Эти совещания превратились в главный орган руководства военными, операциями и принятия приказов и директив. Окончательным шагом по закреплению их ключевой роли деле стратегического и тактического руководства войной было учреждение «службы стенографии», которая прилежно записывала буквально каждое высказывание Гитлера и других участников совещаний. Часть этих стенограмм сохранилась, и они представляют огромную документальную ценность с точки зрения изучения того, что происходило в ставке фюрера.

Наибольшую выгоду из этой перетасовки извлек главный адъютант фюрера генерал Шмундт, преданный Гитлеру нацист, назначенный на влиятельный пост начальника управления кадров сухопутных войск.

Вскоре после назначения Шмундт прилетел в штаб-квартиру Паулюса, где командующий 6-й армией сразу же начал сетовать на состояние войск, нехватку снаряжения, мощь русского сопротивления, опасность истощения сил 6-й армии и далее в том же духе.

У Шмундта, однако, был припасен неотразимый для любого недовольного командира ответ. После вступительных фраз о желании фюрера, чтобы Сталинградская операция «была доведена до успешного завершения», он сообщил восхитительную новость. Тот «другой офицер», которого прочат на пост начальника штаба оперативного руководства ОКБ, – это не кто иной, как сам Паулюс! Правда, пока что смещение Йодля не утверждено, но Паулюс «определенно намечен» для выдвижения на более высокий пост, а место командующего 6-й армией займет генерал фон Зейдлитц.

Паулюс, возможно, был неплохим штабным офицером; как фронтовой командир он недостаточно быстро оценивал обстановку и мыслил шаблонно. Но, судя по его карьере, он хорошо понимал значение источников власти и знал, как держать нос по ветру. Услышав от Шмундта об открывающихся перспективах, Паулюс с особым энтузиазмом взялся за подготовку очередного, четвертого наступления.

* * *

На этот раз Паулюс решил нанести главный удар по наиболее сильному участку обороны противника – территории крупных заводов – Тракторного, «Баррикады», «Красный Октябрь» в северной части Сталинграда в нескольких сотнях метров от берега Волги. Начавшееся 14 октября новое наступление немцев привело к самому затяжному и наиболее ожесточенному сражению в этом разрушенном городе. Оно бушевало почти три недели. Паулюс усилил свои войска рядом специализированных частей, в том числе полицейскими батальонами и саперными отрядами, имеющими опыт уличных боев и подрывных работ. Но русские, несмотря на огромный численный перевес противника,[123]123
  В составе главной ударной группировки немцев насчитывалось 90 тысяч человек, 2300 орудий и минометов, около 300 танков. Их действия поддерживало около тысячи боевых самолетов 4-го воздушного флота. В войсках 62-й армии было 55 тысяч человек, 1400 орудий и минометов, 80 танков. В 8-й воздушной армии имелось только 190 исправных самолетов. См.: История второй мировой войны 1939–1945 гг., т. 5, с. 191. – Прим. перев.


[Закрыть] превосходили немцев в тактике боев за каждый дом. Они усовершенствовали практику использования «штурмовых групп» – небольших отрядов солдат, вооруженных легкими и тяжелыми пулеметами, автоматами, гранатами, противотанковыми ружьями, которые поддерживали друг друга стремительными контратаками, выработали тактику создания «зон смерти» – густо заминированных домов и площадей, к которым оборонявшаяся сторона знала все доступы и в которые надлежало канализировать немецкое наступление.

Практика научила нас, писал Чуйков, что «успех в значительной мере основан на скрытом сближении с противником».

«…Двигайся ползком, используя воронки и развалины; рой ночью траншеи, на день маскируй их; накапливайся для броска в атаку скрытно, без шума; автомат бери на шею; захвати 10–12 гранат – тогда время и внезапность будут на твоей стороне.

…Врывайся в дом вдвоем – ты да граната, оба будьте одеты легко – ты без вещевого мешка, граната без рубашки; врывайся так: граната впереди, а ты за ней; проходи весь дом опять же с гранатой – граната впереди, а ты следом».

Внутри дома «вступает в силу неумолимое правило: успевай поворачиваться! На каждом шагу бойца подстерегает опасность. Не беда – в каждый угол комнаты гранату, и вперед! Очередь из автомата по остаткам потолка; мало – гранату, и опять вперед! Другая комната – гранату! Поворот – еще гранату! Прочесывай автоматом! И не медли!

Уже внутри самого объекта противник может перейти в контратаку. Не бойся! Ты уже взял инициативу, она в твоих руках. Действуй злее гранатой, автоматом, ножом и лопатой! Бой внутри дома бешеный. Поэтому всегда будь готов к неожиданностям. Не зевай!»[124]124
  Чуйков В. И. Сражение века, с. 307–308. – Прим. перев.


[Закрыть]

Медленно, неся колоссальные потери, немцы прокладывали себе путь по территории заводов, мимо мертвых станков и машин, через литейные, монтажные цехи и конторы. «Боже, почему ты покинул нас? – писал лейтенант 24-й танковой дивизии. – Мы сражались пятнадцать дней за один дом, используя минометы, гранаты, пулеметы и штыки. Уже на третий день в подвалах на лестничных клетках и лестницах валялись трупы 54 убитых немцев. “Линия фронта” проходит по коридору, разделяющему сгоревшие комнаты, по потолку между двумя этажами. Подкрепления подтягиваются из соседних домов по пожарным лестницам и дымоходам. С утра до ночи идет непрерывная борьба. С этажа на этаж, с почерневшими от копоти лицами, мы забрасываем друг друга гранатами в грохоте взрывов, клубах пыли и дыма, среди куч цемента, луж крови, обломков мебели и частей человеческих тел. Спросите любого солдата, что означает полчаса рукопашной схватки в таком бою. И представьте себе Сталинград. 80 дней и 80 ночей рукопашных боев. Длина улицы измеряется теперь не метрами, а трупами…»

Погребение 6-й армии

К концу октября русские позиции в Сталинграде представляли собой несколько очагов сопротивления среди каменных развалин на правом берегу Волги, глубина которых редко превышала 300 метров. Тракторный завод был в руках немцев, которые усеяли мертвецами каждый метр заводской территории. «Баррикады» были наполовину захвачены немцами, сидевшими на одной стороне литейного цеха против пулеметов русских, укрытых в потухших мартеновских печах, на другой. Оборонительные позиции русских на территории завода «Красный Октябрь» оказались расколоты на три части.

Но эти последние островки сопротивления, закаленные в горниле непрекращающихся атак, были неистребимы. 6-я армия выдохлась, она была так же истощена и измотана боями, как английские дивизии Хейга[125]125
  Хейг, Дуглас (1861–1928) – английский фельдмаршал. В первую мировую войну (с декабря 1915 года) командующий английскими экспедиционными войсками во Франции. Имеется в виду английское наступление во Фландрии в районе города Ипра в августе – ноябре 1917 года, в ходе которого англичане потеряли около 260 тысяч человек, чтобы овладеть деревней Пасшендель. – Прим. перев.


[Закрыть] в битве при Пасшенделе четверть века тому назад, и с чисто военной точки зрения идея еще одного наступления в городе была бессмысленна.

Очевидной аргументации в пользу немедленного отвода немецких войск на «зимние позиции» можно было противопоставить в целом убедительный для солдат довод об известном «уроке» Ватерлоо и битвы на Марне: «исход сражения решает последний батальон». Немцы, видевшие, как их силы тают в пекле боев неделя за неделей, отказывались верить, что русские не несут потери в таких же пропорциях.

Для многих из них, и особенно для Гитлера, сравнение Сталинграда с Верденом было неотразимым. Когда какой-то пункт на военной карте обретает символическое значение, его потеря может сломить волю обороняющихся независимо от его стратегической ценности. В 1916 году «мясорубка» генерала Фалькенхайна была остановлена тогда, когда еще один месяц боев привел бы к уничтожению всей французской армии. В Сталинграде на карту была поставлена не только воля русских к борьбе, но и оценка всеми другими странами мира военной мощи Германии. Отвод войск с поля боя был бы равнозначен признанию поражения, которое, хотя, возможно, и было бы приемлемым для бесстрастного и расчетливого профессионального военного ума, было немыслимым с точки зрения германской «мировой политики».

Большинство штабных офицеров группы армий «Б» по-прежнему были заняты подготовкой «последнего штурма» Сталинграда. Рихтгофен пишет, что даже новый начальник генерального штаба ОКХ Цейтцлер считал, что «если мы не сможем довести дело до конца сейчас, когда русские находятся в исключительно трудном положении, а Волга блокирована ледоставом, то никогда уже не сумеем добиться этого». Это мнение начальника штаба ОКХ наверняка бы изменилось, знай он, что русские, вопреки его суждению об их «тяжелом положении», сосредоточили более 500 тысяч солдат, около 900 новых танков, 230 артиллерийских полков и 115 дивизионов реактивных минометов на фронте атаки протяженностью менее 60 километров – самая высокая концентрация живой силы и огневой мощи с начала Восточной кампании.

В то время как 6-я армия собирала силы для решающей атаки на позиции русских в развалинах Сталинграда а на ее флангах советские армии в соответствии с планом Г. К. Жукова скрытно занимали исходные рубежи, странная тишина временами опускалась на казавшийся вымершим город.

Поскольку каждая из сторон постоянно пыталась улучшить свои тактические позиции, местные схватки на уровне рот круглосуточно вспыхивали то на одном, то на другом участке фронта. Немецкий танк выползал из-за угла, медленно разворачивался и осторожно полз к удерживаемым русскими остовам зданий: люки наглухо задраены, танкисты нервничают в ожидании боя. Затаившиеся советские бойцы напряженно следят за танком, выжидая появления остальных немецких сил. Второй танк появляется на углу улицы, останавливается, его башня с орудием постепенно поворачивается, прикрывая первый ползущий танк. Внезапно сгустившуюся тишину разрывает грохот взрыва – советская 76,2-мм дивизионная пушка в восточном конце улицы открывает огонь. Первый снаряд летит мимо цели. Мгновенно вся сцена оживает в сумятице и шуме боя. Немецкий танк отчаянно пятится назад, второй, прикрывающий его, тут же выпускает снаряд, затем другой, третий по замаскированному советскому орудию, одновременно взвод немецких пехотинцев, вооруженных автоматами и гранатами, поднимается из своих укрытий – узких траншей, воронок, груд щебня и обломков, – куда они приползли, и открывает лихорадочную пальбу по советскому противотанковому орудию. В свою очередь советские снайперы и стрелки, скрывавшиеся за карнизами разрушенных домов, остатками балконов и лестничных проемов, «снимают» их одного за другим. Если схватка не перерастает в более крупный бой, с привлечением все более и более тяжелого оружия, то вскоре она затухает; только стонущие от боли раненые остаются лежать там, где их застигла пуля, в ожидании ночи.

Эти «тихие дни» принадлежали снайперам. В искусстве меткой стрельбы пальма первенства принадлежала русским. Особенно опытные снайперы вскоре становились известными не только среди своих войск, но и у противника, и русское превосходство стало столь ощутимым, что начальник снайперской школы в Цоссене штандартенфюрер СС Гейнц Торвальд был командирован в Сталинград, чтобы выправить положение. Один из лучших советских снайперов получил задание выследить одного из таких немецких асов и оставил подробный рассказ об этом поединке.[126]126
  А. Кларк воспроизводит полностью в своей книге рассказ советского снайпера Василия Зайцева о его поединке с немецким «сверхснайпером» в Сталинграде, используя в качестве источника мемуары В. И. Чуйкова. См.: Чуйков В. И. От Сталинграда до Берлина. М., 1980, с. 178–180. – Прим. перев.


[Закрыть]

Для своего последнего наступления 6-я армия пересмотрела тактику и организацию. Танковые дивизии фактически уже утратили свою структуру, поскольку входившие в них танки были поделены на мелкие группы для поддержки пехоты. В город по воздуху перебросили еще четыре саперных батальона, которые намечалось использовать в качестве головных эшелонов четырех ударных групп, призванных завершить расчленение позиций обороняющихся. Последние «гнезда» сопротивления затем предполагалось «пульверизировать» массированным огнем артиллерии. К старой расточительной тактике овладения одного здания за другим, при которой для захвата одного дома с его лестницами, балконами, чердаками могла потребоваться целая рота, прибегали лишь в крайних случаях. По обе стороны линии фронта пехота зарылась в землю: подвалы, канализационные шахты, туннели, подкопы, крытые траншеи – таковы были контуры поля боя. Лишь танки, за которыми внимательно следили укрывшиеся в своих норах снайперы, медленно ползали по поверхности земли.

Наступление Паулюса, начавшееся 11 ноября, было таким же ошибочным и безнадежным, как последнее зимнее наступление группы армий «Центр» под Москвой за год до этого. Через 48 часов оно свелось к серии ожесточенных рукопашных подземных схваток, не поддающихся какому-либо централизованному руководству. Небольшим группам немцев удалось преодолеть последние отделявшие их от Волги три сотни метров, но, достигнув реки, они оказались окруженными русскими, перерезавшими узкие коридоры, проложенные этими немецкими отрядами. В течение еще четырех дней между этими изолированными группами то вспыхивали, то затухали отчаянные яростные схватки. Пленных не брали, и у сражавшихся было мало надежды на то, что они выживут.

К 18 ноября из-за истощения сил и нехватки боеприпасов наступило вынужденное затишье. В течение ночи пулеметно-ружейная стрельба и глухие разрывы минометных мин затихли, и стороны начали подбирать раненых. Затем, когда рассвет осветил облака дыма, над затухавшими углями Сталинградской битвы прокатился новый и ужасный звук – громоподобный рев двух тысяч орудий генерал-полковника Воронова,[127]127
  По заданию Ставки начальник артиллерии Красной Армии генерал-полковник Н. Н. Воронов оказывал содействие в организации артиллерийского обеспечения контрнаступления советских войск под Сталинградом. – Прим. перев.


[Закрыть] открывших огонь к северу от Сталинграда. И каждый услышавший его немец знал, что он предвещает нечто такое, с чем никогда раньше не сталкивалась немецкая армия.

В 9.30 утра 20 ноября к этому грохоту канонады добавился гул орудий Ф. И. Толбухина, Н. И. Труфанова и М. С. Шумилова, армии которых перешли в атаку к югу от Сталинграда, и масштабы контрнаступления Красной Армии в сочетании с угрозой, которую оно создавало для всей позиции немцев, начали доходить до сознания офицеров 6-й армии Паулюса.

В течение трех дней – с 19 по 22 ноября – фронт румынских и немецких войск на севере был прорван на протяжении 80 километров, а на юге – на 55 километров. В прорыв хлынули шесть советских армий, подавляя уцелевшие островки сопротивления и жалкие попытки контратак частей полковника Симонса и поредевшего 48-го танкового корпуса. Штаб 6-й армии провел две бессонные ночи, лихорадочно пытаясь перегруппировать бесценные танковые части и отвести пехоту из дымящихся развалин Сталинграда для защиты рушащихся флангов. В тылу армии Паулюса царила полнейшая неразбериха, железная дорога к западу от города Калач была в нескольких местах перерезана советской кавалерией; звуки стрельбы доносились со всех сторон, время от времени вспыхивала перестрелка между немцами, двигающимися к линии фронта, и группами отступающих в беспорядке румын. Широкий мост через Дон северо-западнее Калача, через который перевозился каждый фунт провианта и каждый патрон для 6-й армии Паулюса был подготовлен для взрыва и непрерывно охранялся взводом саперов, ожидавших возможного приказа о его уничтожении.

За несколько часов до рассвета саперы услышали шум танковой колонны, подходившей с запада. Командовавший взводом лейтенант вначале думал, что это могут быть русские, но успокоился, решив, что это возвращается немецкая учебная часть. Танки проскочили мост, из грузовиков выпрыгнули русские солдаты, которые перестреляли из автоматов большую часть взвода, а оставшихся в живых взяли в плен. Солдаты разминировали мост, и советские танки двинулись на юго-восток, к городу Калач. К вечеру 23 ноября наступавшие с севера советские танкисты встретились с 36-й бригадой 4-го механизированного корпуса, подошедшего с юго-востока. Первое тонкое звено в цепи, которая должна была задушить четверть миллиона немецких солдат, было выковано, и поворотный момент второй мировой войны наступил.

Когда танки 4-го танкового корпуса, захватив город Калач, соединились с подошедшими с юга войсками Сталинградского фронта, успех русских имел гораздо большее значение, чем даже великолепная победа, которую сулило окружение 6-й армии. Ибо этот блестящий удар знаменовал собой во всех своих аспектах – в выборе момента, сосредоточении сил, форме использования слабостей в расположении войск противника – полное и окончательное изменение стратегического соотношения сил между Советским Союзом и гитлеровской Германией. С этого момента инициатива перешла к Красной Армии, и, хотя немцы неоднократно будут пытаться изменить это положение, их усилия будут иметь не более чем тактическое значение. С ноября 1942 года и впредь немецкие вооруженные силы на Востоке будут, как правило, находиться в обороне.

Разгром под Сталинградом потряс всю Германию, и это потрясение из гущи немецкого народа эхом докатилось до верховного командования германских вооруженных сил. Сознание неизбежного поражения, хотя до фактического проигрыша войны было еще далеко, разрасталось как гигантская тень.