Текст книги "От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада"

Автор книги: Уильям Ширер

Соавторы: Бэзил Лиддел Гарт,Роберт Джексон,Дуглас Орджилл,Эдвард Стеттиниус,Барри Питт,Пауль Карелл,Джеффри Джюкс,Алан Кларк,Уильям Крейг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

Пауль Карелл
«Канны» на Березине[200]200
  Из книги П. Карелла «Война Гитлера против России», т. 2, с. 527–550.


[Закрыть]

2 августа 216 года до н. э. на Апулийской равнине в Италии, близ городка Канны, карфагенские войска, возглавляемые Ганнибалом, стояли перед римской армией, которой командовал консул Теренций Варрон. Силы римлян превосходили силы карфагенян почти вдвое, но отменная кавалерия Ганнибала более чем уравновешивала этот численный перевес.

Битва началась. Армии двинулись навстречу друг другу. Ганнибал воспользовался своим главным козырем: тяжелая африканская кавалерия под предводительством Газдрубала атаковала слабую кавалерию противника на правом фланге армии Варрона и разбила ее. Римские всадники были рассеяны и сброшены в реку Аурид. Пройдя в тылу вражеских боевых порядков, Газдрубал устремился на левый фланг, где трехтысячный отряд римских всадников сражался с легкой конницей карфагенян. Напав на этот отряд сзади, Газдрубал разбил и его. Кавалерия римлян была разгромлена и изгнана с поля боя. Затем кавалеристы Газдрубала ударили в тыл римской пехоте.

Превосходство легионов Теренция Варрона над легковооруженной пехотой карфагенян утратило свое значение. Когда конница Газдрубала оказалась в тылу римлян, а ливийская пехота охватила фланги, судьба римской армии была предрешена. Первое в истории сражение на уничтожение, связанное с окружением главных сил противника маневренными частями и охватом обоих его флангов пехотой, шло к своему логическому концу.

Прусский генерал-фельдмаршал фон Шлиффен оставил подробное исследование боя под Каннами. Римляне, объяснял он, оказались сбитыми в кучу, утратили маневренность, их численное превосходство свелось таким образом на нет. Они предпринимали последние отчаянные усилия. Ганнибал разъезжал по кровавому полю битвы, подбадривая смелых и подталкивая ленивых. Устав от бойни, карфагеняне взяли уцелевших римлян в плен. Небольшое поле было усеяно грудами мертвых тел. Римляне потеряли убитыми около 48 тысяч человек. Погибли консул Эмилий Павел и проконсул Сервилий. Варрону с частью пехотинцев и всадников удалось спастись бегством. Еще несколько тысяч римлян попали в руки победителей в городке Канны и в двух римских лагерях.

В 1909 году Шлиффен писал: «Это было сражение на уничтожение, доведенное до совершенства. За две тысячи лет оружие и способы ведения боя полностью изменились. Солдаты более не сражаются на коротких мечах, а стреляют друг в друга с расстояния в несколько тысяч метров. Место лука заняло орудие, а место пращи – пулемет. Вместо избиения – плен. Но в общих чертах боевые условия остались без изменения. Бой на уничтожение может быть дан и ныне по плану, выработанному Ганнибалом много веков тому назад».

Граф Шлиффен был прав. Летом 1944 года «Канны» римлян были повторены в России на Березине.

* * *

Как весь ход войны против России пестрит ошибочными решениями немцев, так и последний акт Восточной кампании начался с рокового просчета верховного главнокомандования вооруженных сил Германии. Этот просчет таил в себе семена решающего поражения вермахта на Востоке – крах центрального фронта летом 1944 года.

Кто бы мог подумать в 1941 году, что через какие-нибудь три года отборные армии группы «Центр» потерпят крупнейшую в военной истории катастрофу, что их ждет сражение на уничтожение, «Канны», не имеющие параллели?

Группа армий «Центр» играла ключевую роль в операции «Барбаросса». Имея в своем составе две танковые группы и две мощные пехотные армии, она должна была разбить основные вооруженные силы противника к западу от Днепра, а затем молниеносным броском достигнуть сердца Советского Союза – Москвы.

Армии группы с головокружительной быстротой прошли путь от Бреста до Минска, форсировали Днепр и достигли Смоленска. Затем Гитлер заколебался. Он отошел от первоначального плана наступления на Москву. Немецкие войска повернули на юг, к Киеву, чтобы сперва захватить Украину. Лишь спустя несколько недель в распутицу, на пороге зимы, наступление на Москву было возобновлено. Но было уже поздно. Немецкие войска и их оружие не могли противостоять свежим русским дивизиям, подтянутым из Сибири, и русской зиме с ее морозами. На подступах к советской столице армии группы «Центр» потерпели поражение.

События зимы 1941/42 года привели к коренному повороту во всей войне на Восточном фронте. В стратегии немецкого верховного командования центральный фронт и чисто военные соображения захвата столицы противника – важнейшего центра коммуникаций – отошли на второй план, уступив место экономическим целям на юге Советского Союза, целям, которые Гитлер, в отличие от своих генералов, считал решающими для исхода войны: уголь, сталь и нефть. Донецкий бассейн и Кавказ стали рассматриваться в качестве главных театров военных действий. Там наносились основные удары, там решалась судьба всей русской кампании.

В глазах немецкого верховного командования группа армий «Центр» после своего отступления от Москвы находилась на «второстепенном театре войны». 2-я танковая армия Гудериана, которая, согласно плану «Барбаросса», должна была обойти Москву с юга и захватить ее, в течение двадцати месяцев, вплоть до августа 1943 года, оставалась в районе Орла, куда она отступила после поражения под Тулой. Армия прикрывала подступы к Орлу против возможного наступления русских. Однако после победы на Волге в намерения Сталина входил разгром немецких войск не в центре, а на юге страны.

Немцы проигрывали на юге одно сражение за другим и потеряли завоеванные богатства: железо и уголь, никель и марганцевую руду, зерно Украины и южный бастион – Крым.

К июню 1944 года карта военных действий красноречиво свидетельствовала о трагических событиях на южном крыле Восточного фронта. Советские войска продвинулись далеко на запад. Линия фронта шла теперь от Одессы на Черном море вдоль восточных и северных отрогов Карпат до города Коломыя, а затем резко поворачивала на север, к Припятским болотам возле Ковеля. Здесь начинался фронт армий группы «Центр», который по конфигурации представлял собой огромный выступ на восток площадью около 250 тысяч квадратных километров: восточный фас фронта в районах Орши и Могилева проходил в 50 километрах за Днепром. Тыловые коммуникации этого выступа уже находились под угрозой с юга в западной оконечности Припятских болот.

К счастью для немцев, эта угроза, образно говоря, утонула в весенней распутице. Немецкое верховное командование, таким образом, получило столь необходимую для войск передышку, а вместе с ней возможность хотя бы временно стабилизировать внушавший опасение участок фронта между Карпатами и Припятскими болотами.

Как в ставке фюрера «Вольфшанце», так и в штаб-квартире главного командования сухопутных войск Германии в это время мучительно искали ответ на вопрос: «Что предпримет противник после весенней распутицы? Где он начнет свое летнее наступление?»

Гитлер и его советники дали ошибочный ответ на этот кардинальный вопрос 1944 года, и этот неправильный ответ, основанный на неверной оценке положения, стал одной из причин катастрофы.

В течение восемнадцати месяцев Гитлер отказывался признать, что Сталин пытается навязать немцам решающее сражение на южном крыле фронта. В течение восемнадцати месяцев он недооценивал мощь Советских Вооруженных Сил и их возросший боевой опыт. Теперь Гитлер допустил новый просчет. Он убедил себя, что Сталин нанесет решающий удар не иначе как на юге, поскольку в Галиции перед советскими войсками открывалась блестящая стратегическая перспектива для наступления на Варшаву, к Висле и, следовательно, в тыл группы армий «Центр». Гитлер отбросил все сомнения: русские, заявил он, нанесут удар между Припятскими болотами и Карпатами! Они должны ударить здесь!

Изо дня в день Гитлер проводил долгие часы над картой Восточного фронта, изучая обстановку и планируя ход возможных операций. И в каждом составленном им плане он приписывал противнику свои собственные выводы. Конечно, идея охвата гигантскими клещами выдававшегося выступом на восток немецкого фронта и окружения двух групп армий – «Север» и «Центр» выглядела весьма заманчивой. В конце концов, от истоков реки Припять до Балтийского моря расстояние не так уж велико – каких-нибудь 450 километров, причем без серьезных естественных препятствии. Отличные условия для стремительного броска. Подобный замысел, безусловно, должен прийти в голову любому смелому полководцу, располагавшему достаточными силами!

Любопытно отметить, что не только Гитлер, но и его военные советники – генерал-полковник Йодль и начальник оперативного отдела генерал Хойзингер упорно придерживались подобной трактовки грядущих событий. Вера в русское наступление в Галиции была так сильна, что, даже когда после 10 июня стали поступать сведения о подготовительных мероприятиях противника на фронте группы армий «Центр», они игнорировались как отвлекающие маневры русских. Призрак советского наступления вдоль Вислы к Балтийскому морю так заворожил штаб-квартиру фюрера, что возможность нанесения советским командованием решающего удара в другом месте просто не допускалась.

Вследствие этого главное командование сухопутных войск Германии сконцентрировало все имевшиеся в его распоряжении резервы, и прежде всего танковые дивизии в Галиции. Это были значительные силы: четыре танковых корпуса в составе восьми танковых и двух моторизованных дивизий,[201]201
  Всего к югу от реки Припять гитлеровцы имели 24 танковые и моторизованные дивизии из 34 находившихся на советско-германском фронте и в резерве ОКХ. – Прим. перев.


[Закрыть] и верховное командование вооруженных сил Германии с уверенностью ожидало предстоящую битву на фронте группы армий «Северная Украина». Новый командующий фронтом генерал-фельдмаршал Модель также разделял официальный оптимизм: впервые, указал он, массированный удар советских войск будет встречен столь же мощным контрударом немцев.

Но то были тщетные надежды. Они свидетельствовали о недостаточной осведомленности немецкого верховного командования, о его неспособности правильно оценить положение дел. В течение ряда лет в ставке фюрера недооценивали Красную Армию, теперь же с завышенными мерками судили о дерзости стратегических замыслов русских.

Летом 1944 года Верховное Главнокомандование Советских Вооруженных Сил не вынашивало столь далеко идущих стратегических планов, которые приписывал ему Гитлер. К тому же Советское Верховное Главнокомандование очень редко атаковало противника на тех направлениях, где позиции немцев были особенно сильны. Превосходно поставленная разведывательная служба давала советскому командованию возможность планировать свои операции на основе точных сведений о положении противника. Летом 1944 года русские поступили иначе, чем предполагали немцы. Сталин сделал то, что Манштейн летом 1943 года предложил сделать на Курской дуге, когда оценил исключительную мощность оборонительных позиций советских войск на северном и южном фасах этого фронта: ударить в центр дуги, где оборона противника была слабее, чем на флангах.

Именно эти соображения лежали в основе русского плана операции против выступа, занимаемого группой армий «Центр». К сожалению, немецкое командование не имело своих разведчиков в Ставке Советского Верховного Главнокомандования, которые могли бы снабдить немцев соответствующей информацией.

Немецкое верховное командование пребывало в заблуждении до самой последней минуты, о чем весьма убедительно свидетельствует доклад об общем военном положении начальника штаба ОКВ генерал-фельдмаршала Кейтеля, сделанный им 20 июня 1944 года. В этом докладе Кейтель утверждал, что русские не начнут наступления, пока силы вторжения западных союзников, высадившиеся 6 июня в Нормандии, не добьются крупного успеха, и что главный удар русские после этого нанесут в Галиции, а не по армиям группы «Центр».

Спустя 48 часов утверждение Кейтеля было опровергнуто самым драматическим образом. Советские войска перешли в наступление. Но не в Галиции.

22 июня 1944 года исполнилась третья годовщина начала операции «Барбаросса» – нападения Германии на Советский Союз. Отдавая себе точный отчет о воздействии этой даты на умы и сердца русских людей, Сталин использовал ее, чтобы поднять боевой дух своих войск.[202]202
  В ночь на 22 июня был передан по радио, а утром опубликован в Центральных и фронтовых газетах важный политический документ «Три года Отечественной войны Советского Союза», подводивший итоги трехлетней героической борьбы советского народа и его Вооруженных Сил против фашистских агрессоров. – Прим. перев.


[Закрыть] Так же как ранее он отдал приказ взять Киев 7 ноября 1943 года – в день Октябрьской революции, так и теперь он приурочил начало решающего летнего наступления 1944 года ко дню вторжения Германии в Россию. Чтобы заставить немецкое командование подольше теряться в догадках относительно главного направления летнего наступления, маршал Г. К. Жуков – один из двух представителей Ставки, ответственных за координацию действий участвовавших в наступлении советских войск избрал последовательный порядок проведения операций против фронта армий группы «Центр».

Начало было положено партизанами. В ночь на 20 июня на территории за линией фронта партизаны провели широкие диверсионные операции. К рассвету 10 500 взрывов полностью вывели из строя железнодорожные коммуникации в районе между Днепром и Минском и к западу от этого города. Стратегически важные мосты были взорваны. Подвоз снабжения был приостановлен во многих случаях больше чем на сутки.

Парализованными оказались не только железные дороги: сеть телеграфной и телефонной связи, тянувшаяся вдоль дорог, также была выведена из строя. Движение железнодорожного транспорта почти полностью прекратилось, что сыграло существенную, роль в трагических событиях последующих 48 часов.

Когда начальник транспортного управления группы армий «Центр» полковник Теске облетел подведомственную территорию на своем самолете, он воочию убедился в масштабах катастрофы. Все железнодорожные станции и разъезды были забиты составами. Паровозы передвигались со скоростью улиток. В тех немногих местах, где поезда еще ходили, вагоны и даже паровозы были облеплены людьми – по большей части беглецами из районов, оказавшихся под угрозой.

Следующие цифры могут служить наглядной иллюстрацией трудностей, с которыми столкнулись немцы. 1 июля немцы должны были эвакуировать из Минска 8 тысяч раненых. 7 июля с запада к армиям группы «Центр» двигалось 98 железнодорожных эшелонов. Всего же в этот день в районе расположения армий группы «Центр» было 216 поездов, в том числе 138 эшелонов с войсками, 59 товарных составов, 12 эшелонов с грузами для люфтваффе и 7 поездов администрации железных дорог. Все они встречали огромные трудности на своем пути и по большей части простаивали. Срочно необходимые подкрепления – войска и боеприпасы – не достигали фронта.

Второй этап грандиозной битвы начался 23 июня. 3-я танковая армия генерал-полковника Рейнгардта подверглась ударам войск 1-го Прибалтийского фронта и 3-го Белорусского фронта северо-западнее и юго-восточнее Витебска. Через 24 часа началось советское наступление на участке фронта 4-й немецкой армии генерал-лейтенанта фон Типпельскирха. Здесь войска 2-го Белорусского фронта обрушились на линию обороны в секторе между Оршей и Могилевом. Наконец, 24 июня соединения 1-го Белорусского фронта, которым командовал генерал армии Рокоссовский,[203]203
  29 июня 1944 года генералу армии К. К. Рокоссовскому было присвоено звание Маршала Советского Союза. – Прим. перев.


[Закрыть] перешли в наступление против 9-й армии генерала Йордана. Основной целью русских был Бобруйск на реке Березина.

Таким образом, лишь 24 июня до сознания верховного немецкого командования дошло, что главный удар русские наносят по фронту армий группы «Центр». А за день до этого в ставке Гитлера все еще тешили себя мыслью, что русские атаки на фронте армий группы «Центр» не более как ложный маневр, призванный отвлечь внимание от ожидавшегося основного удара в Галиции.

Мощь советского наступления, подавляющее превосходство в артиллерии, танках и авиации стали очевидными уже через 48 часов. Не веря своим глазам, Гитлер и его советники взирали на поступавшие с фронта тревожные оперсводки. Они ужаснулись, обнаружив то, чего не смогла установить немецкая разведка, – беспрецедентную концентрацию советских войск, неотразимый по своей разрушительной мощи вал огня и стали, который за несколько часов взломал немецкую оборону, до этого в течение года выдерживавшую удары русских.

Растянувшийся почти на 1000 километров фронт армий группы «Центр» обороняли четыре немецкие армии генерал-фельдмаршала Буша в составе 34 дивизий.[204]204
  В составе группы армий «Центр» и фланговых соединений соседних групп армий всего числилось 63 дивизии и 3 бригады. Они имели 9500 орудий и минометов, 900 танков и САУ. Наземные войска поддерживали около 1350 самолетов. См.: История второй мировой войны 1939–1945 гг. М., 1978, т. 9, с. 41, 47. – Прим. перев.


[Закрыть] 2-я немецкая армия прикрывала южный фланг и обеспечивала связь с армиями группы «Северная Украина». Единственная танковая дивизия – 20-я – дислоцировалась в тылу 9-й армии в районе Бобруйска. Почти все другие танковые дивизии, имевшиеся на Восточном фронте, находились в Галиции или в районе западнее Ковеля, где ожидалось летнее наступление противника. Что же касается остальных резервов, то позади 4-й армии стояла 14-я пехотная дивизия, а на правом фланге 3-й танковой армии – 95-я пехотная дивизия. В Могилеве, то есть в секторе 9-й армии, дислоцировалась моторизованная дивизия «Фельдхернхалле», а на левом фланге сектора – 707-я пехотная дивизия. И это все. Или почти все. Имелся, правда, еще 6-й воздушный флот под командованием генерал-полковника Риттера фон Грейма. Но в день начала русского наступления в воздушном флоте осталось лишь 40 исправных истребителей.[205]205
  В связи с наступлением советских войск на Карельском перешейке 10 июня 1944 года из состава 6-го воздушного флота 50 истребителей и штурмовиков было переброшено в Финляндию. Одна авиагруппа (40–50) истребителей была направлена в Германию в связи с высадкой союзников в Нормандии (Hitler’s Luftwaffe. London, 1977, p. 111). – Прим. перев.


[Закрыть] Все остальные были в Германии или во Франции, где начавшееся несколько недель назад вторжение союзников проходило при их подавляющем превосходстве в воздухе. Это был второй фронт, открытия которого Сталин добивался от союзников в течение трех лет. Сталин ждал 16 дней, чтобы убедиться, что высадка в Нормандии не окажется еще одним Дьепским рейдом, а станет настоящим вторжением на Европейский континент, а затем сам нанес удар. Теперь он мог быть уверен, что Гитлер не перебросит из Франции ни одной дивизии, ни одного танка, ни одного самолета, чтобы помочь армиям группы «Центр», втянутым в тяжелые бои.

Советскими войсками, наносившими удар по армиям генерал-фельдмаршала Буша, руководили два выдающихся советских полководца – маршалы Жуков и Василевский. Русские обладали значительным численным преимуществом, особенно в боевой технике. В распоряжении четырех участвовавших в наступлении фронтов насчитывалось 20 общевойсковых армий, усиленных танковыми соединениями, и пять воздушных армий – более 200 дивизий, около 2,5 миллиона человек, 6 тысяч танков и САУ, 45 тысяч орудий и минометов и 7 тысяч самолетов.[206]206
  В четырех фронтах насчитывалось 2400 тысяч человек личного состава, 36 400 орудий и минометов, 5200 танков и самоходно-артиллерийских установок, 5300 боевых самолетов. См.: История второй мировой войны 1939–1945 гг., т. 9, с. 42, 47. – Прим. перев.


[Закрыть]

Перед лицом этих превосходящих сил немецкие армии, выстоявшие против русских атак зимой 1943/44 года, сейчас оказались в безнадежном положении. Они не только уступали противнику по своему материальному обеспечению. Жесткий приказ Гитлера любой ценой «оборонять и удерживать занимаемые рубежи» лишал стратегического маневра и серьезно затруднял даже тактические действия. К тому же многие из немецких дивизий были привязаны к так называемым «укрепленным районам», которые создавались по примеру крепостей и фортов прошлых войн. Идея таких районов была заимствована Гитлером из практики первой мировой войны, особенно из опыта сражений за Верден и форт Луомон. На этом устаревшем опыте Гитлер основывал свою новую стратегию жесткой обороны – стратегию войск, численно уступающих противнику, – и надеялся подобным образом сорвать крупные наступательные операции Советских Вооруженных Сил.

В соответствии с подобной несложной концепцией важные центры коммуникаций, промышленные районы, города, имеющие политическое и историческое значение, надлежало оборонять до последней возможности, до последнего патрона. Предполагалось, что подобные «крепости» прикуют к себе столь крупные силы противника, что посылка подкреплений к прорвавшимся через линию фронта соединениям будет серьезно нарушена и ударная мощь врага ослабнет.

В районе расположения армий группы «Центр» такими «укрепленными районами» были объявлены города Слуцк, Бобруйск, Могилев, Орша, Витебск и Полоцк. Для их обороны выделялось по одной фронтовой дивизии, а для защиты Витебска – целых три.

Это был неплохой замысел, но он страдал одним существенным недостатком. Он мог сработать только в том случае, если противник действительно начнет штурмовать эти «укрепленные районы» и сосредоточит против них свои силы. Однако противник мог вообще не атаковать эти «крепости», а просто обойти их, выставив сторожевые заслоны, и, таким образом, не позволить сбить темпы своего наступления.

К тому же немецкие армии и корпуса не могли рассчитывать, что им удастся закрыть брешь в своей обороне, если враг сумеет прорвать линию фронта, так как все имеющиеся в их распоряжении дивизии были привязаны к этим «укрепленным районам».

Но Гитлер отмел возражения командующих немецкими армиями. Он отказывался видеть, что на полях сражений 1944 года появилась совершенно новая советская армия, коренным образом отличавшаяся от Красной Армии 1941–1942 годов. Советское командование участвовавшие в боях войска сделали важные выводы и операций 1943 года. Прежде всего они научились сосредоточивать свои усилия на решающих участках фронта, умело использовать подвижные войска и проводить крупномасштабные операции бронетанковыми соединениями.

Более того, советские армии оказались щедро оснащенными боевой техникой и боеприпасами. Советская военная экономика достигла в 1944 году своего зенита. Своими призывами к защите Отчизны, русскому патриотизму коммунистическое правительство вызвало в советском народе небывалый трудовой подъем. Освобождение обширных районов страны советскими войсками и пагубная оккупационная политика Гитлера с ее философией «низшей расы» еще более укрепили эти тенденции. К 1944 году своего пика достигли американские поставки по ленд-лизу: многие дивизии Красной Армии передвигались на американских грузовиках, ели хлеб из канадской пшеницы, носили шинели, сшитые из американского сукна.

Таким образом, решающая битва летнего наступления советских войск началась в тот момент, когда военные усилия Советского Союза достигли своего зенита – как в военно-экономическом, так и в морально-политическом плане. Германия же переживала небывалый упадок. В то время как над «третьим рейхом» нависала тень 20 июля – дня покушения на Гитлера, Советский Союз переживал мощный прилив патриотических настроений. Сотни тысяч советских людей приносили торжественную присягу, давали клятву сражаться с врагом до последней капли крови.

Вот один из многочисленных примеров. На массовом митинге радистка 103-й танковой бригады Вера Прошина, выражая свои мысли и чувства, сказала: «Сегодня сбывается моя мечта – уничтожать гитлеровцев из танка, отомстить за страдания моего народа, отомстить за мое личное горе. Фашисты убили у меня отца и мать. Я буду беспощадно уничтожать их и докажу, на что способна советская девушка. Смерть проклятым оккупантам!»

Эта боевая клятва со многими другими подобными клятвами солдат и офицеров распространялась на фронте в форме листовок миллионными тиражами, находя тысячи и тысячи последователей. Верность, храбрость и усилия Советских Вооруженных Сил пользовались поддержкой всего народа.

Что же касается стратегической подготовки Белорусской операции,[207]207
  Кодовое наименование «Багратион». – Прим. перев.


[Закрыть] как было названо это летнее наступление, то она описана рядом ее участников, в том числе командующим 1-м Белорусским фронтом маршалом Рокоссовским, оставившим исключительно интересные воспоминания.

Дважды Герой Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский – когда-то работавший каменщиком и служивший унтер-офицером в драгунском полку царской армии – был типичным генералом, рожденным Октябрьской революцией: храбрый, хладнокровный, от природы одаренный полководческим талантом. Общительный и обаятельный человек, в характере которого сохранились черты драгунской удали.

В середине марта 1944 года Рокоссовскому позвонил Сталин и в общих чертах ориентировал его относительно роли 1-го Белорусского фронта в планируемой операции. В начале мая началась детальная отработка плана операции. Войска Рокоссовского должны были нанести один из основных ударов. В качестве первой цели наступательных действий фронта предусматривался захват Бобруйска, важного центра железных и шоссейных дорог в лесисто-болотистой местности низовий Березины.

Бобруйск имел огромное значение для дальнейших наступательных операций в направлении Бреста. Рокоссовский и его штаб пришли к выводу о целесообразности нанести два одинаковых по силе удара и взять город в клещи. Один удар с северо-запада – силами двух армий и танкового корпуса из района Рогачева на Бобруйск, другой – такими же силами с юга в обход Бобруйска на Слуцк.

Совещание по отработке плана наступления проходило 22–23 мая в Ставке Верховного Главнокомандования. Решение Рокоссовского о двух ударах вызвало бурные споры. Сталин и несколько других представителей Ставки потребовали, чтобы Рокоссовский сосредоточил все силы для одного главного удара – с плацдарма на Днепре в районе Рогачева. Доводы опытного генерала, что для такого удара район действий слишком мал, местность позволяет сосредоточить в начале наступления лишь ограниченные силы и фланг окажется открытым для удара с севера, были отклонены. Сталин упорно настаивал том, чтобы был нанесен один главный удар. В принципе, конечно, он был прав, но в данном конкретном случае обстановка требовала отказа от обычного правила. Представляет интерес метод, с помощью которого Стали пытался заставить своих маршалов и командующих фронтами принять его точку зрения. Вот что пишет об этом Рокоссовский:

«Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату чтобы продумать предложение Ставки. После каждого такого “продумывания” приходилось с новой силой отстаивать свое решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представили».[208]208
  Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1968, с. 260. – Прим. перев.


[Закрыть]

Однако не обошлось без едкого замечания Сталина об упрямстве командующего фронтом и предупреждения об ответственности за операцию. Рокоссовский взял всю ответственность на себя. Он отстоял свою точку зрения.

* * *

С первой же попытки советские войска глубоко вклинились в оборону 3-й танковой армии на левом фланге фронта группы армий «Центр». Спустя сутки «укрепленный район» Витебска оказался зажатым в тиски наступавших советских войск.

То же самое повторилось и на участке фронта 4-й армии. Дивизии 2-го и 3-го Белорусских фронтов нанесли удары в направлении Орши и Могилева и вскоре пробили широкую брешь в обороне армии генерала фон Типпельскирха восточнее Могилева. Позади Могилева стояла моторизованная дивизия «Фельдхернхалле».

Первые действия этой дивизии в развернувшемся летнем сражении стали типичными для событий, происходивших между Днепром и Березиной. С середины мая после упорных боев к северу от Витебска дивизия была выведена в резерв для отдыха и пополнения. Часть ее артиллерии и танков все еще находилась в Германии. Ее личный состав был пополнен переброшенными из Норвегии войсками, привыкшими к спокойной жизни в оккупированной стране, а не к суровым тяготам войны на Востоке. Последний эшелон с пополнением прибыл в середине июня, за восемь дней до русского наступления.

Вечером в первый же день советского наступления «Фельдхернхалле» получила приказ ликвидировать прорыв к востоку от Могилева. Когда командир дивизии генерал Штейнкеллер доложил об этом командиру 59-го корпуса генералу Мартинеку, тот покачал головой: «Какой именно прорыв вы должны ликвидировать? У нас здесь одни сплошные прорывы. Ваше место на Березине, чтобы обеспечить там резервную линию обороны на случай, когда мы не сможем держаться на Днепре. А это случится довольно скоро».

Мартинек был прав. Березина находится в 70 километрах к западу от Днепра. Если бы «Фельдхернхалле» заняла оборону вместе с 18-й моторизованной дивизией на Березине с целью обеспечения рубежа для отхода потрепанным дивизиям 4-й армии, катастрофы, вскоре постигшей немецкие войска на этой реке, возможно, удалось бы избежать.

Но приказ надлежало выполнять. «Фельдхернхалле», вступив в бой в 100 километрах восточнее Березины за Днепром, оказалась в безнадежном положении. «В ночь с 25 на 26 июня, – позднее докладывал генерал Штейнкеллер, – мне удалось скорее благодаря счастливому случаю, чем умелому командованию, переправить свои войска обратно через Днепр у Могилева». В то время как бронетанковые части Штейнкеллера двигались на восток навстречу прорвавшимся советским танкам, начальник его штаба полковник Фельш получил в полдень 24 июня следующее сообщение из 12-го армейского корпуса: «Войска с боями пробиваются на запад, 12-я пехотная дивизия обороняет Могилев». С этого момента управление немецкими войсками в этом районе боевых действий, по существу, развалилось. Дороги, ведущие на запад, были забиты обозами и частями различных дивизий, потоком хлынувших назад без каких-либо четких целей или определенного маршрута. То тут, то там отступавшие колонны подвергались атакам советских танков.

В этот же день советские войска нанесли свой основной удар на правом крыле армий группы «Центр» – 1-й Белорусский фронт Рокоссовского начал наступление на Бобруйск.

Командующий 65-й армией генерал Батов выбрал для прорыва участок фронта, где 9-я немецкая армия генерала Йордана менее всего ожидала танкового удара русских, – полукилометровое болото, считавшееся непроходимым. Операция была проведена мастерски. Под прикрытием дымовых завес инженерно-саперные части 65-й армии проложили через болото гати из заранее подготовленных бревен и жердей, как если бы они наводили через реку понтонный мост.

24 июня в шлемофонах танкистов Донского танкового корпуса (1-го гвардейского) раздался условный сигнал для перехода в наступление: «Буря, пять, пять, пять». Боевые машины двинулись по бревенчатым гатям, за болотом находилась лишь тонкая линия пикетов немецкой 36-й моторизованной дивизии. Вместе с танками наступала пехота. Советские пехотинцы переправлялись через болотные топи, как лыжники по глубокому снегу: на ногах у них были самодельные лыжи – мокроступы, сплетенные из лоз. Это был еще один пример изобретательности и находчивости русских. Болота, дремучие леса, ночь были их союзниками, и они превосходно справлялись с встречавшимися на пути трудностями.

41-й танковый корпус немцев, в состав которого помимо 36-й моторизованной дивизии входили две пехотные дивизии, был захвачен врасплох. Что мог предпринять в этих обстоятельствах генерал Гоффмайстер? Как очевидное решение напрашивался контрудар силами стоявшей в резерве около Бобруйска 20-й танковой дивизии, которая находилась в исключительно выгодном для этого положении, по советским механизированным соединениям, неожиданно прорвавшимся к шоссе между Бобруйском и Могилевом. Но командующий 9-й армии генерал Йордан в надежде, что 41-й корпус сумеет сам справиться с возникшей критической ситуацией, колебался целый день, прежде чем принять решение. Потеря времени оказалась роковой. Надо сказать, что подобного рода ошибки со стороны опытных немецких командиров были вообще типичны для всего этого сражения.