Текст книги "От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада"
Автор книги: Уильям Ширер
Соавторы: Бэзил Лиддел Гарт,Роберт Джексон,Дуглас Орджилл,Эдвард Стеттиниус,Барри Питт,Пауль Карелл,Джеффри Джюкс,Алан Кларк,Уильям Крейг
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)
Алан Кларк
Падение Берлина[239]239
Из книги Алана Кларка «“Барбаросса”. Русско-германский конфликт 1941–1945 гг.».
[Закрыть]
К концу октября 1944 года Красная Армия совместно с Народно-освободительной армией Югославии освободила Белград, форсировала реку Тису в Венгрии и вышла к верховьям Дуная. Финляндия капитулировала, и русские, очистив от немцев Моонзундские острова, обеспечили себе доступ в Балтийское море. Лишь в центре линия фронта оставалась стабильной, а точнее говоря, Советское Верховное Главнокомандование, маскируя свои оперативные планы, скрытно готовило здесь широкую наступательную кампанию. Начальник генерального штаба ОКХ генерал-полковник Гудериан понимал, что удар русских не заставит себя долго ждать. По его оценкам, он должен быть нанесен, когда начнется немецкое наступление в Арденнах и станет очевидным его исход. Немецкое верховное командование раскроет свои планы, резервы будут задействованы, и тогда окончательный разгром вермахта превратится для русских в простую шахматную задачу, поддающуюся логическому решению.
В конце 1944 года численность немецких войск в Польше и Восточной Пруссии снизилась до опасного уровня.[240]240
На 1 января 1945 года в полосе от Остроленки до Ясло, то есть на центральном участке, немцы имели 44 дивизии, или 23 процента от общего числа дивизий на советско-германском фронте. См.: История второй мировой войны 1 939—1945 гг. М., 1979, т. 10, с. 40. – Прим. перев.
[Закрыть] Из 2299 танков и штурмовых орудий, выпущенных в Германии в ноябре и декабре, на Восточный фронт было направлено 921. Количество немецких дивизий по сравнению с летом 1944 года сократилось.[241]241
К началу 1945 года на советско-германском фронте насчитывалось 169 немецких дивизий (из них 22 танковые и 9 моторизованных) и 20 бригад. Вместе с ними действовали 16 венгерских дивизий (из них 2 танковые) и одна бригада. См.: История второй мировой войны 1939–1945 гг., т. 10, с. 37. – Прим. перев.
[Закрыть] Из них более 30 дивизий оборонялись в Курляндии и Мемеле, прикрывая подступы к Балтийскому морю, где испытывались и проходили боевую подготовку новейшие подводные лодки гросс-адмирала Деница, и не могли принять активного участия в решающем сражении. Несколько десятков дивизий находилось к югу от Карпат, где русское наступление в Венгрии и окружение Будапешта приковывало к себе все большее число наиболее боеспособных дивизий из резерва ОКБ.[242]242
Верховное командование вермахта в октябре – декабре 1944 года перебросило из центра на фланги советско-германского фронта 18 дивизий (в том числе 8 танковых) и 3 бригады. В Венгрию из резерва ОКВ и других районов было направлено 23 дивизии и 5 бригад. См.: История второй мировой войны 1939–1945 гг., т. 10, с. 45. – Прим. перев.
[Закрыть]
Тем не менее, несмотря на наступательную операцию в Арденнах и кризисные ситуации на Балканах и в Венгрии к началу 1945 года немецкое командование вывело в резерв 12 танковых дивизий и держало их в готовности чтобы отразить надвигающийся русский удар. В декабре разведывательная служба ОКХ сообщила, что только на сандомирском плацдарме русские имеют более 60 стрелковых дивизий и 8 танковых корпусов. Две другие крупные группировки русских – 54 стрелковые дивизии и 6 танковых корпусов к северу от Варшавы – и примерно такая же по численности группировка на восточнопрусской границе свидетельствовали о том, что Советское Верховное Главнокомандование намерено нанести ряд последовательных ударов. «К моменту последнего удара, – заметил командующий группой армий “Центр” генерал Рейнгардт, – от нас останутся одни обломки».
Первоначально Гитлер собирался предпринять наступление в Арденнах в ноябре. В этом случае, даже если бы это наступление не дало ощутимых результатов, немецкое командование смогло бы вернуть танковые дивизии на Восточный фронт до начала советского зимнего наступления. Но фактически 5-я танковая армия генерала Мантейфеля и 6-я танковая армия СС Зеппа Дитриха перешли в наступление только 16 декабря, и как в штабе ОКХ в Цоссене, так и во временной ставке фюрера на Западе в Цигенберге с напряженным вниманием следили за ходом развернувшегося сражения. К 23 декабря нервы Гудериана не выдержали, и он отправился в Цигенберг, решив «просить о прекращении наступления, которое связано для нас с крупными потерями, и незамедлительной переброске всех сил, которые можно высвободить, на Восточный фронт». На этой стадии вмешательство начальника генерального штаба ОКХ было, однако, преждевременным, потому что в тот день, согласно официальной истории США, «попытка заткнуть прорыв превратилась в борьбу за выживание, так как все дивизии, переданные 1-й американской армии для нанесения контрудара… оказались вынужденными вести оборонительные бои, чтобы предотвратить новый немецкий прорыв». Только 24 декабря руководивший наступлением генерал-фельдмаршал Модель решил отказаться от первоначального плана прорыва к Антверпену в пользу «более ограниченного варианта», и было немыслимо, чтобы Гитлер начал выводить войска из боя, когда битва достигла кульминационной точки. «Кто сочинил всю эту чепуху?» – взорвался фюрер, когда Гудериан показал ему данные о сосредоточении советских дивизий в Польше. Попытка Гудериана привлечь внимание штаба ОКВ к Восточному фронту привела в конечном результате к тому, что две танковые дивизии СС, находившиеся в резерве в Восточной Пруссии, получили приказ направиться в Венгрию для «деблокирования» окруженного Будапешта.
Гудериан все же сумел договориться о переброске трех дивизий с Западного фронта и одной из Италии в Польшу, но царившие в высших эшелонах немецкого командования разногласия и неразбериха служили плохим предзнаменованием для грядущих решающих сражений. В первую неделю января Гудериан совершил поездку по штабам армий Восточного фронта. Собранные им сведения носили столь тревожный характер, что он вновь обратился к Гитлеру с просьбой о подкреплениях. Когда 9 января Гудериан познакомил фюрера с новыми уточненными данными о численности сосредоточенных советских войск (которые были, кстати говоря, несколько преувеличенными – 225 дивизий), Гитлер назвал их «совершенно идиотскими» и потребовал отправить автора – генерала Гелена – в сумасшедший дом. В конце беседы фюрер заявил Гудериану, что «Восточный фронт никогда не имел столь много резервов, как сегодня. Это ваша заслуга, и я благодарю вас за это». Непримиримый Гудериан возразил: «Восточный фронт – как карточный домик. Стоит прорвать его в одном-единственном месте, рухнет весь фронт».[243]243
В полосе от устья реки Западный Буг до города Ясло оборонялись 9-я, 4-я танковая и 17-я армии группы армий «А» под командованием генерала Гарне. К 10 января 1945 года в этих трех армиях и резерве группы армий «А» имелось 30 дивизий, 2 бригады и до 50 отдельных батальонов – 560 тысяч солдат и офицеров, около 5 тысяч орудий и минометов, 1220 танков и САУ. Их действия поддерживали 630 боевых самолетов 6-го воздушного флота. См.: История второй мировой войны 1939–1945 гг., т. 10, с. 59. – Прим. перев.
[Закрыть]
* * *
12 января войска 1-го Украинского фронта под командованием маршала И. С. Конева перешли в наступление с сандомирского плацдарма за Вислой и через 36 часов прорвали главную полосу обороны немцев, так называемую «линию Губертус». 14 января начали наступление армии 1-го Белорусского фронта маршала Г. К. Жукова а затем и 2-го Белорусского фронта, которым командовал маршал К. К. Рокоссовский. Находившиеся в Польше немецкие танковые дивизии, сгруппированные в два корпуса, уже с первых дней оказались втянутыми в сражение.[244]244
Немецкая главная линия сопротивления на Висле находилась в 2–4 километрах от передней полосы обороны. Здесь же находились резервы, в том числе мобильные, которые сразу попали под удар советской артиллерии и наступающих советских войск и понесли тяжелые потери, а частично были окружены. – Прим. перев.
[Закрыть] 24-й корпус Неринга пытался заткнуть бреши в прорванных оборонительных позициях «линии Губертус» а 46-й корпус – помешать войскам маршала Жукова наступавшим с плацдармов у Пулавы и Магнушева на запад и север, окружить Варшаву.
Сильный танковый резерв немцев находился в Восточной Пруссии и состоял из сведенных в корпус дивизий «Герман Геринг» и «Великая Германия» под командованием генерала фон Заукена.[245]245
Танковая дивизия «Великая Германия» была одной из самых сильных дивизий вермахта. Она имела 360 танков, в том числе 200 «пантер» (Т-V) и роту «тигров» (Т-VI), а также 30 штурмовых самоходных орудий.
В целом же структура немецких танковых дивизий претерпела к лету 1944 года заметные изменения. В танковом полку (2 батальона) насчитывалось 103 танка (Т-V и Т-VI), но на практике число танков не превышало обычно 70–80. В состав дивизии входило 25 штурмовых самоходных орудий, 31 орудие ПТО, 43 зенитных орудия, 18 САУ, 36 гаубиц и 40 минометов. Один из двух мотопехотных полков был полностью оснащен бронетранспортерами. Численность личного состава уменьшилась до 13 725 солдат и офицеров. – Прим. перев.
[Закрыть]
Но 15 января верховное командование вермахта в Цигенберге отдало приказ о переброске корпуса Заукена по железной дороге к городу-крепости Кельце, чтобы предотвратить прорыв русских на Познань. Гудериан решительно возражал, доказывая, что удержать оборонительные рубежи на Висле все равно не удастся и что советское наступление можно будет замедлить, если прочно удерживать Восточную Пруссию как «балкон», нависший над советскими фронтами с севера. В какой мере аргументы начальника штаба ОКХ были продиктованы военно-тактическими соображениями, а в какой предопределялись тем фактом, что сам Гудериан родился в Восточной Пруссии и, как истый пруссак, стремился любой ценой сохранить в неприкосновенности эту традиционную колыбель германского милитаризма, можно лишь строить догадки. Но в любом случае Гитлер отклонил доводы начальника генерального штаба ОКХ, и сильный корпус Заукена с его новехонькими «тиграми» и штурмовыми орудиями «ягдтигр» провел первую неделю советского наступления в воинских эшелонах и на железнодорожных станциях, 16 января Гитлер покинул Цигенберг и перенес свою ставку в имперскую канцелярию в Берлине, где и провел три последних месяца своей жизни. За день до этого он отдал приказ о прекращении наступления в Арденнах и приказал начать переброску 6-й танковой армии на Восточный фронт.
На южном крыле фронта танковые дивизии Неринга и Заукена сумели совместными усилиями предотвратить развал немецкой обороны, но в центре 46-й танковый корпус не смог оказать длительного сопротивления армиям Жукова и был отброшен на северный берег Вислы, где ему в тыл ударили танки Рокоссовского. В течение этой же недели 4-я армия генерала Госбаха в Восточной Пруссии была оттеснена к Мазурским озерам. День за днем священная для немецких генералов земля Восточной Пруссии тряслась и вздрагивала под гусеницами советских танков. Тысячи немецких беженцев хлынули по дорогам на запад, влача свой скарб на повозках, в детских колясках и тачках, как когда-то, в мае 1940 года, французские и бельгийские беженцы.
На протяжении почти 150 километров между изгибом Нарева и Кельце немецкий фронт был разорван, и за исключением остатков 46-го танкового корпуса у немцев не было мобильных соединений, чтобы сдержать натиск советских войск. Танки Жукова проходили в день до 50–60 километров и 20 января вступили на территорию Германии восточнее города Хоэнзальца.
* * *
С разгромом 46-го танкового корпуса положение немецких армий значительно осложнилось. 22 января правофланговые дивизии 1-го Белорусского фронта установили связь с войсками маршала Рокоссовского в нескольких километрах восточнее укрепленного города Грауденца (Грудзендза). Тем самым, помимо окружения ряда пехотных частей 2-й немецкой армии, Жуков обезопасил правый фланг своих двигавшихся на запад основных сил для нового броска вперед. Когда 17–18 января в генеральном штабе ОКХ установили, что в авангарде русских войск наступают 1-я и 2-я гвардейские танковые армии и несколько танковых корпусов, имперские руководители в Берлине смогли составить некоторое представление о размерах надвигавшегося на них бронированного клина – не менее 1800 танков, из которых около 600 составляли новые грозные «тридцатьчетверки», вооруженные 85-мм орудиями. Советские танкисты полностью овладели техникой прорыва немецкой противотанковой обороны, и их бригады действовали как самостоятельные единицы, совершая стремительные рейды и обходные маневры в тылу немецких войск, впереди и на флангах основного ядра, в состав которого входили более медленные тяжелые танки ИС-2.
Дважды в день немецкие штабисты отмечали на карте в штаб-квартире ОКХ в Цоссене границы продвижения передовых русских соединений. Группа армий «Центр» была буквально раздроблена на части, ее штаб с остатками четырех дивизий отброшен на север в Восточную Пруссию. Только 24-я танковая дивизия и дивизия «Великая Германия», с боями отходившие на запад, обеспечивали локтевую связь между войсками генерала Рейнгардта и дивизиями группы армий «А» генерала Гарпе в южной части Польши. Затем 22 января советское командование несколько изменило направление удара.
Часть советских соединений устремилась на север, следуя вдоль левого берега Вислы, там, где река в районе Бромберга (Быдгощи) меняет направление своего течения почти под прямым углом. Здесь местность была открытой и ровной. Четыре с половиной года назад, в сентябре 1939 года, на этой равнине немецкие танковые дивизии разнесли в кровавые клочья польскую кавалерию. Почва была твердой, слегка покрытой мелким снегом. Зимнее солнце сияло в безоблачном небе, по ночам температура опускалась до 20 градусов ниже нуля.
В отличие от западных армий передовые отряды советских соединений обладали значительной огневой и ударной мощью. Танковые бригады имели батальон мотопехоты, артиллерию, в том числе самоходную, но главной пружиной развития наступления после выхода на оперативный простор были грозные «тридцатьчетверки». Они использовались, казалось, для выполнения всех оперативных и тактических задач, которые в западных армиях поручались специальным частям и специализированным боевым машинам. Т-34 вели глубокую рекогносцировку, закопанные в землю, они служили долговременными огневыми точками, выстроенные в шеренгу – артиллерией; ими пользовались как тягачами, бульдозерами, на своей плоской «спине» они несли десант автоматчиков, а в случае необходимости – и закрепленные цепями ящики с боеприпасами. Одним словом, это было исключительно прочное, надежное и многоцелевое орудие войны. Те немногочисленные первые «тридцатьчетверки», вызвавшие такую тревогу среди немцев на фронте под Москвой осенью 1941 года, породили на свет многочисленное потомство. Лишь с января по декабрь 1944 года их было выпущено около 22 тысяч. Столь широкое и разнообразное применение одного типа боевой машины уже само по себе давало русским значительные преимущества с точки зрения обеспечения их горючим, боеприпасами и запасными частями.
Две недели спустя после начала наступления советские войска, оставив позади освобожденную польскую территорию, вступили в пределы самого рейха. Из всех земель «Великой Германии» Померания и Силезия наименее пострадали от воздействия войны. Сюда в мирные городки эвакуировали население, здесь находились процветающие новые промышленные районы, небольшие военные заводы и фабрики, перебазированные подальше от воздушных налетов стратегической авиации союзников. Теперь война огненным валом прокатилась по этой тихой местности. Конечно, для гражданского населения этих районов приход советских войск был драматическим и вызывающим страх событием. Однако последствия вторжения советских армий в Германию никоим образом нельзя сравнивать с поведением нацистов в Польше в 1939 году или в Белоруссии и Прибалтике в 1941 году.
Зверства частей и подразделений СС, систематически уничтожавших школьников и детей и сжигавших больницы и госпитали вместе с больными и медицинским персоналом, были проявлением запланированной политики террора, которую «оправдывали» наспех состряпанными расистскими теориями, но претворяли в жизнь с изощренным и садистским наслаждением.
Допускавшиеся советскими солдатами эксцессы носили случайный, а не преднамеренный характер. Подобные проступки, чреватые нарушением военной дисциплины периодически сурово карались советской военной полицией. Нельзя забывать, что советские солдаты перенесли годы лишений и физической опасности, что они научились ненавидеть врага и многие из них имели глубокие личные мотивы для мщения немцам.
Высокие темпы наступления советских войск в определенной мере объясняются неудачной диспозицией немецких армий. Главный удар советское командование нанесло по центральному сектору немецкой обороны в Польше, имевшему наибольшее стратегическое значение. Длинное левое крыло фронта, тянувшееся вдоль границ Восточной Пруссии вплоть до Балтийского моря, обороняло около 50 немецких дивизий. Но в своем большинстве то были пехотные дивизии, достаточно сильные для оборонительных операций, но не мобильные и не сведенные в кулак, чтобы создать угрозу правому флангу советских армий, наступавших в западном направлении южнее границ Восточной Пруссии. На центральном же направлении поредевшие немецкие танковые дивизии, ведя непрерывные оборонительные бои, теряли экипажи и танки, не имея возможности собраться с силами для контрудара.
Немцам было настоятельно необходимо уплотнить оборону, обеспечить ей глубину, чтобы суметь задержать продвижение русских и попытаться разбить их авангард. На карте глубоко вбитый русский клин выглядел весьма уязвимым. Немецкие войска все еще удерживали свои оборонительные рубежи у основания клина около Мазурских озер и Карпатских гор. Правда, у них уже не было сил, чтобы подрубить его здесь у основания, но, по мнению Гудериана, имелась возможность отсечь его острие сходящимися ударами из Померании и района Глогау (Глогув) – Котбус на юге. К этому времени коммуникации наступающих советских войск растянулись на сотни километров по разрушенной и покрытой льдом и снегом польской земле, а танковые армии должны были устать от трехнедельных непрерывных боев. В своем дневнике Гудериан дважды отмечал, что Жуков, видя слабость немцев, действует все решительнее и рискованнее. Разгромить наступающие советские армии немцам было не под силу, но можно было попытаться нанести успешный контрудар, подобный тому, который удался Манштейну в феврале – марте 1943 года на Северском Донце.
С этой мыслью главное командование сухопутных войск решило создать новую группу армий для обороны центрального и северного секторов фронта, тем более что в ходе отступления структура командования оказалась дезорганизованной. По замыслу Гудериана, разбитую в боях группу армий «Центр» следовало расформировать, а ее уцелевшие соединения поделить между группой армий «Север»[246]246
Бывшая группа армий «Центр» была переименована 26 января в группу армий «Север», а группа армий «Север» – в группу армий «Курляндия». – Прим. перев.
[Закрыть] и вновь создаваемым командованием «Висла». Отброшенные на юго-запад к реке Варте дивизии можно будет усилить за счет сравнительно уцелевшей группы армий «А» генерала Гарпе и переименовать в группу армий «Центр». Оборона ключевого сектора фронта между Познанью и Грауденцем поручалась новой группе армий «Висла». Первоначально в ее состав должны были войти потрепанные в боях части двух соседних фронтов, но Гудериан планировал включить в нее все прибывающие с Запада резервы, включая 6-ю танковую армию Зеппа Дитриха,[247]247
Немецкое командование, отказавшись от планов наступления на Западном фронте, перебросило в полосы наступления 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов с других участков советско-германского фронта, из внутренних районов Германии и с Западного фронта 29 дивизий и 4 бригады. – Прим. перев.
[Закрыть] чтобы накопить силы для контрудара.
Возглавить эту группу войск по замыслу ОКХ должен был штаб группы армий «Юго-Восток» генерал-фельдмаршала Вейхса, который после разгрома немцев на Балканах оказался не у дел. Но когда Гудериан 24 января внес это предложение на рассмотрение Гитлера, последний ответил, что «Вейхс производит впечатление усталого человека. Я не верю, что он может справиться с этой задачей».
Дав затем нелестную оценку «профессиональным генералам», фюрер объявил свое решение: оборона этого важнейшего сектора фронта будет вверена нацистской партии и войскам СС, верность которых никогда не вызывала сомнений. Естественно, что командование этими войсками может быть поручено только рейхсфюреру СС Гиммлеру, единственному офицеру «третьего рейха», которому он, Гитлер, полностью доверяет, – «верному Генриху».
Гитлер далее заявил, что Гиммлер сформирует свой собственный штаб из офицеров СС, и лишь после многочасового спора согласился с просьбой Гудериана о прикомандировании к новому штабу нескольких кадровых офицеров генштаба ОКХ.
Поступавшие с фронтов ежедневные сводки бесстрастно свидетельствовали о том что оперативная обстановка складывается одинаково неблагоприятно как для «профессиональных солдат», так и для «партийных офицеров» Особенно неутешительными были сообщения с фронта группы армий «Висла», где новое командование не сумело еще полностью организовать оперативное руководство переданными ему двадцатью с лишним дивизиями. В частности, в весьма тяжелом положении оказалась 111-я танковая дивизия, находившаяся вместе с двумя ослабленными пехотными дивизиями на правом берегу Вислы южнее города Мариенвердер, где она неожиданно подверглась удару танковых бригад 2-го Белорусского фронта, после того как главные силы этого фронта 20 января в результате одного из молниеносных оперативных маневров, которыми мастерски владело Советское Верховное Главнокомандование, повернули на север.
Однако ожидать быстрой реакции от командования группы армий «Висла» было невозможно. 111-я дивизия сообщила о русском наступлении в 04.35 26 января, но никаких указаний от штаба не получила: связь не работала, к тому же в этот день Гиммлер перебазировал свою штаб-квартиру в Орденсбург-Крёссинзее в Восточной Померании. Ночью дивизия отошла на восток – и, как оказалось, вовремя, поскольку на следующее утро танки русских, нанеся удар в северо-восточном направлении, перехватили ее арьергард и отбросили две пехотные дивизии немцев к Висле. К полудню советские танкисты оставили позади Мариенбург, а передовые отряды русских еще ранее вышли к Мюльхаузену в 30 километрах от побережья Балтийского моря.
Когда Гиммлеру доложили о глубине прорыва советских войск, рейхсфюрер СС приказал своим частям оставить линию обороны, тянувшуюся от Торна к Мариенвердеру. В результате сильный опорный рубеж немцев в нижнем течении Вислы был преждевременно сдан перед лицом мнимой угрозы: на этом участке русские наносили удар не по фронту группы армий «Висла», а наступали параллельно ему в северном направлении, чтобы изолировать немецкую группировку в Восточной Пруссии. Немецкий фронт вновь был разорван на части, а группа армий «Висла» оказалась вынужденной помимо обороны ключевого центрального сектора принимать меры по защите своего северного фланга.
Критическое положение этой группы армий еще более осложнилось в результате прорыва русских на ее крайнем южном фланге. Здесь район между Одером и Вартой прикрывала полоса долговременных оборонительных укреплений, построенных еще в конце 20-х годов против Польши. Мезерицкий укрепленный район был хорошо спланирован, а сами железобетонные форты и доты добротно и прочно построены. Однако в 1943 году большинство орудий сняли и перебросили на «Атлантический вал». Гарнизон Мезерицкого укрепленного района состоял из четырех полков «фолькештурмистов», и его боеспособность была невысокой. Тем не менее на штабных картах этот оборонительный рубеж и его гарнизон выглядели достаточно внушительными, и в те последние критические дни января «Вартинский вал» служил опорным рубежом для южного фланга группы армий «Висла» и северного фланга группы армий «Центр». Пока Познань в 50 километрах к востоку от укрепраиона оставалась в руках немцев, можно было рассчитывать, что натиск советских войск разобьется об этот город-крепость и не обрушится всей мощью на «Вартинский вал». Однако к 27 января стало очевидным, что стремительно наступающие колонны танков Жукова просто обошли Познань, оставив блокирующий заслон.[248]248
Окруженная немецкая группировка в Познани была ликвидирована 23 февраля. – Прим. перев.
[Закрыть] 28 января русские захватили первый плацдарм на верхнем Одере в Любене и было ясно, что через двое суток они приступят к штурму «Вартинского вала».
В Мезерицкий укрепленный район срочно выдвигался 5-й корпус СС (фактически разношерстное сборище карательных отрядов, переброшенных из Югославии). Но прежде чем эсэсовцы сумели закрепиться на своих позициях, командир корпуса группенфюрер Вальтер Крюгер, выехавший на рекогносцировку, подвергся неожиданному нападению русских, причем в его автомашине была захвачена подробная карта укрепрайона. 30 января советские войска, сломив сопротивление гарнизона, преодолели «Вартинский вал», и во второй половине дня советские танки захватили Швибус и Циллихау.
В результате этой новой катастрофы оба фланга группы армий «Висла» повисли в воздухе, а генерал Шернер, командующий группой армий «Центр», был вынужден оттянуть назад свой левый фланг. Между двумя группами немецких армий вновь возникла брешь в которую устремились танковые корпуса 1-го Белорусского и 2-го Украинского фронтов, тандемом выходившие на восточный берег Одера между Кюстрином и Глогау. Наглядное представление о развале немецкой обороны дает тот факт, что на аэродроме в Ольсе советские танкисты захватили 150 исправных самолетов, включая 119 четырехмоторных бомбардировщиков и дальних морских разведчиков «Фокке-Вульф-200» «Кондор» – всю «эскадру поддержки подводных лодок», которую немцы собрали для возобновления подводной войны в Атлантическом океане.
В этот момент, когда русские войска втягивались в междуречье между Одером и Вартой, уязвимость флангов их гигантского выступа напоминала положение 6-й немецкой армии в излучине Дона, когда она выходила к Сталинграду. Вопрос заключался в том, обладают ли обороняющиеся достаточными силами, а наступающие чрезмерной самоуверенностью, чтобы позволить этому историческому совпадению оставить свой отпечаток на оперативной карте сражений второй мировой войны.
Начальник генерального штаба ОКХ Гудериан понимал, что советские войска, даже в эти победные для них дни, должны были устать. Он видел, как далеко они продвинулись с боями на запад, как много крупных очагов сопротивления осталось в кильватере их наступления. Как танкист, он знал, когда изнашиваются траки гусениц, экипажи выматываются до предела, а материальное обеспечение войск падает ниже безопасного уровня. Он также отдавал себе отчет в том, что фактор времени решающим образом скажется на выборе правильного момента для контрудара. Однако на совещании у Гитлера его ждало очередное разочарование: фюрер решил направить 6-ю танковую армию СС, передовые части которой должны были прибыть с Западного лронта на следующий день, вместо Одера в Венгрию для деблокады Будапешта.
В поисках выхода Гудериан (который 25 января безуспешно пытался склонить Риббентропа пойти к Гитлеру и предложить начать переговоры с западными державами об одностороннем перемирии) обратился к министру вооружений А. Шпееру, в котором нашел более убежденного и решительного сторонника. Шпеер составил докладную записку, основанную исключительно на анализе экономического положения и лишенную даже косвенной критики военного гения Гитлера. Записка начиналась категорическим заявлением: «Война проиграна». Когда Гудериан передал ее фюреру как «чрезвычайно важный документ, представляемый по настоятельной просьбе министра вооружений», Гитлер, бросив взгляд на первое предложение записки, молча запер ее в сейф. Через несколько дней Шпеер, не получив ответа, попытался попасть к фюреру для личной беседы, но Гитлер отказался его принять, заявив: «Он вновь будет говорить мне, что война проиграна и что я должен кончать ее». Тогда Шпеер передал экземпляр своей докладной записки адъютанту и попросил передать ее Гитлеру. Фюрер, не взглянув на записку, приказал положить ее в сейф. Обернувшись к Гудериану, немецкий диктатор сказал: «Теперь вы понимаете, почему я не хочу никого принимать для личной беседы. Тот, кто хочет говорить со мной с глазу на глаз, всегда намеревается сказать мне что-то неприятное. Этого я не могу переносить».
Наступавшие южнее 1-го Белорусского фронта армии маршала Конева, проделав меньший путь и встретив меньшее сопротивление, сохранили высокую боеспособность и в третьей декаде января широким фронтом выходили на Одер.
20 января Конев отдал приказ 3-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко, двигавшейся вместе с 52-й армией генерала Коротеева к Бреслау (Вроцлав), повернуть свои войска на юго-восток и наступать вдоль Одера, чтобы очистить от немцев берег реки и выйти в тыл 1-й танковой и 17-й армиям немцев. Эти армии бы изолированы от остальных сил генерала Гарпе в район Катовице, но сумели пробиться на юг и ускользнуть Карпаты. В официальной советской истории второй мировой войны, правда, отмечается, что советское командование намеренно оставило коридор для выхода этих полуокруженных немецких войск из Силезского промышленного бассейна.[249]249
А. Кларк делает при этом ссылку на книгу С. П. Платонова, Н. Г. Павленко, И. В. Паротькина «Вторая мировая война 1939–1945 гг. Военно-стратегический очерк». М., 1958. – Прим. перев.
[Закрыть] Не удалось русским и ликвидировать все немецкие опорные пункты сопротивления на левом берегу Одера. Бреслау останется занозой в теле русских армий до 6 мая, Глогау – до 17 апреля.
В это время советское командование стало проявлять беспокойство по поводу сильно растянувшегося северного фланга 1-го Белорусского фронта и громадного разрыва в Померании между войсками Жукова и армиями 2-го Белорусского фронта. Фронты Рокоссовского и Черняховского получили приказ ускорить очищение от врага Восточной Пруссии. Предусмотрительность, которая побуждала Сталина даже в самые трудные дни войны держать в своих руках резерв из 10–20 дивизий, подсказывала ему сейчас действовать осторожно перед последним натиском на загнанного в угол врага. Этой осторожности, видимо, сопутствовал ряд факторов. Во-первых, упорство, с которым немцы сопротивлялись не крайних флангах Восточного фронта – в Курляндии и Венгрии, свидетельствовало, что враг еще далеко не добит и, возможно, вынашивает коварные планы. Сила немецкого контрнаступления в Арденнах в гораздо меньшей мере явилась неожиданностью для русских, чем для объединенного американо-английского командования. Во-вторых, советские армии уже терпели тактические неудачи, которые были связаны с чрезмерной самоуверенностью при наступлении, растянутостью флангов и отрывом от баз снабжения, как это было в феврале 1943 года на Северском Донце, когда немцы вновь захватили Харьков. В-третьих, в расчетах русских присутствовал и политический элемент: даже небольшая неудача, например вынужденный отвод войск обратно в Польшу, могла ослабить их влияние за столом мирных переговоров.[250]250
Касаясь причин пересмотра первоначального решения Ставки продолжать без остановки наступление на Берлин, генерал армии С. М. Штеменко писал в своих воспоминаниях: «Даже при последнем издыхании фашистский зверь оставался опасным зверем, способным унести в могилу сотни тысяч человеческих жизней. А помимо того, неудача под Берлином грозила обернуться и скверными политическими последствиями» (Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. М., 1968, с. 322). – Прим. перев.
[Закрыть] Союзники еще не начали своего наступления на Западе, и русские могли позволить себе закрепиться на своих плацдармах на Одере, менее чем в 70 километрах от Берлина, и сосредоточить силы перед последним решающим броском.
С учетом этих соображений русские перешли к обороне на западном фасе своего выступа и начали перегруппировку войск.
Гудериан ставил перед собой ограниченные задачи: отсечь острие выступа и «проучить» русских, выиграв тем самым не столько пространство, сколько время – два-три месяца, в течение которых Восточный фронт можно будет реорганизовать, а западные союзники, возможно, «образумятся». Этого он как раз и хотел достичь.
Во время первой недели февраля еще две танковые дивизии были сняты с Западного фронта и сосредоточены на учебном полигоне в Крампнице. Там их вооружили новыми «тиграми» и даже тяжелыми самоходными орудиями «ягдтигр» в дополнение к уже имевшимся «пантерам» и штурмовым орудиям.
8 февраля на очередном вечернем совещании у фюрера Гудериан, ссылаясь на необходимость создания резервов для обороны Берлина, поднял вопрос об эвакуации немецкой группировки из Курляндии. Вспыхнувший спор скоро перерос в очередную бурную сцену, в ходе которой Гитлер обрушился на начальника генштаба ОКХ с «такой необычной яростью», что Геринг был вынужден, схватив Гудериана за рукав, увести его в соседнюю комнату и предложить для успокоения выпить чашку кофе. Когда Гитлер вновь вызвал Гудериана, а тот вновь затронул вопрос об эвакуации Прибалтики, фюрера охватил новый приступ ярости. «Он стоял передо мной, – пишет Гудериан, – с поднятыми кулаками, а мой добрый начальник штаба Томале тащил меня назад за фалды мундира, боясь, что между нами начнется рукопашная схватка».
Так деградировала нацистская верхушка: кричали и вопили, толкали и тащили друг друга за фалды мундира успокаивали и утешали чашкой кофе. Они напоминали не столько сатрапов восточного деспота, сколько прислугу в дворницкой в выходной день. Но не надо заблуждаться. Это были те самые люди, которые пользовались абсолютной властью, имели право грабить и убивать – «ликвидировать» – по своей прихоти. Теперь они были перепуганы. Леденящий сквозняк цепенил их, и он дул из могилы. «Если мы проиграем эту войну, да сжалится тогда над нами Небо».[251]251
По свидетельству немецкого переводчика Пауля Шмидта, так прокомментировал Герман Геринг английский ультиматум от 3 сентября 1939 года об объявлении войны Германии. – Прим. перев.
[Закрыть]
Во второй неделе февраля войска 1-го Украинского фронта, возобновив наступление, провели операцию по окружению Глогау и Бреслау, а затем отбросили группу армий «Центр» к реке Нейсе.