Текст книги "Окорок единодушия"
Автор книги: Уильям Гаррисон Эйнсворт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
III. Не всякая хозяйка знает свой дом
Чтоб объяснить явление, наделавшее столько страха бедной Пегги, мы должны рассказать, что случилось с Френком Вудбайном.
Не ожидая, чтоб его заключение в подвале было продолжительно, потому что Нелли обещалась выпустить его как только можно будет ему пройти через сад, Френк сначала сидел в своей темнице очень спокойно, внутренно подсмеиваясь над тем, как одурачены теперь его неусыпные стражи. Но прошло много времени (а ему каждый час казался целым годом), Нелли не являлась. Френк вышел из терпения и попробовал выломать дверь подвала; но дверь была очень крепка.
В нетерпении и досаде, начал он бродить по подвалу, отыскивая какого-нибудь слухового окна, или другой лазейки. Много бутылок перебил он в своем странствии. Постепенно углублялся он во внутренность подвала: никакого окна не было. Широкою щелью, заменявшею дверь, прошел он под другой ряд сводов; там были навалены груды старой изломанной мёбели и других негодных вещей. Френк осторожно перебрался через них – его глаза уж привыкли к темноте, и довольно хорошо различали все окружавшее – и опять широкою щелью прошел под третий ряд сводов. Далее идти было нельзя: проход был заперт дверью с тяжелым замком. В досаде, Френк схватил кирпич, вывалившийся из стены, и сильно ударил по замку: ржавое железо сломалось. Френк отворил дверь. Перед ним был длинный извилистый коридор, который отлогим возвышением вел вверх. С восторгом почувствовал Френк, что чем дальше идет он по коридору, тем свежее становится воздух. Наконец блеснул ему в глаза свет месяца, проникавший в окно. К несчастью, окно было слишком высоко; да если б и было можно добраться до него, решетка его была часта и толста, и вылезть в него было бы нельзя. Френк пошел далее. Он дошел до стены, которою оканчивался коридор. Видно было по свежести кирпича, что этою стенкою в последние годы заделали проход, которым коридор сообщался с внутренностью дома.
Итак путь его кончен. Напрасно он пробирался так далеко, с опасностью сломать ногу, иногда даже сломить шею. Но он не хотел возвратиться назад, не осмотрев всего в подробности. Он знал, что в старинных зданиях бывает много тайных ходов. Не найдется ли тайного хода и здесь? Он осмотрел стены, пробовал, нет ли в них пустоты; но стук его в стены везде был глух. Нет надежды. Он уж хотел бросить свои поиски, как на одном из кирпичей стены увидел цифру V. Знак этот поставлен с какою-нибудь целью. Френк снова попробовал стену в том месте: она была плотна и толста, звук был глух. Френк прошел на пять шагов вперед; перед ним была заложенная недавно дверь. Он возвратился к камню с цифрою и отсчитал пять шагов назад; при свете месяца он различил цифру IV. Через три шага от этого места нашел он цифру III; еще через два шага – II; еще шаг – на стене вырезана цифра I. Френк остановился, опять испробовал стену: она была толста и стук так глух, как везде; пустоты за нею не было. Он взглянул вверх и заметил висевшую с потолка цепь, конец которой был фута на три выше его головы. Френк подпрыгнул и успел схватиться за цепь.
Но этот успех едва не погубил его: под тяжестью его тела вырвалась большая деревянная покрышка, в которую была вделана цепь, и, падая, слегка задела его по виску углом. Один вершок – и он был бы убит. Но теперь он отделался легкою раною и, опомнившись, увидел, сквозь четырехугольное отверстие, явившееся на месте выломленной покрышки, часть комнаты, освещенной ярким месяцем. Петли и кольца, торчавшие из упавшей покрышки, показывали, что она служила некогда опускною дверью, сделанною в полу комнаты. Но как добраться до верхней комнаты?
Френк не затруднился этим вопросом. Он припомнил, что в куче хлама, через который он переходил в подвале, лежала старая лестница. Поспешно сходил он за нею, поставил ее одним концом к стене, другим в отверстие, и проворно взбежал по ступеням.
Он очутился в большой, давно заброшенной комнате. Видно было, что много лет не ступала в нее нога человеческая. Когда-то была она великолепна, но время все истлело, или покрыло толстым слоем пыли. Окна были забиты, но иные доски сгнили и выпали; месяц проглядывал в щели, оставленные ими. Богатые старинные обои, мёбель – все сгнило и покрылось пылью. Портреты, висевшие по стенам, почернели, и полотно их во многих местах порвалось от покоробившихся рам.
Два только портрета сохранились довольно хорошо. На одном был изображен мужчина, лет пятидесяти, в богатом костюме времен Георга I; на другом дама, лет около двадцати пяти, прекрасное лицо которой омрачалось оттенком грусти. Долго смотрел на эти лица Френк, будто прикованный к месту, будто в забытьи.
Очнувшись, он подошел к окну взглянуть, куда оно выходит. Загрязненные временем и замерзшие стекла были так тусклы, что ничего сквозь них нельзя рассмотреть. Только в одно разбитое звено видно было, что комната выходит на особый маленький дворик, усаженный вдоль стен деревьями. Видно было также, что часть дома, где находился теперь Френк, совершенно отделялась от остального здания, и все комнаты, выходившие окнами на дворик, были необитаемы.
Френк сообразил, что нельзя будет уйти с этого двора, если вылезть на него: окна были слишком высоко от земли; потому он стал искать другого выхода. Тут поразила его особенность комнаты, в которой стоял он: в ней не было дверей. Но ведь должен был существовать выход. Френк начал пробовать стены, надеясь найти потайную дверь, и идя таким образом по стенам, дошел до стола, на котором стояла чернильница с пером и лежала бумага. Ничто не было тронуто с места: комната осталась покинута в том самом виде, как в ней жили. На столе даже лежало начатое и недоконченное письмо. Френк, увлекаемый любопытством, подошел с ним к окну и волнение усиливалось в груди его, по мере того, как он, при свете месяца, разбирал побледневшие от времени строки. Положив потом письмо в карман, Френк опять возвратился к столу, пересмотрел лежавшие на нем бумаги – их содержание не относилось к Френку, потому он оставил их; наконец дошел до пакета, запечатанного черным сургучом, с надписью: «Передать леди Физвальтер после моей смерти. В. Физвальтер». Френк хотел унесть с собою этот пакет, но усомнился, имеет ли на то право, и опять положил его на прежнее место.
Едва он сделал это, как его внимание было привлечено неожиданным явлением: портрет мужчины, висевший подле стола, казалось, сошел со стены и подвигался к Френку. Он в первую минуту не знал, верить ли своим глазам, и с недоумением испуга отступил назад – и хорошо сделал, потому что в ту же минуту портрет с треском упал и поднял своим падением целое облако пыли. Теперь загадочное явление объяснилось для Френка: он догадался, что своими торопливыми движениями как-нибудь задел и уронил картину. Френк поднял портрет и, стараясь поставить его на прежнее место, нашел то, чего так долго и напрасно искал – пружину потайной двери. Путь из комнаты был открыт.
Френк вошел в темный, узкий, длинный коридор; два или три раза коридор изменял направление и наконец привел Френка в тесный альков, устроенный в виде гардероба. Френк достиг жилой части дома. В щели дубовых дверей алькова он не только увидел свет, но и расслышал веселые голоса компании, распивавшей пунш в общей зале трактира.
Френк видел, что существование коридора, которым он прошел, и комнаты, из которой он вышел, неизвестны Неттельбедам и их прислуге. Не желая открывать им этой тайны, он остановился подумать, как бы ему уйти незамеченным и не оставляя следов своего пути. Пока он обдумывал свой план, вошли в комнату Керроти Дик и Пегги. Осматривая свой альков, Френк увидел рыцарские доспехи, вероятно, хранившиеся в роде Физвальтеров на память одного из славных предков; он вздумал надеть их, чтоб явиться трактирщику и его гостям в качестве привидения. Оттащив доспехи в коридор, он надел их – этот шум испугал Дика и Пегги – потом вышел из своего убежища. Комната была уж пуста. Он прошел через нее, и спрятался в одном из уступов коридора, сообщавшего комнату с общею залою. Тут наткнулись на него Дик и Пегги, шедшие подслушивать, что будет делать в комнате Плот, и побежали, крича на весь дом. Френк, с трудом двигаясь под тяжестью лат, мерным шагом пошел в общую залу, откуда продолжали нестись веселые речи собеседников. Звучно раздавались по коридору и лестнице его тяжелые шаги и громко звенели латы.
IV. Протоколы Донмовского Баронского Суда
Последняя миса пунша, заказанная сквайром Монкбери, вышла очень удачна, и все хвалили искусство Ионы; один сэр Джильберт де-Монфише был угрюм: мысль о загадочном докторе Плоте не давала ему покоя. Он даже отошел от развеселившейся компании к камину и молча и мрачно сидел, смотря на огонь. Сквайр, взглянув на него, покачал головою; но Джоддок сказал, что этим не стоит заниматься: «На Джильберта часто находит такая тоска, но скоро и проходит, если оставить его в покое; он влюблен», – примолвил капитан.
Нелли, по-прежнему стоявшая за стулом сквайра, не удержалась, чтоб не спросить: «В кого же?» Великан не почел нужным умалчивать, что Монфише влюблен в Розу Вудбайн, и Нелли с ужасом всплеснула руками, говоря: «Ах, какие беззакония! Да ведь она замужняя женщина!»
– Роза не виновата, что сэр Джильберт влюблен в нее, – сухо заметил Ропер: – ведь и вы, мистрисс Неттельбед, не запретите капитану Джоддоку ухаживать за вами. Но я видел, что Розе в высшей степени неприятны комплименты его, и надеюсь, что он скоро оставит ее в покое. Да, я не думаю, что после сцены, бывшей в доме Вудбайна нынче вечером, и урока, полученного баронетом от доктора Плота, он будет продолжать свои визиты.
– О какой это сцене вы говорите, Ропер? – спросил сквайр.
– Подробности позвольте отложить до другого времени, сэр; теперь довольно будет сказать, что доктор заступился за Розу; и я думаю, что задумчивость сэра Джильберта надобно приписать воспоминанию о каком-то прежнем столкновении с этим джентльменом, а не любовной тоске.
– Очень вероятно, – сказал сквайр, выразительно посмотрев на Ропера.
– Ч… возьми! – крикнул капитан, стукнув кулаком по столу.
– Я не знаю, что хочет сделать Джильберт с этим доктором Плотом, или Джоном Джонсоном, или… как там еще его зовут; но если мой молодой друг не вызовет его на дуэль за его дерзости, вызову я. Сказано – решено.
– Советую вам не затрогивать его, капитан; это будет гораздо безопаснее для вас, – заметил сквайр.
– Безопаснее! Со мною опасно иметь дело, а я никого не боюсь, сэр – вот что я вам скажу. Безопаснее! Ха! ха! ха! Нашли кого пугать! Ха! ха! ха! – И Джоддок запил свое негодование стаканом пунша.
Сквайр улыбнулся; за ним улыбнулись все, и радостнее всех Иона. Капитан попробовал сердиться, но общий смех от этого только усиливался; Джоддок почел за лучшее укротиться и переменить разговор.
– Если не ошибаюсь, вы, мистер Ропер, в качестве управителя сквайра, секретарь Донмовского Баронского Суда? – сказал он, протягивая стакан за пуншем. – Могу ли у вас спросить, просто из любопытства, много ли раз в ваше время выдан в награду окорок?
– К сожалению, ни разу, капитан, – отвечал Ропер. – Наши условия так строги, что трудно им удовлетворить; да и повальный розыск производится очень строго.
– Так без постороннего свидетельства награда не дается? – спросил Джоддок.
– Не дается. Сначала производится розыск, выслушиваются свидетели, потом присяжные произносят приговор; он должен быть единодушен. Если один присяжный несогласен, награды не дают. Условия очень строгие, капитан; немногие удовлетворят им.
– Слышите, хозяин? – заметил Джоддок, – что, не забирает вас робость?
– Нет, капитан. Правда ли, душенька? – прибавил Иона, обращаясь к жене.
– Никакой робости, – самоуверенно и наивно отвечала Нелли.
– Желающих было много, но всем отказывалось, по разным причинам, – продолжал Ропер. – Кстати, протоколы суда у меня в кармане. Я вам прочитаю список желавших награды и причины, по которым было им отказано, если только это вам любопытно и если позволят сквайр.
– Вы крайне обяжете меня, сэр, – сказал Джоддок.
«Почему он так любопытствует? Вероятно, у него есть гнусные замыслы против меня», – подумал Иона.
– Я уверена, что его милость, сквайр Монкбери, не откажет нам, – сказала Нелли, умоляющими глазами смотря на сквайра. – А любопытно узнать, как обольщали себя просившие награды, и за что им было отказано; ведь любопытно, Иона?
– Конечно, – отвечал он, усиливаясь улыбнуться.
– Можете читать протоколы; ведь они были составлены публично, следовательно тайны в них нет, – сказал сквайр.
Получив разрешение читать, управитель вынул из кармана плаща книгу, переплетенную в белый пергамен, и, раскрывая ее, заметил:
– Протоколы Суда начинаются с 1702 года, со времен королевы Анны. Первое дело записано так: «Роджер Эшиельтон, из деревни Бемфлит, Эссекского Графства, портной, и Тобита, его жена. – Отказано потому, что достоверный свидетель показал, что Тобита при нем назвала мужа бранным словом: „Эх, ты, уродец!“ – Джон Тротт, из деревни Текстеда, хлебопёк, и Пруденция, его жена. – Присуждена награда, и окорок дан; но, садясь на кресла, побранились, чем лишились награды, которая и взята у них обратно».
– Ах, какие глупые! – воскликнула Нелли.
– Очень глупые! – подтвердил Джоддок.
– Более не было в этом году просителей, – продолжал Ропер, перевертывая лист. – Но в следующем опять были. Между прочими, сэр Коньерс де-Гонт и госпожа Арабелла, его супруга. В летах было значительное неравенство между ними: сэру Коньерсу было под семьдесят, а прекрасной супруге его двадцать три года; она была прежде актрисою, но доброе имя ее было чисто, как первый снег. Допрошены двадцать свидетелей; все показали, что супруги наслаждаются невозмутимым и беспримерным счастием. Но двадцать первая свидетельница, горничная леди Арабеллы, показала, что однажды передала госпоже записку, которую госпожа при появлении мужа поспешно спрятала. В подтверждение свидетельница сослалась на камердинера, который принес записку; каковой камердинер подтвердил и показал, что записка была от Чарльза Клибсби, кузена леди Арабеллы, которого не велел пускать в дом сэр Коньерс. Исследовано, почему не велено его пускать в дом, и жена вышесказанного кузена показала, что он только называется кузеном, а на самом деле вовсе не кузен леди Арабелле; цель такового обмана и явствует из писем, найденных ею, свидетельницею, в кармане мужа, из каковых писем видно, что леди Арабелла и называющий себя кузеном Клибсби обманывают сэра Коньерса. Суд, отстранив чтение писем, отказал просителям в награде. Вследствие чего сэр Коньерс потерял и жену, против которой начал бракоразводное дело.
– Но в убытке не остался, женившись потом на мистрисс Клибсби, которая также развелась с мужем, – заметил сквайр. – Продолжайте, Ропер.
– Затем просили окорока Неэмия Уэгстефф и его жена Маргерита; но когда велели им читать клятву, муж невнятно произнес слова «и не изменили друг другу»; его заставили повторить, но он опять произнес невнятно, после чего жена сказала, что «всегда считала его негодным волокитою, а теперь в том уверилась». Потому в награде им было отказано. – Петер Преби, из деревни Коггесгелля, и его жена Мария явственно прочитала почти всю присягу, но когда дошло до слов: «И не пожалели ни разу, что стали муж и жена, и в мыслях не пожелали разлуки», то жена заметила, что за мысли человек не отвечает, потому что в голову приходит всякий вздор. Почему им и отказано.
– Одним словом, – заключил управитель, закрывая книгу, – каждый раз представлялись непреодолимые препятствия назначению награды. Да, надобно правду сказать, условия очень строги; зато и получить награду большая честь. Розыск производится очень строго.
– Вас он не пугает, – сказал Иона.
– Смелый же вы человек, – заметил великан.
– Я смел, потому что знаю себя и жену, – отвечал Иона, нежно смотря на нее.
– Ну, не желал бы я быть на вашем месте, хотя Нелли очень мила, – сказал Джоддок, – чего доброго, осрамиться легко, потому что условия почти неудобоисполнимы.
– Правда, – сказал Ропер, – однакож находились в старину люди, удовлетворявшие им, да вероятно найдутся и теперь. Не говоря уж о наших хозяевах, которым от души желаю успеха, я убежден, что Френк Вудбайн и его жена с честью выдержат розыск о их супружеском единодушии. Я знаю, что мистер Неттебельд противного мнения, и нашел свидетеля против Френка; но я уверен, что дело объяснится выгодным для Френка образом.
– Очень рад, что вы так думаете, Ропер, – сказал сквайр. – Но его жена возбуждает мое любопытство. Скажите, почему Роза Вудбайн нигде не показывается? Я знаю всех наших хорошеньких, а ее, первой красавицы по общему отзыву, не видел ни разу.
– Тем лучше для Френка, что вы ее не видели, ваша милость, – плутовски шепнула Нелли ему на ухо.
Сквайр улыбнулся и сказал:
– Ведь она, кажется, племянница мистрисс Лесли? – вы так говорили, Ропер.
– Так говорили мистер и мистрисс Лесли, – сказал Ропер. – Но я скорее готов думать, что она им внука.
– Внука? – вскричал сквайр, пристально смотря на Ропера.
– Я скажу после, почему так думаю. Но странно, сэр, что вам не случалось ее видеть.
– То-то и есть, что очень странно! – сказал сквайр. – Сколько раз я бывал у мистрисс Лесли при покойном ее муже, и после, а никогда не слышал от нее ни слова о внуке; значит, она нарочно молчала об этом. Да откуда ж взялась у ней эта внука или племянница?
– Говорят, что фамилия отца Розы была мистер Мильдмэ; они жили в Комберлэндском Графстве, в Пенрите.
– В Пенрите! да ведь моя племянница тоже из Пенрита!
– Точно так, сэр. У мистрисс Лесли была дочь, если вы припомните, которая умерла в этом городе.
– Ну, да, – горячо перебил сквайр. – Но ведь дочь мистрисс Лесли умерла в девицах.
– Значит, Роза Вудбайн не может быть ее дочерью, – заметила Нелли, внимательно прислушившаяся к разговору.
– Не стану утверждать, что дочь мистера Лесли была замужем, – сказал Ропер, – но думаю, что Роза Вудбайн ее дочь.
– Думаете! – вскричал сквайр, – хорошо, мы с вами переговорим об этом завтра. И почему вы не сказали мне об этом прежде? Вы должны были сказать.
– Мне казалось, сэр, что рано еще было говорить; я действовал, сколько мог, к лучшему.
Сквайр вспыхнул и, казалось, был очень раздражен. Ропер также сидел на стуле не совсем спокоен.
– Не понимаю тут ровно ничего, – проворчала Нелли, – но постараюсь разузнать, что их так сильно занимает.
После некоторого молчания, сквайр сказал:
– Мне нужно видеть ее, и как можно скорее. Теперь идти к ней уж поздно, так пойду завтра.
– Завтра, сэр. Утро вечера мудренее, – прибавил управитель.
– Хозяин, – сказал Джоддок, начавший скучать, когда перестали обращать на него внимание, – в доме у вас ходят привидения; верно, о них есть какая-нибудь занимательная история. Расскажите-ка нам ее.
– Нет, – отвечал Иона, – я не люблю по ночам рассуждать об этом предмете: белая женщина может рассердиться за такие речи.
– Так не расскажет ли нам кто-нибудь другой анекдота о привидениях? – сказал сквайр, – это нас позабавило бы. Нас теперь целое общество; мы сидим в светлой комнате, за чашею пунша, и приятно посмеяться над привидениями. Другое дело, когда остаешься ночью один в огромной, мрачной, запустевшей комнате, о которой ходят страшные слухи: тогда, признаюсь, и я готов струсить. Да раз это и случилось со мною.
– Знаю, о каком случае вы говорите, ваша милость, – подхватила Нелли, – вы вспоминаете о ночи, которую провели в нашей комнате, где является белая женщина. Помните, я уговаривала вас не ложиться там, но вы посмеялись надо мною и сказали, что не боитесь этих чучел. Нынче ночует там доктор Плот и отвечал мне то же самое. Посмотрим, каким голоском заговорит он завтра.
– Надеюсь, он не увидит того, что видел или воображал видеть я, – сказал сквайр.
– Что ж видели вы? – спросил Джоддок.
– Об этом я не люблю рассказывать, капитан.
– Ах, джентльмены! мы живем в доме, где происходили странные, ужасные вещи, – сказал Иона, качая головою. – Неудивительно, если некоторые из прежних его владельцев не могут покойно спать в своих гробах. Не одна леди Джуга является, вставая из гроба.
– Как, не одна? Кто ж еще? Я никого не видела, кроме белой женщины, – с любопытством спросила Нелли.
– А я видел, – сказал Иона таинственным голосом, – однажды мне представилось привидение в мужской одежде с большою, кровавою раною на груди.
Нелли вскрикнула от страха.
– Кто ж такой был это? – спросил Ропер.
– Его отец, сэр, – шепотом отвечал Иона, показывая глазами на сэра Джильберта, сидевшего у камина. – Покойный баронет, помните, был убит на дуэли сэром Вальтером Физвальтером.
– Ах, какой ужас! – вскрикнула Нелли.
– Да у вас дом населен мертвецами, как видно, – сказал Джоддок. – Надеюсь, по крайней мере, что в моей комнате они не являются.
– Не могу поручиться за это, – важно отвечал Иона, имевший в виду подействовать этим разговором на капитана, которого ему хотелось как-нибудь выжить из дому, – привидения злы и капризны; они часто забавляются тем, что пугают людей.
В эту минуту странный шум послышался на лестнице, которая вела из коридора в общую залу. Все обратили глаза в ту сторону.
