Текст книги "Боги денег. Уолл-стрит и смерть Американского века"
Автор книги: Уильям Энгдаль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)
Глава 6
Новый курс, Великая Депрессия: на сцену выходят Рокфеллеры
«Разве это не обычное воровство? Не так ли, господин президент?»
– Сенатор Томас Гор Франклину Д. Рузвельтуна решение президента в 1933 году об отмене погашения задолженности в золоте
Падение «Дома Моргана»
Первая попытка создать в Нью-Йорке центр мировых финансов при золотом обменном стандарте, управляемом США, провалилась в сентябре 1931 года, когда Великобритания, а вместе с ней и ряд других европейских стран отказались от золотого стандарта. Крах был закономерным и полностью предсказуемым, учитывая хрупкую международную систему банковских кредитов и гарантированных облигаций, которая была построена «Дж. П. Морган и К°» после Версальской мирной конференции в 1919 году.
В 1930 году, когда сельскохозяйственная депрессия в Америке достигла пика, усугубленная рекордной засухой и пыльными бурями, ставшими результатом десятилетий экстенсивного земледелия без севооборота, разорилось 1345 банков, большинство из которых было небольшими сельскими фермерскими банками. Распространение изъятия вкладов из оставшихся банков привело к самораскручивающейся спирали закрытий одних банков, кредитных ограничений в остальных и всё углубляющейся экономической депрессии, которая снова вела к ещё большему количеству банковских банкротств.
К 1931 году уже закрылось 2294 банка, почти в два раза больше, чем в предыдущем году. И ещё 1453 банков закрыли свои двери в 1932 году. На этот момент, в год президентских выборов, кризис перекинулся от отдельных банков на целые штаты. Губернаторы штатов, начиная с Невады, стали объявлять «банковские каникулы» на своей территории в попытках остановить панику снятия наличных, которая вскоре распространилась и на промышленный штат Мичиган.
Опасаясь неизбежной девальвации американского доллара по отношению к золоту (рациональный шаг, который бы простимулировал американский экспорт промышленной продукции и сдержал бы медленно нарастающую волну безработицы), иностранные центральные банки и прочие держатели долларов начали переводить свои доллары в золото. Это сделало ещё более определённым финальный кризис, укрепляя решимость ФРС держать золотой паритет любой ценой, независимо от последствий для внутренней экономики.
Нью-йоркский Федеральный резервный банк повысил учетную ставку (процентную ставку коммерческих банков по кредитам ФРС) от низкого уровня в 1,5% в октябре 1931 года до 3,5% неделей позже. Этот огромный скачок более чем в два раза увеличил затраты на выплату процентов, но был сделан для того, чтобы отреагировать на «потерю золота и валютные требования» в соответствии с правилами преобладающего золотого стандарта.
Повышение ставок убило последние шансы на восстановление внутренней американской банковской системы и ещё более усугубило внутренний кризис, который, в свою очередь, подпитывал бегство вкладчиков из банков. В период с августа по ноябрь денежная масса США, в том числе циркулирующая валюта и банковские вклады, сократилась на 8% – беспрецедентный случай в короткой истории Федеральной резервной системы. Одновременно золотые запасы Федеральной резервной системы, которые теоретически должны были возрасти после повышения процентных ставок, упали на тревожные 11%.
Между крахом фондового рынка в октябре 1929 года и концом 1932 года, всего за три месяца до инаугурации Франклина Делано Рузвельта в марте 1933 года, национальное богатство Америки испарялось с невообразимой ранее скоростью. Национальный доход или ВВП упал с 88 миллиардов долларов почти в два лишним раза – до 42 миллиардов долларов к концу 1932 года. {282}
Среди неразберихи крушения нью-йоркского фондового рынка в 1929–1933 годах и разорения тысяч небольших региональных банков по всей Америке в высшем эшелоне нью-йоркской банковской элиты шла титаническая борьба за власть, за то, кто же выйдет из этого кризиса сильнейшим.
Впервые в истории США (за исключением периода Гражданской войны 1861–1865 годов) на американском рынке капитала преобладал государственный долг правительства США. В 1930 году, через несколько недель после обвала нью-йоркского фондового рынка в октябре 1929 года, государственный долг США стоял на уровне чуть более 16 миллиардов долларов или всего 22% от национального дохода. К концу Второй мировой войны, в январе 1946 года, государственный долг составлял 278 миллиардов долларов или 170% от ВВП. Это означает, что номинальный долг федерального правительства всего за шестнадцать лет вырос более чем на 1700%. {283}
Банковский бизнес США резко сместился от финансирования рынка ценных бумаг с частичной оплатой в кредит и международных займов к финансированию нарастающего огромного долга федерального правительства. Банки стали, по сути, трейдерами государственных облигаций, а не коммерческими кредиторами бизнеса. Фондовый рынок не обновит свои максимумы 1929 года ещё почти сорок лет.
Долгосрочным последствием политики эпохи Рузвельта стало резкое ослабление могущества международного частного банковского дела, особенно инвестиционного, которым занимались «Дж. П. Морган», «Кун Лёб», «ДиллонРид» и другие. Их способность извлекать обильные прибыли на страховании выпусков облигаций в Европе или Латинской Америке рухнула в сентябре 1931 года, когда Великобритания вышла из золотого обменного стандарта.
При отсутствии золотого стандарта в качестве психологической поддержки для возможного риска огромных международных кредитов, банки были вынуждены внимательно рассматривать реальные кредитные риски своих заёмщиков. И они ужаснулись увиденному. В результате международное кредитование иссякло практически в одночасье. Банки, боясь неплатежей, потребовали погашения существующих кредитов. Совокупный эффект способствовал самовозобновляющемуся циклу неплатежей и дефляции во всем мире.
После этого «Дж. П. Морган и К°» никогда больше не смог оправиться и восстановить своё былое господство в нью-йоркских и международных финансах. С давних времён, когда Морган со товарищи были эксклюзивными банкирами Министерства финансов Великобритании во время Первой мировой войны, бизнес, сцементированный в 1920‑х годах интимной дружбой между протеже Моргана Бенджамином Стронгом из Нью-Йоркского Федерального резервного банка и Монтегю Норманом из Банка Англии, «Дом Моргана» строил свою растущее международное влияние через углубление и усиление своих связей связи с могущественным, но смертельно ослабленным лондонским Сити.
Летом 1931 года, в момент отчаянных и бесплодных усилий Банка Англии и его главы Нормана удержать Великобританию на золотом стандарте, Стронг сказал Норману, что британскому правительству стоило бы разработать пакет чрезвычайных спасательных мер совместно с «Дж. П. Морган и К°», финансовым агентом США при правительства Её Величества с 1914 года.
Британское лейбористское правительство Рамсея Макдональда раскололось в результате нежелания большинства членов кабинета принять суровые сокращения британских пособий по безработице, потребованные «Дж. П. Морган и К°» в качестве предварительного условия для кредита. Морган обещал организовать синдикат нью-йоркских и других банков и поднять значительную сумму 200 миллионов долларов, чтобы спасти фунт, а с ним и золотой стандарт Моргана. {284}
В итоге, Морган опоздал. 19 сентября 1931 правительство Макдональда объявило, что Великобритания решила полностью оставить золотой стандарт. Этим решением фактически завершилась стратегическая игра Дж. П. Моргана по включению Великобритании и лондонского Сити в нью-йоркскую финансовую империю в качестве партнёров.
С этого момента британское правительство никогда больше не воспользуется услугами «Дж. П. Морган и К°» в качестве своего эксклюзивного правительственного финансового агента в США, роль, которую Морган играл с 1914 года к своему огромному преимуществу. {285} Это означало явное падение «Дома Моргана» в американском истеблишменте. Акулы хорошо чуют запах крови, особенно своих конкурентов.
Второй сокрушительный удар по превосходству «Дома Моргана» в нью-йоркских финансах в июне 1933 года нанёс Конгресс США, когда принял Закон Гласса-Стигала (официальное название – Закон о банковской деятельности 1933 года). В качестве меры, призванной сократить будущие фондовые и финансовые спекулятивные пузыри, новый Закон запретил банковским холдинговым компаниям владеть другими финансовыми компаниями, включая страховые и инвестиционные банки. Кроме того, он учредил Федеральную корпорацию страхования банковских вкладов для страхования банковских депозитов.Единственным крупным банком в Нью-Йорке, который призывал Конгресс принять Закон Гласса-Стигала, был «Чейз Банк» Рокфеллера. Глава банка Уинтроп Олдрич был сыном сенатора Нельсона Олдрича, того самого автора печально известного «Плана Олдрича», который стал ядром Закона о Федеральной резервной системе 1913 года.
On June 16.1933. President Franklin Roosevelt signed the Banking Act of 1933, a part of which established the FDIC. At Rooswelt’s immediate right and left were Sen. Carter Glass of Virginia and Rep. Henry Steagall of Alabama, the two most prominent figures in the bill’s development.
Рис. 6.16 июня 1933 года президент Франклин Делано Рузвельт подписал Закон о банковской деятельности (Закон Гласса-Стигала) 1933 года, который страховал банковские депозиты и разделил брокерскую, страховую и собственно коммерческую банковскую деятельность, чтобы избежать чрезмерной концентрации финансовой власти
Уинтроп Олдрич усиленно лоббировал Конгресс принять Закон Гласса-Стигала, несмотря на сильную оппозицию со стороны Моргана и других нью-йоркских банкиров. В отличие от «Дж. П. Морган и К°» «Чейз Банк» стал крупнейшим в мире депозитным банком в основном за счёт расширения традиционных кредитов ряду компаний Рокфеллера, таких как «Стандарт Ойл». «Чейз Банк» менее, чем «Дж. П. Морган и К°» зависел от гарантирования международных облигаций или спекуляций на покупке и продаже акций. {286}
Рокфеллеры удачно воткнули нож в спину своих конкурентов из круга Моргана, как только те ослабли. «Чейз Банк» вышел чистым из скандала после расследования Банковским комитетом Сената банковских нарушений, и был явно принят как «друг» Нового курса, что было редкостью в среде Уолл-Стрит, где Франклина Рузвельта презрительно называли «предателем своего класса» за его словесные нападки на Уолл-Стрит за алчность, коррупцию и прозвище «экономические роялисты». Традиционные консервативные банкиры Уолл-Стрит рассматривали антикризисные меры Рузвельта, такие, как Национальная администрация восстановления, как гигантский шаг к большевизму. {287}
Закон Гласса-Стигала, который был принят на фоне национальной банковской паники в первые дни администрации Рузвельта, нанёс сокрушительный удар по некогда всемогущему «Дому Моргана», удар, от которого тот никогда полностью оправился. {288} На пепелище «Дома Моргана» возникла фракция Рокфеллера, чтобы вознестись в самым вершинам власти в истеблишменте США.
Кризис золота и удешевление доллара
К январю 1934 года встроенные недостатки разработанного американцами золотого стандарта окончательно подорвали общественное доверие в банковской сфере. Одновременно правительство открыто публиковало сведения, какие банки внутри США, по его мнению, в опасности и нуждаются в правительственной помощи, разжигая новое паническое бегство депозитов из тысяч небольших и плохо капитализированных банков.
Через два дня после своей инаугурации в качестве президента 6 марта 1933 года Рузвельт объявил о четырёх днях национальных банковских каникул. Основная цель – воспрепятствовать скупке или экспорту золота или серебра. {289} Все банки в США были закрыты. Ни положить, ни снять деньги было невозможно, а федеральные аудиторы были направлены проверить счета всех банков перед выдачей свидетельства, какие из них способны выполнять финансовые обязательства, а которые подлежат закрытию.
Рис. 7.19 марта 1933 года президент Рузвельт закрыл все банки собственным распоряжением и изменил курс доллара к золоту.
Президент продемонстрировал своё презрение к официальной правовой процедуре и просто сослался на не связанный с ситуацией Закон торговле с врагом 1917 года в качестве правовой основы. Предполагалось, что в настоящее время этим «врагом» являлись иностранные держатели поддерживаемых золотом долларов США.
В течение трёх дней Конгресс принял Чрезвычайный Закон о банках, который одобрил действия президента и дал ему карт-бланш действовать дальше. 5 апреля 1933 года Рузвельт подписал распоряжение, которым объявил незаконным для американских граждан держать или владеть золотыми монетами, слитками или золотыми сертификатами. {290} Нарушение каралось штрафом 10 тысяч долларов или десятью годами тюремного заключения, что сделало владение золотом уголовным преступлением.
Федеральное правительство таким образом конфисковало золото у своих собственных граждан. Поскольку золото повсеместно рассматривалось как окончательное средство сбережения, это была массивная принудительная конфискация государством частного благосостояния своих граждан взамен простых бумажных обещаний оплатить в будущем. Граждане были бессильны что‑то сделать, они могли лишь надеяться на лучшие времена на фоне углубления депрессии. Мало кто понимал, как работает золото. Благодаря конфискации золотых запасов населения правительство США не только пополняло свой золотой резерв за счёт собственных граждан, но и лишало их какого-либо шанса прибегнуть к золоту для личного долгосрочного сбережения в разгар худшей экономической депрессии в стране.
Одновременно правительство остановило конвертацию долларов в золото. 5 июня 1933 года Конгресс официально отказался от золотого стандарта и объявил отменёнными и недействительными традиционные контракты с «золотой оговоркой», в соответствии с которыми кредитор, иностранный или отечественный, мог потребовать погашения в любой валюте или в золоте. Около 100 миллиардов долларов таких контрактов, ошеломительная сумма, затем остались не выплаченными в каждой сфере – от недвижимости до полисов страхования жизни и железнодорожных облигаций. «Золотая оговорка» была страховкой от инфляции и гарантией возврата денег. {291}
Теперь всё изменилось. Кредитор больше не мог требовать погашения частных долгов в золотых монетах. Сенатор Томас Гор из Оклахомы, когда спросили его мнение об отмене Конгрессом «золотой оговорки», отрезал: «Разве это не простое воровство? Не так ли, господин президент?» Лондон называл декларацию американского Министерства финансов (о том, что последнее больше не будет оплачивать свои долги золотом) несколько более дипломатично – «американский дефолт». {292}
Барух в выигрыше, остальные проиграли
Один человек вышел из финансового кризиса, значительно усилившись и с финансовыми ресурсами. Это был Бернард Барух, один из наиболее политически влиятельных персон Денежного Треста. Барух вёл финансовые операции и был политическим «вкладчиком» денег Уолл-Стрит с тем, чтобы влиять на Конгресс, а также был советником президентов Вильсона, Гувера и Рузвельта и даже премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля. Его успех на Уолл-Стрит был связан с железнодорожным миллионером Э. Харриманом, а также с Рокфеллерами. {293}
Один из самых влиятельных голосов, требующих жёсткой привязки к ортодоксальному золотому стандарту в те дни, Барух сделал своё состояние до и во время Первой мировой войны как биржевой агент американской медного треста, возглавляемого семьей Гуггенхайма.
В 1916 году, до вступления США в войну, президент Вильсон назначил Баруха главой Консультативной комиссии Совета национальной обороны, который позже стал Советом военной промышленности. Тем самым Барух стал де-факто военным царем промышленности США на весь военный период. На этом посту, как позже задокументировало расследование Конгресса, Барух объединил в картели основные сектора американской промышленности и помог создать огромный трест, вступивший в ценовой сговор в медной и других отраслях промышленности, создав условия для извлечения огромных прибылей из военного производства за счёт правительства, то есть, за счёт налогоплательщиков. {294}
Барух использовал привилегированную инсайдерскую информацию в рамках занимаемой должности в Совете национальной обороны. Например, документально известно, что он дал своевременный совет своим друзьям по бизнесу в картеле производителей меди продать огромное количество металла, имевшего жизненно важное значение для военного производства, правительству США по весьма завышенной цене всего за две недели до того, как президент Вильсон объявил войну 2 апреля 1917. {295} Это всё имело место в то время, когда Барух находился на должности с доступом к государственным секретам.
Рис. 8.Инсайдер Денежного Треста Бернард Барух (справа) помог Черчиллю сорвать куш на Нью-йоркской фондовой бирже перед её падением в 1929 году
Барух никогда не стеснялся инсайдерской торговли и конфликта интересов. После вступления США в европейскую войну в апреле 1917 года, когда очевидный конфликт интересов Баруха был настолько нагл, что подвергся нападкам в прессе, Барух назначил своего старого уолстритовского дружка и делового партнёра Юджина Мейера-младшго контролировать все государственные закупки меди. В то время Мейер был председателем правительства Военной финансовой корпорации. Позже Барух обеспечит своему другу Мейеру владение политически влиятельной «Вашингтон Пост», скорее всего, из благодарности.
На протяжении республиканского правления 1920‑х годов Барух выстраивал своё влияние, главным образом, с помощью больших финансовых взносов влиятельным демократам в Конгрессе. В те дни он был серым кардиналом вне конкуренции и через свои деньги и влияние контролировал голоса по меньшей мере 60 сенаторов и представителей в Конгрессе.
На момент краха Уолл-Стрит Барух считался самым влиятельным демократом в Вашингтоне при Гувере, а когда Конгресс перешёл под контроль демократов в начале 1930‑х годов, его позиция окрепла невероятно.
После 1930 года республиканец Герберт Гувер всё чаще обращался за советом к Баруху о том, какие инициативы демократический Конгресс может предпринять по противодействию распространению экономического кризиса в стране.
Барух не скрывал, что приобрел состояние на фондовом рынке, продав все свои акции на пике цен в октябре 1929 года за несколько недель до краха, что придало его публичным заявлениям ореол дельфийского оракула в кризис в начале 1930‑х годов. Но он не упоминал, что его близкий друг Уинстон Черчилль по его совету сделал то же самое. Баруху и Черчиллю, как ни странно, удалось сбросить акции на пике фондового рынка, как раз перед тем, как Банк Англии спровоцировал события, приведшие к краху лондонского рынка в сентябре 1929 года. В некоторых кругах особо подозрительные считали, что и Черчилль и Барух получили выгоду в результате своих соответствующих инсайдерских постов.
В критические дни 1931 и 1932 годов Бернард Барух ковал в Конгрессе консенсус демократов и республиканцев, который доминировал в законодательстве и политических дебатах. В начале 1930‑х годов могущественный председатель сенатского Комитета по финансам и другие влиятельные законодатели бывали частыми гостями на охоте в уединённом поместье Баруха в Южной Каролине.
Барух, таким образом, в эти критические первые годы депрессии обладал непревзойденной властью и влиянием в экономической политике Вашингтона. В ходе последующих событий то, что он сделает с этим влиянием, станет решающим.
Он призывал демократический Сенат оставить конфронтацию и не проводить курс, который может парализовать Белый дом. Вместо этого он предлагал прийти к консенсусу с республиканцами Гувера. Он говорил своим приятелям в Сенате:
«Страна находится в очень взбудораженном состоянии. Сейчас нужен именно покой, и никаких перемен. Давайте не будем пытаться исправить слишком много вещёй сразу». {296}
Уникальное воздействие Баруха на политику Конгресса блокировало любую подлинно демократическую альтернативу катастрофической политике невмешательства Гувера в это критическое время. Это отсутствие инициативы или предложений от демократов в 1930‑х годах мало чем отличались от оглушительного молчания демократов в Конгрессе более восьмидесяти лет спустя на дебатах в 2008 году по поводу беспрецедентного республиканского законопроекта спасения Уолл-Стрит стоимостью 700 миллиардов долларов.
Барух утверждал, что дефляция цен на сырьевые товары прошла дно в октябре 1930 года и что:
«пришли в движение естественные лечебные силы. Я не верю, что правительство способно что-либо сделать, чтобы помочь. Каждый раз, когда вмешивается правительство, оно делают только хуже». {297}
Тогда же он говорил группе академических экономистов демократической партии, что «бизнес должен пройти через выжимание и начать всё сначала», словно национальная экономика была какой‑то гигантской стиральной машиной. Когда один из присутствующих экономистов возразил, что такой подход политики невмешательства правительства рискует вызвать беспорядки на улицах, Барух огрызнулся:
«Всегда есть слезоточивый газ, чтобы об этом позаботиться».
Он использовал своё влияние, чтобы решительно выступать против любых предложений по государственным расходам на общественные работы для снижения безработицы, которую он презрительно именовал «инфляцией рабочих мест». Статья на первой полосе номера от 12 ноября 1931 года «Нью-Йорк Таймс» демонстрировала необоснованный оптимизм: «Барух видит национальный подъём». Рядом с этим заголовком шла другая статья с цифрами: 67000 безработных выстроились в очередь в Нью-Йорке, чтобы зарегистрироваться для участия во внеплановых работах. Барух призывал к повышению налогов на прибыль, чтобы в кризис сохранить бюджет правительства «сбалансированным и здоровым», одновременно настаивая на том, что любые энергичные государственные расходы будут раздувать доллар. Но беспокоился он о ценах на золото, а не об общественном благосостоянии.
Благодаря своему влиянию на демократический Конгресс Баруху удалось завоевать одобрение не республиканцев Гувера, но и демократов даже в вопросе разрушительной финансовой дефляции. Это успешно исключило любую вероятность заметной политической инициативы, пока государство всё глубже вязло в экономической трясине. Накануне депрессии Бернард Барух неутомимо пропагандировал в качестве национальной политики продолжение дефляции.
Ядро стратегии Баруха состояло в том, чтобы предотвращать любые попытки Конгресса модифицировать Федеральную резервную систему, а также настаивать жёсткой привязке (любой ценой) США к золотому стандарту, даже после того, как Великобритании и 24 других стран отказались от него в конце 1931 года. Как Барух писал своему близкому другу сенатору Джимми Бернсу:
«Эта страна не может уйти от золотой основы». {298}
Одновременно в течение всего периода, когда Барух призывал Конгресс и администрацию Гувера не отказываться от золотого стандарта, он был также частным бизнес-партнёром заместителя министра финансов администрации Гувера Огдена Миллза-младшего на золотом руднике на Аляске. Третьим партнёром был старый дружок Баруха Юджин Мейер-младший, который только что был назначен президентом Гувером в правление ФРС. {299}
К февралю 1932 года, в разгар предвыборной гонки, золотые запасы США упали до опасного минимума. В результате вывоза за границу, а также оседания у населения в качестве средства сбережения на фоне обостряющегося внутреннего американского банковского кризиса из резервов утекло более 1 миллиарда долларов монетарного золота. Федеральная резервная система получила полномочия изыскать ещё 1,5 миллиарда долларов золотых резервов. Количество «свободного золота» ФРС на тот момент упало до 433 миллионов и сокращалось со скоростью 150 миллионов долларов в неделю. Барух удвоил свои публичные и приватные призывы поддерживать привязку к золотому стандарту любой ценой.
Гувер решительно подтвердил, что он в будущем не будет «вмешиваться» в автоматическую работу золотого стандарта. Золото продолжало покидать хранилища ФРС, а банковские банкротства нарастали.
В мае 1932 года редакционная статья в «Филадельфиа Рекорде» выразила растущую в стране тревогу:
«В течение трёх месяцев США должны приостановить выплаты в золоте. Если правительство ожидает, когда его вынудят к этому, это повлечет за собой катастрофу. Если правительство предпримет действия прямо сейчас, оно сможет блокировать дефляцию, положить конец депрессии, вернуть процветание... При той скорости, с которой золото покидает ФРС, Федеральные резервные банки остановят свои сделки на открытом рынке через шесть недель. Их быстро остановит истощающийся золотой запас – та золотая цепь, которая ограничила любое соответствующее действие, чтобы вылечить депрессию...
Почему мы не можем бороться с этой депрессией так же, как во время боевых действий, когда в 1917 году мы объявили эмбарго на золото, и уже никто не вспоминал об этом?... Президент Гувер объявил мораторий на союзные долги, но позволяет субъектам этих стран-должников [то есть, Англии и Франции – автор] выкачивать наше золото и ведёт нас к гибели. Не находимся ли мы во власти какой‑то странной навязчивой идеи, которая заставляет нас действовать иррационально, когда мы имеем дело с драгоценным металлом?»
Когда стало ясно, что на ноябрьских президентских выборах 1932 года победит демократ Франклин Рузвельт, Барух проницательно переметнулся на его сторону, на сторону человека, против выдвижения которого он выступал ранее.
В тот же период Барух в частном порядке приступил к накоплению золотых слитков в банковском сейфе в Нью-Йорке, покупая их у европейских поставщиков, а также у своей собственной «Джуно Голд Майнинг Компани» на Аляске. За месяц до инаугурации Рузвельта в феврале 1933 года золотая фортуна Баруха достигла впечатляющих размеров – шестьдесят шесть золотых слитков, и внезапно Барух перестал покупать золото. Как оказалось, кое‑то из экспертного совета только что избранного президента Рузвельта приватно сообщил Баруху о планируемой золотой политике нового президента.
5 апреля 1933 года Франклин Делано Рузвельт издал прокламацию, призывающую вернуть Министерству финансов США всё золото, находящееся в частных руках. На тот момент Барух, по слухам, был «крупнейшим частным индивидуальным держателем золотых слитков». В том же году в безуспешном усилии возродить цены на сырьевые товары правительство Рузвельта объявило о скупке всего вновь добытого золота по цене выше рыночной. Излишне говорить, что Барух снова стал основным бенефициаром. Барух также держал своего друга Уинстона Черчилля полностью в курсе всех этих событий.
В любом случае, обмен доллара на золото продержится до 19 апреля 1933 года, когда Франклин Делано Рузвельт в одном из своих первых официальных актов после вступления в должность заявил, что США приостанавливают конвертируемость доллара по золотому стандарту.
Рузвельт возобновил золотой стандарт, подписав Закон о золотом запасе, принятый Конгрессом в январе 1934 года. Этот Закон представлял первую с 1900 года (когда президент Маккинли подписал Закон о золотом стандарте) официальную девальвацию доллара против золота, зафиксировав доллар к значению 25,8 крупинок золота.
Закон о золотом запасе 1934 года прекратил внутренний выкуп долларов за золото. Новый закон национализировал всё золото, приказав банкам Федеральной резервной системы передать свои поставки Министерству финансов США. В свою очередь банки получили банкноты ФРС и золотые «сертификаты» для использования в качестве резервов под депозиты. Закон также давал президенту полномочия девальвировать золотой доллар: теперь он может «весить» не более 60% от прежнего, огромная девальвация и ошеломляющие потери для иностранных кредиторов.
Рузвельт использовал незамедлительно свои полномочия в соответствии с Законом о золотом запасе и объявил 59% девальвацию доллара в новом фиксированном паритете 35 долларов за унцию золота. Доллар останется на этой отметке до рокового кризиса в начале 1970‑х годов. С помощью этого резкого обесценивания доллара по отношению к иностранным валютам правительство надеялось дать сильный импульс экспорту, и вместе с этим вывести экономику из депрессии.
