Текст книги "Секреты гоблинов (ЛП)"

Автор книги: Уильям Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Картина IV

Несколько гамаков вытянулись вдоль стены фургона, как постели мореходов на барже. Роуни нашел свободный, положил под него маску и принялся соображать, как туда забраться. У него ушло на это три попытки. Он никогда раньше не спал в гамаке.

Он не думал, что сможет заснуть. Поверхность была незнакомой. И солома, и веревка заставляли кожу чесаться, но по-разному, и он привык к соломе, а не к веревке. Но он много прошел с утра и съел столько вкусной и сытной еды, сколько никогда не пробовал, на закате. Две эти вещи нагоняли сон, и Роуни позволил ему унести себя.

Ему снилось, что город – это его лицо. Мост Скрипачей был его переносицей, и он чесался, когда по нему шла толпа с южного берега на северный и с северного на южный. Он проснулся и смахнул с носа жучка. Он подумал, что кто-то из болвашек в шутку положил его туда. Потом он вспомнил, что уже жил не в компании болвашек. Он открыл глаза.

Семела стояла около гамака. Она подмигнула ему. Пыльные лучи света струились в раскрытые окна в стенах фургона.

– Голуби? – спросила она.

Роуни моргнул. Он был едва ли наполовину уверен в том, где он находится, и совсем не знал, что она имела в виду.

– Тебе снились голуби? – спросила Семела.

Роуни покачал головой:

– Никаких голубей.

– Ну, это хорошо, да.

Роуни попытался сесть. Это было нелегко, и ему пришлось упереться обеими руками, чтобы справиться. Он не знал, как выбраться из гамака. В конце концов он перевернул штуковину и выскользнул на пол.

– Мальчик получил травму? – спросил Томас откуда-то из другой части фургона. – он что-то себе сломал? Он мертв? Мы уже потеряли нашего юного актера?

Эсса посмотрела на Роуни сквозь веревки и крепежи:

– Он не мертв, – доложила она. – Если только он не из тех мертвецов, что встают и идут.

– Это хорошо, – сказал Томас.

Роуни неловко поднялся на ноги. Он убедился, что не придавил собой лисью маску. Невредимая лиса ухмылялась.

Семела показала ему, где был завтрак – кусок хлеба и сушеный фрукт, оставшиеся с вечера, и немного жидкого яичного желтка, чтобы намазать на хлеб.

Остальные уже встали. Большинство держало в руках маски. У Клока была полумаска со зловеще изогнутыми бровями. У Эссы было все: дама и вторая, героическая. Семела держала маску синевато-серого оттенка. У нее были высокие, острые скулы и длинные седые волосы. Она сидела на ящике и втирала в волосы маске яичные белки.

– Это заставит волосы торчать во все стороны, – объяснила Эсса. – Она играет призрака, и ей нужно, чтобы его волосы развевались от ветра, дующего между мирами, поэтому она покрывает их яичным белком.

– Нужно было сделать это с вечера, да, – сказала Семела. Она подняла маску, чтобы посмотреть на дело рук своих, и добавила еще белка. – Они поникнут уже к концу прогулки.

Роуни стало интересно, что это за прогулка, поэтому он спросил:

– Какой прогулки?

Томас стукнул по полу фургона тростью и хитро улыбнулся:

– Роуни, сейчас мы исполним одну из главных традиций нашего ремесла, кое-что древнее и великое. Мы наденем маски и пройдем по улицам Зомбея к месту нашего представления. Мы все пойдем по одному и разными дорогами, и таким образом мы найдем своих зрителей. Те, кто заметит тебя, когда ты пойдешь мимо, те, кто пойдет за тобой, чтобы увидеть, куда ты приведешь их, не пытаясь, скажем, взять тебя под стражу, – вот наши зрители. Мы приведем их вниз к докам и вверх по течению до самого последнего мола Плавучего рынка. Нонни поедет вперед и встретит нас там со сценой. Ты знаешь дорогу?

Роуни кивнул: он знал.

– Ты знаешь несколько путей? – надавил Томас. – Ты не потеряешься, отделившись от нас?

– Нет, – сказал Роуни. – Я не потеряюсь. Я не теряюсь. – Он не всегда знал, где находится дом. Домом была лачуга, перемещавшаяся по всему южнобережью, как пожелает Башка. Но он всегда знал, в каком краю Зомбея находится.

Он задумался, не передвинула ли уже Башка свою лачугу. Возможно, она это сделала. Это может быть очень далеко, в холмах на южной окраине города. Это может быть очень близко. Она могла прислонить ее к стене поля мертвых, прямо у ворот. Она могла поставить ее где угодно.

– Хорошо, – сказал Томас. – Помни, Роуни, и все остальные тоже, – то, что мы делаем, важно. Это великая загадка нашего ремесла. Держитесь с достоинством.

– Мы делаем так всегда, когда забываем развесить афиши, – прошептала Эсса Роуни. – А то иначе никто не узнает о представлении.

Томас сделал вид, что не слышит, хотя ее шепот все еще звучал. Старый гоблин снял свою большую черную шляпу и вытащил оттуда маску с высоким лбом и железной короной. Она предназначалась для него самого. Он вынул также маленькую шляпу и пару перчаток, которые дал Роуни.

– Надень это, – сказал он, – и лисью маску тоже. А эту драную куртку ты можешь оставить здесь.

Роуни отказался снять куртку, но надел шляпу, перчатки и маску. Лисья морда пахла кожей и странно давила на кожу лица. Его нос чесался. Потом он перестал обращать внимание на маску и посмотрел сквозь нее. Он увидел окружающих сквозь лисьи глаза.

– Не сутулься, – сказал ему Томас. – Совсем не сутулься. Лисы маленькие, меньше тебя, но они никогда не сутулятся. Как и актеры. Стой и двигайся со значением. Двигайся так, как хочет маска.

Роуни не знал, как хотела двигаться маска, но он попытался встать прямо.

– Хорошо, – сказал Томас.

Маска слегка соскользнула с лица Роуни. Он попытался поправить ее. Потом он попытался спросить, правильно ли он ее надел, но Томас шикнул на него:

– Не разговаривай сквозь маску, – сказал старый гоблин, – если это зависит от тебя.

Роуни снял лисью морду:

– Почему? – спросил он. – Я сказал несколько фраз, когда играл великана.

– Сказал, – согласился Томас. – С некоторой долей необработанного таланта. И причина именно в этом.

Роуни моргнул. Он не понимал и на этот раз не собирался отложить это на потом:

– Я не должен говорить в маске… потому что это хорошо у меня выходит?

– Именно так, – сказал Томас. – Как и с заклинаниями и песнопениями, мир может измениться, чтобы подходить под твои слова. Твои собственные убеждения становятся заразными. Другие подхватывают их. Ты верил, что ты великан, говоря от его лица, и ты стал им. Зрители видели в тебе его. Они видели все собственными глазами, но они все равно поверили.

– Я стал выше? – спросил Роуни.

– Всем так показалось, – сказал Томас, – поэтому, будь так добр, не делай опрометчивых заявлений, скрываясь под чужим лицом, и в особенности не говори ничего о себе. Не произноси того, чего Семела тебе не писала. И помни, всегда помни, что проклятия и заклятия имеют последствия. Ты отстраняешься от мира, меняя его форму.

Эсса надела обе маски, одну поверх другой.

– Утро проходит, – сказала она, безуспешно пытаясь говорить терпеливым тоном.

– Верно, – сказал Томас. – Наденьте маски. И старательно высматривайте любые крохи новостей о юном Роуэне. После моста Скрипачей, доки – лучшее место, где можно спрятаться.

Семела в последний раз растрепала покрытые яйцом волосы маски и надела ее. Томас и Клок сделали то же самое. Роуни снова выглядывал из лисьих глаз. Он завязал леску над ушами и за головой.

– Не забудьте о нескольких путях, – сказала Семела.

– Разбейте лица! – сказала Эсса. Она сказала это с таким количеством надежды и поддержки в голосе, что Роуни был уверен, что ослышался.

Он вышел из фургона. Солнце уже встало и ярко светило. Оно уже прогнало большую часть утреннего тумана.

Нонни помахала им с козел и пустилась в путь. Остальные пошли пешком: по полю мертвых и в ворота. Роуни огляделся в поисках лачуги Башки. Он не увидел ее. Может быть, она перенесла ее высоко в холмы. Может быть, поблизости ее не было.

Труппа разделилась и двинулась по разным улицам и переулкам на юго-восток. Семела взяла Роуни за руку в перчатке, прежде чем он успел свернуть куда-то сам:

– Будь осторожен, – сказала она сквозь высокие скулы и развевающиеся волосы своей призрачной маски. – Если кто-нибудь коснется тебя, беги. Это будет значить, что они знают, что ты не Тэмлин. Как правило, неизмененные не трогают Тэмлинов. Похоже, они верят, что от этого у них лица пойдут пятнами. Тебя будут принимать за Тэмлина, и ты будешь в безопасности, да. Но будь осторожен. В маске ты будешь чувствителен к переменам.

Роуни пожал руку старой Тэмлинше, чтобы показать, что не боялся пятен на лице, но совсем не понял, что она имела в виду под чувствительностью к переменам:

– Это плохо? – спросил он.

– Как повезет, – сказала Семела. Похоже, ее призрачная маска скрывала улыбку, но он не мог знать наверняка.

Она развернулась и пошла своим путем. Роуни пошел своим.

Все дороги к докам шли вниз. Они петляли и поворачивали, ведя мимо крутого склона оврага с Южнобережьем сверху и рекой снизу. Некоторые из этих улиц были настолько узкими и крутыми, что по ним приходилось не идти, а карабкаться. Ступени лестниц были вырезаны в камне или построены поверх неровных склонов деревянным настилом.

Роуни шел к Плавучему рынку по этим лестницам. Он вспомнил те поручения Башки, которые приводили его к докам – как правило, требовалось что-то отнести или что-то забрать, даже не зная, что именно он несет. «Возьми маленький сверток у женщины с баржи, у которой нет левого уха, – говорила Башка. – Принеси его мне, ну. Но не суй туда своего носа и обязательно убедись, что у нее нет именно левого уха».

Роуни и Роуэн ходили в доки вместе. У Роуэна обычно находились одна-две лишних монетки, заработанные пением на мосту Скрипачей или подработкой у каменотесов около Упавшей стены. На них он покупал им какой-нибудь еды – жирные рыбные пироги или странные фрукты из дальних стран, – и братья ели завтрак, сидя на каком-нибудь свободном молу, свесив ноги в воду и наблюдая, как мимо проплывают баржи.

Иногда они выдумывали, откуда приплыли эти баржи и куда они направляются. Иногда они воображали, как вокруг них, по всему мосту Скрипачей, вверх и вниз по течению, на всех петляющих улицах, разворачиваются пиратские бои. Иногда у Роуэна было достаточно денег, чтобы купить лишний рыбный пирог, и они делили его. Он всегда отдавал младшему брату больший кусок.

Три голубя поглядели с крыши на лисью маску Роуни, отвернулись и принялись выискивать в соломе зерна. Роуни задался вопросом, не Башкины ли это голуби. Он раздумывал, послала ли сегодня Башка на реку кого-то из болвашек – чтобы принести ей рыбьи головы или странные посылки, или поискать его, или поискать Роуэна.

Роуни поглядел через плечо, не идут ли за ним болвашки. Вместо этого он увидел других людей, следовавших за ним.

Маленькая толпа любопытных шла за ним, забыв, куда она собиралась идти и что она собиралась делать. Кто-то был старым, кто-то молодым. На ком-то была дорогая одежда, на ком-то подешевле. Они шли на безопасном расстоянии, глядя на него, желая знать, куда он пойдет и что он будет делать.

Сработало. Роуни повел за собой зрителей.

Не все замечали, как он проходил мимо с достоинством и значимостью маски. Кто-то спешил по делам и не позволял себе отвлечься на лисью маску. Их глаза не останавливались на нем. Их внимание скользило мимо. Он был чем-то странным, чем-то, чего здесь не должно было быть, поэтому прохожие, которые не станут зрителями, проходили мимо и предполагали, что, если его здесь не должно быть, его здесь нет.

Роуни шел при свете дня с лисьей мордочкой поверх своей собственной, и кто-то вообще его не видел. Он прятался и кричал о себе – одновременно. Он не знал, как это могло работать, и не хотел долго об этом думать, чтобы оно не перестало работать, поэтому просто шел. Он позволил лисьей маске показывать ему, как идти.

Зрителей теперь было больше. Он знал это по шуму, который они производили, втиснувшись большой толпой в узкий петляющий лаз. Роуни оглянулся, чтобы увидеть, сколько их было.

Он увидел болвашек. Он увидел Щетинку, Кляксуса и Жирного, влившихся в следующую за ним толпу. Щетинка криво усмехнулся.

Болвашки сняли заклятия. До этого Роуни был Роуни, и лисой, и чем-то, что не было ни тем, ни другим, и чем-то, что было и тем, и другим. Теперь он был только чем-то одним. Сквозь маску было плохо видно, и он споткнулся о выбитую ступеньку. Он пытался продолжать двигаться вперед, не упав с лестницы окончательно и не скатившись до самых доков, в крови и синяках.

Толпа зрителей поредела, не интересуясь больше тем, что дальше сделает актер в маске и куда он пойдет. Заклятие было сломано. Болвашки сломали его одним взглядом и усмешкой, не приложив никаких усилий.

Когда Роуни дошел до Плавучего рынка, за ним шли только болвашки.

Картина V

Доки пестрели решетками. В каждом решетчатом куполе и арке были маленькие отверстия ля стеклянных окон. Окна защищали от дождя и пропускали солнечный свет – если, конечно, стекло не выпало: в таком случае окно пропускало и дождь, и свет. Пахло рыбой, водорослями и дегтем. Гомон и тяжелые запахи поднимались от Плавучего рынка на улицы и проходы склона оврага. Роуни слышал и чуял все это еще до того, как круто свернуть за последний угол и увидеть рынок воочию. Тут он сорвался на бег. Болвашки пошли за ним.

Узкие молы, окруженные плавающими бочками, выстреливали из берега в реку. Маленькие баржи и плоты были привязаны к каждому молу, тесня друг друга, и каждая из них служила также и лавкой. Плавучий рынок был куда больше, громче и суматошнее, чем Рыночная площадь на Северном берегу. Торговцы кричали, сыпали заклятиями и пели о том, что они собирались продавать.

– Гамаки, удобные гамаки, сплетенные из лучшей шкуры кальмара!

– Сахарный тростник и морская соль для вашей еды и магии!

Роуни ввинтился в толпу, окружавшую молы ниже по течению. Он пробежал под лебедкой с клеткой Пекаря, макавшей какого-то несчастного булочника в реку за то, что он продавал не то слишком маленькие, не то слишком большие, не то слишком черствые буханки хлеба. Роуни заставил свои ноги научиться перемещаться по неровной поверхности, повинующейся прихоти реки. Он нырял и шмыгал между людьми. Никто не трогал его и не загораживал ему дорогу, хотя никто его и не замечал. Он надеялся оторваться от болвашек в этом шуме и суете, вильнуть назад и присоединиться к гоблинам.

Лисья маска давила ему на лицо, ярко раскрашенная, она как будто кричала: «Здесь я! Вот! Прямо тут!», но он не мог снять ее, не явив миру свое собственное неизмененное лицо.

Торговцы фруктами и рыбой выкрикивали свои предложения по обе стороны от него. Резкий акцент живущих выше по течению мешался с мягкими слогами обитателей районов ниже по течению:

– Морская рыба! Речная рыба! Сушеная и соленая пыльная рыба!

– Редкие груши и айва! Фиги и лимоны с побережья!

В самом конце дальнего мола, под ощерившейся пастью лишившейся стекла решетки стояла жалкая фруктовая лавка и несколько бочек. Одинокий продавец выставил на прилавок несколько корзин несчастного вида яблок и даже не пытался привлечь к ним внимание. Он поглядел на Роуни и, потеряв интерес, снова отвернулся.

Роуни обернулся. Болвашки неспешно следовали за ним. Им не нужно было спешить. Ему больше некуда было бежать. Он мог сдаться болвашкам или кинуться в реку, а течение было очень сильным. Еще никто не пересекал реку вплавь.

Болвашка-Щетинка хмыкнул, подобравшись поближе. Это было обычное его хмыканье. Оно не принадлежало Баше. Роуни не видел в его лице Башки, глядевшей его глазами, носившей его, как маску.

На Роуни была маска. Он встал, как лиса, хитрая и гордая.

– Вы меня не поймаете! – сказал он, зная, что это правда.

Он прыгнул на бочку, оттуда – на баржу продавца рыбы, а там он скинул канат и отправил баржу по течению. Потом он перебежал палубу и прыгнул в свободное пространство между молами. Куртка развевалась за его спиной, как парус. По пути он зацепился за перила баржи и подтянул себя на борт.

Река взялась на баржу продавца фруктов и погнала ее по течению. Торговец одновременно ругался и греб, но его проклятия были неуклюжими и вряд ли могли прилипнуть.

Все три болвашки поспешили к тому месту, где только что была баржа, и злобно уставились на воду, отделявшую их от Роуни.

Роуни поклонился. Он снял маску и сунул себе под рубаху. Он спокойно прошел на нос баржи. Шкипер был полностью занят продажей рыбных пирогов, прекрасно выглядевших и пахших, поэтому не обратил внимания на слезавшего по швартовам Роуни, как будто у того было полное право слезть по швартовам. Он влился в толпу и отправился на поиски гоблинской сцены.

Роуни скользил между людьми. Он двигался быстро, но не бежал. Он не хотел обнаруживать свою спешку. Он не хотел ничего обнаруживать.

Это была более дорогая часть Плавучего рынка, и здесь решетки еще не лишились стекла. Собравшиеся здесь торговали более деликатными вещами вроде тонкой ткани и крошечных механизмов, тем, что нужно было беречь от шторма. На одной из барж были экзотические животные в клетках. Производители мыла предлагали прохожим понюхать их товары. Высокий мужчина с выцветшими, глубоко посаженными глазами продавал изделия из слоновой кости. Еще один прилавок демонстрировал хитрые устройства, изящно исполнявшие бесполезные вещи.

Роуни вглядывался в каждое лицо: не похож ли кто на его брата? Он обращал особенное внимание на людей с бородами на случай, если Роуэн нарисовал или наклеил себе фальшивую бороду, чтобы за ней прятаться. Он рассматривал команды барж на случай, если Роуэн записался на корабль, чтобы сбежать из Зомбея и от капитана стражи. Роуни задумался, сможет ли его брат действительно уплыть без него. Он прогнал от себя эту мысль.

На дальнем краю мола выше по течению, прямо под мостом Скрипачей был привязан простой плот. На нем покачивался гоблинский фургон.

Клок стоял перед фургоном, все еще в полумаске, со сложенными на груди руками. Гоблин смотрел сверху вниз на тощего и потрепанного мужчину с рыболовным амулетом на шее. Мужчина кричал, и вокруг ссорящихся уже собрался народ. Роуни проскользнул в самую их гущу.

– Это мой мол! – хрипло орал мужчина. – Я даю свое представление здесь!

Клок поднял бровь достаточно высоко, чтобы она вылезла из-под маски (у которой были собственные брови):

– Представление?

– Да, представление! – сказал мужчина, указывая на Клока пальцем, будто собираясь свалить его им с ног. – Толковое представление без всяких масок! Я могу проглотить рыбу за четыре пенни, а за пять я проглочу любое другое живое существо. Ты так можешь, гоблин? Спорим, тебе не удастся.

У мужчины в руках было ведро, в котором ползали разные живые существа. Клок сунул туда руку, зачерпнул горсть и показал толпе краба на один укус, улитку и извивающегося червяка. Он подкинул в воздух краба, потом улитку, потом червяка. Он принялся ими жонглировать. Потом он добавил два метательных ножа, и их лезвия блестели на солнце. Он поймал ртом краба, улитку и рыбу и проглотил их, одновременно поймав по ножу в каждую руку.

Толпа засвистела. Роуни захлопал. Потрепанный мужчина яростно шагнул вперед, но наткнулся взглядом на ножи, которые Клок непринужденно держал в руках. Он попятился назад, схватил ведро и припустил прочь.

Клок поклонился. За его спиной мягко опустилась и стала сценой стена вагона. Он сделал заднее сальто, приземлился на платформу и снова принялся жонглировать, пока к нему присоединялись другие гоблины. Семела и Эсса привели с собой своих зрителей и проскользнули в фургонную дверь за кулисы.

Роуни думал, куда лучше пойти, когда пришел Томас и встал за его спиной. Старый гоблин держался так, что его почти невозможно было заметить, даже в маске, даже с огромной черной шляпой на голове.

– Ты снял маску, – сказал он лишенным выражения голосом. – И ты не посчитал нужным привести с собой зрителей.

– Я едва не привел с собой болвашек, – прошептал в ответ Роуни. Томас непонимающе на него взглянул. – Детей, живущих с Башкой, – объяснил Роуни. – Возможно, она их послала.

Томас издал низкий горловой звук:

– Прекрасно, – сказал он, хотя явно не думал, что это прекрасно. – Скажи об этом Семеле, как только доберешься за кулисы, что тебе придется делать очень осторожно. Зайти за эти ящики, надень маску – ведь ты ее не потерял? – и проскользни под сцену. Стукни трижды в пол фургона, и Нонни тебя впустит. В течение представления ты будешь помогать ей за кулисами.

Это не могло не разочаровать.

– Я не буду участвовать в постановке? – спросил Роуни.

– Ты совершенно точно будешь в ней участвовать, – сказал Томас, поправляя шляпу. – Только в той ее части, которая происходит за сценой. Не то чтобы у тебя было время и возможность выучить слова или хотя бы научиться читать. Твое ученичество только началось.

– Я умею читать, – спокойно сказал Роуни.

– Не волнуйся, – сказал Томас. – Я понимаю, что грамотой владеют далеко не все…

– Я умею читать, – снова сказал Роуни.

– …И мы не можем ожидать, что ты один из них.

– Я умею читать! – крикнул Роуни.

Высокая морячка с несколькими косичками ущипнула Роуни за руку:

– Заткнись и смотри представление, – сказала она. – Гоблины жонглируют огнем.

– А, – удивленно прошептал Томас. – Понятно. Прекрасно. Меньшему придется тебя учить. А теперь, пожалуйста, хватит орать и незаметно проберись под фургон.

– Вы выяснили что-то о Роуэне? – спросил Роуни.

– Нет, – сказал Томас, – хотя я прибегнул ко множеству методов, известных наблюдательным людям. А теперь поспеши за кулисы. Постановка должна уже начаться.

Роуни поспешил. Он спрятался за ящиками, надел маску и нырнул под сцену, надеясь, что, если кто-то застанет его за эти занятием, его примут за гоблина. Может быть, так гоблины и менялись. Может быть, если достаточно народу поверит, что ребенок принадлежит к гоблинам, он и вправду станет гоблином. Роуни сунул руку под маску, чтобы проверить, не заострились ли у него уши. Нет, только лисьи уши были острыми.

Он трижды постучал в пол фургона. Открылся люк. Он забрался в него.