Текст книги "Секреты гоблинов (ЛП)"

Автор книги: Уильям Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Картина IV

В центре ярмарочной площади стоял закрытый фургон. У него были стены и крыша, как у маленького дома на колесах. Вокруг него собралась толпа. Небо все еще было синим, но солнце уже закатилось.

Роуни спустился по склону с дороги на траву. У него болели ноги. Он слышал барабаны и флейту, хотя и не видел ни одного музыканта. Он встал в самой задней части толпы. Ему пришлось встать сбоку, чтобы разглядеть фургон сквозь плотное скопление людей. Он нашел местечко, с которого было хоть что-то видно, и стал ждать развития события. Он пытался стоять неподвижно, но все время переминался с ногу на ногу.

Дверь фургона выпала наружу. Она остановилась параллельно земле и превратилась в сцену. Там, где была стена, повис занавес, пряча внутренности фургона. Другой занавес висел по краям сцены, пряча то, что было внизу. Откуда-то с крыши фургона аздались звуки труб, играющих фанфары.

Гоблин шагнул на сцену.

Роуни смотрел во все глаза. Он никогда раньше не видел Измененных. Этот был абсолютно лыс и куда выше, чем, по мнению Роуни, могли быть гоблины. Его острые уши торчали из головы в разные стороны, а его глаза были большими и все в серебристых и коричневых прожилках. Его кожа была зеленой, как мох и водоросли. Его одежда была сшита из ткани самых разных цветов.

Гоблин поклонился. Он поставил два фонаря по углам сцены, а сам встал в центре. В руке он держал несколько тонких прутьев. Он смотрел на зрителей с жестоким любопытством, как паук смотрит на мух, прежде чем начать сосать из них кровь.

Роуни почувствовал, что ему нужно за чем-то спрятаться. Когда гоблин наконец пошевелился, взмахом обеих рук посылая прутья в воздух, Роуни дернулся.

Гоблин начал жонглировать. Потом он три раза стукнул по сцене ногой. Из занавеса позади него высунулась марионетка дракона. Она была сделана из гипса и бумаги и блестела золотом. Кукла выдыхала на сцену огонь. Гоблин подкинул свои прутья так, что они пролетели на пути драконьего дыхания и загорелись. Марионетка взревела и исчезла за занавесом, а гоблин жонглировал огнем.

Роуни попытался попрыгать на месте, чтобы лучше видеть. Он хотел быть в первых рядах, у самой сцены. Он попытался пробраться между коленями и плечами других людей. Ему не удавалось. Он сжал руки и устремился вперед, но не мог заставить себя двигаться.

– Если хочешь стоять поближе, это будет стоить тебе два медяка, – сказал голос.

Роуни обернулся. Перед ним стояла маленькая, полная и сморщенная гоблинша.

У нее была седые волосы, стянутые в узел на затылке, и очки с толстыми стеклами на цепочке. В ее глазах мелькали искры золотого и ярко-зеленого цвета, а сами глаза из-за очков казались больше. Она вежливо протянула руку, не поднося ее слишком уж близко к Роуни. Кожа на ее руке была насыщенного зеленовато-бурого цвета, а пальцы были длиннее, чем должны быть пальцы.

Роуни вынул Башкины монетки из кармана куртки и уронил их в руку гоблинши.

– Спасибо, – сказала она, кивнув. – Ты оплатил проход через стену из зрителей, пятую стену, и ты можешь пересечь ее и верить, что она сделана лишь из песни и волшебного круга на траве.

Старая гоблинша отошла. Роуни слышал ее голос у другого края толпы: «Два медяка, ладно?»

Он принялся пробираться вперед между коленями множества высоких людей. Это было довольно-таки несложно.

Жонглирование огнем закончилось. Высокий гоблин потушил горящие прутья, поклонился и ретировался со сцены. Его сменил низенький гоблин с аккуратной седой бородой и в огромной черной шляпе. Его лицо было широким и круглым, а подбородок сильно выдавался вперед. Он оперся на полированные перила на краю сцены. Он был даже ниже Роуни, но двигался так, как будто знал, что выше всех, кто здесь собрался.

– Дамы и господа! – сказал он. – Вы, несомненно, в курсе, что наша профессия запрещена его величеством мэром.

Кто-то засвистел, остальные захлопали.

– Мы здесь, только чтобы посмотреть, как вас арестуют! – прокричал кто-то сзади.

Стары гоблин вежливо улыбнулся:

– Мне очень жаль разочаровывать зрителей, сэр, но мне кажется, что ни мне, ни моим коллегам закон особенно не вредит. Гражданам этого почтенного города запрещено притворяться теми, кем они не являются. Но мы-то – не граждане. Нас официально не считают людьми. Мне грустно об этом думать, потому что я жил здесь задолго до того, как вы все родились, но отложим сожаления на потом. Вы пришли на пьесу – мы дадим вам пьесу. Мы уже изменены, и дополнительная смена маски и костюма не повредит вам и не нарушит закона.

На сей раз хлопали все – и те, кто хотел насладиться представлением, и те, кто хотел полюбоваться, как гоблинов заберут стражники, не веря, что какие бы то ни было лазейки в законе и игры словами способны это предотвратить.

– Мы начнем с маленькой сказочки, чтобы порадовать собравшихся здесь детей, – сказал гоблин. Он снял шляпу и достал из нее маску великана. У маски был низкий морщинистый лоб и два ряда крупных квадратных зубов. Роуни был очень удивлен, что маска великана помещалась в шляпу гоблина, хотя шляпа была очень большой.

Старый гоблин закрыл глаза. В этот момент все уважительно замолчали, хотели они того или нет.

Он надел маску, изменил осанку и внезапно стал надо всеми возвышаться, хотя и не был особенно высоким:

– Я – великан, – сказал он голосом великана, и это было правдой, потому что он так сказал.

Роуни тоже хотел так сделать. Он хотел назвать себя великаном. Он постарался сосредоточиться на том, чтобы стоять неподвижно и не переминаться на пятках.

На сцене появился маленький тощий гоблин с плетью, деревянным мечом и огромными глазами, глядящими сквозь маску храброго героя. Герой попытался перехитрить Великана:

– Я слышал, что ты можешь превращаться во льва, – сказал гоблин высоким и тонким голосом. – Но я не верю, что тебе это удастся.

– Дурак, – сказал гоблин-великан очень низким голосом. – Я могу превращаться во что моей душе угодно! – Он отбросил маску великана и одним движением надел маску льва. Он зарычал и навис над героем.

Зрители зааплодировали, но скорее от волнения.

– Это небезопасно, – сказал старик, стоявший позади Роуни. Его спина были настолько сгорбленной и кривой, что ему приходилось поворачивать голову набок, чтобы видеть сцену. – Не верь, что это так, потому что они гоблины. Ни маски, ни изменения – это вовсе не безопасно.

– Это было великолепно! – сказал гоблин-герой. – Но величественный лев – это всего лишь маленький шажок от великана. Ты можешь превратиться в питона?

Лев засунул лапу в свой собственный рот и вывернул маску наизнанку. Теперь это была змея, медленно покачивавшаяся из стороны в сторону.

– Невероятно! – сказал гоблин-герой. – Но питон – все еще очень большое создание. В тебе не может найтись достаточно магии, чтобы превратиться в маленькую жалкую муху.

На фонари опустились металлические крышки. Во внезапно наступившей темноте Роуни едва мог разглядеть, как гоблин снял свою змеиную маску и подкинул что-то в воздух.

Фонари снова засветили. Сделанная из бумаги и шестеренок муха принялась жужжа, описывать круги над сценой. Гоблин-герой взмахнул плетью. Муха разлетелась яркими искрами.

– Одним великаном меньше! – закричал герой. Толпа захлопала. Роуни засвистел. – Но, может быть, здесь есть еще? – Он всмотрелся в толпу и прыгнул через край сцены: – Есть здесь великаны? – крикнул он откуда-то из темноты.

Между тем старый гоблин исчез. Сквозь занавес, точно в том месте, где раньше была марионетка дракона, высунулась устрашающая голова. Огромная кукла подмигнула толпе, прикрыв бумажным веком разрисованный деревянный глаз.

Кукла заговорила:

– Нам нужен доброволец, который сыграет нашего следующего великана. Маска лучше всего подойдет ребенку.

Зрители ответили ошеломленным молчанием. Никто не знал, шутка ли это. Никто не знал, смешно ли это. Все знали, что даже гоблинские лазейки в законе не позволят неизмененному ребенку надеть маску.

Роуни ожидал услышать, как какая-нибудь важная персона озвучит официальный отказ. Он ожидал, что появятся стражники и запретят делать что-либо подобное. Но стражников поблизости не было. Никто не сказал ни слова.

– С ребенком все будет в порядке! – сказала огромная кукла. – Эй, ты, вкусненький мальчик в шляпе! Не хочешь сыграть? – Она облизала губы длинным кукольным языком, и толпа нервно рассмеялась. Кто-то – отец, дядя, старший брат – оттащил ребенка в шляпе от сцены.

Огромная кукла оглядела всех деревянными глазами:

– Ты! – позвала она. – Девочка в цветочном ожерелье! Сыграй нам великана, и я обещаю, что ты не потратишь следующие несколько тысячелетий, заключенная в подземных пещерах. Мы ничего подобного не делаем.

– Нет! – крикнула в ответ девочка.

– Как скажешь, прекрасное дитя. – Глаза куклы снова зашевелились. – Есть среди вас кто-то достаточно храбрый или сумасшедший, чтобы встать здесь и изобразить существо моего роста?

Роуни взметнул руку вверх:

– Я сделаю это! – Он не боялся. Он чувствовал, что будет бояться еще меньше, если будет стоять высоко над толпой. Он хотел управлять ими, как только что делал старый гоблин.

Толпа разразилась злорадными криками, убежденная, что с ним точно произойдет что-то ужасное, а они на это посмотрят. Гоблины заберут его, а потом стражники придут и заберут гоблинов. Это будет замечательное зрелище.

Сгорбленный старик попытался удержать Роуни одной жилистой сморщенной рукой:

– Глупый мальчик, – сказал он. – Глупый, глупый мальчик. – Раздались голоса других людей, не желающих подвергать ребенка такой опасности.

Роуни вырвался и попытался вскарабкаться на сцену, но ему все никак не удавалось это сделать. Сцена сопротивлялась.

– Я предлагаю сделку, – сказала огромная кукла. – Пусть он схватится за конец железной цепи. Другой конец будет держать первый ряд зрителей. Вы можете оттащить его в безопасное место, если актеры вдруг соберутся укусить его, проклясть или похитить. Соглашение достигнуто? Такой защиты достаточно?

Кто-то все еще протестовал, но другие крики были громче:

– Пусть он попробует!

– Если он будет держать железо, все будет в порядке.

– Дайте нам немного повеселиться!

Роуни не обращал внимания. Он сконцентрировался на огромной кукле. Кукла смотрела на него сверху вниз. Он видел, что ее глаза были всего лишь резной расписанной древесиной, но все равно смотрел прямо в них.

– Мы согласились, – сказал великан и исчез за занавесом.

Гоблин с опрятной седой бородой и мятой черной шляпой вернулся на сцену. Он снял шляпу и вынул из нее кусок цепи. Он расстелил ее по сцене и кивнул Роуни.

«Похоже, они могут трогать железо, – подумал Роуни. – Ну и лгунишка этот Кляксус!»

Он взялся за один конец цепи, а другой подхватили другие руки.

Он устремился вверх. Он все еще не мог вскарабкаться на сцену. Было не очень высоко, но воздух отказывался дать ему пролезть.

Старый гоблин наклонился к нему:

– Дай мне другую руку, – сказал он тихой версией Башкиного громового голоса.

Роуни поднялся на цыпочки, взял гоблина за руку и вскарабкался на сцену. Он встал, отпустил руку с длинными зелеными пальцами и вцепился в цепь. Он стоял лицом к занавесу, а не к зрителям. Неожиданно он почувствовал, что не хочет поворачиваться и встречаться глазами с толпой. Он не ощущал себя высоко над всеми, как ожидал. Он чувствовал себя полностью в их власти. Он попытался сглотнуть, но в горле было сухо.

Старый гоблин наблюдал за ним полузакрытыми глазами с золотыми искорками и думал:

– Назови мне свое имя, храбрый и глупый мальчик.

– Роуни, – сказал Роуни.

И без того большие глаза гоблина расширились:

– Роуни? Я полагаю, уменьшительное от Роуэна. Очень интересно. – Он приподнял шляпу: – Рад знакомству. Мое имя Томас, и я был первым актером этой труппы и этого города еще до того, как падали стены и башни. – Он поднял брошенную маску великана и надел ее на Роуни. Она была тяжелой. Ее краска странно пахла.

– Стой здесь, – прошептал гоблин, указывая пальцем. – Я буду подсказывать тебе из-за кулис, что говорить. – Он ушел за занавес. Роуни остался один посреди сцены. Он встал туда, куда должен был встать, и повернулся.

Лица смотрели на него из темноты. Роуни слышал, как люди бормочут и перешептываются. Он понял по звуку, что кто-то волновался, кто-то предвкушал наслаждение, но все были уверены, что скоро произойдет что-то ужасное.

Роуни расправил плечи, выпятил грудь и попытался стать очень высоким. Он был великаном. Он был чем-то ужасным. Он был тем, что случается с другими.

Из-за занавеса донеслось:

– Что это за шум в доме моего отца?

Роуни прорычал:

– Что это за шум в доме моего отца?

– Я чую, здесь пролилась кровь, – продолжил занавес. – Покажись!

– Я чую, здесь пролилась кровь. Покажись!

Гоблин-герой снова вспрыгнул на сцену:

– Привет! – сказал он. – Я слышал россказни, что великаны способны превращаться во все, что их душе угодно. Я пришел поглядеть, правда ли это.

– Истина будет последним, что ты узнаешь! – сказал Роуни вслед за голосом позади него.

Гоблин-герой рассмеялся, но это был испуганный смех:

– Оно того стоит. Может ли кто-то твоей высоты превратиться в маленького неизмененного мальчика?

Из-за занавеса не последовало ни фраз, ни советов.

Роуни одной рукой снял маску. Он положил ее на сцену перед собой и протянул вперед руку, как будто говоря: «Посмотрите на меня!». В другой его руке звякнула цепь.

– Хорошая работа! – сказал гоблин-герой. – Теперь ты совсем маленький, хотя все равно выглядишь внушительно. – Роуни ухмыльнулся: он и чувствовал себя внушительно. – Но спорим, ты не сможешь превратиться в птицу?

Крышки фонарей захлопнулись. Гоблин подкинул в воздух бумажную птицу. В то же мгновение передний ряд толпы, напуганный неожиданной темнотой, рванул железную цепочку, потянув Роуни за собой. Он скатился со сцены.

Он чувствовал руки, пытающиеся поймать его, но пролетел сквозь них, ударился о землю и перекатился на бок. Он видел, как светящаяся бумажная птица летит над темными фигурами людей вокруг него. Птица разлетелась искрами, и вниз спланировало облачко бумажных перьев.

– Одним великаном меньше! – сказал со сцены гоблин-герой.

Роуни поднялся на ноги. Его соседи щипали его за руки, чтобы убедиться, что он был здесь, живой и невредимый. Огромная марионетка вернулась и взревела. Ей удалось привлечь их внимание. Ей почти удалось привлечь внимание Роуни, но он отвернулся. Он не хотел вспоминать, что он теперь вне истории. Он хотел смаковать ощущения тех моментов, когда он был в центре событий.

Из-за красной ткани, опоясывающей низ сцены, высунулась рука. Она сделала ему знак приблизиться.

Роуни огляделся. Больше никто ничего не заметил, даже старик со свернутой набок шеей.

Рука повторила жест. Роуни показалось, что он собирается спрыгнуть с моста Скрипачей.

Он нырнул под сцену.

Картина V

Под сценой было темно. Роуни пришлось согнуться в три погибели, как тому старику. Он повертел головой, пытаясь осмотреться. Не помогло.

Крышка фонаря щелкнула, но едва приоткрылась. Роуни увидел глаза с золотыми искрами, смотрящие на него из-под очков.

– Хорошая работа, – прошептала старая гоблинша, которой он отдал две медных монетки. – Да, хорошая работа. Не хочешь чего-нибудь выпить? По-моему, лимонный чай прекрасно освежает после разговоров с толпой.

– Хорошо, – сказал Роуни. У него начала болеть шея. Он сел на землю, чтобы больше не приходилось держать голову под неправильным углом. Гоблинша протянула ему деревянную чашку, гладко отполированную и наполненную горячим чаем. Он понюхал его и сделал глоток. Он распробовал лимон и мед.

– Скажи мне свое имя, ладно? – сказала гоблинша.

Роуни поглядел на нее поверх дымящейся чашки. Она улыбалась, но он не мог понять, что это была за улыбка. Это было странно. Он всегда знал, в каком настроении был каждый из членов Башкиного семейства, потому что никто из них не умел это прятать. Сама Башка никогда не старалась скрыть свое настроение и свои желания, и ее лицо было так же легко прочитать, как слова, написанные кипящим маслом посреди улицы. Роуни привык к этому. Улыбка гоблинши, однако, была написана на языке, на котором Роуни не умел читать.

– Роуни, – сказал он.

– Привет, Роуни, – сказала она. – Я так и думала, что это твое имя. Мое – Семела. Да, да. Скажи, пожалуйста, не получал ли ты весточек от своего брата?

Роуни уставился на нее. Он знал, о чем она его спросила, но не мог понять, почему:

– Моего брата Роуэна?

– Да, да, Роуэн, – сказала Семела. – Он талантливый юный актер, и от него какое-то время не было вестей. Ты ничего о нем не слышал?

– Нет, – с подозрением сказал Роуни. Если он получит от брата весточку, может быть, он вообще никому об этом не скажет – не Башке, и уж точно не гоблинам.

– Что ж, – сказала гоблинша, – если встретишь его, передай привет. А еще я хочу знать, не интересует ли тебя остаться с нами. У нас впереди много спектаклей – завтра мы играем у Упавшей стены, а потом около доков, – и нам бы точно не помешал лишний голос, лишняя пара рук. Тебя, часом, это не интересует?

Роуни моргнул. Да, он бы хотел снова оказаться на сцене. Да, определенно да.

– Возможно, – сказал он вслух, не в силах избавиться от подозрений. Жизнь с Грабой и ее внуками научила его чуять неладное, когда кто-то предлагал ему в точности то, чего он хотел. – Могу я сначала досмотреть пьесу?

– Конечно, – сказала Семела.

Роуни допил чай и поставил кружку на землю. Семела указала ему на заднюю часть фургона. Роуни наполовину прошел, наполовину прополз под сценой. Он вылез между краем ткани и колесом вагона.

Он слышал доносящиеся с крыши фургона звуки скрипки и флейты… и пение, прекрасное пение. Он остановился, прислушался и принялся гадать, что ему делать.

Решать ему не пришлось. Металл лязгнул по металлу. Когти из дерева и металла сомкнулись вокруг него сзади.

– Где мое машинное масло, карлик? – прошипела Башка Роуни в ухо.

Она подняла его птичьей ногой, как будто он весил меньше пыли, имени или клочка бумаги. Потом она обхватила его руками за пояс и двинулась широкими шагами прочь.

Роуни начал извиваться. Башка схватила его покрепче и принюхалась:

– Ты неправильно пахнешь, – сказала Башка. – Ты пахнешь жестью и воровством. Ты пахнешь неопределенностью. Семела поила тебя изменяющим зельем?

– Нет, Башка, – попытался он сказать, но не смог. Она держала его слишком крепко, и он мог только часто дышать.

Башка быстро прошла по траве до самой дороги. Роуни яростно пытался найти способ убежать или оправдаться. Он думал, думал и думал и получал в ответ ничего, ничего и ничего.

Они прошли мимо статуи лорд-мэра. Башка плюнула ему под ноги. Они пересекли мост Скрипачей и прошли у подножья Часовой башни. Башка плюнула на землю перед башней.

Башка зашагала по Южному берегу. Они прошли сквозь грязные развалины гипсовых стен. Здесь старые здания уже разрушились, а новые еще не выросли на их месте и могли уже никогда не вырасти. Ночные птицы рылись в грязи. Два павлина спали на кирпичной печной трубе, стоявшей отдельно, без стен.

– Давным-давно это был дом, – сказала, проходя, Башка. – Он был моим. Все места, где я ставлю хижину, мои, хотя я им никогда не принадлежала.

Роуни ничего не сказал. Он мог только дышать.

Наконец Башка остановилась перед своей собственной лачугой. Вэсс и Щетинка высунулись из окна, служившего им единственной дверью. Роуни ожидал, что они будут злорадно на него смотреть. Он ожидал, что они будут потирать руки. Кто-то попал в неприятности, и это были не они.

Они не злорадствовали и не потирали руки. Они выглядели испуганно.

До этого момента Роуни был удивлен, ошеломлен и испуган тем, что могло произойти дальше. Теперь он чувствовал ужас, пробирающий до самых костей. Теперь он понимал, что Башку расстроила совсем не потеря двух медяков.

Башка никогда бы не пролезла сквозь маленькое окно-дверь. Вместо этого она залезла на крышу, упираясь ногами в стены двух зданий. Она добралась до крыши и подняла ее, как крышку коробки. Она влезла внутрь и швырнула Роуни в дальний угол своего чердака.

Крыша закрылась за ними. Птицы закричали и захлопали крыльями. Башка уселась на свой стул. Она поглядела на Роуни выцветшими глазами:

– Ты ел то, что она дала тебе? – прошептала она. – Ты пил то, что она тебе предложила?

Роуни встретил ее взгляд и ничего не сказал. Ему нужно было знать, какие неприятности его ждали, и он не знал этого.

– Я могу сжечь тебя, – сказала Башка. Она сказала это почти добрым голосом. – Я могу прямо сейчас выжечь из тебя дары гоблинов. Я должна сделать это, прежде чем ты начнешь меняться и становиться одним из них, как она. Я должна выжечь все, что она тебе дала.

Она зажгла железную печь, взяла из высокого стеллажа ступку и пестик и принялась размалывать в пыль сушеные листья. Она тихо произносила себе под нос заклятия.

Она не спускала глаз с Роуни, и Роуни не спускал глаз с нее. Единственным источником света в комнате была дверца печи.

Башка отложила пестик. Она взяла в одну руку щепотку порошка, а в другую – голубя, сидевшего на стропилах. Голубь ухватился за один из Башкиных пальцев тонкими птичьими лапками. Она тихо спела ему и осыпала его порошком. Птица в ее руке загорелась. Она вскрикнула. Ее горящие перья пахли резко и горько.

Башка держала огонь между собой и Роуни. Она смотрела на Роуни сквозь него. Она пела заклятия, и песня делала ее слова сильнее, действеннее, ближе к миру твердых вещей:

– Голосом и огнем. Кровью и огнем. Мой дом тебя не узнает. Мой дом не знает измененных. Огонь отошлет тебя прочь, и Роуэн заменит тебя. Носящий маски Роуэн был слишком стар для изменения. – Она наклонилась поближе и продолжила петь: – Если ты пришел из могилы, вернись в могилу. Если ты пришел из реки, наводнение возьмет тебя. Если ты пришел от горных демонов, если ты сам из горных демонов, иди назад к воротам, что ведут в их земли. Я проклинаю тебя силами всех стихий.

– Башка? – окликнул Роуни и стал придумывать другие слова, чтобы она всего лишь злилась на него.

Коготь Башки поймал и поднял его, извивающегося, за шиворот. Она поднесла его поближе к пламени в ее руке. Она не спускала глаз с лица Роуни, читая заклятия. Ее голос перешел в рычание:

– Семела не изменит тебя. Ее магия убежит, воя, ее слова потеряют смысл, ее песни потеряют рифму. Спрятанное ей будет найдено, показанное ей будет скрыто. Она не сможет забрать у меня. Ее труды пропадут радом. – Огонь вырвался из ее руки, и Роуни почувствовал, как он опаляет его волосы.

Он перестал извиваться, закрыл глаза и потянулся к ключу на колене Башки. Он вытащил его и повернул не в ту сторону. Струны в Башкиной ноге расслабились, и она уронила Роуни на подоконник.

Окно было открыто. Роуни прыгнул. Он не мог посмотреть, куда прыгает. Его нога зацепилась за подоконник, и он перевернулся. Он упал спиной вперед.

Башка швырнула ему вслед горящую птицу. Жирный огненный шар ярко светил в ночном небе. Роуни наблюдал за его падением.