Текст книги "Противостояние (СИ)"

Автор книги: Уча Авсаджани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Меня учили, что в вашем… у вас читать и писать умеют лишь аристократы и монахи.

– Вовсе нет… то есть они тоже умеют, наверное, но не только, – рассеянно ответил Глеб, перебирая в голове всех знакомых аристократов и монахов.

Однако Клея, не дав ему додумать, всплеснула руками.

– Ты ведь посредник! – затянула она старую песню. – Так что должен уметь и читать, и писать. Вас же с рождения всему учат.

И такая уверенность звучала в ее словах, так горячо она, похоже, верила в сказанное, что спорить и называть ее сумасшедшей (кроме того, что это невежливо) не поворачивался язык. И Глеб просто промычал что-то неопределенное, могущее быть понятым и как согласие, и как недоумение.

– Откуда, по-твоему, все это возникло? Маги, чародеи, силачи, великаны? – по-своему истолковав его потуги, Клея вернулась к прерванной теме и огласила прежний список, добавив еще несколько «имен».

– Из сказок, мифов, – ответил Глеб, решительно не понимая, куда она клонит.

– Это – просто следствие, следы их пребывания в вашем мире. Но как они попали в сказки и легенды?

– Люди придумали, наверное, – пожал плечами Глеб.

– Не совсем, – принцесса доверительно заглянула ему в глаза. – Когда-то в вашем мире действительно жили маги, чародеи, вели… ну, маги и силачи точно, и еще пара существ.

Глеб, которому стало как-то не по себе от совместного воздействия ее слов и взгляда, натужно кивнул, внутренне возвращаясь к версии о сумасшедшем доме.

– Когда-то они жили рядом с вами, бок о бок, – продолжила откровенничать принцесса. – Но им приходилось скрываться, прятать свои способности, потому что они боялись, чтобы кто-нибудь не узнал.

– Но почему они боялись? – забыв, что не верит, уточнил Глеб.

– Потому что вы боялись нас, – ответила принцесса, особо выделяя последнее слово. – В древние времена все было более-менее терпимо, некоторые из наших даже становились уважаемыми людьми, помогая вам. Но затем… – принцесса на миг замолкла, подбирая нужные слова, – вы стали по-другому думать.

– По-другому?

– Принялись искать объяснения всему, что вас окружало, старались все понять, во всем найти смысл, а то, что не вписывалось в ваш, созданный вами же, ограниченный мир складывали в сказки и легенды. Нас и так не жаловали, но со временем само наше существование стало невыносимым – нас безжалостно истребляли, и пришлось бежать, – пылко закончила Клея, сжав руку в кулак.

За время монолога Глеб ни разу ее не перебил, хотя самому от обилия непонятной и местами бредовой информации хотелось кричать и бежать прочь. Но он решил дослушать до конца. И он дослушал, ощущая, как его постепенно охватывает волнение.

– Бежать на остров, в другой мир? – спросил он, когда Клея закончила.

– Мы называем это место Внутренним миром. Оно так устроено, – неуверенно сказала принцесса. – Гар тебе лучше объяснит.

Глеб не стал спрашивать, кто такой Гар. Почему-то ему не хотелось этого знать.

– Мы не желали причинять вам вреда, – продолжила Клея. – Несомненно, могли, но лишь хотели уйти, чтобы жить с такими же, как мы сами… Похоже, я тебя еще больше запутала, никогда ничего не могла объяснить толком, – словно извиняясь, вдруг опомнилась принцесса. – Да и Гар тебя уже наверняка заждался, и, если опоздаем, придется выслушивать его нытье. А пока все, что тебе нужно знать, так это то, что ты в полной безопасности, ты – тот, кого мы ожидали последние шестнадцать столетий, и я пришла лично извиниться за грубое с тобой обращение.

На последних словах Клея встала и отвесила неулюжий реверанс. Опешив от жеста доброй воли, Глеб кивнул, лишь сейчас отметив, что впервые видит принцессу в платье. Очень хорошем, пурпурном платье, в равной степени подошедшем бы и королевской особе, и заведующей сумасшедшего дома. Сама обладательница наряда, улыбнувшись, пригласила его следовать за ней. Глеб еще раздумывал, успокоили его слова Клеи, или же, наоборот, насторожили еще больше, а они уже шли по ставшему для него непреодолимым препятствием коридору. За ненавистным поворотом никого не оказалось (он с трудом в это поверил), и влекомый собеседницей Глеб мог погрузиться в свои думы.

Разговор с принцессой окончательно загнал его разум в тупик. Все его предположения, накопившиеся воображаемые ответы, которыми он себя тешил каждый день на протяжении недели, были перемешаны и сметены ее словами так же, как селевой поток крушит жалкие муравьиные баррикады. Сказанное ею, несомненно, выглядело смесью бреда, детских баек и фэнтезийного вымысла, однако выражение ее лица, тембр голоса и жесты не давали повода усомниться в искренности девочки. Что-то внутри подсказывало Глебу, что отметать и забывать ее слова не следовало. Напротив, информацию, не разбираясь в ней, не стараясь разложить по полкам, надо было законсервировать в поступившем виде, чтобы в случае чего (он даже не хотел представлять, что это был за случай), выудить большую ее часть, безжалостно подставить под солнечные лучи и наблюдать, как она плавится подобно медузе, с той разницей, что лишь так она могла обрести настоящую форму.

От раздумий его отвлекла прохлада, накрывшая тело подобно еще не согретому одеялу в зимний вечер. Они направлялись куда-то вниз, и несмотря на разгар дня, за время своего странствия, минуя коридоры, повороты и крутые лестницы, которым не было видно конца и края, не встретили ни единой живой души, а принцесса, словно не желая разрушить создавшуюся атмосферу, не пророняла ни слова.

Из проходов улетучился запах страха, сменившись чем-то иным, умиротворяющим и убаюкивающим. Из бесконечного лабиринта заточения, приправленного лишь странно одетыми людьми да изредка украдкой выглядывавшими из своих укрытий крысами, коридоры превратились в то, чем они, по сути, были с самого начала – просто соединяющими внутренности дворца сосудами, разукрашенными, подобно крови, красными гобеленами на стенах. И сейчас они неслись по ним если не к сердцу, то к одному из важнейших органов. Тому самому нервному сплетению, которое могло объяснить, по словам Клеи, как устроена вся система.

Вдали показалось что-то большое и красное. Глеб было решил, что это еще один гобелен, но постепенно оно проступило неясным человеческим очертанием. Когда вызвавшего в нем путаницу человека стало возможным рассмотреть как следует, у Глеба чуть не вырвался возглас изумления. Перед ним был тот самый старец, что так яростно размахивал руками и напевал на помосте перед огромной толпой. К радости Глеба, на этот раз его глаза не разбрызгивали вокруг безумие, а взирали внимательно и ясно. Старец стоял чуть согнувшись, положив руки на грудь, и больше напоминал мудрую сову, чем полусумасшедшего заводилу на городском празднике. Хотя назвать его стариком можно было лишь по первому впечатлению, мельком взглянув на длинные, падающие на плечи белые волосы и под стать им густые, нависающие над глазами белые брови. Но стоило присмотреться, как все явственнее проступали высокий рост (Глеб едва доставал ему до груди) и могучие, богатырские плечи, еще не склонившиеся под тяжестью лет. Одет престарелый гигант был в причудливую, тянувшуюся до самого пола красную мантию, приобретая сходство с не успевшим растолстеть Санта-Клаусом.

Рассеянно ответив на приветствие принцессы, старик неотрывно следил за Глебом, отчего последнему стало не по себе. Казалось, они простояли так бесконечно долго, настолько, что у мальчика онемели руки и ноги. Однако и Глеб не отводил от причудливого старика взгляда. Если он что и понял за свое недельное пребывание в этом месте, так это то, что где бы он ни находился, главным было быть готовым ко всему. Он бы совершенно не удивился, если бы над головой старца появилось красное облако, или если бы он внезапно накинулся на него с кулаками или спрятанным под полами мантии кинжалом.

Но старик сделал то, чего Глеб ждал от него меньше всего. С невероятной резвостью опустившись на колени и оттого став с ним вровень, он схватил его за плечи могучими руками. И в этот миг Глеб почувствовал такую необъятную мощь, как пар идущую от старика, что был уверен, что стоило тому только захотеть, и он с легкостью перемолол бы ему кости, подобно тяжелому мельничному жернову. Но старик лишь еще раз внимательно заглянул ему в глаза и чуть дрогнувшим от волнения голосом произнес:

– Я – Гар, главный хранитель знаний. Вы даже представить себе не можете, как долго я вас ждал. Как долго ждали вас мы все. Шутка ли, шестнадцать столетий?.. Не думал, что доживу до такого…

– Перестань, Гар, – мягко прервала его Клея полным уважения голосом. – Ты еще всех нас переживешь… Придется объяснять тебе, – вдруг добавила она, покосившись на Глеба.

– Так это правда? – едва скрывая разочарование, спросил Гар. – Он ничего не…

– Совсем, – выдохнула принцесса. – Я пыталась, но не смогла, не знала, с чего начать. Удачи.

– Ничего, ничего, – пробормотал Гар. – Скоро юный посредник познает этот мир лучше большинства его обитателей.

– Не сомневаюсь, в твоих-то руках, – едва сдерживая улыбку, сказала Клея.

– Вы ведь уделите мне время, юный посредник? – старик умоляюще уставился на Глеба.

– Ээ… конечно, – только и смог пролепетать тот.

– Не будем терять времени, – Гар разом вытянулся во весь рост и расправил мощные плечи, становясь похожим на вековой дуб с раскидистыми ветвями.

Старик несколько раз хлопнул в ладони. Совсем негромко, так, как обычно хлопают после представления из вежливости, а не от того, что понравилось само действо. Однако этого оказалось достаточно, чтобы практически сразу позади них, как из воздуха (Глеб очень надеялся на «как»), материализовалось несколько слуг. Гар молча кивнул, и, предварительно низко поклонившись принцессе, они медленно открыли небольшую дверь, которую Глеб поначалу не заметил из-за внушительных размеров главного хранителя знаний, и юркнули внутрь, через пару минут вернувшись с довольным видом.

– Мы уже редко заходим в Хранилище знаний, – сокрушенно молвил старик. – Все уже давно изучено и прочитано. В древние веремена здесь всегда был свет, факелы пылали ночи напролет, а теперь приходится звать слуг зажигать их изредка. Но ты поможешь нам наполнить его новыми знаниями, – чуть повеселев, добавил он.

– Оставляю тебя в надежных руках, – Клея отвесила легкий реверанс и в сопровождении слуг поплыла по коридору обратно.

Глеб с тоской проводил ее взглядом. Ему совсем не хотелось оставаться наедине с чудаковатым старцем. Но делать было нечего, и он проследовал за Гаром в место, которое тот гордо именовал Хранилищем знаний.

Местное Хранилище знаний встретило их затхлым воздухом и вековым безмолвием. В огромном зале, размеры которого только угадывались от соприкосновения жестких подошв с мраморным полом убегавшим куда-то далеко-далеко эхом, было на что посмотреть.

Не успев войти, они оказались стиснутыми узким проходом, по обеим сторонам которого, на сколько хватало глаз, тянулись стеллажи с еле выступавшими корешками книг. В принципе, за исключением того, что на входе не было приемного зала с вечно недовольными старушками-библиотекаршами, пристанище книг выглядело ровно таким, каким его и представлял себе Глеб, если бы не одно «но».

Перед каждым уходящим вдаль стеллажом стояло по каменному человеку. Они имели полностью разные каменные лица и одежду. Тут были и немощные согбенные старики, словно прижимавшиеся спиной к полкам, чтобы не упасть, и среднего возраста мужчины, вытянувшиеся во весь рост и горделиво выпятившие грудь. Даже навсегда застывшие выражения на их лицах отличались настолько, насколько могут разниться обыкновенные лица обыкновенных людей с житейскими проблемами. Некоторые были спокойны, всем своим видом показывая, что готовы вот так безмолвно стоять до скончания времен, другие покрывала маска тревоги. Одни были прозорливы, умны и даже любопытны, немногие излучали хитрость, третьи – откровенную тупость. Но все напоминали самых что ни на есть живых людей, издалека одинаковых как песчинки на морском побрежье, но вблизи разных, как все сущее на Земле. И все они уставились на Глеба, порываясь рассказать свою историю. Он не чувствовал вражды или угрозы с их стороны. Но было у каменных обитателей Хранилища еще одно сходство, которое пришло ему на ум позже, когда они почти добрались до места назначения. За все то время, что они шли, а шли они довольно долго, сколько Глеб ни всматривался, он не заметил среди них ни одной женщины.

Мальчик был бы не прочь задать пару вопросов Гару, однако тот сосредоточенно бубнил что-то себе под нос и, казалось, был совсем не расположен к пространным беседам.

Наконец, стеллажи, – а с ними и их застывшие хозяева, – кончились, и Глеб перестал ощущать на себе взор многочисленных неподвижных (неподвижных ли?) глаз. Впереди, в самом конце зала, рядом со стеной, показался постамент. На нем располагалась трибуна, вроде тех, с каких любят вещать политики. Что странно, она была обращена к стене, словно воздвигшие ее люди нисколько не заботились о том, что выступающему пришлось бы стоять спиной к аудитории. Лишь подойдя ближе, Глеб заметил на трибуне темнеющую обложку книги.

– Скажите, юный посредник, – вкрадчиво прошептал каким-то образом оказавшийся за спиной старик у него над ухом, от чего Глеб чуть не подпрыгнул от неожиданности. – Для вас что-нибудь прояснилось после разговора с ее высочеством?

– Не особо, – признался Глеб.

– Понимаю. Ее высочество чрезвычайно умны для своих лет. Я сам их обучал, – не без гордости заявил Гар. – Однако полагаю, они сразу перешли к сути, в то время, как надо было заходить издалека, с того, с чего все началось.

Глеб из вежливости кивнул. Он уже слышал о том, что надо рассказывать «с самого начала» и от принцессы, и был свидетелем ее попыток, однако за этим последовали такие объяснения, что он просто впал в ступор, не смея даже возразить, что ее слова больше смахивали на больной вымысел, чем правду. Более того, Клея хотя бы выглядела вполне нормальной, если не считать ее тягу к доспехам из кожи. Что касается Гара, то тот изначально показался ему безумным еще в ночь побега, и, встретив его во второй раз, он лишь сильнее утвердился в своей догадке.

Ступив следом за стариком на постамент, Глеб оказался у трибуны. Он отдал должное зашедшим перед ними слугам, поскольку те действительно постарались на славу – если до этого света хватало ровно на то, чтобы видеть проход между темнеющими стеллажами и смутно поглядывавшими на них безмолвными стражами, то на освещение этой части зала явно не скупились, щедро установив на стене множество факелов.

То, что показалось ему книгой, ею и оказалось. Достаточно было мельком взглянуть на нее, чтобы сказать, что та была очень древней и невероятно таинственной. Набухшая за несколько веков обложка выглядела настолько ветхой, что, казалось, прикоснись к ней рука человека, и она, шелестя, разлетится тонкими слоями, из которых была составлена.

Глеб так и не смог различить на темной обложке каких-либо надписей. Меж тем, судя по тому, как благоговейно застыл его спутник, именно она представляла цель их визита.

– Что это за книга? – решив не тянуть, спросил Глеб.

– Подарок последнего посредника – Авла. Это – книга, в которой повествуется, как все началось, – важно ответил Гар. – Единственное письменное упоминание, – по крайней мере, из того, что у нас есть, – из вашего мира, где сказано о нас и, более того, о нашем происхождении.

Пока старик говорил, Глеб не спускал глаз с толстого темного кирпичика, словно стараясь определить, и вправду ли тот готов поделиться ответами на его вопросы. Но вот Гар замолчал, и он спиной ощутил его взгляд.

– Разумеется, у нас имеются десятки копий, – продолжил старик под стать книге таинственным голосом. – Однако именно эта – самая первая, попавшая сюда почти две тысячи лет назад.

При последних словах Глеб рефлекторно повернул голову. Он внимательно всмотрелся в лицо Гара, пытаясь разглядеть расплывшиеся в улыбке губы, сузившиеся глаза и морщинки по обеим сторонам от них – все то, что могло бы подсказать ему, что главный хранитель знаний просто над ним издевается. Но перед Глебом было самое обычное, еще не утратившее красивые черты, старческое лицо, испещренное сотнями глубоких морщин, слишком мудрое и благородное, чтобы потешаться над запутавшимся подростком. И в эту минуту, все более поддаваясь чарам этого места, мальчик не смог бы сказать наверняка, что было древнее и таинственнее – книга с запечатленными однажды и навсегда ответами на так мучившие его вопросы, или старик, на лице которого отпечатывалось знание тысяч таких книг.

– Учитывая преклонный возраст нашего оригинала, – вернул его к реальности Гар, – было бы разумнее показать вам копию, но согласитесь, это особый случай, первый за последние шестнадцать столетий, когда к нам пожаловал посредник, и первый в истории, когда посредник так юн. Если вам все еще хочется узнать, где вы, просто откройте книгу вот этим.

Гар протянул ему небольшие стальные щипцы, напоминавшие китайские палочки, из-за которых он однажды остался голодным в азиатском ресторане, промучившись с ними весь вечер. Глеб принял «ключ» и, осторожно поддев немного выступающую по краям обложку, перевернул ее. Перед глазами немедленно замелькали крупные, старательно выведенные рукой буквы, которые через мгновение сложились всего в одно короткое слово, тем не менее, достаточное для того, чтобы вызвать у него возглас то ли восхищения, то ли разочарования, то ли и того и другого вместе.

Глеб рассеянно перевел взгляд на хранившего безмолвие Гара.

– Так, по-вашему, мне может помочь Библия? – отозвался полуиздевательским эхом его голос под высоким, почти теряющимся над головой сводчатым потолком.

Гар медленно кивнул.

– Самая важная для вас книга оказалась таковой и для нас, – сказал он, забирая щипцы из рук Глеба.

Главный хранитель знаний подошел вплотную к Библии, глубоко вдохнул запах ветхости и осторожно, с ювелирной точностью стал переворачивать страницы.

В том, что старик над ним издевается или является сумасшедшим, теперь можно было не сомневаться. Впрочем, вместе со словом «Библия» в сознание Глеба проникла еще одна версия происходящего, полоснувшая по нему холодным лезвием. Казалось вполне вероятным, что он попал в религиозную секту, и все вокруг – средневековый дворец под названием Формос, короли, принцессы, посредники и радужники (хотя он до сих пор не знал, в каком смысле употреблялись последние два слова), – было не более чем огороженными от внешнего мира декорациями фанатиков, собиравшихся поведать ему об «истинной» вере. Догадку подтверждало и то, что старик отыскал нужную страницу практически сразу, похоже, зная книгу назубок.

– Читай вслух, – сказал Гар, ткнув длинным узловатым пальцем в книгу.

Глеб послушно склонился над текстом, недоумевая, как сможет понять написанные тысячелетия назад слова. Все так же аккуратно выведенные рукой буквы, в отличие от заголовка, были крошечными и пугливо жались друг к другу. Еще более удивительным было то, что древняя книга была на русском. Стараясь пока не вникать в подробности и следуя наставлению Гара, Глеб, проследив, где заканчивался ноготь старика, принялся старательно бубнить слова:

«И сказал Господь Бог Ною: конец всякой плоти пришел пред лице Мое, ибо земля наполнилась от них злодеяниями; и вот, Я истреблю их с земли. Сделай себе ковчег из дерева гофер; отделения сделай в ковчеге и осмоли его смолою внутри и снаружи. Устрой в нем нижнее, второе и третье жилье.

И вот, Я наведу на землю потоп водный, чтоб истребить всякую плоть, в которой есть дух жизни, под небесами; все, что есть на земле, лишится жизни. Но с тобою Я поставлю завет Мой, и войдешь в ковчег ты, и сыновья твои, и жена твоя, и жены сынов твоих с тобою».

Накнувшись на знакомое из школы библейское имя, его голос дрогнул, но глаза, перепрыгнув вслед за гаровским ногтем по тексту, продолжили чтение:

«Ной же был шестисот лет, как потоп водный пришел на землю. И вошел Ной и сыновья его, и жена его, и жены сынов его с ним в ковчег от вод потопа. И (из птиц чистых, и из птиц нечистых) из скотов чистых и из скотов нечистых (и из зверей), и из всех пресмыкающихся по земле. Чрез семь дней воды потопа пришли на землю. И лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей».

– И еще, пожалуй, вот здесь, – не давая ему опомниться, сказал старик, указывая на следующую страницу.

«И вспомнил Бог о Ное, и о всех зверях, и о всех скотах (и о всех птицах, и о всех гадах пресмыкающихся), бывших с ним в ковчеге; и навел Бог ветер на землю, и воды остановились. И закрылись источники бездны и окна небесные, и перестал дождь с неба. Вода же постепенно возвращалась с земли, и стала убывать вода по окончании ста пятидесяти дней».

Стоило Глебу закончить, и он вновь ощутил на себе испытующий взор Гара. Немного подождав и убедившись, что никаких объяснений не последует, он решил, что пора попытаться самому разговорить несловоохотливого главного хранителя знаний.

– Это же миф о Всемирном потопе, – сказал Глеб, силясь соединить почерпнутые из школы и телевидения знания.

Получалось не очень.

– Мы называем это Днями Становления, – отозвался Гар, по-отечески нежно посмотрев на Библию. – И вы совершенно правы, юный посредник – история, изложенная на страницах этой книги – миф. По большей части.

– Как это, по большей части? – недоуменно спросил Глеб.

– Никакого ковчега с парами всех живых существ, разумеется, не было, – ответил старик так уверенно, будто сам участвовал в библейских событиях. – Однако Великий потоп действительно где-то случился. Хотя вернее, пожалуй, будет сказать, что то был сильнейший ливень, по видным лишь провидению причинам продолжавшийся сорок дней и сорок ночей. Но вместо ковчега жившие поблизости люди просто забрались на места повыше, в основном, горы и ждали, когда дождь перестанет. Но он не прекращался, грозя голодом и вымиранием.

– Что произошло потом? – почти не дыша, спросил Глеб, от красноречия собеседника позабыв, что решил ничему не верить.

– С этого места, – торжественно проговорил Гар, – действительность переплетается в вымыслом, и отделить их друг от друга невозможно.

– И что говорят действительность и вымысел? – продолжил настаивать Глеб.

– То, что потом, внемля мольбам людей, пришел Он, – словно рассчитывая услышать такой вопрос, обрадовался старик.

– Он?

– Красный дракон, Вотан Прародитель – величайший из всех драконов в истории, если верить легендам. Он покинул гору, служащую ему домом, взмыл высоко в небо, над самыми облаками, и извергнул пламя. Он пылал огнем несколько дней, пока грозовые тучи не рассеялись и дождь не прекратился, а на небе появилась огромная радуга, подобно которой не было и не будет. Люди покинули горы и спустились в свои дома. Но были среди них и те, кто остался, вознося хвальбы спасшему их Вотану. Дракона больше не видели, но радуга не исчезла бесследно, а – подобно дождю из света – разнеслась мириадами частиц по всему миру. Частицы рассеивались еще до того, как успевали коснуться земли, но с горами все обстояло иначе. Поскольку те были ближе к небу, то остатки радуги упали на находившихся особо высоко людей. Вернувшись домой, те обнаружили на себе благословение Вотана. В периоды определенного душевного состояния над ними стали появляться облака, которыми с течением времени они научились управлять. Так зародилась магия, из-за радуги получившая название радужнойили цветовой магии, а людей, владеющих радугой, именовалирадужниками. С тех пор утекло много воды, но потомки радужников, по большей части, также становились ими, совершенствуя технику и увеличивая мощь.

– Так тот человек с облаком…

– Был радужником, а именно боевым радужником, – подтвердил его догадку Гар.

– То есть и вы тоже… – Глеб сам не заметил, как отступил от старика на шаг.

– Отнюдь, – покачал головой его собеседник то ли с сожалением, то ли с облегчением. – Не все люди, частью которых стала радуга – остаток Великого потопа и пламени Вотана – открыли в себе радужную магию. Некоторые – потесты – вместо этого обнаружили в себе не по-человечески огромную силу, позволяющую искусно управляться с мечом или другим подобным оружием. Другие – дексы – обладали ловкостью, сравнимой с кошачьей, третьи – окулы – зрением, по зоркости соперничающим с орлиным, а четвертые – мнемы, или хранители знаний, самая малая часть – памятью, захватывающей в ловушку разума мельчайшие детали на множество лет. Но поскольку навыки с мечом были наиболее заметны, их всех стали называть меченосцами. И да, почти все люди, с которыми вы общались в эти дни – меченосцы.

– И принцесса Клея…

– Окул, – не моргнув, ответил Гар.

– И вы…

– Хранитель знаний или мнем, как вам уже известно… Его величество, дукс Зел, молодой дукс Квинт и Миркс – потесты, Леви – декс.

Несмотря на пронизывающий до костей холод, Глеб почувствовал, что ему становится душно. Он решительно не понимал, как такое могло происходить наяву, с ним, подростком, в жизни которого до сих пор не случалось ровным счетом ничего, достойного упоминания. За последние пару недель с ним стряслось больше событий, чем за все предыдущие четырнадцать лет. Объяснения главного хранителя знаний хоть что-то и проясняли, но, тем не менее, выглядели напрочь лишенными достоверности. Глеб тут же осекся – вытворявший невесть что человек с красным облаком над головой тоже не подпадал под законы логики, впрочем, как и все здесь. Однако, как бы то ни было, вне зависимости от того, рассказывал ли Гар историю происхождения своего народа или навеянный чем-то бред, необходимо было узнать как можно больше, любую информацию, которая могла бы ему помочь вернуться домой.

– Но где мы? – спросил Глеб, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно естественнее. – Принцесса назвала это место Внутренним миром.

Прежде чем ответить, Гар неспеша кивнул, словно признавая основательность такого вопроса, и почесал длинный нос.

– У него много названий, – наконец, сказал он медленно, будто стараясь уследить за каждым словом. – Внутренний мир, Пристанище, Обитель. Можно называть как угодно, хотя суть дела это не меняет – все, что вы видите вокруг – наш дом на протяжении уже нескольких тысячелетий.

– Принцесса говорила, что мы на острове, в океане, – подсказал старику Глеб.

– Не торопитесь, юный посредник, у вас еще будет время разобраться во всем, представляющем ваш интерес, – будто поняв, к чему тот клонит, отозвался главный хранитель знаний.

Глеб вздрогнул. А не утаил ли тот еще парочку необычных способностей, полученных от той радуги? Например, возможность читать мысли.

– Это место было создано самым могущественным радужником в истории, – произнес Гар после долгой паузы, во время которой пристально следил за Глебом – мол, выдержит ли тот еще одну порцию странных откровений. – Вначале отношения наших предков с обычными людьми складывались как нельзя лучше. Нас приняли как посланников богов. Благословленные Вотаном Прародителем становились предводителями армий, совершали открытия в науках. Радужники старались с помощью магии сделать то, что было неподвластно человеку, а некоторые из нас и вовсе превратились в правителей, молва о которых, подозреваю, жива до сих пор в вашем мире, так было шестнадцать веков назад, по крайней мере, – добавил старик после того, как нечаянно столкнулся взглядом с Глебом. – Но потом что-то пошло не так. Сейчас уже нельзя сказать наверняка, кто начал первым, да это и неважно. Провинились все – и люди, и меченосцы, и радужники. Некоторые из нас стали использовать способности исключительно в плохих целях, ради личной выгоды, и готовы были истреблять хоть целые города, которые были бессильны перед самыми могущественными из нас. Конечно, такие радужники и меченосцы существовали и ранее, но тогда их удавалось сдерживать совместными силами. Постепенно та тонкая грань, за которой начинается ненависть, была пройдена. В свою очередь, и многие из людей не желали довольствоваться вторыми ролями. К тому же все новые открытия, большая часть которых, к слову сказать, была сделана нами же, позволяла объяснить все больше явлений, сохраняя все меньше места для высших сил и их ставленников на земле.

Менялись и отношения, наконец, перейдя в ту стадию, когда люди, меченосцы и радужники стали заклятыми врагами. Огромное численное превосходство, которое раньше было единственным человеческим преимуществом, дополнилось новыми технологиями, делавшими их обладателей более стойкими, а разрушения, ими причиняемые, более существенными. К тому же большинство из нас жило разобщенно, не зная, как использовать все имеющиеся навыки, и не могло обменяться между собой мастерством. Так из главенствующей силы, посланников богов, мы превратились в изгоев, которых уничтожали везде, где только было возможно. Мы были вынуждены скрывать себя и свои способности, бежать и забиваться в самые страшные и дальние места, чтобы выжить. Так было, пока не появился Он.

– Дракон Вотан Прародитель? – попробовал угадать затаивший дыхание Глеб.

– О, нет, юный посредник, великого дракона больше никто не видел. Хотя тот, кто пришел потом, был тоже сильнейшим в своем роде – радужником с безграничной силой. Воистину, Мерл мог бы объединить нас и под своим началом покорить все земли, которые бы только пожелал. Но он был столь же мудр, сколь и могущественен. Мерл разыскал каждого радужника и меченосца, каждую тварь, давно переставшую считать себя человеком, и предложил новую жизнь. Несмотря на далекие времена, некоторые из нас уже знали об истинной форме Земли. Знали, что она круглая, сколько всего океанов и где суша. По преданию, Мерл сначала хотел переместить нас на далекий континент, где местные еще не имели предубеждения на наш счет, однако затем решил, что новые стычки – лишь вопрос времени. Надо было найти место, которое можно было бы скрыть от посторонних навсегда. И он нашел, в самом большом из океанов.

– В Тихом океане?

– Мы называем его Великим. Мерл обнаружил несколько островов, достаточно больших, чтобы можно было создать на них новый мир. Мир, свободный от предубеждений, где никого не стали бы притеснять из-за того, что он немного отличается от других, ведь, в конце концов, под шелухой мы такие же люди, с теми же чувствами, страхами и радостями. С помощью своей цветовой магии Мерл перенес на острова всех радужников и меченосцев – всех, кто пожелал последовать за ним. А уйти от верной гибели жаждали все, кроме двух семейств, скрывая свою искреннюю суть, занимавших высокое положение в мире, который мы более не могли называть домом.