Текст книги "Искусство острова Пасхи"

Автор книги: Тур Хейердал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 42 страниц)

42. Всадник на черепахе или птице – еще один специализированный мотив, многократно воспроизведенный пасхальскими художниками. И этот мотив тоже представлен на Американской стороне, особенно на северном побережье Перу. Образцы из Мочика различны – от зооморфного существа верхом на птице до человеческой головы на длинной шее, торчащей из спины рептилии (фото 314i, j). Аналогия с пасхальскими образцами поразительная (фото 293).

Поскольку ничего подобного не находим на Островной стороне, весьма вероятно влияние Американской стороны.

43. Птицечеловек в маске – обычный мотив искусства Американской стороны, особенно в древней Мексике, где лицо под маской иногда снабжено бородой (например, фото 319 а). Древность этого мотива на тихоокеанском побережье Перу установлена Бенсоном (1972, с. 52, 53, фото 3–9), который описывает и иллюстрирует фигурные сосуды Мочика, представляющие «человека, выряженного совой, в совином оперении и совиной маске». Индейцы аймара в области Тиауанако и в наше время наряжаются птицами для плясок, то же делают индейцы пуэбло в Нью-Мексико (Laxalt, 1970, р. 314–315; наст, том, фото 311 а).

Так как в искусстве полинезийской части Островной стороны неизвестны изображения человека в птичьей маске, логично и в этом случае предположить заимствование с материка.

44. Сопряженные лица и то, что мы назвали фигурами с секретом, представлены на Американской стороне от Мексики до Перу. В Перу их можно видеть на фигурных сосудах северного побережья; скажем, головы животных и людей, сопряженные под прямым углом так, что на две головы приходится один и тот же глаз, а остальные черты обособлены (Wassermann-San Bias, 1938, pl. 173; Lehmann and Doering, 1924, p. 64). Самый знаменитый древнеперуанский образец сопряженных голов, несомненно, двухметровый «камень Раймонди», найденный при раскопках одного из комплексов культуры Чавин и хранящийся в Лиме (рис. 61). Гранитный монолит изображает бога солнца, большая голова которого увенчана восходящим рядом сопряженных голов; полагают, что речь идет о генеалогической символике. Мало того что это великолепный, хотя и весьма стилизованный образец каменной скульптуры с сопряженными лицами, – перед нами еще и пример фигуры с секретом, ведь лица вырезаны так, что, повернув изображение вверх ногами, видишь другую серию антропоморфных личин. Это незаметно, когда плита стоит прямо, вот почему похоже, что ей полагалось лежать горизонтально, скажем, в качестве крышки саркофага (такие примеры известны по соседней культуре Сан-Агустин), склепа или еще какой-то усыпальницы. Кое-какие мотивы перекликаются с искусством острова Пасхи: в каждой руке божество держит ритуальные жезлы, как на пиктограммах ронго-ронго; кисти трехпалые, не считая большого пальца; ногти очень длинные, кривые и острые, как на больших пасхальских статуях; уши оформлены в виде рептилий, а именно, извивающихся змей (ср. фото 216–217); губы сомкнуты посередине плотнее, чем в уголках; лицо фигуры с секретом вырезано так, что к туловищу обращена макушка, а не подбородок (ср. фото 122); наконец, брови одной личины оказываются усами другой, если изменить угол зрения. Несмотря на полнейший контраст в стиле и художественном оформлении, очевидно, что это замечательное изделие содержит элементы, в более грубой форме представленные в не столь совершенном искусстве Пасхи.

Совсем особенный тип фигуры с секретом – птицечеловек, чья длинноклювая голова при определенном повороте становится головой длиннобородого человека (фото 38, 39,113, 263). Это своеобразное сочетание, которое легко проглядеть, возможно, было распространено на Американской стороне, хотя автор пока обнаружил только один образец – в Музее Мехико. Здесь великолепно изваянную и шлифованную каменную статую высотой 61 см, изображающую птицечеловека со змеей, обычно называли «обезьяной». Однако на длинном (23 см) клюве есть выступы, и когда смотришь на фигуру сверху, они оказываются носом бородатого человека (фото 318). И может быть, не случайно птица в пасхальской фигуре с секретом (фото 113) поразительно напоминает индейку Meleagris gallopavo, родина которой Америка. Индейка была одомашнена народами древнего Перу.

На Островной стороне посаженные друг на друга человеческие фигуры видим на Гавайских островах, в Новой Зеландии, на островах Общества и Маркизах. Чаще всего это большие резные столбы, напоминающие тотемные столбы Северной Америки, но известные также в приморье Южной Америки, где археологические образцы хранятся в Музее Гуаякиля. Однако эти фигуры нельзя назвать сопряженными, у них нет общих глаз, бород и иных черт. А то, что мы назвали фигурами с секретом, в Океании, кроме острова Пасхи, вообще неизвестно.

Хитроумная композиция из сопряженных лиц и фигур с секретом – еще одна черта художественной традиции острова Пасхи, перекликающаяся с древнеамериканским искусством.

Итак, в пасхальском искусстве мы видим сорок четыре характерных или своеобразных черты, которые присутствуют не только на острове Пасхи, но и на окружающих территориях. Все эти сорок четыре элемента находим также на Американской стороне, а на Островной стороне – только двадцать плюс еще шесть с оговоркой, поскольку параллель не очевидна. Если продолжить территориальное деление, находим в Перу все сорок четыре своеобразных элемента, в Мексике тридцать пять плюс два с оговоркой, в Меланезии – тринадцать плюс пять с оговоркой, в Полинезии (исключая Маркизы и Пасху) – девять плюс десять с оговоркой, наконец, на Маркизских островах – всего шесть плюс три с оговоркой. Трагически это соотношение представлено на рис. 62.

Присутствие всех параллельных элементов в Перу и почти всех – в искусстве Мексики резко контрастирует со спорадическим наличием в разных районах Островной стороны, причем из этих весьма существенных черт считанные единицы представлены на Маркизских островах, которые многие называют воротами Пасхи.

Итоги и реконструкция

Данные недавних раскопок, записки ранних европейских путешественников и обзор предметов из разбросанных по всему миру коллекций – все это позволяет теперь выявить некоторые этапы в истории пасхальского искусства.

В ту пору когда остров еще был покрыт лесом, явились поселенцы, которые, в отличие от жителей всех остальных тихоокеанских островов, привыкли строить из камня не только культовые сооружения, но и жилье. В поисках подходящего материала и простора для мегалитических сооружений и для земледелия они сразу начали сводить лес огнем. Палинологические пробы показывают, что одновременно с гибелью исконной флоры на остров прибыли два новых растения, оба южноамериканские, и они пережили все пожары, так как их корневища были высажены на не занятых никакой растительностью кратерных озерах. Поселенцы Раннего периода были солнцепоклонниками, об этом говорят их солнечная обсерватория и ориентированные по солнцу культовые платформы. К числу их художественных творений относятся мегалитические облицовочные плиты, изумительно обтесанные и пригнанные; такая техника кладки в Тихоокеанском полушарии, за пределами Пасхи, была известна только в области инкской и доинкских культур ближайшего материка с наветренной стороны острова. С ориентированными по солнцу культовыми сооружениями были связаны четыре вида монолитических антропоморфных статуй, и ни один из них не представлен на других тихоокеанских островах, зато они тождественны четырем древнейшим видам скульптур, созданным доинкскими ваятелями, которые сооружали такие же, как на острове Пасхи, ориентированные но солнцу, ступенчатые культовые платформы. Совершенно неполинезийские камперезные орудия и каменные жилища поселенцев Раннего периода опять-таки можно сравнить только с памятниками того же доинкского народа. Мастерство скульпторов и камнерезов, обрабатывавших твердейший базальт, достигло вершины в Раннем периоде пасхальской культуры; в этом смысле для последующих периодов характерен явный упадок.

Пока неизвестно, когда именно прибыли на остров первые поселенцы, потому что найденная нашей экспедицией в оборонительном рве горка засыпанных землей угольков, которая радиокарбонным методом датируется примерно 380 годом нашей эры, вряд ли является свидетельством первых лет человеческой деятельности на острове. Об утрате ценнейших археологических данных говорит исторически документированный факт: сильная береговая эрозия обрушила в море целое селение из каменных домов, по-видимому, древнейшее на Пасхе, и такая же судьба постигла наиболее совершенное культовое сооружение Раннего периода на северном берегу, а также аху с рекордным числом статуй на юго-западном побережье.

Резкий стратиграфический сдвиг в архитектуре каменных святилищ произошел, судя по всему, около 1100 года нашей эры, как раз в ту пору, когда в Перу образовалась Инкская империя. Поскольку сходство памятников и Раннего и Среднего периодов с памятниками архитектуры и скульптуры древнего Перу очевидно, здесь важно подчеркнуть, что начало культуры Среднего периода на острове Пасхи совпадает с приходом к власти первого Инки и связанными с этим событием войнами и расправами. Не следует забывать, что в преданиях Пасхи культурный герой трезво показан как антигерой, прибывший на остров потому, что он был разбит в бою и вместе со своими соратниками бежал в ту сторону, где заходило солнце. Хотя культура этой новой волны переселенцев по сути не отличалась от культуры их предшественников, они, во всяком случае, привезли новую религию и, очевидно, находились под влиянием иной династии. Об этом говорит то, как пренебрежительно они относились к существовавшим на острове религиозным памятникам, хотя сами несомненно исповедовали культ предков. Они оскверняли статуи Раннего периода, используя их как строительный материал для своих собственных культовых сооружений – аху Среднего периода. Эти аху не были ориентированы по солнцу, они представляли собой попросту крепкие ступенчатые основания для исполинских монументов, возвышавшихся спиной к морю над примыкающей к аху площадкой. Если искусство Раннего периода включало большеглазые личины солнечного божества и неоднородные статуи, изваянные из разного камня, то скульпторы Среднего периода все свои статуи высекали из желтовато-серого туфа Рапо Ра-раку. И хотя было высечено около тысячи таких памятников, причем до наших дней сохранилось больше шестисот, все они по сути представляют собой копии одного-единственного прототипа. Этим прототипом был базальтовый бюст Раннего периода, который пришельцы Среднего периода перенесли в свое культовое селение Оронго, где вплоть до прибытия миссионеров ему поклонялись как единственному общепасхальскому кумиру. Статуя эта, олицетворяющая солнечное божество и верховного творца Макемаке, пережила все три периода в пасхальской культуре; с ней были связаны религиозные празднества, включающие жертвенное приношение первых плодов и ритуальные костры. В отличие от нее статуи аху Среднего периода были надгробными памятниками на могилах королей и других поименно известных предков. Принадлежа отдельным семьям или родам, они подвергались надругательству во время усобиц.

Исследование незаконченных статуй в карьерах Рано Рараку, монументов, брошенных во время транспортировки, а также тех, которые были воздвигнуты на аху Среднего периода, показывает, что все они представляют разные стадии изготовления памятников одного и того же образца. Исключая килевидную спину, которая до последней минуты соединяла монумент с коренной породой, каменные исполины были полностью завершены и даже отшлифованы, когда их спускали по склону вниз, чтобы временно установить у подножия горы. Здесь отделывали и шлифовали спину, после чего защищенный прокладками монумент доставляли к аху, обычно вблизи берега, и воздвигали спиной к морю, лицом к углубленной в землю площадке. Лишь теперь на лице статуи вырезали глубокие глазницы, которые, судя по мелкой пасхальской скульптуре и отдельным статуям американского материка, могли быть заполнены инкрустацией. Из поколения в поколение ваятели накапливали опыт, и статуи становились все больше, о чем свидетельствуют самые огромные экземпляры, оставшиеся незаконченными в карьерах. Под конец Среднего периода появилась новая черта: головы монументов венчали громадными красными пукао – «пучками волос», которые еще больше увеличивали рост исполинских монументов на аху. И все же, если исключить размеры статуй, ваятели Среднего периода не превзошли мастеров Раннего периода, даже не сравнялись с ними в обработке камня.

Еще одна важнейшая перемена, знаменующая переход от Раннего к Среднему периоду, – замена солнечного культа культом птицечеловека. На ровных поверхностях скал, часто поверх личин Макемаке Раннего периода, высекали человеческие фигуры с птичьей головой; их даже добавляли к солнечным символам главного божества Раннего периода, перенесенного теперь в одну из каменных построек Оронго. Религиозный центр Оронго в основном был посвящен культу птицечеловека. В исторические времена культ этот включал ежегодные состязания, участники которых плыли на маленьких остроконечных камышовых поплавках к прибрежным островкам за первыми в году яйцами черной крачки. Поплавки были того же типа, что на побережье Южной Америки. А пошедший на них камыш тотора был как раз завезен на Пасху из Южной Америки в Раннем периоде. Художники Среднего периода рисовали на плитах культовых построек большие серповидные суда из камыша. И эти суда тоже, вместе с двойным веслом и «плачущим глазом» на росписях – неполинезийские элементы, типичные для доинкских культур Южной Америки. В частности, весло ао, занимавшее столь видное место в религиозных мотивах и ритуалах острова Пасхи, со всеми присущими ему особенностями находят в областях культур Мочика и Чиму доинкского Перу, – убедительное свидетельство контакта. Некоторые данные говорят о том, что между Ранним и Средним периодами был большой интервал; по-видимому, речь идет о двух последовательных волнах пришельцев из Южной Америки. Но в Среднем периоде на остров, кроме того, прибыли полинезийцы, которые постепенно составили важную часть местного населения. Кое-какие обстоятельства, связанные с их прибытием, позволяют предположить, что либо их вначале было слишком мало, чтобы они могли тотчас начать борьбу, либо их намеренно привезли откуда-то пасхальцы Среднего периода как рабочую силу, необходимую для осуществления все более грандиозных архитектурных замыслов. Как бы то ни было, эти полинезийцы мало повлияли на местную неполинезийскую культуру; археологических следов их прибытия не обнаружено. Более того, они настолько усвоили обычаи и нравы племени, которое обосновалось на острове раньше них, что верховные полинезийские божества Ту, Тане, Тангароа, Тики и Мауи были ими совсем забыты. Имена Хиро, Ронго, Тангароа и Тики сохранились в преданиях, но их не чтили, им не поклонялись. Прибыв на Пасху, полинезийцы стали поклоняться неполинезийским богам Макемаке и Хаоа, исповедовали также неполинезийский культ птицечеловека. Они отказались от общеполинезийского ритуального напитка кава, который в Океании считается типичным для полинезийской культуры, и хотя привезли с собой несколько полинезийских растений, в том числе таро, перестали приготовлять из него основную для полинезийцев пищу пои и полностью перешли на выращивание американского батата, главную растительную пищу на острове. Изумительные колоколообразные каменные песты для приготовления пои, характерные для всех исторически или археологически известных поселений собственно Полинезии, не обнаружены на Пасхе; вплоть до прихода миссионеров не знали тут и деревянной или костяной колотушки для тапы, наряду с пестом для пои – самой важной в Полинезии принадлежности домашнего хозяйства. Восприняв обычаи раннего населения Пасхи, полинезийцы здесь отбивали луб махуте гладкой галькой, потом сшивали полосы иглой и ниткой. Остров Пасхи – единственное место в Полинезии, где лубяную материю сшивали, и неполинезийские костяные иглы в раскопочном материале тут так же обычны, как в собственно Полинезии – рифленая колотушка для тапы и шлифованный пест для пои. На смену полинезийским орнаментам и атрибутам пришли типичные для Пасхи своеобразные деревянные поделки. На Пасхе полинезийцы отказались даже от типичных для других островов прямоугольных и овальных хижин из жердей и травы и жили в неполинезийских харе паенга, напоминающих опрокинутую камышовую лодку, или в опять-таки неполинезийских каменных постройках южноамериканского образца. Явно неполинезийские черты пасхальской культуры сохранялись и в исторические времена; это тем примечательнее, что как раз полинезийские переселенцы уцелели после гражданских войн и численно преобладали на острове ко времени прибытия европейцев.

Гражданские войны начались с межплеменной усобицы, которая внезапно положила конец цветущей культуре Среднего периода. Катастрофа произошла около 1680 года; дата эта установлена независимо как радиокарбонной датировкой наших находок, так и ранее проведенными вычислениями Энглерта на основе местных генеалогий. Как уже говорилось, для последовавшего затем декадентного Позднего периода характерно преобладание полинезийского населения с преимущественно неполинезийской культурой; этот период завершился уже в исторические времена. Остров изобилует следами пагубных усобиц. Ничто не было свято, кроме общепасхальского ритуального поселения Оронго с базальтовым кумиром, изображающим бога солнца, бога-творца. Работы в карьерах оборвались, множество статуй было оставлено на разных стадиях изготовления, другие брошены в ходе транспортировки по древним островным дорогам. Во время усобиц низвергались монументы, воздвигнутые на родовых аху, но и то многие из них еще стояли в исторические времена. Каменные селения сравнивались с землей, остались только следы сообщающихся фундаментов и неполинезийские пятиугольные каменные печи. Лодковидные камышовые постройки сжигали; при этом великолепные обтесанные камни фундаментов потрескались от огня. В это смутное время, которое сами островитяне называют Хури-моаи – время опрокидывания статуй, – жить общиной в прежних, сообщающихся постройках стало невозможно, семьи укрывались порознь в пещерах.

В раскопках Раннего и Среднего периодов оружие вовсе не найдено, зато с началом гражданских войн вдруг появляется неполинезийский обсидиановый копейный наконечник или режущий инструмент матаа, преобладающий в инвентаре Позднего периода. И то же оружие было разбросано по поверхности острова.

Доискиваясь причины внезапной войны и последующего упадка, стоит обратиться к устным преданиям пасхальцев, прямых потомков тех островитян, которые уцелели после кровавых усобиц. Начиная с самых первых опросов, проводившихся через переводчиков ранними европейскими мореплавателями, пасхальцы неизменно сообщают, что все они, за редкими исключениями, – потомки местного племени «Короткоухих», вышедших победителями из опустошительной гражданской войны. Однако некоторые островитяне, в том числе предки нынешних Атанов, утверждали, что происходят от единственного уцелевшего представителя побежденного и истребленного племени «Длинноухих». Такое название племя получило за обычай искусственно растягивать мочки ушей, как это показано на статуях для аху и на деревянных фигурках моаи кавакава. Будто бы «Длинноухие» и «Короткоухие» говорили на разных языках и у них были разные обычаи. По преданию, «Длинноухие» прибыли на остров после двухмесячного плавания с востока (со стороны Южной Америки) под предводительством Хоту Матуа, а «Короткоухих» позднее привел с запада (со стороны Полинезии) Туу-ко-иху. Люди Туу-ко-иху застали готовые каменные статуи и восприняли местную веру. Предание подчеркивает, что «Длинноухие» и «Короткоухие» мирно уживались карау-карау – то есть двести лет, и «Длинноухие» использовали «Короткоухих» на сооружении своих грандиозных построек и в карьерах, где создавались статуи. Но когда «Длинноухие» повелели очистить от камня восточный мыс, «Короткоухие», которым надоело повиноваться всем их прихотям, восстали. Легенды подробно описывают, как «Длинноухие» зажгли огромный костер в оборонительном рве, отсекающем мыс от острова, но их погубило предательство женщины из племени «Короткоухих», которая помогла своим сородичам зайти с тыла и загнать «Длинноухих» в их собственный костер. Раскопки и карбонная датировка показали, что от той поры, когда был создан ров, огражденный сверху валами, до того дня, когда в нем запылал костер, прошел немалый срок, ветер успел наполовину засыпать выемки мелким песком.

После крушения культуры Среднего периода географические особенности острова определили развитие культуры Позднего периода. Огонь уничтожил все остатки леса, голый остров можно было обозреть почти целиком с любой возвышенности, грабители в несколько часов могли добраться до любой точки. Бежать некуда, ведь до ближайшей пригодной для обитания суши около двух тысяч миль, а после развала общины строительство достаточно больших камышовых судов для такого плавания было непосильной задачей. Зато остров пронизан множеством вулканических туннелей и пещер. Некоторые пещеры достигают внушительных размеров и могли вместить изрядное количество людей. Вход, как правило, либо помещается на отвесной скале над морем, либо представляет собой узкое отверстие на поверхности острова, которое можно сделать еще уже, выложив камнями изнутри. И большую часть Позднего периода семьи жили в таких укрытиях, причем искусственно суженные, изогнутые в несколько колен ходы позволяли протискиваться внутрь только по одному, что делало невозможной прямую атаку. Статуи на аху были слишком велики, чтобы брать их с собой, но все, что поддавалось переноске, как утварь, так и изделия искусства, в период гражданских войн уносили под землю. Что оставишь на поверхности – либо украдут, либо уничтожат. Еще и нынешние жители помнят яркие рассказы дедов о поре свирепых усобиц и каннибальских ритуалов, когда голодающие островитяне только ночью отваживались выходить из укрытий, чтобы ловить рыбу среди береговых скал или выращивать батат, нередко достававшийся врагу.

Когда на Пасху впервые прибыли голландские и испанские мореплаватели, они застали смешанное население, говорившее на языке, который сочетал полинезийские и неполинезийские слова. Хотя в это время на острове как будто установился непрочный мир, гости видели только одно произведение искусства – огромные статуи, да и то многие из них были сброшены с аху. Однако до визита капитана Кука остров был опустошен еще одной из многочисленных войн Позднего периода, и он застал сильно поредевшее, голодающее население явно полинезийского происхождения. Как и прежние гости, англичане пришли к выводу, что часть населения – во всяком случае, почти все женщины – укрывалась под землей. На этот раз нужда впервые заставила островитян предложить гостям для обмена разнообразные изделия из дерева. Все источники той поры рисуют пасхальцев как очень ловких воров. Они обкрадывали даже друг друга и прятали добычу под землей.

Во второй половине девятнадцатого века, после набегов перуанских работорговцев, которые увезли около тысячи островитян, на Пасхе снова установился относительный мир, и в 1864 году на острове поселился первый иноземец – миссионер Эйро. В это время пасхальцы жили в камышовых хижинах, и в каждой из них было множество каменных и деревянных фигурок, изображавших людей, животных, чудовищ; были и дощечки с письменами. Потрясенный видом этих языческих изделий, миссионер велел их уничтожить; немало поделок и впрямь погибло в огне. И хотя островитяне затем изгнали Эйро с Пасхи, а его вещи спрятали в своих подземных тайниках, миссионер успел их напугать настолько, что, когда он вскоре вернулся, сопровождаемый еще тремя миссионерами, на поверхности острова, совсем как в пору племенных войн, не оставалось ни одного мобильного изделия искусства. Коллеги Эйро даже и не подозревали о существовании дощечек с письменами, пока одному из них не попался на глаза поврежденный образец, найденный ребенком среди скал. Епископ Таити заинтересовался дощечками, и миссионерам удалось раздобыть и отправить ему несколько дощечек и фигурок, которые хранились в тайниках. Пасхальцы боялись, что апостолы новой веры уничтожат их священное наследие, поэтому число предметов, полученных миссионерами, не шло ни в какое сравнение с тем, что прежде видел Эйро. В последующие десятилетия только мирским посетителям удалось приобрести изрядное количество деревянных и каменных поделок, причем многие были повреждены эрозией. Разойдясь по всему свету, эти изделия осели в музеях и частных коллекциях вместе с предметами, которые были вывезены с Пасхи до прихода миссионеров ранними путешественниками.

Очистив поверхность острова от мелкой скульптуры, миссионеры не менее успешно расправились с исконным языком малочисленного смешанного населения. Свое учение святые отцы устно и письменно преподавали немногим уцелевшим пасхальцам на таитянском диалекте. Уже через два года после того, как миссионеры утвердились на острове, французский врач Палмер отметил, что невозможно определить, каким был первоначально пасхальский язык, настолько он изменен. Вот почему бессмысленны все попытки на основе современных словарей реконструировать древнюю историю острова посредством глоттохронологии. Палмер сообщает далее, что ему показывали самые разнообразные гротескные фигурки из дерева, в том числе весьма старинные, и добавляет, что у островитян были также каменные фигурки, но их ему не пришлось увидеть. Объяснением, почему пасхальцы не хотели показывать свои каменные изделия, мы обязаны Гейзелеру, начальнику этнографической экспедиции на «Гиене». Гейзелер записал, что верховный пасхальский бог Макемаке не был предметом прямого поклонения, но во время различных празднеств островитяне носили в честь него небольшие деревянные поделки, объединенные под названием моаи торомиро, то есть фигурки из древесины торомиро. Были еще мелкие каменные скульптуры, но их не выносили на всеобщее обозрение. Назывались они моаи маэа, то есть фигурки из камня, и выполняли роль духов-покровителей. У каждой семьи был такой талисман, а то и несколько. Деревянные фигурки и танцевальные атрибуты приобрести было несложно, а вот с каменными скульптурами пасхальцы расставались крайне неохотно, и все же немцам удалось привезти в Европу кое-какие образцы. Дополнительные сведения были получены американскими учеными, прибывшими на Пасху на «Могикане» через четыре года после немецкой экспедиции. Томсон записал, что все большие статуи на аху – монументальные изображения знатных лиц, призванные увековечить их память. Они не считались идолами, им не поклонялись. Кроме того, у островитян были маленькие домашние божки из дерева и камня, своего рода духи-покровители, не имеющие ничего общего с водруженными на аху исполинами. Домашние божки воплощали определенных духов, они не относились к разряду собственно богов, хотя и были наделены некоторыми божественными атрибутами. Они занимали видное место в каждом жилище, через них пасхальцы общались с духами, но сами они не были предметом поклонения. Гости острова отмечали, что маленькие домашние божки были вырезаны когда из красного вулканического шлака, когда из белого туфа, когда из твердого базальта. Были тут и фигуры в рост, и торсы, и одни головы; подчас на поверхности камня просто гравировали грубые личины. Какие-то божки были женскими, какие-то были призваны обеспечить хороший урожай, увеличивать плодовитость кур или полезных представителей морской фауны, какие-то охраняли жилище от посторонних. Главное различие между каменными фигурками моаи маэа и деревянными моаи торомиро заключалось в том, что первым приписывали магические свойства, приносящие благо только владельцу, вторые же были общеизвестными портретными изображениями, эмблемами ранга или танцевальными атрибутами, из которых не делали тайны.

Большую роль в дальнейшем развитии пасхальского искусства сыграло прибытие на остров в 1877 году Александра II. Салмона, наполовину таитянина. К этому времени миссионеров опять изгнали, а единственного иностранного поселенца из мирян убили. Владея утвердившимся на Пасхе таитянским диалектом, Салмон, естественно, стал гидом и переводчиком сперва для немецкой экспедиции на «Гиене», затем для американцев на «Могикане». Он помог гостям приобрести деревянные резные изделия, включая вновь появившиеся из тайников дощечки с письменами. Видя, что иноземцев больше всего привлекают великолепно отделанные деревянные фигурки, изображающие длинноухих изможденных людей, а также некоторые другие портретные фигурки и атрибуты, известные внешнему миру еще со времен короткого визита капитана Кука, Салмон научил обнищавших островитян наладить коммерческое производство тех деревянных поделок, которые пользовались наибольшим спросом. В 1888 году остров был аннексирован Чили, установились более регулярные связи с внешним миром, и коммерческая продукция стала расти. Поскольку те самые люди, которые раньше вырезывали фигурки для себя, теперь начали изготовлять их в больших количествах для продажи, в переходный период, начавшийся около 1888 года, не видно почти никакой разницы между функциональными и коммерческими изделиями искусства. Однако влияние миссионеров побуждало пасхальцев, занятых художественным промыслом, опускать такую деталь, как гениталии, а отсутствие личного интереса обычно вело к тому, что изделия становились грубее, шлифовка хуже, к тому же часто приходилось пользоваться привозным материалом, так как на острове становилось все меньше торомиро. Поэтому почти всегда можно различить вещи, созданные до и после начала этого важного переходного периода.

Массовое производство нескольких хорошо известных стандартных деревянных фигурок и тот факт, что остров изобилует большими статуями одного-единственного типа, вместе породили совершенно неверное представление, будто искусство Пасхи однообразно, стилизовано и напрочь лишено индивидуального творческого воображения. Старинные разнородные фигурки из дерева и камня, вывезенные до начала массового производства, стали считать нетипичными для острова, и все внимание сосредоточилось на растущем количестве стандартных изделий, которые ценились как этнографические диковинки в лавках древностей и занимали почетное место в музейных экспозициях. Спрос на нестандартные фигурки был невелик, они часто оседали в запасниках, и даже исследователи полинезийского искусства обходили их своим вниманием.