
Текст книги "Искусство острова Пасхи"
Автор книги: Тур Хейердал
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)
Перестройка аху
Если у статуй Раннего периода основание обычно было заостренное или вовсе необработанное, так что они могли стоять на земле культовой площадки, то у монументов Среднего периода, как мы видели, основание стесано, чтобы их можно было устанавливать на видоизмененных для большей прочности каменных террасах Раннего периода, так называемых аху.
Святилища Раннего периода на острове Пасхи заметно отличались от последующих аху по архитектуре, по оформлению и по функциям. На примере одной из последних видоизмененных конструкций Аху Ханга Поукура (фото 7 а) видно, что в Раннем периоде здесь высилась ступенчатая пирамида с прямоугольным основанием, тогда как в Среднем периоде ступени были обращены только внутрь острова, образуя полупирамиды, хорошо известные и в Перу, и в Полинезии. Культовые сооружения Раннего периода тщательно ориентировались согласно годичному движению солнца и принадлежали той же культуре, что и солнечная обсерватория на вершине вулкана, рядом с возникшим потом культовым поселением Оронго. Далее, они были задуманы и построены с учетом эстетических запросов, зато лишены прочности, необходимой для стены, призванной держать циклопические монументы. Особое внимание уделялось высокой передней стене, которую строили с учетом движения солнца. Ровная и гладкая, она складывалась из огромных камней неодинаковой формы и величины. Их тщательно обтесывали, подгоняли друг к другу и шлифовали так, что между ними не оставалось ни малейших щелей. Если на стыке двух или трех камней оказывался просвет, его заделывали мелкими камнями – треугольными, полукруглыми, любой требуемой формы. Чтобы кладка радовала глаз, каменщик вытесывал облицовочные плиты и ставил их самой красивой стороной наружу. Эти плиты не заходили далеко в глубь стены, кроме тех, которыми выкладывали слегка закругленные углы. Нередко поверхность облицовочных плит делали чуть выпуклой перед окончательной шлифовкой. Промежуток между плитами заполняли необработанным камнем и песком.
Судя по Аху Ханга Поукура и некоторым другим маловидоизмененным святилищам Раннего периода на южном берегу, фасад не всегда был перпендикулярным, подчас его оформляли в виде трех террас из тщательно подогнанных друг к другу блоков. Задняя стена большинства, если не всех сооружений такого рода, представляла собой облицованные тесаными плитами ступени, которые впоследствии закладывали камнями так, что получался неровный скат. Ориентация стен по солнцу, наличие в Раннем периоде обсерватории и центра солнечного культа на вершине Рано Као – все это позволяет предполагать функциональное родство с культовыми платформами древнего Перу. Перуанские святилища сооружались по тому же плану, часто с такими же асимметрично ступенчатыми фасадом и задней стеной, с применением удивительно сходной, специализированной техники мегалитической кладки (фото 306–307, рис. 30).
Как в Перу, так и на Пасхе, к высокой каменной платформе примыкала слегка углубленная в землю площадка или храмовый дворик. Совпадение тем более примечательное, если учесть географическое соседство и тот факт, что во всей Тихоокеанской области нигде больше не обнаружено культовых сооружений с такой же ориентировкой по солнцу и техникой кладки.
Хотя еще Раутледж (1919, с. 166–172), а затем и Энглерт (1948, с. 515) заподозрили, что исторически известные пасхальские аху представляют собой видоизмененный вариант сооружений более ранней культуры, их наблюдение и лежащие в его основе данные не принимались во внимание, пока Меллой, Смит и Фердон в 1955–1956 годах не завершили первое стратиграфическое исследование этих археологических объектов (Heyerdahl and Ferdon, 1961, p. 93—225). Оказалось, что предназначенные для истуканов аху – характерная черта Среднего периода. Все изученные нами культовые сооружения Раннего периода в свое время были заброшены, они подвергались эрозии, их заносило песком и гравием, пока около 1100 года за дело не взялись новые строители, со своими религиозными идеями и архитектурными планами. Старые святилища частично ломали, и тонкие облицовочные плиты клали плашмя друг на друга вперемежку с камнями из фундаментов и необработанным булыжником, сооружая грубые, но прочные стены типа аху. Во время этой реконструкции строители явно не думали ни об астрономической ориентации, ни о красоте кладки. Ступенчатые задние стены подчас засыпали так, что получался грубый каменный скат; строители думали только о том, чтобы подготовить достаточно прочные основания для возможно более высоких истуканов. На некоторых аху поменьше уместилось всего от одной до трех статуй, чаще их было четыре, пять, шесть, а на самых больших аху стояло до пятнадцати-шестнадцати огромных монументов.
Назначение истуканов на аху
Немало нелепостей написано о том, куда смотрели истуканы и какое это могло иметь значение для раскрытия тайны острова Пасхи. Широко распространилось заблуждение, будто статуи на пасхальских аху были обращены лицом к морю. Но это неверно – неверно и для незаконченных скульптур, временно установленных на склонах Рано Рараку, которые ставили так, чтобы удобно было работать, а значит, чаще всего спиной к крутому откосу. На аху монументы устанавливали навсегда, и все без исключения они смотрели внутрь острова, на дворик святилища, то есть, как правило, стояли к морю спиной. Истуканам надлежало взирать на людей, а люди и в Среднем периоде собирались для ритуалов на площадке за алтареподобной платформой. Однако то, что в замечательных святилищах Раннего периода было прекрасно облицованным фасадом, обращенным к солнцу, в Среднем периоде превратилось в заднюю стену культового сооружения, служившего опорой для истуканов.
Видимо, солнцепоклонничество Раннего периода уступило в Среднем периоде место новой вере, в центре которой были исполинские статуи и птичий культ.

Общепасхальские ритуалы птичьего культа происходили в святилище Оронго на вершине вулкана Рано Као, и в них участвовали все племена. А вот аху с истуканами принадлежали отдельным семьям, родам или племенам. И если ритуалы в Оронго были связаны с небесными телами и сверхъестественными существами, то аху служили только религиозным целям рода. Много догадок было высказано по поводу так называемых «истуканов Рано Рараку» и «придорожных» статуй, пока не стало ясно, что речь идет всего-навсего о незаконченных монументах для аху. Что до назначения статуй на аху, тут никогда не было споров, все соглашались с данными, которые ранние путешественники записали со слов островитян, а именно, что изваяния были не идолами, а памятниками. Еще экспедиция капитана Кука установила, что статуи на пасхальских аху – памятники умершим королям, вождям и другим знатным лицам. Эти сведения Кук (1777, с. 296) и Форстер (1777, с. 575) получили, расспрашивая пасхальцев Позднего периода через переводчика-таитянина; они даже записали, что многие изваяния были известны под именами, к которым местные жители иногда добавляли полинезийский титул арики, то есть «король» или «вождь». До наших дней дошли предания о том. что представители пасхальской знати заранее заказывали профессиональным ваятелям монумент, да чтобы он был возможно больше. Ваятелям помогали в работе организованные группы пасхальцев, основным занятием которых была либо рыбная ловля, либо земледелие.

Несомненно, по мере того, как из поколения в поколение, из века в век росло мастерство и совершенствовалась организация, стало вопросом престижа обладать возможно более высоким и внушительным монументом.
Если истуканы, созданные в Ранний период, редко превосходили в высоту два-три метра (правда, высота коленопреклоненной статуи – 3,67 м), то в Среднем периоде скульптуры становились все выше, достигая чудовищных размеров. Самая большая из установленных на аху статуй проделала путь в семь километров до Аху Те-пито-те-кура. Этот монолит весил около 82 т, высота его 9,8 м. К тому же голову его венчал цилиндр весом 11,5 т и высотой 2,4 м. Самое большое раскопанное изваяние из числа временно установленных у подножия Рано Рараку – статуя № 295 – достигало в высоту 11,4 м; среди незаконченных истуканов, лежащих на спине в мастерской, самый длинный – 20,9 м (рис. 31).
Понятно, стремление воздвигать возможно более высокие памятники обернулось против их владельцев, когда начались гражданские войны. Стараясь досадить и отомстить друг другу, враждующие стороны разрушали пьедесталы некоторых статуй, другие валили с помощью веревок, пока последний каменный великан не упал ничком на землю. Часто пукао откатывались довольно далеко от аху.
Выше мы видели, что Роггевен и его спутники получили некоторое представление о жизни пасхальцев в 1722 году, до того как между 1770 и 1774 годами произошли последние кровопролитные межплеменные побоища. Голландцы видели, как островитяне разжигали костры перед истуканами и простирались ничком на земле, головой к восходящему солнцу. Видимо, даже в Позднем периоде сохранялся некий религиозный мостик между солнцепоклонничеством Раннего периода и культом предков Среднего периода; вероятно, это потому, что пасхальцы считали своих предков потомками солнца. Кук и его спутники, прибывшие на Пасху в 1774 году, после всех побоищ, но до того, как была свергнута последняя статуя, уже не застали преклонения перед истуканами на аху. Однако уцелевшие статуи еще пользовались известным почетом, некоторые даже сохранили свои имена, и пасхальцы были против того, чтобы иноземцы подходили слишком близко к монументам. Англичане заметили следы погребений вокруг аху, на обращенных внутрь острова скатах и даже наверху цилиндров на головах изваяний. Черепа и кости конечностей можно найти среди камней некоторых аху и в наши дни; отсюда распространенное мнение, что пасхальские аху служили погребальными платформами. На самом деле первоначально эти сооружения не предназначались для останков.
Наши археологические исследования показали, что в каменных платформах Раннего периода не было погребальных камер; похоже, что склепы стали появляться лишь под конец Среднего периода. А вот в декадентном Позднем периоде стало обычным погребение останков в аху. Единичные и коллективные погребения помещались в склепах под поверженными истуканами, в узких щелях, а то и просто под камнями насыпанного поверх ступеней ската. Единственные поддающиеся определению останки, относящиеся к ранним фазам пасхальской культуры, были найдены в раскопанных перед некоторыми аху каменных крематориях. Кроме большого количества обугленных человеческих костей, датируемых концом Раннего или началом Среднего периода, в этих крематориях обнаружены такие неполинезийские предметы, как обожженные рыболовные крючки уникального типа и другой могильный инвентарь (Mulloy, 1961, р. 100–166; Heyerdahl, 1965, р. 325–327). Попытки мумифицировать умерших королей хорошо известны и к востоку и к западу от Пасхи; есть сообщения о мумификации и на самом острове (Dixon, 1928, р. 252). К востоку от Пасхи обычай этот был широко распространен в древнем Перу; западнее Пасхи пробовали применять мумификацию в разных частях собственно Полинезии, но без особого успеха из-за влажного климата. Учитывая, что истуканы Среднего периода изображали умерших вождей или королей, интересно отметить, что у некоторых монументов губы исчерчены короткой вертикальной насечкой, напоминающей швы на губах мумий. Говоря об оттопыренных тонких губах этого типа статуй, Шёльсволд (1961, с. 357–358, фото 49 с) подчеркивает, что сшитые поперечными стежками губы южноамериканских мумий выпячены так же, как губы истуканов с пасхальских аху. Далее он отмечает, что выпяченные губы присущи всем статуям, но на многих поперечная насечка полустерта эрозией, и возможно, эта деталь была гораздо более обычной, чем принято считать.
Возможное происхождение
Теперь мы знаем, что великолепные статуи Среднего периода, которым остров Пасхи обязан своей известностью, здесь же и родились. Они представляют собой стилистическое продолжение монолитического ваяния, высоко развитого на том же острове в предыдущем культурном периоде. Ваятели Среднего периода имитировали один из уже существовавших четырех типов. Это приближает нас к ответу на давно обсуждаемую проблему. У классических пасхальских статуй были местные прототипы. Остается выяснить, были ли, в свою очередь, эти прототипы плодом местного развития или влияния извне.
Пока были известны одни лишь огромные однородные истуканы Среднего периода, их наличие на острове Пасхи оставалось загадкой для исследователей Полинезии. Они могли только предположить, что среди полинезийских мастеров резьбы по дереву, когда они очутились на острове, где не хватало древесины, стремительно достигло высшего совершенства камнерезное искусство. Широко распространилась гипотеза, по которой полинезийцы, постоянно продвигаясь на восток, в конце концов достигли крайнего аванпоста Океании – острова Пасхи. А последним мостиком на этом пути считали лежащие в двух тысячах миль к северо-западу от Пасхи Маркизские острова. По этой гипотезе, именно оттуда была привезена идея вырезывания из дерева и камня человеческих фигур, а так как на Пасхе не оказалось леса, резьба по камню быстро приобрела огромный размах, превзойдя все, что можно видеть на лесистых островах Тихого океана (Buck, 1938, р. 232; Metraux, 1940, p. 308).
Как показано в другом месте (Heyerdahl and Ferdon, 1961, p. 12–13, 519; Heyerdahl, 1968, p. 159–160), эти чисто гипотетические предположения опирались на недостаточную информацию. На Пасхе было вполне достаточно леса, чтобы пришельцы из других частей Полинезии могли продолжать заниматься резьбой по дереву. Но все дело в том, что первые обитатели острова были больше озабочены добычей камня, чем сохранением местных лесов. Палинологические пробы, взятые нами на трясинах кратерных озер Рано Рараку и Рано Као, показали, что остров Пасхи, когда на его берег впервые ступили люди, был ничуть не беднее растительностью, чем Манга-рева, Рапаити, острова Чатем и многие другие полинезийские очаги. Склоны кратера Рано Рараку были покрыты густыми зарослями исчезнувших впоследствии пальм, различных деревьев и кустарников, в том числе одного из хвойных (Ephedra). Все эти виды обнаружил, изучив палинологические образцы, шведский палеоботаник Улуф Селлинг (цит. соч.). он установил также, что, когда кратерные озера Пасхи еще были окружены исконной растительностью, к падающей на воду пыльце добавилась пыльца первого растения, привезенного человеком, – Polygonum acuminatum. Речь идет о сугубо американском, неизвестном в других районах мира пресноводном растении, которое могло быть доставлено через океан только человеком. Оно использовалось как лекарственное и в Перу и на Пасхе. Вместе с ним на остров был завезен другой, еще более важный пресноводный вид – Scirpus tatora, южноамериканский камыш тотора, главный материал для кровель, циновок и судов как в Перу, так и на Пасхе. Ни одно из этих американских растений не достигло бы пресноводных пасхальских кратерных озер без помощи человека, ведь они размножаются не семенами, а корневыми отростками. Палинологическое исследование показало далее, что выше слоев с пыльцой первых привозных видов появляются частицы золы и одновременно быстро скудеет исконная пасхальская флора. По мнению Селлинга, зола – признак лесных пожаров, дым от которых стелился над озерами. Поскольку всякая вулканическая деятельность давно прекратилась, более того, на остров, как об этом говорит появление Polygonum и тоторы, пришли люди, виновниками пожаров, очевидно, были пришельцы, расчищавшие участки для жилищ и возделывания. Лес сводили так основательно, что верхние слои палинологических образцов не содержат почти никаких следов первичной флоры. Островом постепенно завладели папоротник и травы. Огонь погубил большую часть наземных растений, но водные Polygonum и тотора утвердились на трех кратерных озерах; они и теперь остаются единственными на Пасхе пресноводными видами.
Итак, первоначально на острове Пасхи с лесом обстояло ничуть не хуже, чем на большинстве других островов прилегающих районов Полинезии. До прихода человека на Пасхе росли различные деревья и кустарники, а человек, доставив из Южной Америки водные растения, спалил лес, потому что строил жилища из камня и намыта, из камня же сооружал святилища и высекал монументы.
Слабо обоснована и часто цитируемая гипотеза, будто пасхальские монументы родственны маркизским (Buck, 1938, р. 232). Это не согласуется с хронологией. Радиокарбонный анализ материалов нашей экспедиции показывает, что единственные настоящие центры крупного ваяния на Маркизах – Пуамау на востоке острова Хиваоа и Тайпи на востоке Нукухивы – датируются приблизительно 1316 и 1516 годами (Heyerdahl and Ferdon, 1965, p. 117–151). А значит, маркизские статуи появились куда позднее скульптур пасхальского Раннего периода, позже первых истуканов Среднего периода, изготовленных около 1100 года. Следовательно, маркизские статуи никак не могли служить источником вдохновения для пасхальских ваятелей. И так как немногие числом и небольшие по размерам каменные изваяния, обнаруженные на Питкерне и Раиваваэ, явно еще моложе и никому не приходило в голову называть их прародителями пасхальских монументов, мы не видим во всей Океании хронологических предшественников каменных исполинов острова Пасхи. Антропоморфные монолитические монументы известны только в четырех островных районах – Пасха, Маркизский архипелаг, Питкерн и Раиваваэ, которые находятся на крайнем восточном рубеже Полинезии, обращенном к Южной Америке, – но их совсем нет в центральной и западной Полинезии, в Австрало-Меланезии и Микронезии (Heyerdahl, 1965. р. 137–150).
Если обратиться к стилевым особенностям, поиски источников вдохновения на островах Полинезии опять же ничего нам не дадут.
Монументы типа 1 пасхальского Раннего периода – прямоугольные головы. В других районах Полинезии этот тип не встречается. Вообще отдельно изваянные головы в какой-либо форме на других островах не найдены, если не считать нескольких образцов на Маркизах, но они шаровидные, совсем непохожие на пасхальский тип 1.
Монументы типа 2 на Пасхе – четырехгранные столбовидные фигуры. Опять же ничего подобного никогда не находили на других островах Тихого океана.
Пасхальский монумент типа 3 – сидящая на пятках коленопреклоненная фигура с козлиной бородкой, руки лежат на бедрах, кисти почти достают до колен. Во всей Океании нет ни одной подобной статуи.
Монументы типа 4 – торсы, позднее ставшие прототипом истуканов Среднего периода. Ни на Маркизских островах, ни на Раиваваэ нет монументальных торсов; статуи изваяны с руками и ногами, и чаще всего ноги продолжаются врытым в землю пьедесталом (Heyerdahl and Ferdon, p. 97—151, pis. 27 a. b, 29–31, 38 d, 39 b, 41, 45 f). Следовательно, их нельзя отнести к категории монументов типа 4. В Полинезии кроме острова Пасхи монументальные торсы, да и то гораздо меньших размеров, были обнаружены в небольшом числе только на ближайшем к Пасхе необитаемом островке Питкерн мятежниками с «Баунти» (Heyerdahl and Skjolsvold, 1965, p. 3–7, pl. lc). Мятежники, согласно источникам, разбили или сбросили в море четыре статуи; сохранился только один безголовый торс высотой 76 см, который находится теперь в музее Отаго, Новая Зеландия. Скудость археологического материала и отсутствие обитателей на Питкерне ко времени прибытия туда европейцев позволяют предположить, что он недолго был населен. Вероятнее всего, маленькие торсы на Питкерне принадлежали посетителям с Пасхи; вряд ли можно считать их предтечей могучих сооружений важного культурного центра с наветренной стороны Питкерна.
Поскольку на немногих тихоокеанских островах, где обнаружены статуи, мы не видим ни хронологических, ни типологических предшественников какого-либо типа пасхальских монументов, остается либо предположить местное развитие, либо искать источники вдохновения где-то еще. И если мы, прежде чем принять гипотезу о самостоятельной эволюции, склонны обратить свой взгляд на многочисленные монолитические монументы в странах к востоку от острова Пасхи, то для этого есть ряд очевидных причин.
Свидетельством доевропейских контактов между Южной Америкой и островом Пасхи служит уже то, что пасхальцы выращивали батат, бутылочную тыкву, чилийский перец, камыш тотора и другие сугубо южноамериканские растения, которые могли пересечь океанские просторы только на лодке (Heyerdahl, 1961, р. 27–31, 519–526; 1968, р. 61–64). Самым распространенным типом судов вдоль тихоокеанского побережья Южной Америки, начиная с доинкской поры и вплоть до испанской конкисты, была лодка, связанная из Scirpus tatora; этот вид камыша широко культивировался именно как строительный материал на орошаемых площадях засушливого побережья древнего Перу. Тем примечательнее, что именно это пресноводное растение первые обитатели Пасхи посадили в кратерных озерах, чтобы вязать из камыша такие же лодки, какие преобладали на побережье материка, расположенного с наветренной стороны острова.
Экспедиция «Кон-Тики» в 1947 году показала, что перуанский бальсовый плот был способен пройти в Тихом океане путь по меньшей мере вдвое более того, который отделяет Пасху от материка. Мореходные свойства перуанского камышового судна также проверены на деле. В 1969 году лодка из тоторы благополучно прошла от Перу до Панамы. Экспериментальное плавание под руководством Жене Савоя продолжалось два месяца (15 апреля —17 июня). Примерно в это же время папирусная лодка «Ра 1», связанная по африканским образцам, из Старого света дошла почти до Барбадоса; эксперимент был повторен на «Ра II», которую связали индейцы аймара из Южной Америки, и за 57 дней судно пересекло Атлантику, преодолев путь, почти на тысячу миль превосходящий расстояние от Перу до острова Пасхи. Следовательно, нет никакого сомнения, что перуанские бревенчатые плоты и камышовые лодки вполне могли достичь острова Пасхи.
Еще одна причина, почему не следует пренебрегать возможностью «интродукции по течению» из того же континентального источника, – стратиграфическая последовательность как в технике кладки, так и в архитектуре святилищ, тесно связанных и на Пасхе и на южноамериканском материке с каменными статуями. Культовые сооружения Пасхи уникальны для Океании, зато очень близки к тому, что известно по древнему Перу. Сходство пасхальских аху с археологическими объектами Перу поражало наблюдателей с тех самых нор, как ранние путешественники впервые познакомились с развалинами в названных районах. Вернувшись из путешествия на Пасху в 1868 году, Палмер (1870 а, с. 116–117) в своем труде процитировал выступление в Королевском географическом обществе в Лондоне видного знатока древнеандской истории Ч. Маркхэма:
«Когда испанцы покорили этот край, они застали в Тиауанако развалины платформ, сходных с пасхальскими, и на платформах стояли статуи, тоже до некоторой степени напоминающие истуканов острова Пасхи. они изображали великанов с огромными ушами, увенчанных коронами или коническими колпаками… Нельзя было не поражаться сходству этих памятников с пасхальскими».
Предположение Маркхэма о прямом контакте было тогда отвергнуто на основе лингвистики, но многие авторы потом возвращались к чертам поразительного сходства. Среди тех, кто снова поднял этот вопрос, был полинезианист К. и. Эмори (1933, с. 48). В своей монографии о полинезийских каменных памятниках он писал:
«Облицовка из прямоугольных плит неравной величины, вынуждавшая в некоторых случаях делать выступы или выемки, чтобы верхний край кладки получился ровным, – древняя техника в юго-восточной Полинезии; об этом говорит ее применение в предысторических платформах для статуй острова Пасхи, где она выражена еще ярче, чем на островах Общества – единственной наряду с Гавайскими островами области Полинезии, где еще отмечена такая же кладка. Развилась ли она на Таити или на острове Пасхи, ее ведущая роль в каменной облицовке сооружений древнего Перу позволяет допустить, что в Полинезию она пришла из Южной Америки, притом через Пасху, мегалитические сооружения которой перекликаются с инкской кладкой. Поскольку теперь общепризнано, что батат в юго-восточной Полинезии интродуцирован из Америки… вполне логично предположить американское происхождение столь специализированного культурного элемента, как эта каменная облицовка. Речь идет о весьма заметном элементе в той части Америки, которая ближе всего расположена к Полинезии, к тому же морские течения отсюда идут в сторону острова Пасхи и Туамоту».
Вскоре после этого Р. Б. Диксон (1934, с. 173) и Питер Бак (1945, с. 11) внесли в полинезианизм ошибочную догму, будто суда древних жителей Южной Америки не могли достичь Полинезии – пропитанные водой, они должны были затонуть по пути. На место идей о южноамериканском влиянии пришел общепринятый взгляд, что вызвавшая дискуссию специализированная облицовка представляла последний, вершинный этап местного развития на Пасхе, и питало эту эволюцию лишь «стремление облагородить плиты, в обилии заготовленные природой» (Metraux, 1940, р. 290). Однако все эти гипотезы исходили из того, что полинезийцы впервые добрались до крайнего восточного аванпоста своей области в XII–XV веках. И оставалось очень мало времени для существенной местной эволюции, которая достигла вершины и далее успела сойти на нет, прежде чем первые европейские исследователи прибыли на Пасху и описали каменные сооружения как древние и разрушающиеся. Как уже говорилось (с. 57–58), гипотезы эти были опровергнуты археологическими данными о том, что лучшая и наиболее похожая на перуанскую мегалитическая кладка на Пасхе принадлежит основателям культуры Раннего периода, что кладка Среднего периода намного хуже, а в Позднем периоде пасхальцы вообще не обтесывали камни для кладки. Всякий, кому довелось посетить недавно проведенные боливийскими археологами раскопки культовой платформы Каласасайя в Тиауанако с установленными на ней статуями, мог заметить, что в ранней доинкской части этого сооружения применена техника мегалитической кладки, поразительно схожая с кладкой пасхальского Раннего периода. Да и по общему архитектурному плану платформа эта, как и многие другие открытые ступенчатые святилища древнего Перу, аналогична культовым сооружениям Раннего периода на Пасхе. Перед нами еще одно основание сопоставлять монументы, связанные с однотипными сооружениями древнего Тиауанако и острова Пасхи.
В другом месте (Heyerdahl, 1965, р. 123–151) показано, что от Мексики через Центральную Америку и Андскую область на северо-западе Южной Америки до Тиауанако и прилегающих районов тянется почти сплошная полоса заброшенных святилищ с монолитическими антропоморфными статуями. На засушливом тихоокеанском берегу Перу с его рыхлыми скалами, где нет подходящего камня для строительства и ваяния и где для ступенчатых культовых платформ применяли сырцовый кирпич, естественно, нет монолитных статуй, хотя можно видеть антропоморфные стелы из больших каменных плит (долины Касма и Непенья). На севере бывшей Инкской и Тиауанакской империй, где ваятели располагали годным для обработки камнем, монолитные статуи высекали не только в горах, но и на приморских равнинах (Манаби, Азукар, Гуаякильский залив) и даже на одном из прибрежных тихоокеанских островов (Санта-Клара). Инкская империя, а до нее и Тиауанакская, простиралась от берегов озера Титикака до упомянутых приморских областей на севере. Мы вправе говорить о географическом и культурном звене, соединяющем монолиты двух важнейших древних центров судоходства в Южной Америке: обширного горного озера Титикака и Гуаякильской области на тихоокеанском побережье. Если обратиться к перуанским преданиям, то ведь именно из района Гуаякиля культурный герой Кон-Тики Виракоча, изваяв каменные статуи Тиауанако, вместе со своей светлокожей бородатой свитой вышел в Тихий океан. Уже по этому преданию можно судить, какие маршруты и расстояния инки считали вполне посильными не только для себя, но и для своих тиауанакских предшественников, которые стояли выше их по культуре, но не по транспортным средствам.
Как в пределах Восточной Полинезии, так и на северо-западе Южной Америки в искусстве разных центров наблюдается заметное стилевое различие. Больше того, подчас мы видим больше сходства между скульптурой некоторых андских и полинезийских районов, чем при сравнении между собой двух андских районов или двух полинезийских. Например, статуи Сан-Аугустина на севере Андской области очень похожи на маркизские, но сильно отличаются от тиауанакских на юге Анд.
Точно так же пасхальские статуи очень похожи на тиауанакские и непохожи на маркизские (там же, фото 26–31, 35–54).
Но если отвлечься от внешних, стилевых особенностей, основная идея в Андской области и Восточной Полинезии одна – упорное стремление воздвигать антропоморфные каменные статуи, подчас много выше человеческого роста, под открытым небом, иногда на ступенчатых каменных платформах (Тиауанако, Пасха, Маркизские острова). Для всех них типичны огромные головы, размеры которых настолько преувеличены, что обычно составляют от одной трети до одной четверти всей скульптуры, а то и больше. Ноги либо отсутствуют, как на тиауанакских и пасхальских монументах типа 4, либо совсем короткие и толстые, обычно не длиннее головы, часто короче, при этом они, как правило, переходят в погружаемый в грунт пьедестал. Еще одна общая для материковых и островных образцов черта: локти обычно прижаты к бокам и согнуты под прямым углом так, что кисти встречаются пальцами в неестественном, стилизованном положении на животе. Всюду в объединяемой сходными изваяниями Восточнополинезийско-Андской области, где до наших дней сохранились предания, статуи известны под собственными именами и считаются изображениями умерших вождей и племенных родоначальников (там же, с. 147–148). Как в Тиауанако, так и на острове Пасхи в преданиях утверждалось, что статуи были изваяны людьми, которых называли «Большеухими» или «Длинноухими», потому что они искусственно растягивали себе мочки ушей (Oliva, 1631, р. 37; Ваndelier, 1910, р. 304–305).
Попытки обратить внимание на сходство андских и полинезийских антропоморфных монолитов, особенно же наиболее совершенных и впечатляющих монументов Тиауанако и Пасхи, делались много раз. Из всех южноамериканских центров ваяния Тиауанако не только по художественным признакам, но и географически ближе всего к Пасхе. Правда, в стиле и орнаментации обычных монументов Тиауанако и пасхальских статуй для аху разница больше, чем между грубыми каменными чудовищами Северных Анд (север Перу, Колумбия, Эквадор) и Маркизских островов, Риававаэ и Питкерна. Лишь недавно открытые статуи Раннего периода на Пасхе устраняют это кажущееся несоответствие, которое вводило в заблуждение исследователей только потому, что сопоставление производили на неверном уровне. Для сравнения брали статуи пасхальского Среднего периода, но тут и не могло быть ярко выраженного сходства со скульптурой других областей, ведь эти статуи не вдохновлены образцами извне. Исполины Среднего периода – завершающая стадия местной эволюции, точно так же, как классические монументы Тиауанако – производная стилизация первоначальных андских образцов. Так что сравнивать следует исходные андские типы и первичные статуи Раннего периода Пасхи. Поскольку мы теперь располагаем образцами ранней скульптуры обеих областей, попытаемся их сопоставить.