Текст книги "Утопический роман XVI-XVII веков"

Автор книги: Томас Мор

Соавторы: Фрэнсис Бэкон,Дени Верас,Сирано Де Бержерак,Томмазо Кампанелла
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)

II

Канва «Истории севарамбов» очень проста. Это-рассказ путешественника, потерпевшего крушение в южном море. Европейцы, спасшиеся от гибели на неизвестном берегу, тщетно ждут помощи. Постепенно они все глубже проникают в неведомую им страну и, наконец, сталкиваются с туземцами-севарамбами. Оказавшиеся очень культурными и гуманными, туземцы увозят европейцев в свою столицу. Уже по пути европейцы начинают знакомиться с своеобразными порядками страны. Дальнейшая жизнь в стране дает возможность рассказчику лучше узнать и оценить по достоинству хозяйственную и политическую систему гостеприимных севарамбов. Беседы и чтение книг севарамбов позволяют ему восстановить историю возникновения этого своеобразного общественного порядка.

Томас Мор уделяет очень мало внимания происхождению утопического строя. Мы знаем лишь, что утопическое государство, по Т. Мору, возникло в результате завоевания, что туземцы, покоренные основателем Утопии, были «народ грубый и дикий» и что стараниями основателя, Утопа, они были подняты на весьма высокую ступень культуры и образованности . Коммунизм Утопии дан, так сказать, статически, в своем завершенном виде. Верас проявляет в своей «Истории севарамбов» гораздо больше «исторического» вкуса. Он достаточно подробно говорит о том, как жили туземцы до преобразования, проведенного просвещенным правителем Севарисом. Эти страницы Вераса представляют большой интерес, так как мы находим здесь уже ряд черт, характерных для коммунистических и эгалитарных теорий XVIII в. и чуждых ранним утопиям нового времени.

Народ севарамбов образовался из сочетания двух туземных народов – престарамбов и струкарамбов– и пришлых парси, иммигрировавших из Персии. Туземные народы происходили от одного корня и отличались друг от друга лишь частностями, несмотря на постоянные раздоры. Оми жили в условиях примитивного коммунизма, большими семьями, каждая из которых представляла самоуправляющуюся единицу. Каждая семья, или община (communaute), выбирала вождя и его помощников для ведения хозяйственных дел семьи, для отправления правосудия, для командования в случае войны. Эти вожди обладали самыми широкими полномочиями как в отношении имущества, так и в отношении отдельных членов семьи,– вплоть до права жизни и смерти. Вождь имел при себе совет (повидимому, состоявший из должностных лиц и стариков), приказам вождя все должны были беспрекословно повиноваться . Для общей охраны и для других общих дел большие семьи избирали общего вождя, при котором состоял совет из представителей отдельных семейств; в распоряжение этого общего вождя семьи выделяли из своего состава определенное число мужчин для военных надобностей.

У одного из этих народов – струкарамбов – общность являлась принципом не только имущественных, но и брачных отношений. Внешне у них существовала моногамная семья: женщина имела одного мужа, который считался отцом ее детей. Но, по существу, каждая женщина принадлежала (или могла по праву принадлежать) любому из мужчин – членов большой семьи. Лишь половые сношения с мужчинами из других семей считались преступлением и карались смертью. Обычно браки заключались в пределах одной и той же семьи: это считалось наиболее достойным. Иногда брали женщин из соседних семей; но мужчины из своей семьи никогда не выходили .

Основным занятием этих первобытных народов являлись охота, рыбная ловля и собирание диких плодов; однако они знали уже зачатки земледелия в форме огородничества: они питались кореньями и овощами, которые сами культивировали.

Представление о строе первобытных народов, как строе коммунистическом, мы встречаем уже у некоторых античных авторов. Известно, что в древней Греции была достаточно широко распространена легенда о «золотом веке», когда царила «общность благ». Известно, что греческий историк Эфор нашел образец примитивно-коммунистических отношений у скифов. Эти представления отразились и в греческом утопическом романе Ямбула, где дано изображение коммунистических общин типа большой семьи . Скудость биографических сведений о Верасе не позволяет нам сказать с определенностью, был ли он знаком непосредственно с указанной литературой. Но Верас мог усвоить эту традицию и из более близких к нему произведений, которые, наверное, были ему известны– Идея начальной общности была достаточно широко распространена и в его время. Мы знаем, что Верас изучал право. Мы еще будем иметь возможность убедиться в том, какое место занимает в его построении идея естественного права. Конечно, он не мог не знать крупнейших и известнейших теоретиков естественного права XVII в.– Гроция и Пуф– фендорфа. Ни Гроций, ни Пуффендорф отнюдь не были по своим социальным тенденциям коммунистами. Но концепция из начальной общности в той или иной форме присуща им обоим .

Однако и у Гроция и у Пуффендорфа характеристика естественного состояния носит не столько конкретно-исторические, сколько абстрактно-юридические черты. Схема естественного коммунизма заполнена у Вераса материалом, взятым, очевидно, из других источников. Вряд ли можно сомневаться в том, что этот материал доставила ему литература путешествий, как мы уже указывали, чрезвычайно распространенная в его эпоху и содержавшая ряд этнографических наблюдений. Эти первые этнографические данные были весьма неточны, их научная ценность в большинстве случаев сомнительна. Тем не менее их не может отвергнуть en Ыос даже наша современная наука. Для XVII в. рассказы светских и духовных путешественников (миссионеров) о далеких странах и обитающих в них народах имели гро

мадное научное значение, расширяя в небывалых до того размерах социальный кругозор и опрокидывая укоренившиеся традиционные представления. Само собой разумеется, что этнографический материал не только воспринимался рассказчиками под определенным углом зрения, но зачастую сознательно обрабатывался ими в духе определенной общественной концепции. Мы не можем сказать наверное, получил ли Верас свой материал уже в таком обработанном виде. Во всяком случае, картина первобытных отношений, какую мы находим в «Истории севарамбов», не есть простое перенесение в фантастическую страну этнографической характеристики какого-то реального народа; это – характеристика, стилизованная в духе учения о коммунизме как естественном состоянии человечества.

Из двух туземных народов, сливающихся затем в единую нацию севарамбов, Верас ставит выше престарамбов. Это народ мирный, гостеприимный ; однако и струкарамбы, более грубые по своим нравам, по природе одарены и благородны Если у струкарамбов некоторые обычаи и вызывают порицание Вераса (например, беспорядочность половых отношений внутри семьи), то возникновение этих обычаев Верас объясняет как порчу прежних добрых

нравов в результате деятельности некоего лжеучителя .

Итак, по Верасу, дикари живут в условиях естественного коммунизма. Они лишены просвещения, и потому ложные законодатели могут свести их с правильного пути. Для всякого знакомого с социальными теориями XVIII в. ясно, что построение Вераса содержит уже в себе все основные элементы наиболее популярной в XVIII в. концепции. С известными вариациями мы находим эти элементы и у Руссо, и у Мабли, и у Морелли . Верасу в разработке и популяризации теории естественного состояния должно быть по праву отведено одно из первых мест.

Если лжеучителю легко обмануть невежественный народ и свести его с пути, предначертанного природой, то для истинного, разумного законодателя народ, живущий еще в естественном состоянии, представляет наиболее благодарный материал. Мудрый законодатель руководствуется в своей деятельности принципами естественного права. Те же принципы, хотя и не осознанные, лежат в основании строя естественного состояния. Понятно, что законодателю севарамбов, персу Севарису, который поставил себе задачу построения общества, согласного с естественным правом, не было трудно убедить туземцев принять законы, не очень удаляющиеся от исконных обычаев народа, жившего общинами и почти не имевшего частной собственности • Характерно, что в противоположность туземцам более культурные персы, иммигрировавшие вместе с Севарисом, стояли за раздел земель, за частную собственность, за классовую структуру общества . Движение в пользу частной собственности, вспыхнувшее через несколько лет после реформ Севариса, также возглавлялось персами .

Этот ряд мыслей дает еще большее основание видеть в Верасе предтечу и учителя коммунистических писателей XVIII в. Во всяком случае, мы находим эти давно уже высказанные Верасом мысли в развернутом виде у крупнейшего коммунистического мыслителя дореволюционной Франции – Морелли в его «Кодексе природы». Соответственные страницы «Кодекса природы» представляют как бы комментированное изложение в теоретическом плане кратких замечаний Вераса, данных им в форме романа. Морелли считает возможным осуществление коммунизма в современных ему обществах, испорченных частной собственностью. Но гораздо проще и легче установить коммунистические порядки среди таких людей, какими их сделала природа, а не среди таких, какими они стали и продолжают быть у народов, подчиняющихся законам . И для того, чтобы показать, как легко это сделать, Морелли посылает своего гипотетического «мудрого законодателя» в Америку, к «диким народам», живущим еще в естественном состоянии. Этот законодатель обучает дикарей новым способам добывания себе пропитания, новым искусствам, правильной организации труда,– сохраняя в неприкосновенности общность имущества и общность труда для удовлетворения общих нужд. Все будут приветствовать его начинания, утверждает Морелли, все обстоятельства окажутся благоприятными для его планов • Можно подумать, что, составляя этот раздел своего рассуждения, Морелли имел перед собою рассказ Вераса о просвещенных коммунистических реформах Севариса.

III

Севарис прибыл в страну, которую ему было предназначено облагодетельствовать своими реформами, из имеющей высокую и старую культуру Персии, после многолетних странствий по странам Запада и Востока (Италия, Греция, Египет, Индия, Япония, Китай) . Его разнообразные наблюдения дали ему возможность оценить критически не только особенности каждой страны, но и общие основы их строя. Мы не можем, конечно, ожидать от писателя XVII в. глубокого экономического анализа этих основ. Напо'мним, что «История севарамбов» вышла на много лет раньше книг Буагильбера («Detail de la France», 1695) и Вобана («Dime royale», 1707), в эпоху, когда буржуазная экономическая мысль закладывала лишь первые камни фундамента будущей классической политической экономии. Критика Вераса– как, впрочем, и значительно более поздняя критика писателей XVIII в. (Морелли, Мабли)-носит моральный характер. Исследуя причины раздоров, войн и других бедствий, поражающих народы, Севарис пришел к заключению, что они проистекают главным образом из трех источников: гордости, корыстолюбия и праздности. Первый порок питается существованием наследственных сословий; второй и третий – богатством и частной собственностью. Именно эти соображения побудили Се– вариса решительно отвергнуть выдвинутый его современниками и товарищами персами проект классового устройства общества .

Размышляя о наилучшем общественном порядке, Севарис исходит из природных свойств человека: природа, – говорит он, – создала всех людей равными . Категорически воспрещая своим преемникам вводить какие-либо новшества, противоречащие установленным им основным законам, он приравнивает эти законы к естественному праву . На природе человека строится коммунистическая аргументация уже у Томаса Мора. Жизнь, согласная с велениями природы, является для него основным принципом как индивидуальной нравственности, так и социального порядка. Но формулировки Вераса более отчетливы: они предвосхищают и здесь, как во многих других пунктах его изложения, формулировки, получившие позже, в

XVIII в., весьма широкое распространение в рационалистических – уравнительных и коммунистических системах.

«Естественное равенство» людей требует для своей реализации «общности». Севарис лишил частных лиц прав собственности и установил, что все земли и богатства народа принадлежат государству, которое распоряжается ими абсолютно. Никто из граждан не может получить ничего из этих богатств, кроме того, что ему отпустит соответственное должностное лицо. Верас не предусматривает, таким образом, никаких различий в отношении собственности между средствами производства и предметами потребления. Ничто не может считаться объектом частной собственности. Эта нерасчлененность более всего сближает Вераса с Кампанеллой, который в своем «Городе солнца» провозглашает такую же универсальную общность в очень сходных выражениях .

На той же точке зрения стоит в этом вопросе и Т. Мор, требующий «совершенного уничтожения частной собственности» . Лишь Морелли – впервые в истории социалистической мысли– выделяет из общности «те вещи, которые каждый употребляет для удовлетворения своих потребностей, для удовольствий или для своего повседневного труда» .

Отнесение в одну категорию с предметами потребления также и орудий личного труда отражает, конечно, господство в окружающей действительности и в сознании Морелли ремесленной техники. Но расчленение объектов частной и общественной собственности само по себе является в развитии социалистической концепции фактом весьма значительным. Оно знаменует перемещение центра тяжести проблемы собственности из области потребления в область производства. Для Вераса основное в его построении – организация производства 'и распределения, отнюдь не организация потребления. Тем не менее, в вопросе о собственности он остается еще целиком на старых позициях.

Основная ячейка общества севарамбов носит название «осмазия» . Осмазия-это прежде всего большое четырехугольное здание, в котором обитают севарамбы . Но все обитатели осмазии составляют хозяйственную и политическую корпорацию. В «Утопии» Т. Мора функции такой первичной корпорации несет рационализированная семья . Этот семейноремесленный строй связывает Утопию со средневековым городом. Разрывая пуповину, соединяющую хозяйство с семьей, Верас делает, несомненно, большой шаг вперед, отражая разрушительные для ремесла сдвиги в экономической действительности XVII в. Известно, что время Людовика XIV было для Франции временем не только развития мануфактуры, но и роста крупного производства в цехах, их капиталистического перерождения. В осмазии можно видеть прототип разнообразных форм общественных мастерских, трудовых ассоциаций, коммун и т. п., характерных для социалистических построений XVIII и первой половины XIX в.

Конечно, понятие осмазии как производственной организации не разработано Вера– сом с достаточной четкостью. Он говорит иногда об осмазиях, так сказать, специализированных. Так, осмазии, находящиеся в сельских местностях, занимаются главным образом сельским хозяйством. Таким образом, противоположность между городом и деревней у Вераса сохраняется. У него нет гениальной смелости Мора, превращающего в «Утопии» сельское хозяйство в общую повинность всех граждан и фактически упраздняющего деревню в ее старом виде. Имеются также осмазии– школы . Но, с другой стороны, в одной и той же осмазии могут жить и работники разных специальностей . Вообще, процесс производства в осмазии, по описаниям Вераса, трудно представить детально. Мы знаем лишь, что члены осмазии образуют дюжины и что трудом каждой дюжины руководит бригадир (duzenier) .

Осмазия не является самодовлеющей хозяйственной единицей. Каждая из осмазий в своем производстве имеет в виду не удовлетворение потребностей своих членов (по типу фаланг Фурье), а удовлетворение нужд всего общества в целом. Во главе каждой отрасли производства стоит особое должностное лицо, которое Верас называет префектом. Префекты обязаны блюсти общегосударственные интересы. Они берут необходимый для данного производства сырой материал у тех осмазий, которые его добывают или изготовляют (например, металл, кожу, шерсть, хлопок, шелк), доставляют этот материал туда, где он получает дальнейшую обработку. Обеспечивая снабжение промышленности сырьем, они заботятся также и о снабжении граждан продуктами промышленности, распределяя их по различным районам государства. Это распределение производится через систему магазинов – центральных и местных, имеющихся в каждой осмазии. Сельскохозяйственные осмазии оставляют в своих магазинах лишь то, что необходимо для пропитания их членов, и весь излишек сдают в магазины центральные . Хозяйственная система севарамбов, таким образом, является системой строго централизованной.

Труд составляет в стране севарамбов обязанность всех граждан, как мужчин, так и женщин. Женщины занимаются лишь более легким трудом – пряденьем, ткачеством, шитьем ; наравне с мужчинами они несут даже воинскую службу • От труда освобождаются лишь больные, старики и инвалиды. Государство требует от граждан труда на общественные нужды прежде всего потому, что оно обеспечивает удовлетворение их потребностей, снабжая их всем необходимым. Но у Вераса есть еще и другой, моральный мотив: труд, упражняя тело и занимая душу разумным делом, предохраняет от многочисленных пороков и изнеженности, которые являются результатом праздности. Такое моральное значение может иметь труд, когда он полезен и умерен. Чрезмерный труд, который иесут бедняки, чтобы добыть себе средства существования, есть результат неравенства. Верас считает возможным, в условиях равенства, значительное сокращение времени труда. Однако он в этом вопросе более реалистичен, чем Мор или

Кампанелла; в «Утопии» введен шестичасовой день, в «Городе солнца» – даже четырехчасовой. У севарамбов день разделен на три равные части, из которых одна, восемь часов, посвящается труду, вторая – удовольствиям, третья– отдыху. Верас, несомненно, первым провозгласил эту трехчленную формулу, ставшую столь популярной в XIX в. (восемь часов для труда, восемь – для отдыха, восемь – для сна) .

Такая система всеобщего труда граждан не может еще, однако, по мнению Вераса, обеспечить удовлетворение всех потребностей. Дополнением и коррективом к ней является у него рабство. Для выполнения грязных работ при каждой осмазии имеются рабы . Мы знаем, что рабство для тех же целей сохраняется:и в «Утопии» . Но у Мора рабство – форма наказания, заменяющая смертную казнь. Мор не считает возможным обращать в рабство даже военнопленных, он не признает наследственного рабства. Рабство у Вераса гораздо ближе к своему реальному прототипу и по своему источнику, и по характеру использования рабов. Верас без всякого возмущения рассказывает о том, как севарамбы, победив своих врагов, налагают на них ежегодную дань девушками и юношами, которые становятся затем рабами у севарамбов .

Он с полным сочувствием рассказывает о на– ложницах-рабынях и о том, как снабдили такими временными наложницами его спутников в первом же городе, в который они прибыли . Это более чем терпимое отношение к рабству в его самых отвратительных проявлениях резко выделяет Вераса среди ранних утопистов. Повидимому, здесь сказалось в первую очередь влияние на Вераса того отношения к рабству, которое было в его время широко распространено в кругах, связанных с колониальными интересами.

Как мы уже говорили, государство снабжает граждан всем необходимым. Оно снабжает их непосредственно продуктами. Деньги воспрещены основным законом государства . Их употребление считается пагубным. Это абсолютное отрицание денег как олицетворения богатства и орудия эксплуатации свойственно всем ранним социалистам. Но системы безденежного распределения могут быть различны по своим принципам. Возможно распределение равными пайками, возможно распределение по потребностям, возможно распределение, учитывающее в той или иной форме общественные заслуги. Верас провозглашает распределение по потребностям. Всякий гражданин, имея в чем-либо нужду, обращается к соответственному должностному лицу и всегда получает удовлетворение. Однако при применении этого принципа принимаются во внимание соображения иерархического порядка. Должностные лица заслуживают большего вознаграждения и получают его в соответствии с положением, которое они занимают в республике (proportionnees au rang qu’ils tiennent dans la Republique): они имеют лучшие жилища, лучшее питание, лучшую одежду, чем простые граждане; им разрешено иметь больше жен и содержать лично при себе рабов (как правило, рабы прикреплены к осмазиям). Отметим, как любопытное перенесение в утопию черт французской действительности, что правом охоты, по крайней мере в некоторых лесах, пользуется только губернатор .

Иерархия вознаграждения дает дополнительный стимул к труду на пользу общества. Основным стимулом является «благородное соревнование» (une noble emulation), которое рождается из справедливого желания похвал, вызываемых добрыми делами . Но стремление завоевать любовь и уважение граждан поддерживается и укрепляется соображениями материального порядка. Верас старается, очевидно, показать, что коммунистический строй не требует для своего существования людей особого, более высокого морального уровня. У севарамбов те же желания, те же цели, что и у европейцев. Различие социальных укладов сказывается в другом – в том, что средства,

которыми севарамбы пользуются для достижения этих целей, честны и законны, тогда как у европейцев они сплошь и рядом низки и преступны .

В республике нет богатых бездельников, нет людей, которые облечены властью, хотя они недостойны ее и неспособны к ней. С другой стороны, среди севарамбов нет бедных, никто не испытывает нужды в необходимом, все принимают участие в общественных удовольствиях: «им принадлежат все богатства государства, и каждый из них может считать себя столь же счастливым, как самый богатый в мире монарх» .

Основным условием, обеспечивающим это всеобщее богатство, Верас считает правильную систему распределения у севарамбов. Проводя параллель между европейскими странами и страной севарамбов, Верас замечает: «все это, в сущности, одно и то же, но способ распределения благ различен». Однако Верасу не чуждо представление о том, что коммунистический строй создает также исключительные возможности для роста производства. У него в большей степени, чем у Мора, заметен вкус и интерес к техническим достижениям и усовершенствованиям, хотя большой изобретательности он в этом отношении и не проявляет. Для нашего народа нет ничего невозможного,– говорит один из севарамбов у Вераса,– ибо у нас все принадлежит обществу . Интересно, что описываемые Верасом грандиозные сооружения, облегчающие труд человека и содействующие росту изобилия, относятся к путям сообщения и сельскому хозяйству. Верас вообще отводит промышленности подчиненное место, считая сельское хозяйство и строительное дело «более полезными». Мы узнаем у него о туннелях, сокращающих горные дороги , о подъемных машинах , о системе орошения и осушения земель при помощи каналов, об особых способах превращения песчаных почв в плодородные . Во второй половине XVII в. Верас оказывается еще не в состоянии предугадать технический переворот в области промышленности и рост ее значения в общественной экономии.