Текст книги "Во тьме таится смерть"

Автор книги: Томас Гублер

Соавторы: Дороти Гублер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

5. В поисках бумаги

– Вы знаете, что означает эта бабочка, – вымолвил Татсуно. – И вы не сказали мне об этом, когда заставили меня пообещать выполнить небольшую работу для вас.

– Я не говорил, что это будет небольшая работа, – ответствовал судья. – На это требуется ниндзя.

Они покинули тюрьму после того, как двое заключенных подтвердили то, что судья уже знал: бабочка не принадлежала господину Инабе. Убийца должен был принести ее с собой. Перед отъездом судья сказал начальнику:

– Освободите этих мужчин и верните им мечи.

Начальник не сделал ни малейшей попытки возражения. Но Сёкей, оказавшись снаружи, спросил:

– Они убьют себя после того, как им вернут мечи?

– Если полагают, что того требует их честь, – сказал судья.

– Они не должны были пить саке, – сказал Сёкей. – В книге Дэйдоджи Юзана говорится, что поведение воина должно быть всегда правильным.

– Истинно так, – подтвердил судья. – Много прекрасных и благородных вещей написано в той книге и в других книгах также. Но человека д о лжно ценить не в соответствии с книгами, а в соответствии с тем, что заложено в его сердце.

Татсуно прервал их.

– Я никакой не самурай, – сказал он. – Я не намерен совершать самоубийство для вас.

Сёкей изнывал от любопытства и был вынужден спросить:

– Что все-таки означает бабочка?

– Она означает, – ответил Татсуно, – что человек, который оставил ее, неуловим. Вообще, попытка схватить его будет стоить вам жизни. Оставьте его в покое!

– Но вы ниндзя, – удивился Сёкей. – Как вы можете признать поражение?

– С непринужденностью, уверяю вас, – заявил Татсуно. – Ниндзя живет, чтобы бороться другими способами, в отличие от самурая.

– Нет вопросов, – отрезал судья. – Мне и не нужно, чтобы ты ловил того, кто оставил бабочку, Татсуно.

– Тогда в чем состоит работа, которую вы хотите, чтобы я выполнил?

– Скоро узнаешь, – ответил судья. – Сначала мы посетим еще одно или два места.

– Если мы идем во дворец сёгуна, – вставил Татсуно, – то я должен переодеться в лучшее кимоно.

– В этом нет никакой нужды, – сказал Оока. – Нам надо увидеть бумажных дел мастера. – Он поглядел на Сёкея. – Кого-то, кого ты хорошо знаешь.

Сначала Сёкей не понимал. Но когда они въехали в тот район Эдо, где имелись лавки бумажных мастеров, юноша вспомнил, когда был здесь в последний раз. Это случилось вскоре после того, как судья Оока принял его и Сёкей приехал, чтобы отблагодарить человека, который косвенно сделал это возможным.

Впервые юноша встретился с ней ночью, когда он и его отец – его старый отец, торговец чаем, – остановились в придорожной гостинице «Токайдо». Сёкей той ночью вышел на террасу гостиницы, чтобы посмотреть на звезды. Там он встретил Мичико, которая также смотрела на звезды. Чтобы развлечь юношу, она рассказала Сёкею историю о привидениях, настолько пугающую, что позже он лежал взволнованный на своей циновке и не мог заснуть. И тогда он увидел призрака, который явился, чтобы похитить драгоценный камень у богатого князя. Утром пропажа обнаружилась, в воровстве обвинили Мичико и ее отца. В гостиницу прибыл для расследования судья Оока. Сёкей рассказал то, что видел, и судья дал ему первое задание. Когда тайну раскрыли (с помощью Сёкея), Мичико и ее отца оправдали, а судья предоставил Сёкею возможность стать самураем.

С улицы небольшая лавка имела тот же вид, что и в то время, когда Сёкей последний раз посещал ее. Над передним входом в магазинчик была синяя вывеска: «ОГАВА, ПРЕВОСХОДНАЯ БУМАГА И ШИРМЫ». Красиво выполненные буквы подсказывали Сёкею, что сама Мичико, видимо, сделала ее. Юноша и судья спешились и привязали лошадей к ограде перед лавкой. На порог выбежала девочка-служанка, посмотрела на них, сделав большие глаза, и срочно побежала внутрь доложить о прибытии важных самураев.

Через несколько секунд Сёкей заметил пару глаз, глядящих на него через щелку приоткрытой двери. Эти глаза он сразу узнал: Мичико.

Как только судья ступил на крыльцо, дверь широко распахнулась и на пороге возник отец Мичико, низко кланявшийся гостям. Позади него стояла Мичико, которая также поклонилась, после того как слегка улыбнулась Сёкею.

Судья, Сёкей и Татсуно поклонились в ответ. Едва ли не сразу же появилась девочка-служанка с чаем и рисовыми лепешками манджу на подносе. Все уселись перед маленьким альковом. На стене над почетным местом висел свиток с написанным на нем стихотворением. Сёкей узнал по каллиграфически красивому почерку руку поэта. Это был Басё [8]8
  Басё (наст. имя Дзинситиро, 1644–1694) – великий японский поэт и теоретик стиха.


[Закрыть]– самый известный автор Японии. Поскольку красивый почерк поэта столь же важен, как и его слова, свиток имел особенную ценность.

Сёкей обратил внимание, как посмотрел на свиток Татсуно. Но это не был взгляд восхищения, как у юноши. Казалось, что Татсуно оценивал свиток, задаваясь вопросом, за сколько бы он мог его продать, если бы сумел как-нибудь убежать отсюда с этой вещью.

Сёкей настолько встревожился, что почти не обратил внимания, когда отец Мичико, Огава-сан, заговорил с ним. По тому, как пожилой мужчина улыбался, Сёкей догадался, что ему сделали комплимент.

– Спасибо, – сказал Сёкей, склонив голову.

– Разве ты не согласна? – спросил свою дочь Огава-сан.

Горящими глазами девушка мгновение смотрела на Сёкея, затем произнесла:

– Я поняла, что у него сердце самурая, когда он защитил нас от ложного обвинения, отец.

– Вы должны очень гордиться таким прекрасным сыном, – сказал Огава-сан судье Ооке.

– Ему еще многому надо учиться, – промолвил судья, – но я одобряю, что он не теряет мужество.

Все закивали, громко выражая свое согласие с этим, даже Татсуно, который знал Сёкея всего лишь два часа. «Они это говорят из вежливости», – подумал юноша. Но он знал, что судья никогда не будет лгать, и поэтому позволил себе испытать гордость за слова одобрения, полученные от отца.

Вежливая беседа продолжалась еще некоторое время. Сёкей знал, что Огава намеревался продать судье бумагу. Но для обоих было бы неучтиво затронуть этот вопрос раньше времени. Наконец судья сказал Огаве:

– Меня очень порадовало качество писчей бумаги, которую вы столь любезно продали мне в последний раз.

– Мы только что изготовили новый пакет, который, я уверен, еще лучше, – ответствовал Огава-сан и посмотрел на дочь. – Мичико, принеси несколько образцов.

Она ушла в другую комнату и вернулась с несколькими листами светло-кремовой бумаги. Девушка вручила их отцу, который передал листы судье. Сёкей понял, что отец и дочь гордятся своей бумагой, но, конечно, не могут в этом признаться. Их гордость была обоснована. И гладкостью поверхности, и ровностью цвета бумага ласкала глаз. Сёкей подумал, как приятны ощущения, когда опускаешь кисть в черные как уголь чернила и смело наносишь их на лист, создавая новую красивую картину или стихотворение. Судья сделал несколько одобрительных замечаний о бумаге и затем спросил:

– Вы можете предоставить мне пятьдесят листов?

Мичико и ее отец посмотрели друг на друга. Пятьдесят листов, как догадывался Сёкей, – очень большой заказ для них.

– У нас не найдется в запасе так много листов, – ответил Огава-сан. – Но мы можем сделать недостающие через несколько дней.

– Никакой спешки, – сказал судья. – Я оставляю заказ, а пока отправляюсь в поездку. Когда мы вернемся, я пришлю Сёкея за бумагой.

– Уверяю вас, она будет такого же качества, как и эта, – заверил Огава-сан.

– Не сомневаюсь, – ответил судья.

– Вы даже не спросили меня, сколько это будет стоить.

– Я уверен, что цена будет справедливая. Мы не станем обсуждать это.

– Мы очень благодарны за ваше великодушие, – сказал Огава-сан, склонив голову.

– Вы далеко держите путь? – поинтересовалась Мичико.

Это было несколько бестактным вопросом для девушки, и отец замахал на нее руками в знак упрека.

– Простите, – немедленно сказала Мичико. – Я спрашиваю только, чтобы убедиться, что у нас будет готова бумага, когда вернется Сёкей.

Она подарила Сёкею робкую улыбку, полагая, что никто этого больше не видел.

– Не извиняйтесь, – сказал судья. – Хорошо, когда молодые люди задают вопросы. И если по правде, Огава-сан, я приехал сюда в надежде, что и вы сможете ответить мне на один вопрос.

Огава-сан бросил на дочь такой взгляд, в котором явно читалось: «Вот видишь, в какие неприятности ты нас втянула?» Но судье сказал:

– Что именно вы желаете спросить?

Судья достал из кимоно бабочку. Татсуно следил за ним осторожно, словно боялся, что та оживет и улетит.

– Мне интересно, – обратился судья к Огаве, – знаете ли вы, кто сделал эту бумагу.

Огава-сан деликатно взял бабочку у судьи и повертел ее в руках.

– Она запачкана, – сказал он.

Судья кивнул, не говоря, чем именно запачкана вещь.

– Можете развернуть листок, если желаете, – сказал он Огаве.

– Это кощунство, – сказал Огава-сан, – поскольку перед нами прекрасный образец оригами. Кто бы ни свернул эту бумагу в форме бабочки, то был художник.

Мичико наклонилась через плечо, чтобы получше рассмотреть бабочку, и отец сказал ей:

– Видишь уклон зерен? Такой дает волокно гампи. Баккоро, должно быть, ты не думаешь?

– Да, отец, – согласилась девушка.

Огава-сан вернул бабочку судье.

– Этот способ сворачивать бумагу напоминает тот, который практикуется в святых местах для некоторого ритуала. И человек, который обычно делает бумагу для этих целей, – некто по имени Баккоро. Но он живет в области Шинано, далеко на север отсюда. Так что это вам не по пути, если вы отправляетесь в поездку.

– Напротив, – сказал судья. – Вы только что подсказали мне первое место, куда мы должны отправиться.

6. Подарок

– Могу я дать Сёкею кое-что в дорогу? – спросила Мичико.

– Они хотят путешествовать налегке, – ответил ей отец.

– Это не тяжело, – ответила она. – Пойдем, Сёкей, это находится на высокой полке. Я не могу дотянуться туда сама.

Сёкей не двигался, но лишь посмотрел на судью, который улыбнулся и сказал:

– Когда молодая особа предлагает подарок, нужно принять его с благодарностью.

Мичико поднялась и открыла дверь в следующую комнату. Девушка жестами велела Сёкею следовать за ней. Она задвинула дверь и сказала:

– Ты стал выше, с тех пор как я видела тебя в последний раз. Прежде мы были почти одного роста. А теперь я вровень с твоим плечом.

Почему-то эти слова понравились Сёкею, который и не догадывался, насколько вырос. Ему хотелось сказать ей, что она стала красивее, чем прежде, но он знал, что девушка будет смеяться над ним, поскольку это выглядит очень глупо.

Мичико между тем продолжала:

– Жаль, что у тебя нет времени, чтобы рассказать про все дела, которые ты помог раскрыть судье.

– Их было немного, вообще-то, – произнес Сёкей. Он был рад, что не придется рассказывать Мичико о задании в чайной, где гейши принимали клиентов. Возможно, девушка подумала бы, что это постыдно.

– И теперь вы отправляетесь в поездку с ним, а судья и не знал, пока не прибыл сюда, куда вы едете. Он часто так поступает?

– Да, – с улыбкой ответил Сёкей. – Он только говорит, что мы должны следовать одним путем всюду, куда тот ни поведет.

– О, ну, в общем, судья очень мудр, – сказала девушка, – таким образом, я предполагаю, именно поэтому мне трудно его понять. Это странно все же. Незадолго до того как вы прибыли, я читала дневник путешествий Басё. Знаешь, тот, который он написал во время своей последней поездки?

– Да, – сказал Сёкей, – я слышал о нем, но никогда не читал.

– Когда вернешься за бумагой, отдам тебе свою копию, – сказала она. – Итак, то, что я прочла, заставило меня подумать о тебе, постоянно разъезжающем с судьей и расследующем преступления. – Она выбрала на полке маленькую книгу. Перевязки на переднем и заднем концах были со вкусом украшены красными и желтыми листьями клена.

Сёкей вспомнил, что последняя поездка Басё приходилась на осень.

– Хотел бы ты услышать, что он написал? – спросила Мичико Сёкея и посмотрела на него, ожидая ответа.

Юноша кивнул, желая, чтобы она читала всю книгу, но она переворачивала страницы, пока не дошла до нужного места.

– Это здесь, – сказала она. – Он описывает, как волнуется, потому что стареет и, возможно, больше не сможет вынести трудностей путешествия: «В мысленном разговоре с собой я признал, что, отправляясь в эту поездку в отдаленную часть страны, полностью осознавал риск для жизни. Так, даже если бы мне было суждено умереть в пути, это было бы только волей Небес. Эти мысли несколько подняли мне настроение».

Слова большого поэта заставили Сёкея похолодеть. Несмотря на то что в печи горели угли, юноша дрожал.

Мичико, казалось, не обращала на это внимания.

– Ты не находишь благородными порывы души поэта? – спросила она.

– Несомненно, – ответил он. И не солгал. Хотя прочитанное чем-то и пугало, восприятие поэтом Басё смерти было точно таким, какое должен ощущать самурай.

– О! – воскликнула Мичико. – Я почти забыла о подарке. Мне пришло в голову, когда я думала о дневнике Басё, что тебе это понравится. Когда Басё отправлялся в поездку, он взял с собой маленький набор для письма. – Она указала на самую высокую полку на стене. – Это там, но ты должен сам достать их оттуда.

Это было непросто и для Сёкея, но он сумел дотянуться до угольно-черной лакированной шкатулки. «Она слишком маленькая для письменного прибора», – подумал юноша. Но Мичико открыла шкатулочку, и он понял, что неправ. Внутри находился лоток с двумя кистями для письма.

Аккуратно уложенные, они занимали не больше места, чем большой палец Сёкея. Когда Мичико вынула лоток, Сёкей увидел маленькую чернильную палочку, каменную чашечку и даже крошечную бутылочку воды, чтобы делать чернила.

– Посмотри. – Девушка отодвинула дно коробочки и показала несколько трубочек бумаги. – Это очень тонкая бумага, – сказала Мичико, развернув не полностью одну из трубочек, – но она хорошо держит чернила, не давая им стекать. Если тебя посетит вдохновение во время поездки, ты можешь сразу же записать свои стихи, как поступал Басё.

Сёкей не знал, что и ответить.

– Это такой щедрый подарок, – сказал он девушке. – Я не сделал ничего, чтобы быть достойным его.

– Напротив, – ответила она, – ты доказал, что столь же отважен и честен, как любой самурай.

Сёкей поклонился.

– Я надеюсь, ты всегда будешь говорить мне это.

Мичико хотела что-то ответить, но заколебалась. Сёкей удивленно глядел на нее, поскольку она редко была застенчива с ним.

– А я надеюсь, что ты не будешь думать, будто я слишком дерзка, – сказала она, – но у меня вызвал странное чувство тот человек, с которым вы прибыли. Действительно ли он друг судьи Ооки?

– Нет, – сказал Сёкей, – уверен, что не друг.

– Рада слышать это, – ответила девушка, – если бы был другом, тогда я не говорила бы плохо о нем. Но я чувствую, что ты должен быть настороже, если едешь с ним.

– Что заставляет тебя говорить так? – спросил Сёкей, подозревая, что она видела, как Татсуно смотрел на стихи Басё на стене.

– Это просто ощущение, – сказала она. – Из-за него мне нелегко. Возможно, ты подумаешь, что я глупа, но я редко ошибаюсь в таких вещах. – Мичико посмотрела на дверь в соседнюю комнату.

– Нам пора вернуться к другим, – произнесла она. – Обещай, что скоро будешь здесь снова.

Сёкею припомнились слова Басё.

– Если будет на то воля Небес, – ответил юноша.

После того как судья со спутниками покинули лавку, Оока дал Сёкею кожаный мешочек, полный монет.

– На сей раз я должен следовать другим путем, – объяснил судья. – Тебе надо пойти к этому бумажному мастеру Баккоро. Он живет в Минове, в области Шинано. Покажи ему бабочку, – Оока вручил ее Сёкею, – и спроси имя человека, купившего бумагу, из которой она была сделана.

– Вы думаете, он вспомнит? – спросил Сёкей.

– Это особенная бумага, – пояснил судья, – используемая в религиозных целях. Для глаз бумажного мастера каждый ее пакет отличен. Я думаю, скорее всего, он вспомнит. – Тут он обратился к Татсуно: – Я хочу, чтобы ты пошел с Сёкеем.

Татсуно казался смущенным.

– Он не нуждается в моей помощи для такой простой задачи, – заметил тот.

– Я хочу, чтобы ты охранял Сёкея и учил его думать, как ниндзя, – пояснил судья.

Сёкей при этих словах навострил уши. Как он принялся учиться быть самураем, так же теперь он должен пробовать стать ниндзя.

Но Татсуно сказал судье:

– Я не могу учить его быть ниндзя. Обучение длится годы.

– Я не хочу, чтобы он стал ниндзя, – возразил судья, – но ему будет полезно знать о вас как можно больше.

Татсуно нервно переминался с ноги на ногу, смотря то на Сёкея, то на судью. Ясно, что он оценивал Сёкея и ему не понравилось то, что он видел.

Судья спросил:

– Ты думаешь, что из него не выйдет хорошего самурая?

Татсуно пожал плечами:

– Он ваш сын, так что, конечно, он хороший самурай.

– Он мой приемный сын. А вообще-то он рожден торговцем чаем.

Татсуно посмотрел на Сёкея строже, чем прежде.

– Хорошо, я полагаю, будет достаточно просто отвести его в Шинано и увидеться с этим бумажным мастером.

– Но после того как вы посетите бумажного мастера, – добавил судья, – я хочу, чтобы вы оба направились к области Этчу.

– Где домен [9]9
  Домен – наследственные земельные владения.


[Закрыть]господина Инабы? – произнес Татсуно, подняв бровь.

– Да. Замаскируйтесь как-нибудь. Поговорите как можно с большим числом людей. Слушайте, что они говорят: слухи, обвинения, сплетни. Я хочу знать то, что говорится об убийстве господина Инабы.

– Что именно вы хотите, чтобы мы узнали? – спросил Татсуно.

– Я желаю узнать, кто враги господина Инабы.

Татсуно на миг задумался.

– Мы не должны будем никого для вас ловить, так ведь? – уточнил он.

– Нет, Татсуно. Вы не ищете лису. Я просто хочу знать, кто послал лису господину Инабе.

– Где вы будете?

– В городе Наре, с визитом к управляющему областью Ямато.

Татсуно вздохнул.

– Я знал, что это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– И, Татсуно, еще одна вещь, – сказал судья.

– Да?

– Если с Сёкеем случится что-нибудь плохое, не будет такого места в Японии, где ты смог бы укрыться от меня.

7. Под маской

Пять дней спустя Сёкей и Татсуно были на пути к Минове. Сёкей обрезал волосы и спрятал предметы одежды, которые отмечали его как сына самурайской семьи. Он все носил деревянный меч для защиты, но оставил лошадь в конюшне, когда они вступили в область Шинано, что в трех днях езды к северу от Эдо.

– Мы будем представляться паломниками, – сказал Татсуно Сёкею еще в начале поездки. – Мы собираемся посещать священные горы в Этчу. Здесь на дорогах полно паломников, которых никто и не замечает. Это даст нам возможность останавливаться в любом месте, просить еды или ночлега.

Он хитро поглядел на юношу:

– Я знаю, что как сын торговца ты привык к намного более изысканной жизни, но…

– Это меня не беспокоит, – сказал Сёкей. – Я теперь сын самурая. Я один следовал за труппой актеров кабуки до гостиницы «Токайдо». – Юноша сразу же испытал злость на самого себя. Хвастать – ниже достоинства самурая.

– Не показывай тот кошель, который дал тебе отец, – предупредил Татсуно. – На здешних дорогах немало грабителей и других преступников. Пожалуй, ты должен позволить мне нести деньги для сохранности.

– Я не настолько глуп, – сказал Сёкей.

Татсуно парировал пословицей:

– Человек, считающий себя умнее других, на самом деле глупец.

– За это не беспокойся, – произнес Сёкей, – поскольку я знаю, что никогда не буду столь же умен, как судья Оока.

– Он также должен встретить равного себе, – продолжал Татсуно, – и я уверяю тебя, что так и будет, если он когда-либо столкнется с человеком, который оставил ту бабочку в комнате господина Инабы.

Сёкей колебался. Он желал спросить кое-что, но не хотел, чтобы Татсуно подумал, будто юноша неосведомлен. Теперь же, казалось, предоставился наилучший шанс прояснить все.

– Что означает бабочка? Чем она тебя пугает?

– Ага, – сказал Татсуно, – ты даже не знаешь, так? Судья отправляет собственного сына на такое задание и не в состоянии сказать, какой опасности он подвергается. И все же люди восхищаются им!

– Все восхищаются им! – воскликнул Сёкей с отчаянием. – А ты боишься его.

Еще раз юноша пожалел об опрометчивых словах, едва они выпорхнули из его рта.

– Просто здравый смысл подсказывает, – ответил Татсуно, – бояться того, кто может казнить меня по прихоти. Вот почему… – Татсуно оборвал себя, демонстрируя тем самым, что имеет больше самообладания, чем Сёкей.

– Что «почему»? – не унимался Сёкей.

– Неважно, – проговорил Татсуно, отмахиваясь, словно отгоняя мысли рукой. – Это в данном случае совершенно не важно. Я могу сказать, однако, что человек, оставивший бабочку, сделал так, чтобы прогнать злого ками, которого он выпустил, убив господина Инабу.

Сёкей настолько удивился, что встал как вкопанный и пристально посмотрел на Татсуно:

– Но… это означает, что он был синтоистским священником.

Татсуно помотал головой:

– Он не посвятил жизнь Синто, как поступают священники, но ты прав в одном: он знает, как выполнять синтоистские ритуалы.

– Я никогда раньше не слышал о священнике, убивающем людей, – сказал Сёкей.

– Я же сказал, он не священник, – повторил Татсуно. – Ты что, вообще все пропустил мимо ушей? Он ниндзя – ниндзя, который называет себя Китсуне, лисой.

Задетый упреком, юноша вскипел. Он был смущен сильнее, чем когда-либо.

Они снова двинулись в путь в полнейшем молчании. Наконец Татсуно нарушил тишину.

– Это несправедливо, знаешь ли, – сказал он.

– Что несправедливо?

– То, что я ответственен за твою безопасность и должен рассказывать тебе о ниндзя. Я полагаю, все, что ты когда-либо слышал о нас, – это что ниндзя наряжаются в черное, крадутся по ночам и убивают людей.

Сёкею не хотелось признавать, что его попутчик был прав.

– И конечно, еще, что ниндзя наделены волшебными способностями, которые могут использовать, чтобы сделаться невидимыми или победить врагов простым взмахом руки.

У Сёкея слова Татсуно вызвали зуд из-за которого хотелось чесаться до крови.

– Вы действительно можете делать такое?

– Конечно, – сказал Татсуно, – но это только часть того, что нужно знать ниндзя. Столетия тому назад, когда император жил в Наре, а сёгунами были князья из клана Фудзивара…

– Погоди! – перебил Сёкей. – Я хочу знать, как вы становитесь невидимыми.

– Почему ты хочешь знать именно это?

– Ну… интересно. Это должно быть очень полезным в определенных ситуациях.

– Что да, то да. – Татсуно говорил так, как будто становился невидимым всякий раз, когда того желал.

Тогда Сёкей кое-что понял:

– Отчего же ты не стал невидимым, когда я преследовал тебя в переулке? Тогда судья, возможно, не захватил бы тебя.

– А что же я сделал, разве не помнишь? Ты не смог увидеть меня в переулке, разве нет?

– Все так, но это было потому, что ты укрылся позади корзин.

– Я, возможно, создал эту иллюзию, но фактически я был невидим. После того как я оторвался от тебя, я отказался от защиты, вот тогда судья и увидел меня.

– Я не верю тебе, – сказал Сёкей.

Татсуно пожал плечами:

– А мне как-то все равно.

Сёкей испытывал раздражение:

– Если ты действительно умеешь становиться невидимым, давай, покажи прямо сейчас, как вы это делаете.

– Это не фокус, который выполняется для развлечения уличной толпы, – надменно ответил Татсуно. – Это требует тесной связи с ками природы.

Не в силах сдержать себя, Сёкей засмеялся:

– И у тебя есть такая связь?

– Когда понадобится, – сказал Татсуно с поклоном.

– Да ну? Тогда я надеюсь увидеть такую ситуацию, – не унимался Сёкей.

– Если подобное случится, – ответил Татсуно, – это будет означать, что мы находимся в серьезной опасности.

Сёкей полагал, что шансы на это невелики. На дороге, которая вела путников к цели, почти никого не было. Встречались только случайные прохожие – крестьянин или чернорабочий, который посмотрел на них без любопытства или угрозы. Сёкей и Татсуно приближались к горам Акайси. Юноша счел их красивыми, даже при том, что вершины были покрыты снегом, но зеленые сосны и оголенные клены, которые охватывали горы со всех сторон, составляли живописный пейзаж. Теперь, когда дорога пошла вверх мимо деревьев, юноша почувствовал усталость. С высотой воздух становился холоднее, и Сёкей пожалел, что на нем не было более теплой одежды. Но любая другая одежда, какая имелась у него, показывала бы, что он сын зажиточного самурая. Он не намеревался просить Татсуно остановиться на отдых. А тот не проявлял никаких признаков усталости и шагал так твердо, будто только что пустился в путь.

В первую ночь они остановились в маленькой обители, где жили три синтоистских священника. Семьи со всей округи несли сюда рис и овощи, чтобы поддержать существование святыни. Хотя священники с удовольствием поделились пищей с гостями, Сёкей заметил, что ее было недостаточно. Позже, когда они пошли на вечернюю службу, юноша оставил серебряную монету для ками, жившего в обители. Он знал, что этих денег хватит священникам на покупку одной или двух рыб.

На следующее утро путники проснулись и обнаружили, что ночью выпал обильный снег. Ветви деревьев низко прогнулись под тяжестью белых одежд, а земля казалась столь же свежей, как, наверное, в тот день, когда она едва родилась. Даже в этом случае увиденное встревожило Сёкея, поскольку он понял, что это означало: сегодняшний путь будет более трудным. Священники, однако, были восхищены. Они подготовили специальную пищу на завтрак, открыв флягу с рассолом дайкона, которая хранилась для праздника. Татсуно объяснил Сёкею:

– Здесь не было большого снега этой зимой. Без снегопада не потекут горные потоки, когда придет весна, и крестьяне в округе напрасно бы ждали хорошего начала сезона полевых работ. А это ужасно сказалось бы на священниках, ибо означало, что ками из обители недовольны.

После завтрака Татсуно спокойно поговорил с одним из священников, который затем исчез, а вернулся с несколькими шкурками выдры.

– Мы обернем ими ноги, так что не замерзнем в снегу, – пояснил Татсуно.

– Я должен покинуть обитель, оставив за помощь подношение, – заявил Сёкей.

– В этом нет надобности. Я видел, что ты оставил монету вчера вечером, – возразил ему Татсуно.

– Это предназначалось на пищу, – сказал Сёкей. – Шкурки выдры дороги.

– Да, но священники убеждены, что наше присутствие здесь понравилось ками настолько, что они послали снег.

Сёкей был озадачен:

– С чего они… ты сказал им это?

Татсуно улыбнулся:

– Я намекнул, что ты имеешь тесную связь с ками природы.

– Я не могу позволить извлекать выгоду из такой лжи, – сказал Сёкей.

– Это же не ты солгал, – ответил Татсуно. – Так или иначе, откуда тебе знать, что это ложь? Ты был единственным человеком, который сделал подношение в обители вчера вечером, и этим утром ками показал, что он рад.

– Я никогда не делал вид, будто близок к ками.

– Показываешь свое смирение, – съязвил Татсуно. – Еще одно из твоих достоинств. Оберни ноги шкурками. Если повезет, достигнем Миновы до сумерек.