Текст книги "Во тьме таится смерть"

Автор книги: Томас Гублер

Соавторы: Дороти Гублер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

3. След начинается здесь

Сёкей подумал, что это, должно быть, достаточно трудно.

– Как бабочка сообщила вам обо всем?

– Фактически бабочка способна сообщить нам даже больше тайн. Но я задавал другие вопросы, когда ты нашел бабочку. Так как ты не присутствовал там, я объясню.

Он остановился, потому что в дверном проеме показалась Сиво.

– Ваша светлость спрашивала, чем бы перекусить? – осведомилась она.

– Это было бы сейчас весьма кстати, – сказал судья. – Можете принести нам подносы сюда?

– Как пожелаете, – ответила служанка.

После того как она ушла, судья сказал Сёкею:

– Обратим внимание на то, сколь изысканную пищу нам подадут.

Сёкей задался вопросом, позволил ли судья своей любовью к чревоугодничеству заслонить интерес к поимке преступника.

И немедленно упрекнул себя за то, что такие мысли пришли ему в голову. Оока вновь улыбнулся, и Сёкей склонил голову – возможно, его приемный отец действительно умел читать мысли.

– Припоминаешь ли, – спросил судья, – как новый господин Инаба – Йютаро – сказал, что подумал, будто убийца вор?

– Да, – ответил Сёкей, довольный, что обратил на это внимание.

– Наверху я спросил его и служащих, что украдено. Они не смогли ответить, поскольку не обнаружили никакой пропажи. Молодой господин предположил, что вор был напуган прежде, чем смог взять что-нибудь. Ты веришь в это?

Сёкей думал быстро:

– Весь дом спал. Никто не видел убийцу. Вряд ли он был напуган.

– Так оно и было, – произнес судья. – А что еще Йютаро говорил нам, что мы должны теперь отклонить?

Вопрос был труднее. Сёкей обдумал то, что запомнил из высказываний Йютаро. И тогда ему припомнилось:

– Что его отец, старый господин Инаба, не имел никаких врагов.

Довольный вид судьи был самой большой наградой для Сёкея.

– Именно так, – изрек судья.

Появилась Сиво, неся поднос с едой на двоих. На нем были две маленькие мисочки очищенного риса, блюдо с водорослями, слегка политыми соевым соусом, и две чашечки чая. Родные Сёкея торговали чаем вот уже в пятом поколении, так что он мог, не пригубив напитка, по запаху сказать, что это был чай низкого качества. Было почти оскорбительно, что в замке князя подавалась такая скудная пища. Тогда Сёкей понял, что именно на это надо обратить внимание. Судья не сделал никаких замечаний по поводу пищи. Он просто подхватил палочки для еды и принялся за трапезу. Когда же Сиво удалилась, Сёкей задал вопрос:

– Почему нам подали такую еду?

– Обычно, – сказал судья, – я принимаю это как знак того, что меня не жалуют.

Сёкей быстро опустошил свою мисочку риса, так как не позавтракал. Ему пришлось приложить усилие, чтобы оставить большую часть водорослей для судьи. После того как судья отставил пустую мисочку, он спокойно сложил руки на животе и закрыл глаза. Выражение удовлетворения медленно расплылось по его лицу, будто он только что наслаждался великолепным обедом. Теперь оставалось только ждать. Бунзо учил его, что, если хочешь, чтобы время прошло быстро, надо сконцентрироваться на звуках. Сёкей однажды думал о времени, когда слушал пение гейши Умэ. Как раз в тот момент, когда ее голос достиг наибольшей высоты в прекрасной мелодии… Но мысли юноши продолжали возвращаться к другим вещам. Бабочка-оригами. Как это говорил судья, кто был убийца? Кто же он, в самом-то деле? Враг господина Инабы? А что пища, которую им подали, должна…

– Я думаю, – неожиданно произнес Оока, не раскрывая глаз, – о восхитительном обеде, которым меня однажды потчевали в доме человека, который любил поесть так же, как и я. Ты когда-нибудь пробовал лапшу соба со взбитым горным ямсом и яйцами, сваренными «в мешочек»?

– Нет, – ответил Сёкей.

– Жаль. Тогда тебе было бы о чем подумать после такой пищи, как эта.

– Вы сказали, еда означает, что нам здесь не рады, – сказал Сёкей. – Стало быть, мы должны уехать?

– Еще нет, – промолвил судья. – Я хочу увидеть, насколько мы неприятны.

Казалось, он вновь расслабился, и Сёкей понял, что потребуется ждать дольше, чем можно было предположить. Юноша закрыл глаза и стал думать о кушаньях, которые он особенно любил. Это не заняло много времени. Окайю – рисовая каша, которую часто готовила его матушка, всегда вызывала у Сёкея ощущение безопасности. Но, конечно, на самом деле плохие вещи все же случались. Жить с его старым отцом было непросто. Отец всегда говорил сыну, насколько тот глуп: «Желаешь стать самураем – ты знаешь, что это невозможно! И даже если бы это было возможно, то тебе это ненужно!»

Отец подразумевал, что жизнь самурая была намного труднее, чем жизнь торговца чаем. Он был прав – вот отчего торговцы считались столь низкими и презренными. Отец не видел смысла во многом из того, в чем должен преуспевать самурай. Помимо стрельбы из лука, искусства фехтования и рукопашного боя, самурай должен знать, как написать стихи и уметь артистически составлять букеты, и даже провести традиционную чайную церемонию. За исключением чайной церемонии, отец не видел, что бы какой-то из этих навыков помогал делать деньги.

Сёкей считал все те искусства трудными и был прав, за исключением сочинения стихов, чем он занимался всякий раз, когда отец не обращал на него внимания. Иногда он думал, что никогда не овладеет этими навыками. Он даже не заслужил права носить два стальных меча – один длинный и один короткий, какие мог носить только самурай. Пока юноше приходилось довольствоваться деревянным. Но судья как-то сказал ему: «Если твоя душа – душа самурая, то деревянный меч окажется столь же сильным, как и стальной».

Дверь в комнату открылась, и на пороге возник Йютаро.

– Вы видели все, что должны были видеть? – спросил он.

Судья медленно открыл глаза, как будто Йютаро пробудил его от дремоты.

– Я видел убийцу, – сказал Оока.

Йютаро выглядел ошеломленным. Он оглядел комнату.

– Где он? Он вернулся?

– Мне следовало сказать, что я видел того, на кого походит убийца, – ответил судья. – Но это почти одно и то же.

Лицо Йютаро помрачнело.

– Я ожидаю большего, – сказал он. – Сёгун сказал мне, что направил лучшего из сыщиков, которыми располагает. Если это правда, то удивительно, почему всякий в Эдо мнит себя в безопасности.

Судья склонил голову.

– Мы попробуем работать получше, – промолвил он. Обращаясь к Сёкею, Оока добавил: – Теперь нам пора уезжать.

Йютаро проводил их до входа в замок. Уши Сёкея горели. Он не мог понять, почему судья позволил себе принять подобное оскорбление. Сёкей едва сдерживал себя, чтобы не выхватить свой деревянный меч. Оружие достаточно крепкое, чтобы раскроить череп Йютаро.

Снаружи Оока сказал Сёкею:

– Ты, я вижу, учишься управлять собой. Но я все еще чувствую твой гнев. И полагаю, что Йютаро также почувствовал.

– Разве вы не сердитесь? – спросил Сёкей.

– А должен?

– Йютаро оскорбил вас.

– Это было его намерением, ясно же. В годы юности я бы испытал желание вытащить меч и посмотреть, кто из нас более искусен. В результате почти наверняка умер бы один из нас.

– Уверен, вы не были бы проигравшим.

– Возможно. Неблагоразумно судить, будто кто-то скверный боец, только потому, что этот кто-то лишен хороших манер. В любом случае, если бы я победил, то тогда должен был бы сообщить сёгуну, что выполнил его приказ найти убийцу господина Инабы, убив его сына, нового господина Инабу. – Судья поглядел на Сёкея. – Как думаешь, что сёгун велел бы мне сделать тогда?

Сёкей не хотел отвечать, но он был обязан.

– Он бы потребовал, чтобы вы совершили сэппуку [7]7
  Сэппуку – самоубийство.


[Закрыть].

– И я был бы благодарен, потому что тем самым он спас бы меня от позора снова совершить какую-нибудь глупость.

– Но тем не менее, – осмелился возразить Сёкей, – ваша честь самурая…

– Если думаешь, что честь требует изничтожить каждую собаку, которая лает на тебя, – перебил его судья, – то только потратишь время даром, преследуя собак. Нет в этом никакой чести.

Оока провел Сёкея вокруг замка господина Инабы. Он указал на окно в вышине, из которого спустился на землю убийца.

– Надо быть храбрецом, чтобы спуститься с такой высоты, – сказал судья. – Его поимка была бы достойным похвалы делом.

Сёкей осматривал заснеженную землю. Виднелось только несколько цепочек звериных следов. Судья указал на них.

– Такие следы оставила лиса, – сказал он.

– Да, – согласился юноша. – Снег, верно, продолжал падать и покрыл следы ног убийцы.

– Возможно, – сказал судья.

– Пойдем-ка, посмотрим на стражу, допустившую его в комнату господина Инабы.

Они оседлали лошадей и поехали к дворцу сёгуна. Лошади двигались неторопливо, потому что улочки города, как всегда, были переполнены. Самураи, чье облачение – косодэ – было отмечено эмблемами князя, которому они служили, расхаживали по улочкам, готовые доказать превосходство своего господина над всеми остальными. На дорогах столицы постоянно происходили кровопролитные стычки, несмотря на то что сёгун запретил бои в городе. Нарушение порядка каралось смертью. Несколько раз прохожие самураи украдкой посматривали на судью. Эмблема в виде хризантемы на косодэ всадника, конечно, отмечала его как одного из чиновников сёгуна, но размер эмблемы сообщал, что это был известный судья Оока. Несколько самураев даже поприветствовали его наклоном головы в знак уважения, а владельцы магазинов, стоящие в дверных проемах с целью привлечь посетителей, поклонились очень низко, когда он проезжал мимо. И хотя ни один из этих людей не удостоил вниманием Сёкея, юноша гордился уважительным отношением, которое выказывают его приемному отцу.

Внезапно судья Оока остановил лошадь.

– Хей! – закричал он. – Татсуно!

Сёкей устремил взгляд вперед. Единственный человек, которого увидел юноша, был худой неряшливого вида мужчина в простом коричневом кимоно. Как только тот услышал окрик судьи, развернулся и юркнул в переулок между двумя лавками.

– Мы должны догнать его, – приказал судья Сёкею. – Я хочу поговорить с ним.

4. Поимка ниндзя

Сёкей погнал лошадь к переулку, где скрылся худой мужчина. Однако переулок оказался слишком узким для лошади, так что юноша спешился и продолжил погоню.

В переулке было темно. Владельцы магазинов построили навесы с обеих сторон, чтобы защитить хранившиеся там товары. Смутно Сёкей различал плетеные и деревянные корзины, расставленные вдоль стен, но худого мужчины не было видно. Беглец укрывается в одной из корзин, понял Сёкей. Сжимая в одной руке рукоятку деревянного меча, юноша упорно пробивался от одной корзины до другой. Худой человек не носил меча, но он мог быть вооружен чем-то другим.

Неожиданно Сёкей уловил быстрое движение в конце переулка. Юноша присмотрелся и успел заметить коричневое кимоно.

– Стой! – закричал он и побежал за ним.

Худой мужчина снова исчез так же внезапно, как и прежде. Но Сёкей продолжал бежать, уверенный, что преследуемый где-то впереди.

Внезапно молодой человек ощутил острую боль в ступне. Поставив рядом другую ногу, он испытал такую же пронзительную боль, которая распространилась по всей ноге. Он машинально отпрыгнул и попытался убежать. Но упал – к счастью, назад. Оказавшись на земле, он обнаружил перед собой россыпь острых зубчатых металлических предметов. Юноша подобрал один и осмотрел его. Небольшая уродливая вещица с пятью шипами, отходящими от маленькой сердцевины. Как бы она ни приземлилась на землю, два шипа будут всегда направлены вверх, готовые вонзиться в ноги любого, кто наступит на нее. Эти штучки, вероятно, были рассыпаны здесь тем мужчиной, которого преследовал Сёкей.

Осторожно Сёкей снял обувь и вынул шипы, застрявшие в ней. Он не сильно поранился: толстые соломенные сандалии неплохо защищали ноги. Однако юноша хромал и вдобавок чувствовал себя виноватым за то, что не сумел выполнить поручение судьи.

Как ни странно, судья не ждал его на прежнем месте. Прихватив лошадь Сёкея, он исчез. Юноша оглядел улицу, не зная что делать.

Судья оставлял его и прежде, но обычно давал какие-либо указания. «Следуй одним путем», – эти слова всплыли в памяти Сёкея. Оока часто повторял их, чтобы описать свой метод поимки преступника. Итак, путь вел через переулок, но Сёкей не смог бы там пройти. А что, если обойти кругом?

Сёкей завернул за следующий угол и подошел к проходу с другой стороны. Достигнув цели, юноша осмотрел то место, где кончался переулок. Тут он увидел кое-что действительно удивительное. Судья Оока сидел на спине растянувшегося мужчины – того самого, который бежал по переулку. Судья заметил Сёкея и жестами велел тому поспешить. Сёкей приблизился.

– Где ты пропадал? – спросил судья, когда юноша приблизился. – Я ожидал, что ты выйдешь из переулка.

– Там были такие острые штуки, о которые я поранил ноги, – объяснил Сёкей.

– Татсуно! – произнес судья, наотмашь ударив поперек плеч мужчину, на котором восседал. – Ты разбрасывал тенен-биши?

– Я сожалею, – отозвался Татсуно голосом, немного приглушенным, потому что лежал лицом вниз на земле. – Так или иначе, они были маленькими.

– Почему ты пытался бежать?

– Я не разглядел, что это были вы. Я думал, кто-то собирается ограбить меня.

– Ограбить тебя? – Судья засмеялся, раскачиваясь взад и вперед чем сделал положение Татсуно еще более неудобным. – Обычно все наоборот, разве нет?

– Это было недоразумением, – сказал Татсуно. – И так или иначе, я никому не навредил.

– Ты не бывал внутри замка господина Инабы предыдущей ночью, что скажешь? – спросил судья.

– О, нет, ваша честь, – ответил Татсуно. – Я не имел никакого отношения к этому.

– К чему «этому»?

– Да ведь каждый уже слышал, что господин Инаба был убит, – сказал Татсуно. – Об этом говорит весь Эдо.

– Убит ниндзя?

– Так оно всегда, – сказал Татсуно с легкой жалостью к себе. – Если случается что-то дурное, всяк винит ниндзя.

– Татсуно – ниндзя, – сообщил Сёкею судья Оока.

– Он? – Сёкей вновь посмотрел на худого мужчину, теперь пыльного и местами несильно расцарапанного. Человечек, конечно, не был похож на того, кем мать путала его, рассказывая о жестоких ниндзя.

– Я отошел от дел, – сказал Татсуно с достоинством. – Я теперь наставник.

– Бери веревку, – велел Сёкею судья. – Мы должны связать его так, чтобы он и не пробовал улизнуть.

Татсуно возмущался:

– Нет в том никакой надобности, – сказал он мягко. – Ни малейшей. Разве кто-нибудь мог когда-либо сбежать от вашей светлости?

– Не мог, но я не хочу тратить впустую свое время, преследуя тебя, – отрубил Оока.

– Вы не должны этого делать, ваша честь.

– У меня есть для тебя работенка, – произнес судья.

Татсуно заколебался.

– Какая работенка?

– Доставай веревку, – повторно сказал судья Сёкею, указывая на лошадь, в задней части седла которой имелся моток веревки.

– Хорошо! – закричал Татсуно. – Я сделаю все, независимо от того, что это.

– И не предпримешь попыток снова уйти? – спросил судья.

– Нет.

– Я получил твое слово чести ниндзя?

– Да-да, даю слово чести.

Судья встал, и медленно-медленно Татсуно поднялся с земли. Пока человечек отряхивался, Сёкей заметил, что он имел привычку осторожно осматриваться, будто боялся, что вот-вот случится нечто ужасное. Или, возможно, это было лишь следствием присутствия судьи.

– В чем состоит моя работа? – спросил Татсуно.

– Сначала мы пойдем к тюрьме, – сказал судья.

– Я думал, у нас соглашение, – встревоженно сказал Татсуно.

– Так и есть. Мы не собираемся оставлять тебя там, если я не получу указания, по крайней мере. Мы только собираемся посетить некоторых заключенных.

Судья оседлал свою лошадь. Сёкей никогда не мог понять, как это удавалось ему так легко при всей его грузности. После того как Сёкей тоже сел на лошадь, Татсуно сказал:

– Вы знаете, та лошадь выглядит достаточно сильной, чтобы нести нас обоих.

– Иди рядом со мной, – ответил ему судья. – Я хочу знать, что еще ты слышал об убийстве господина Инабы.

По пути Татсуно сообщил, что не слышал ничего об убийстве господина Инабы и даже забыл, кто сказал ему об этом первым.

– Вероятно, кто-то в лавке, где продают саке, – сказал он. – Вы знаете, что люди там всегда что-нибудь болтают, правда то или нет.

Наконец судья сказал ему:

– Есть доказательства с места преступления, указывающие, что убийцей был ниндзя.

– Разве я не говорил вам? – ответил Татсуно. – Всякий раз, когда случается что-нибудь плохое…

– Никто не видел убийцу, – прервал Оока, – даже стража. И он покинул дом, выбросив веревку из высокого окна.

Татсуно пожал плечами:

– Мог быть кто-то, желающий бросить подозрение на ниндзя. В наше время люди изучат один-два трюка и думают, будто теперь они стали ниндзя.

– Где ты был предыдущей ночью? – спросил судья.

– Я, ваша честь? – Татсуно казался глубоко озабоченным этим вопросом. – Я крепко спал в доме моего двоюродного брата.

– Где это?

– В районе Хонго, далеко от замка господина Инабы.

– Уверен, твой брат подтвердит твои слова.

– Уж лучше бы подтвердил. Э… конечно, так, ваша честь.

Тюрьма представляла собой скопление уродливых построек из серого камня, которые вызывали у Сёкея острое чувство страха всякий раз, когда он видел их. Они заняли столько же земли, как маленькая ферма, и были столь же неприступны, как и замок любого князя. Трем мужчинам предстояло пересечь ров, пройти через ворота в массивной внешней стене, которая окружала всю тюрьму, а затем пересечь второй ров.

Даже при том, что стражники узнали судью Ооку, одного из высокопоставленных чиновников сёгуна, они заставили его ждать, пока из какого-нибудь основного строения не покажется начальник. Начальник был членом семьи Ишиде, которая управляла тюрьмой с тех пор, как первый Токугава стал сёгуном. Только Ишиде выражали желание выполнять эту миссию.

Судья сказал господину Ишиде, что хотел бы видеть двух людей, которые охраняли господина Инабу. Ишиде-сан мотнул головой.

– Мы сковали их цепями для их собственной безопасности, – сказал он. – Они продолжают попытки убить себя. Если вы приговорите их к смерти, то они выполнят приказ.

– Пока я желаю только говорить с ними, – промолвил судья.

Начальник подвел их к одному из наиболее чистых с виду строений. Здесь, как было известно Сёкею, охранялись заключенные самураи. У каждого имелась личная камера, и если они располагали деньгами, то могли заказывать еду и другую роскошь. Два самурая господина Инабы содержались в одной камере, каждый был прикован цепью к стене. Вторая цепь связывала их руки за спиной. Как только судья увидел их, он приказал:

– Освободите им руки.

Начальник принялся было возражать, но пожал плечами и сказал:

– Все согласно вашему приказу.

Мужчины едва двигались, когда он снял с них цепи. Судья, стоя перед ними, спросил:

– Вы оба были назначены охранять спальню господина Инабы?

– Да, ваша честь, – ответили они вместе. Один из них добавил: – Мы должны были совершить сэппуку, как только выяснили, что случилось.

Другой кивнул и сказал:

– Ваша светлость пощадит нас и позволит нам умереть благородной смертью?

– Ответьте сначала на мои вопросы, – произнес судья. – Вы, кажется, не из разгильдяев. Вы заснули той ночью?

Оба заключенных понурили головы.

– Заснули, – сказал первый, – хотя это был скорее дурман, чем сон.

– Почему вы так говорите? – спросил Оока.

– Потому что мне приснилась лиса, – отозвался стражник. – Лиса, которая говорила со мной. Это не казалось странным, как бывает во сне. Вот почему позже, когда я проснулся, подумал, что лиса вошла в комнату господина Инабы.

Пока мужчина говорил, Сёкей обратил внимание, что его история возымела странное воздействие на Татсуно. Он жадно прислушивался после упоминания о говорящей лисе, а потом смотрел на судью, как будто хотел сказать что-то срочное.

– Я знаю, – пробормотал судья, несколько осадив Татсуно. – Помню.

Судья вновь обратил внимание на заключенного:

– Что лиса говорила вам?

Мужчина на мгновение задумался.

– Знаете, я не могу вспомнить, – сказал он. – Это походило на весьма приятный разговор, как будто мы были друзьями.

– Я помню, – сказал второй заключенный. Первый смотрел на него с удивлением, а второй продолжил: – Я стыдился говорить до настоящего времени. Мне являлся тот же сон. Лиса говорила мне, что я храбрый, бдительный самурай – я действительно был преданным слугой господина Инабы… – Он замолк, с трудом сглотнул и добавил: – Ложь. Лиса лгала мне.

– Возможно, нет, – сказал судья Оока. – Как я понимаю, той ночью было много гостей в замке господина Инабы?

– Да. Он только что возвратился в Эдо на год, и многие из его друзей были приглашены.

– А его враги?

– У господина Инабы не было никаких врагов, – твердо сказал заключенный. Другой закивал в знак согласия.

– Тогда еще вопрос, – произнес судья. – Вы что-нибудь поели или выпили за время застолья?

Оба мужчины стихли, и Сёкей предположил ответ.

– Только немного саке, – ответил наконец первый заключенный. – Только одна чашка. Это не слишком много.

Судья прервал его:

– Кто подавал саке?

– А что?.. Разносчик вина. Дайте припомнить… Он пытался несколько раз поднести мне выпить, прежде чем я согласился.

– Кто-то из постоянной домашней прислуги?

– Нет, это был кто-то новый. Толстый мужчина, очень старался угодить.

– Он был похож на этого человека? – Судья указал на Татсуно, лицо которого стало более настороженным, чем прежде.

– Нет, я же сказал вам, что разносчик был толст. Этот человек худой.

– Он умеет изменять внешность, – возразил судья. – Вглядитесь в его лицо.

Заключенный так и сделал, проявив старание.

– Нет, я уверен, что это не он. Разносчик был старше, чем этот человек, хотя их лица несколько похожи.

– Вы согласны? – задал вопрос судья второму заключенному. Тот закивал и добавил:

– Этого человека никогда бы не пустили в замок господина Инабы. Он похож на нищего.

Сёкей увидел выражение удовлетворения на лице Татсуно. «Он не был никаким нищим, это уж наверняка» – подумал юноша.

– У меня есть еще одна вещь для вас, посмотрите, – обратился к обоим самураям Оока. Он запустил руку в кимоно и вынул бумажную бабочку.

Татсуно громко ахнул. Все, кроме судьи, посмотрели на него. Он почти остолбенел от удивления и, как показалось Сёкею, также от страха. Судья так и не повернул головы, но едва заметная улыбка пробежала по его лицу, когда он протягивал бабочку для всеобщего обозрения.