Текст книги "Змеиное гнездо"

Автор книги: Томас Гиффорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Глава 9

Бен добрался до своей конторы спозаранок. Ему хотелось опередить толпу. Он намерен был сегодня утвердить несколько законов, а для этого требовалось настроение диктатора, а не склонность к дискуссиям.

В конторе стояла ощутимо мрачная атмосфера, не похожая ни на что, испытанное им прежде. Работу окутывало покрывало горя, что правда, то правда, но еще больше в воздухе копилось любопытство. Кажется, все двигались рывками, будто припадочные, озираясь вокруг в поисках ключа к происходящему. Во всех глазах он читал вопросы: что же это творится? Мы знаем, что вы, мистер Дрискилл, знаете. Все мечтали услышать от него, что все будет хорошо.

Он кивал и грустно улыбался, ободряя тех, мимо кого проходил, покинув кабинет, чтобы показаться клеркам, помощникам и секретариату, перекинуться словцом со старослужащими и отдать честь Саммерхэйзу маленьким памятным флажком. Казалось, Дрю отсутствует не два дня, а давным-давно. Сочувственно погладив по плечу секретаршу, Элен Фабер, Бен попросил ее позвонить двум репортерам, оставившим сообщение на его автоответчике, и сразу же связать с ним.

– День и без них предстоит трудный, – предупредила Элен. Ей было немногим более тридцати, но женщина, видно, чувствовала, что при частых отлучках миссис Дрискилл Бен нуждается в присмотре.

– Сами же всегда учили меня начинать с неприятных дел, – ответил он. – Да и вообще, я только разминаюсь. – Усмехнувшись, он прошел в кабинет. Вызвал своего старого друга Берта Роулега, чтобы сообщить партнерам о совещании, назначенном ровно через час. Теперь, без Дрю, он брал на себя его роль главы фирмы, в обход комитета навязывая им, как это делал Дрю, свою волю. Всегда лучше первым нанести удар, прорвать колючую проволоку, продраться к высоте – а уж оттуда отбивать атаки.

Роулег погладил подбородок.

– Вот секрет твоей популярности: запугивать и угнетать! – У него были маленькие глаза и рот, мрачная улыбка и легкая одышка. По его внешности нельзя было угадать, насколько он верный и надежный друг, и за это Дрискилл ценил его еще больше.

– Сердца и умы их, – сказал Дрискилл, – устремятся вослед.

– Ты приготовил что-нибудь для Персиваля? Ему не понравится, что ты собираешь совещание.

– Господи боже, уж не считает ли он, что совещание партнеров следовало назначать ему? Никто бы не пришел.

– И тем не менее ты знаешь Дэйда Персиваля. Он считает тебя заносчивым ничтожеством.

– Наш Персиваль намерен бросить вызов без предупреждения?

– Более или менее. Конечно, право голоса за всеми партнерами.

– Ну, так или иначе, я голосую за меня. А теперь собирай совещание, будь так добр, Берт.

– Оказать услугу старшему партнеру – привилегия!

Как только Берт вышел, Элен подала ему знак. Оба репортера были на проводе и уже захлебывались вопросами, пока он снимал трубку.

– Эй, – окликнул их Дрискилл, – считаю до трех и отключаюсь, если вы, ребята, не придете в себя. – Они притихли. – Отлично. Я не поощряю репортеров, звонящих мне на дом. Но ваши имена я снял с автоответчика. Итак, вот что я могу рассказать. Дрю Саммерхэйз назначил мне встречу за завтраком в Гарвард-клубе. Причина – обычные деловые вопросы. Он ничем не был угнетен и я не заметил никаких предвестий того, что произошло на Биг-Рам. Вот мои показания, и я от них не отступлюсь. Благодарю вас, джентльмены.

– Только одно, мистер Дрискилл. Мы слышали, что в конторе Баскомба неизбежно воцарится хаос. Сейчас, когда Саммерхэйз мертв и просочился слух, что копы считают это убийством, всех беспокоит ход президентской кампании. Что вы можете сказать по этому поводу?

– В конторе Баскомба все в порядке. Как всегда было и всегда будет. Благодаря таким людям, как Дрю Саммерхэйз. Мельницы закона продолжают молоть, джентльмены… – Он выдержал паузу. – И до меня не дошел слух, о котором вы говорите, но, если его убила грязная игра, уверен, власти сделают все возможное, чтобы задержать виновных.

– Вы можете прокомментировать кончину мистера Саммерхэйза?

– Могу, и записывайте все в точности. Готовы?

– Давайте.

– Он был величайшим из известных мне людей. Абзац.

– Вы не могли бы немного подробнее…

Бен повесил трубку, зная, что пока он этого не сделает, вопросам не будет конца.

Перебрал бумаги, которые Элен положила ему на стол, что-то подписал, что-то проверил, нацарапал несколько заметок и принял три таблетки «Адвилла», запив водой со льдом с бокового столика, после чего отправился на совещание партнеров.

В небоскребе, воздвигнутом над Нижним Манхеттеном в восьмидесятых годах, зал партнеров казался совершенно чуждым. Помещение не располагало к себе никого, кроме тех, кто изучал юриспруденцию на Северо-Востоке. Длинный стол черного дерева, такое же кресло во главе стола с красивыми темно-зелеными подушками, окна в дальнем конце выходят на Бэттери-парк и дальше, на статую Свободы и Стэйтен-Айленд. Старинные английские гравюры со сценами охоты на стенах, еще более древний персидский ковер во всю комнату. Ни одна деталь не была рассчитана на впечатление. Эта комната принадлежала партнерам. Первый образчик мудрости, который усваивал всякий, поступивший в фирму, гласил: «Во всей юриспруденции нет ничего более впечатляющего, чем партнерство Баскомба, Лафкина и Саммерхэйза».

Когда он вошел, партнеры уже сидели за столом. Две зажженные сигары пахли доброй старой адвокатурой, какая практиковалась во времена юности Бена. Все взглянули на него.

– Доброе утро, – поздоровался Дрискилл. – Печальное утро на Олимпе.

Дэйд Персиваль, похожий на ведущего телешоу – маска, успешно скрывавшая его острый как бритва ум, – отозвался:

– Очень забавно, Бен. Мы все ценим в вас проблески юмора. Однако…

– Вот и хорошо. Это всего лишь проблески, как вы заметили, и я иногда опасаюсь, что их недостаточно оценили. Я буду краток и сладкоречив. Ничто, как мы знаем, не выходит за стены этой комнаты. Эта наша первая встреча после смерти главы фирмы. Повестка дня совсем короткая. Первый вопрос: зал партнеров. Для тех из нас, кто посвятил жизнь фирме, кто любит ее и все, что за ней стоит, это священное место. Я предлагаю дать ему имя. Зал Дрю Саммерхэйза. Я не тороплю вас с ответом. Предлагаю обдумать и буду рад, если все вы со мной согласитесь. Второе: когда полиция Лонг-Айленда выдаст останки, я полагаю, церковь предложит торжественное отпевание в церкви Святого Патрика, и, думаю, Дрю был бы в восторге. Церковь имеет полное право считать его кончину большим событием – он был верным сыном Рима. Не сомневаюсь, он будет посматривать на нас сверху и поддразнивать Никсона. Опять же, пока не голосуем, просто подумайте. Семьи у него нет – нет, я солгал. Мы, собравшиеся в этом зале, – его сыновья и дочери, его самые близкие родственники. Он умер как один из нас… И этот вопрос я предлагаю не обсуждать. Нам выпало донести до тех, кто придет за нами, каким человеком он был. Защитник бедных, угнетенных и униженных, советник самых могущественных. Он был их совестью и заботился, чтобы они не забывали платить за заказанную музыку.

– Аминь, – сказал Джо Кокрейн. – Сказано – сделано.

– Хорошо. Очевидно, смерть Дрю создает некий вакуум в сердце нашей фирмы. Всем нам предстоит подумать, и хорошенько подумать, кто сможет его заполнить. О том, чтобы заменить Дрю, нечего и говорить. Мы должны думать о деле, которое исполнял Дрю, о наших отношениях с Демократической партией, со связью этой фирмы с церковью. Торопиться не следует… Дадим себе время на размышление.

Персиваль кивал. С надеждой занять место Дрю еще не покончено. У него еще есть время собрать союзников и навести мосты в поддержку своих честолюбивых замыслов.

– Некоторые полагают, что… сомнительные обстоятельства смерти Дрю отчасти пятнают фирму в преддверии партийного съезда. Фирма всегда была тесно связана с президентом. Возможно, он скоро перестанет быть президентом, возможно даже, он не станет новым кандидатом от Демократической партии. Мы должны предвидеть такую, вполне вероятную возможность и обдумать, как поддержать нашу связь с партией. Возможно, мы сочтем за лучшее временно уйти в тень. Заверяю вас, такое затмение относительно партии и политики, если мы решимся на него, будет временным. Вот вопросы, которые требуют глубоких размышлений и самого серьезного обсуждения. Согласны?

Тед Фланаган пригладил тонкой ладонью редеющую рыжую шевелюру, привлекая внимание Дрискилла.

– Конечно, согласны. Но я, например, не представляю, как мы будем работать с Хэзлиттом – после того, как он обошелся с президентом. Может, я проявляю близорукость?

Берт Роулег понимающе покивал в знак согласия. Вмешался Дэйд Персиваль.

– Отношения с партией для нас важнее отвращения, которое мы питаем к мистеру Хэзлитту. – Он возился с галстуком-бабочкой, поглядывая из-за срезанных сверху стекол очков. – Нам следует подумать об этом, партнеры. Сотрудничество с Хэзлиттом может оказаться вполне благоразумным, и лично я вполне представляю себе такое сотрудничество. Не будем спешить сжигать мосты и обрубать носы – вот что я хочу сказать.

Дрискилл заметил:

– Потому-то каждому из нас и нужно время на размышление, возможность обсудить все друг с другом. Я предлагаю ничего не говорить прессе и притом делать это с самым доброжелательным видом. Ни к чему натравливать их на себя. Но и позволять размотать себе кишки тоже ни к чему. Теперь личная просьба. Хэйз Тарлоу. Если кто-то из вас в последние несколько месяцев имел дело с Хэйзом Тарлоу, пожалуйста, скажите мне. Я еще несколько часов буду у себя в кабинете.

– Связаться с президентом не собираетесь? – поинтересовался любопытный Персиваль.

– Может, придется. А может, и нет. В любом случае я буду очень занят. – Он обвел глазами лица сидящих. – Пока, я думаю, все. Контора, само собой, работает как обычно. И кончайте с унылыми лицами – контора Баскомба официально прославляет жизнь и деятельность великого человека. Если у Дрю осталось что-то срочное, либо откладывайте на потом, либо сообщайте мне. Но думаю, ничего неотложного не обнаружится.

Дрискилл обошел вокруг стола, пожимая руку каждому партнеру. Дойдя до Патриции Адер и Роулега, он сказал тихо, чтобы голоса не слышно было за шелестом бумаг собиравшихся уходить партнеров:

– Пат, Берт, я предупредил Элен, чтобы все срочное передавала кому-нибудь из вас. Я, может быть, исчезну на несколько дней, но с кем-то из вас обязательно свяжусь. Со всеми клиентами, которых мы почему-то не хотим упустить, нянчитесь как с младенцами. Я знаю, что вы это можете.

– Спасибо, Бен. Ценю, – улыбнулась Пат.

Роулег кивнул сквозь сигарный дым.

– Конечно, – сказал он.

– Это всего лишь правда, партнеры. – С этими словами Бен Дрискилл покинул зал и прошел в свой угловой кабинет.

Издалека он увидел машущую ему Элен.

– Звонит Элизабет, – сказала она, когда он проскочил мимо нее, и взглянула на него с надеждой. Она была готова на все, только бы не дать им разбежаться.

– Ох, Бен! – облегченно вздохнула его жена. – Слава богу, ты на месте.

– Я звонил тебе в Эл-Эй вчера вечером. Никого не застал.

– Я решила захватить ночной рейс в Вашингтон… Бен, не могу поверить, что Дрю умер.

Он замялся. Кое-что ему не хотелось говорить до личной встречи.

– Бен, ты в порядке?

– Я в порядке.

– Я с возвращения в Вашингтон только и слышу об убийстве…

Он вкратце описал ей последние дни.

– Значит, ты приезжал повидаться с президентом? – Она уловила главное, за ее словами он ясно услышал: «Значит, ты снова в игре?». – Как он? Как он это принял? И еще Тарлоу, и неизвестно, что дальше…

– С Чарли все в порядке, – сказал он. – Мне не хотелось бы объясняться по телефону, Элизабет. Похоже, двое убиты – не думаю, что прослушивание телефонных линий смутит тех, кто это сделал.

– Бен, ты в порядке?

– Нет. Вообще-то, нет. Здесь, в фирме, ожидается внутренняя склока… и, боюсь, это сильно повредит кампании.

Разве ему не все равно? Он уже не был в этом уверен.

– Для Чарли это был удар, да?

– Черт, с Чарли разве поймешь? Он не просто Чарли – он президент. Не уверен, что он сам понимает, что чувствует, – у него реакции двух человек, а не одного. Все твердят, что его кампании конец. – Дрискилл сделал большой глоток холодной воды, пытаясь сформулировать мысли. – А некоторые проблемы с его кампанией только еще намечаются. – Он должен был что-то сказать, чтобы она не подумала, будто он отмалчивается от обиды на нее и на ее работу. Она ведь не виновата. Ну, вообще-то виновата. Но Бен ее любил. – Чарли здорово устал от Эллен и бесконечного потока плохих новостей.

– Но она же не виновата!

– Пусть и не виновата, но, на мой взгляд, ей бы не помешало поучиться такту и дипломатии в обращении с самым могущественным человеком в мире. Мак считает, что президент готов ее вытолкать… А если уйдет Эллен, уйдет и Мак, и… Ты понимаешь.

Элизабет вздохнула, и он, услышав, как она постукивает ручкой по кофейной чашке, живо представил ее себе за письменным столом в вашингтонской квартире.

– Плохо, когда распадается команда. Кроме команды, у Чарли, считай, ничего и не осталось. Бен… Не злись, я тебя не подталкиваю… Но ты им нужен. Ты нужен ему.

– Ну, у меня с ним тоже проблемы.

– Господи, о чем ты говоришь?

– У Ландесмана, похоже, очередной приступ мании «лягни Дрискилла в зад». Он меня ненавидит. Он не может сдержать своей ненависти, а я не могу не сказать ему, что он может с ней сделать. Не слишком приятная атмосфера… И, как мне помнится, Чарли она не показалась забавной.

– Это же не школьный двор, Бен.

– Скажи это сукиному сыну Ландесману. – Он негромко засмеялся. – И все равно, я там ни к чему.

– Как это надо понимать? Кто сказал?

– Я был готов, я знал, что Чарли втянет меня в гонку, вытащит в Вашингтон, чтобы использовать как старый добрый колокол. Возможно, я бы даже согласился. И вот он звонит мне на квартиру среди ночи, в гостиной у меня отсыпается пьяный в дрезину Мак – не расспрашивай, это долгая история, – и ты не поверишь, что говорит мне старина Чарли. Он велит мне сваливать.

– Неправда!

– Он сказал мне, что смерть Дрю станет проблемой для фирмы. Сказал, что контора Баскомба теперь попадет под обстрел – тайна, окружающая смерть Дрю, смерть Тарлоу – которую он пытался от меня скрыть, черт побери… их связь с Белым домом и с партией…

– В этом уравнении кто-то лишился ума. – Теперь она возилась на кухне, звенела посудой, открыла и закрыла кран, готовя себе новую чашку кофе.

– И он сказал, что предпочитает, чтобы я оставался здесь, вел фирму и разгребал проблемы.

– Какие проблемы? Пара вопросов? Полная чушь!

– Я заметил.

– Какая муха его укусила?

– Наш друг Ландесман. Олли вложил ему в голову мысль о пятне на фирме, и Чарли ухватил наживку. – Бен вздохнул. – Имей в виду, я не жалуюсь, я и не хотел впутываться в эту кампанию. Но узнать, что я ему не нужен… черт, это уж немного слишком.

– Ох, Бен…

– И дело не только в том, что меня выперли. Чарли неплохо обработал меня, пока я у него был. Пытался скрыть, что убит Тарлоу. Представляешь? Ради бога, сегодня о нем пишут в газетах. Но нет, мне рассказал Мак – он надрался в «Уилларде», хотел мне доказать, какой Чарли ублюдок, завербовать в защитники Эллен. Так вот, когда он позвонил мне среди ночи, я ему сразу врезал – какой резон морочить голову старику Бену? Он вертелся как мог, но кое-чего наш президент еще не знает. На него обрушится само небо, если мы очень скоро не разберемся, что происходит… Поэтому я завел собственное расследование того, чем занимался в Айове Хэйз.

Он услышал, как она закуривает одну из трех сигарет, которые позволяла себе в день, выдыхает первое облачко дыма. Ему вспомнился Ларки, прибегающий к никотиновым пластырям, чтобы бросить курить. У Ларки под кожей скрыта воля из закаленной стали: сказал, что бросит, значит, бросит.

– Бен, здесь происходит что-то странное. Сегодня утром мне позвонили, молодая женщина, Рэйчел Паттон. Очень взволнованно и очень настойчиво уверяла, что должна поговорить с тобой. Просила, чтобы я вас связала: наверно, она думает, что ты не ответишь на ее звонок… Не знаю.

Дрискилл услышал первый гудок тревожной сирены.

– Кто она такая? Что хочет сказать? Ты можешь выяснить? Разговори ее…

– Она сказала только, что это насчет Хэйза Тарлоу. Сказала, что это касается и президента… Но ей велено связаться с тобой. И дело не ждет.

– Вот как? Кем велено? О чем речь, черт возьми?

– Она не сказала. Но перепугана до смерти… Не шучу. Я по голосу поняла. Говорила, что за ней следят.

– Сумасшедшая?

– Нет, не думаю… Слушай, я тоже не понимаю, но она боится иметь дело прямо с тобой. Хочет, чтобы я тоже присутствовала. Но для разговора ей нужен ты.

– Элизабет, послушай меня. Не лезь в это дело – ты меня слышишь?

– Она сказала, что боится, что ее тоже убьют. Это цитата. Так что лучше ты меня послушай, Бен, я не собираюсь от нее отделываться. Я с ней встречусь, поговорю…

– Она либо душевнобольная, либо за ней действительно следят и могут убить – в любом случае, не связывайся с ней!

– При всем почтении к вам, советник, я, между прочим, журналист. Ты сегодня сам на себя не похож. Не позволишь ли мне самой разбираться со своей работой?

Он слышал, как разгораются в ее голосе все обиды, все накопившиеся между ними размолвки.

– Ошибаешься, я как раз в точности похож на себя.

– Бен, она напугана и обратилась ко мне, и, по-моему, она что-то знает.

– Когда ты с ней увидишься? – сдержано спросил он. Спорить было без толку.

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Бен, зря ты на меня набрасываешься. Прекрати. Я уже большая девочка, и даже знаю, что делаю. Она обещала вернуться ко мне, когда будет уверена, что за ней не следят. Я должна ждать звонка, так мы условились.

– Береги себя. Двое убиты, хорошо бы на том и остановиться.

– Бен, ты бы ее слышал! И зачем ей понадобилось встречаться с тобой? Я хочу выяснить хотя бы это. – Она старалась не горячиться, промокнуть маленькую ссору промокашкой и притвориться, будто ее и не было. – Не понимаю, почему бы тебе не приехать в Вашингтон и не встретить Рэйчел Паттон вместе со мной?

– Мне нужно в Бостон, повидаться с Чарли. Звонил Ларки, сказал, Чарли хочет со мной поговорить. Он там дает большое интервью.

– Бен, – проговорила она тихо. – Бен, ты вернулся в команду?

Он улыбнулся про себя.

– Единственная моя команда – это мы с тобой.

– Но ты стараешься, – поддразнила она.

– Ты слишком многого хочешь, Элизабет. Но мне в этой каше нужно одно – узнать, кто убил Дрю и Хэйза. Бедняга Хэйз был моим другом, а главное, он работал на фирму и на президента, а ведь за ним не охотились такие тяжеловесы, как за Дрю. Думаю, его убили из-за порученного дела – и хочу знать, почему. Только и всего.

– Я рада, что ты не вышел из игры, Бен.

Он вздохнул.

– Ради бога, осторожней с этой Рэйчел Паттон. Мы ведь не знаем, откуда она взялась.

Глава 10

Завязшие в пробке вокруг бостонского Народного сада машины, казалось, застряли здесь навсегда, но так всегда бывает там, где появляется президент. Все перегорожено барьерами и канатами, добродушные копы болтают с прохожими. Присутствие большей части резерва секретных служб – мужчин со свисающими с ушей электронными спагетти – успешно предотвращало уличные мятежи. В воздухе под тучами скопилась влага, пышная зелень деревьев сверкала под фонарями, расставленными вдоль Арлингтон-стрит. От травянистой лужайки вокруг Лягушачьего пруда поднималось благоухание знойного влажного лета. Неповторимый аромат электронного оборудования висел над ним, как облако взрыва. Вдоль Арлингтон и Коммонуэллс стояли шесть телевизионных фургонов, обвешанные по бортам микроволновыми тарелками и топорщившиеся антеннами, как усиками нащупывающих дорогу жуков. Человек, пробиравшийся в тишину сада, где Тед Коппел готовил интервью с президентом, то и дело натыкался на эти усики-антенны, наступал на кабели, как на тела раздавленных удавов. Живой эфир, ровно в семь часов. Коппел, чья рыжая когда-то шевелюра окончательно поседела, стал главным ведущим корпуса новостей, после того как Дэн Разер и Дэвид Бринкли скрылись в тумане истории.

Дрискилл отыскал один из контрольных пунктов и предъявил официальный пропуск, который Мак оставил для него в «Ритце». Черную работу исполняли лучшие силы городской полиции, между тем как представители секретной службы занимались более возвышенными делами, например, жадно озирали небо в ожидании ракетного удара или обыскивали кусты в поисках потенциальных убийц. Коп выяснил его имя, парень из секретной службы сверился со списком на экране компьютера.

Несмотря на меры безопасности, кажется, чуть ли не все бостонцы высыпали на соседние улицы. Дрискилл локтями пробивался сквозь плотную толпу и наконец увидел президента, стоявшего с Коппелом перед большой конной статуей Джорджа Вашингтона. Фигура была такой тяжелой и реалистичной, что, казалось, конь медленно шагает, мягко опуская на землю копыта, неся на себе спокойно сидящего в седле гиганта. Уху почти слышалось фырканье огромного животного.

Дрискилл пересек Арлингтон-стрит, поскребся в дверь большого трейлера с надписью «Пресском № 1», и кто-то, выглянув, узнал его, тем не менее проверил документы и впустил. Вдоль стен в ряд тянулись двадцать телемониторов, на мониторах «Сони» мелькали двадцать картинок. Шесть экранов следили за происходящим в тени Вашингтона и его коня.

Боб Макдермотт, обернувшись, кивком подозвал Дрискилла к монтажному пульту. Команда техников готовила рекламные вставки. Мак выглядел страшнее черта.

– Что стряслось, дружище?

Мак тихо отозвался:

– Все, что могло, – и еще кое-что. По всем нашим опросам, Чарли постоянно теряет голоса. Хэзлитт идет вверх. По проценту в день – чуть ли не свободное падение. Хоть бы он не выступал с той распроклятой речью!

Дрискилл кивнул. Эллен Торн основательно повлияла на взгляды Мака. Он не часто предавался подобному отчаянию.

– Я умолял его проделать дюжину разных вещей, а он только улыбается, как чертов сфинкс, и твердит: нет, не стоит беспокоиться. Я по-настоящему устал от этих улыбок, когда кампания летит под откос. Он как будто не понимает, какая удача для нас ничья в праймериз в Новой Англии. – Мак ладонью провел по волосам ото лба к затылку, взлохматив прическу. Он говорил, повинуясь порыву, выпуская скопившееся в душе, и, осознав, что делает, замолк.

Начало моросить, словно атмосфера не могла больше удерживать сырости. Невесть откуда вынырнули люди с зонтами, окружили президента, Коппела и помощника Коппела с заметками в руках. Потом из кучки репортеров Эй-би-си отделилась Линда, и Чарли обнял ее за плечи: она пожала руку Коппелу, который неуловимым жестом пригласил ее принять участие в интервью, и с улыбкой попятилась – нет, ни за что. Чарли поцеловал ее и она вернулась к группе телевизионщиков, и к ней подошла Эллен Торн, шепнула что-то на ухо. Все отлично. Все нормально. И разумеется, все это – иллюзия.

Шоу началось. Макдермотт зажег сигарету, заказал пару чизбургеров и пиво для ассистентов, и они затихли, напряженно вслушиваясь в голоса с мониторов, в то время как Коппел с президентом начали прогулку к Лягушачьему пруду, скрытому плакучими ивами, к покачивающимся на воде лодочкам лебедей. Кто-то увеличил звук. Разговор шел о международной политике, в основном о Мексике. Ответы были так же предсказуемы, как вопросы, и Коппел постарался возможно скорее навести беседу на тему слухов, которые эффективно использовались против президента, стараясь выжать из Боннера мнение об их источниках.

– Что вы хотите от меня услышать, Тед? Что ложь санкционирована Бобом Хэзлиттом? Откуда мне знать?

– Но, мистер президент, в сегодняшнем выступлении мистер Хэзлитт впервые денонсирует слухи и намеки, решительно отделяя себя от них и порицая их в самых резких выражениях.

– Очень рад это слышать, Тед. Поживем – увидим, чего стоят его слова.

– Что вы можете сказать о разрыве Шермана Тейлора с республиканским лагерем и его поддержке Хэзлитта?

Президент сверкнул улыбкой, показав отличные зубы.

– У нас свободная страна, Тед. У меня полно забот с предстоящим съездом. Я, право, не могу беспокоиться о том, что делают и чего не делают генерал Шерман и мистер Хэзлитт. Мы можем победить. Это зависит от нас, от команды демократов.

– Тогда поговорим о команде демократов. Многие наблюдатели полагают, что она сейчас не в форме. За последние несколько дней народ узнал о смерти – теперь местные власти Лонг-Айленда называют ее убийством – легендарного Дрю Саммерхэйза… А вчера и сегодня вышло на свет известие об убийстве за полконтинента отсюда Хэйза Тарлоу, много лет проводившего расследования для Демократической партии. «Команда» потеряла двух игроков, мистер президент, а еще один сюжет, появившийся сегодня в «Уорлд файненшл аутлук», связывает Дрю Саммерхэйза с финансистом и посредником Тони Саррабьяном – и я не могу не спросить вас, что свело Саммерхэйза с человеком из вражеского лагеря.

– Тед, я понятия не имею. Но Тони Саррабьян – факт вашингтонской жизни. Он знаком со всеми и все знакомы с ним, он устраивает большие приемы, а приемы, как вам известно, играют весьма важную роль в вашингтонских делах. Меня не интересует, чем занимались Дрю с Саррабьяном. А то, что пишет о Дрю Баллард Найлс в сегодняшнем «Аутлук», считаю необдуманным и непростительным. Больше, – пожал плечами президент, – мне нечего сказать по этому поводу.

– Я должен затронуть вопрос и о Хэйзе Тарлоу, убитом в Айове накануне гибели Дрю Саммерхэйза. Вы знали Хэйза Тарлоу, мистер президент?

– Кажется, припоминаю, что после выборов три с половиной года назад мне представляли мистера Тарлоу. В числе многих других, как вы понимаете. Тарлоу был среди тех, кто оказал помощь НДК, – это просто смутное воспоминание, никаких подробностей. Такие вещи нет смысла запоминать.

Еще пара вопросов не выявила новых деталей относительно Хэйза Тарлоу, после чего сделали рекламную паузу. Мак проглотил последний кусок чизбургера и обернулся к Дрискиллу.

– Бен, тут колесики крутятся внутри колесиков, и лично я начинаю в них путаться. Боже мой, я чувствую себя так, будто меня выставили за дверь… И, честно говоря, все сотрудники чувствуют себя так же хреново.

Коппел и президент вернулись в эфир, и Коппел, закрывая тему, спросил:

– Так вы намерены победить? Станете ли вы кандидатом общего съезда Демократической партии? В этом суть всего, не так ли, мистер президент?

– Я хотел бы кое-что сказать, Тед, ответить на некоторые вопросы, которые слышу и читаю в последнее время. Люди, по-видимому, задумываются, не сожалею ли я о сказанном в докладе перед Конгрессом шесть месяцев назад – в свете атак, которые обрушиваются на меня с тех пор. Я хотел бы заверить всех сомневающихся, что сказанное мной тогда сказать было необходимо. И сказанное мной остается правдой. Та речь – единственная страница моего пребывания в Белом доме, которая останется в истории. Яснее выразиться я не могу. Тайное правительство должно осознать, что дни, когда они по-своему управляли этой великой страной, сочтены. И в результате наша жизнь станет во всех отношениях счастливее, свободнее и лучше. Народ не может реализовать свои огромные возможности, если в его сердце завелась гниль… а мы приступили к удалению опухоли и к исцелению Америки. Я гарантирую это. – Президент перевел дыхание, и Коппел хотел что-то сказать, когда отточенное чувство времени подсказало ему, что пора заканчивать.

– Благодарю вас, мистер президент.

– Всегда рад встретиться с вами, Тед.

Мак проглотил пиво и озвучил мантру дня:

– Чарли пытается забить девятый с подачи шестого. Провались эта речь…

Эллен Торн мрачно сидела на дальнем конце дивана в отеле, перебирая принтерные распечатки. Новые опросы. Единственное, на что я теперь гожусь – читалось на ее лице, – собирать данные. Все стратегические разработки у нее отобрали, она больше не дает советов, основанных на данных. Ей не позволяют делать новые ходы, влиять на исход игры. Судя по ее виду, она поверила в свои данные, говорящие, что Боб Хэзлитт, любимец народа, сумеет лучше вести партию к будущему. Судя по ее виду, она считала, что с Чарльзом Боннером покончено.

Боб Макдермотт, затягиваясь сигаретой, пялился на телеэкран, прищурившись, слушал программу Си-эн-эн, уже разбиравшую интервью президента. К его удивлению, Эллен заступилась за Боннера.

– Он разыгрывает свои карты наилучшим образом. Превращает ту речь в заслугу, гордится ею – он пытался спасти страну! Как знать… Приходится принимать то, что есть. Это трудный патриотизм. Хэзлитт выбросил на рынок легкий патриотизм.

Сила Эллен состояла в ее умении видеть правду. Ларкспур вздохнул.

– Я просмотрел твои цифры и обобщающие прогнозы – мы много потеряли. Причина не в том, что делает Хэзлитт, а в нас самих. Сколько еще бед обрушится на наш отважный отряд? Я чувствую себя совершенно беспомощным. – Это признание дорого ему стоило. Он был гордым, но сейчас казался человеком, не знающим, что делать. Президент с первой леди ужинали с президентом Гарварда и его женой в официальной резиденции, после чего предстоял митинг на стадионе. Им, размышлял Дрискилл, приходится не так тяжело, как их сотрудникам в номере отеля. Может, Чарли с Линдой сейчас предъявляют верительные грамоты, напрашиваясь на непыльную работенку в университете после окончательного подведения итогов. Чарли как никто умеет поворачиваться спиной к неприятной действительности. Уходит в отказ, как сказала бы Эллен.

– Бен, вот ты и в Бостоне – должен сказать, ты быстро обернулся. Как я понял, ты собираешься докладывать президенту, и невольно гадаю – о чем?

– Ты чертовски много знаешь. Из каких источников?

– У меня много источников. Ты уже докладывал президенту?

– Спроси у своих информаторов.

– Я спрашиваю тебя, Бен, и пожалуйста, не изображай враждебность и не уходи в оборону – это утомительно. Я простудился. У меня горло начинает болеть. Ничего нет хуже летней простуды.

Подали ужин, но все остались к нему равнодушны, кроме Ландесмана, выказавшего отменный аппетит. Официант накрывал на стол по-буфетному и суетился, пока Дрискилл не начал всерьез подумывать, не вышвырнуть ли его в окно. Ларкспур показал программу, Эллен взглянула на часы и объявила, что сейчас начнется передача Ласалла. Мак застонал, но покорно включил выключенный им же телевизор. Стоило только взглянуть на крупное лицо Ласалла, хмурившего брови в наигранной преувеличенной озабоченности, чтобы понять, что дела плохи. Он выступал в прямом эфире, и Эллен шикнула, требуя тишины.

– Сегодня вечером мы собирались представить вам круглый стол политических репортеров и обозревателей со всей страны, обсуждающих положение кандидатов в последние дни перед предстоящим съездом в Чикаго. Сегодня днем мы даже записали этот круглый стол в Вашингтоне. Но в освещении новостей мы должны неизменно сохранять гибкость, ничто не должно перевешивать нашу ответственность перед вами, перед народом, а сегодня нас захватил разворачивающийся все быстрее сюжет, который, как вы согласитесь, перевешивает наши предварительные заготовки. Этот сюжет снова грозит осложнениями администрации Боннера и особенно его кампании. Мы продолжим после трех сообщений – оставайтесь с нами.