Текст книги "Змеиное гнездо"

Автор книги: Томас Гиффорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Глава 14

День, обещавший стать очень длинным, подходил к пяти часам, когда самолетик местной авиации пробороздил когтями раскаленный до блеска бетон аэропорта О'Хара и сорвался к западу, направляясь к Миссисипи, развернулся над трущобами чикагских пригородов и лег на прямой курс над ухоженными фермерскими полями. Дрискилл откинулся на спинку тесного, словно для ребенка предназначенного кресла, стараясь не думать о своих коленях, прижатых передним сиденьем. Два стареньких мотора громко рокотали всего в нескольких футах за бортом. Он прикрыл глаза. Сорок восемь часов назад он направлялся от Нью-Йорка к Бостону. С тех пор, казалось, не прерывался жестокий спринт.

Он вынырнул из дремоты, когда самолет развернулся в верховьях и пролетел над великой, широкой, бурой Миссисипи, укутанной по берегам густой темной зеленью. Высокий арочный мост Сентс-Реста блеснул в косых лучах вечернего солнца. Внезапно кулак воздушного вихря отбросил самолетик вбок и назад, к широкой реке. Самолет вздрогнул, сорвался вниз на десяток очень крутых футов, с размаху жестко опустился на посадочную полосу, потом встряхнулся, будто оглушенный ударом тяжеловес, собрался с силами и как ни в чем не бывало покатил к маленькому, но нарядному зданию аэровокзала. Пилот высунул голову из-за раздвижной двери и улыбнулся пассажирам.

– Как воробышек на ветку, ребята, – пошутил он, и когда все слишком громко, с облегчением, расхохотались, снова нырнул в кабину. Айова. Простой, добродушный народ.

Солнце чуть не плавило гудрон, так что он вязко лип к подошвам, и знойное марево превращало аэропорт в подобие миража. Жара сочилась влагой. Бен прикинул, что кукуруза в такую погоду должна расти как на дрожжах.

Ник Уорделл ждал его у багажного отделения. Дрискилл помнил его по кампании четырехлетней давности. Ротарианец, получил юридическое образование в Айовском университете в Айова-сити, после получения степени служил в Корпусе мира, женат, двое детей-подростков. Ник был своим человеком в гольф-клубе и загородном клубе Сентс-Реста. В Демократическую партию он вступил еще школьником, работал на Юджина Маккарти в 1968 году, после кошмарного чикагского съезда того года стал работать на Хьюберта Хамфри, занимался низовыми организациями при Макговерне в 1972 году и с тех пор считался надежным работником на уровне округа и штата. Сейчас он председательствовал в партийной организации округа. И был владельцем «Агентства Уорделла» – недвижимость и страхование, кому что требуется. Просто идеальный делегат.

– Такую важную шишку надо бы встречать с оркестром, – басисто прогудел Уорделл.

– Должно быть, мы с вами разные газеты читаем. – Они уже обменивались рукопожатием. Уорделл сжимал руку бережно, словно его учили, бога ради, не калечить людей. – Данная важная шишка попала в самый дерьмовый список, уж извините за выражение. И главное… я шишка где угодно, только не в Сентс-Ресте. Так что… как дела, Ник?

– Дел полно. Рад, что вы не задержались. – Они уже вышли из здания и подходили к стоянке. – Уоррингера нашли. Его основательно пожевали за неделю в реке. В Миссисипи водятся такие твари – вам и не снилось, друг мой, – так вот, эти голодные твари закусывали Уоррингером. Но мой приятель, шеф полиции, точно установил его личность.

– Не догадываетесь, кто мог это сделать? – Выстрел наугад, но попробовать стоило.

– В общем, догадываюсь, что это они. Удивительно. Прямо игра в сыщиков. – Глубокий голос Уорделла звучал сурово, но до странности утешительно. – И даже страшновато делается, Бен. Полиция установила, что постоялец, проживавший в одном сентрестском отеле в день, когда убили Тарлоу, – этот тип назвался профессором из Университета Миссури и пользовался кредитной картой на то же имя, – что он не существует. Запросили университет, и там такого не оказалось, и во всей Колумбии в Миссури такого нет. Так что наш городок посетил призрак, и может быть, этот призрак убил Тарлоу и Уоррингера.

Наконец хоть какой-то след. Мог ли тот же человек так быстро добраться до Биг-Рам, чтобы убить Дрю Саммерхэйза? И не он ли – тот хамелеон, что следил за Рэйчел Паттон?

Уорделл правил четырехприводным фургоном с кожаными ковшами сидений, высококлассной стереосистемой и десятикомнатным домом позади кабины. Одевался он в клубную голубую рубашку, хлопчатые брюки и черно-белые кожаные туфли.

– Сейчас покажу вам место, где наш друг Тарлоу встретился с Создателем. Поговорим. Мне тоже хочется знать, что происходит, Бен. Скажем, что это за слухи о каких-то биржевых аферах президента? Я по дороге сюда слышал новости.

Дрискилл кивнул.

– Про LVCO я знаю только то, что сообщали по телевидению. – Машина по шоссе выскочила на гребень, и Бен увидел перед собой Сентс-Рест.

Городок искрился на солнце, блестел куполами особняков, высокий мост серебристой аркой перекинулся через Миссисипи к Восточному Сенту в Иллинойсе. Они быстро проскочили промышленный район и речную пристань со сверкающими игорными баржами у берега. Еще один поворот, и они опять свернули к реке, к кирпичной башне, поднимавшейся на равнине. В глаза первым бросился большой плакат – портрет улыбающегося Боба Хэзлитта с самолетом на заднем плане, в развевающемся пилотском шарфе.

– Там склады «Хартленд», – пояснил Уорделл, – отсюда и плакат Хэзлитта. Горько признаться, но он и в Сентс-Ресте пользуется большой поддержкой. Любимый сын… А там пулелитейная башня. С Гражданской войны. – Он остановил фургон у противопаводковой дамбы, и они прошли через усыпанную гравием площадку. – Вот здесь нашли Тарлоу. Сидел у двери башни. Убит ножом в сердце. Должно быть, последним, что он видел, был ухмыляющийся Хэзлитт.

– Хэйз к вам приезжал?

– Я захватил его из аэропорта и высадил в городе. Так он просил. Все доставал меня расспросами о «Хартленд» и Уоррингере… – Уорделл разглядывал башню, прикрывая глаза от солнца, готового спрятаться за известняковый утес, тянувшийся вдоль центра города. – Я рассказал ему, сколько знал… Времени было маловато. Сказал, что Уоррингер с Хэзлиттом очень-очень давно вместе, что Герб всем заправлял в совете директоров «Хартленд», но в последнее время что-то там закисло.

– Это как понимать?

– Ну, я Уоррингера всю жизнь знаю. Он у меня застрахован… – Уорделл произнес «застрахова-ан». – Страхование жизни, госпитализация, нетрудоспособность, машины и грузовики, дом, обстановка дома, работа. Герб был не слишком общительным типом: вполне дружелюбным – старомодное воспитание, – но у него была куча денег, а деньги вроде как разгораживают людей. Он владел газетой, вращался в своем узком кругу… Да, по-моему, и тем не особенно занимался в последнее время. Но я знал, что он беспокоится насчет «Хартленд».

Они развернулись и направились к туннелю под рельсами, по которым тянулся товарный поезд. Железнодорожный мост шел через реку в Висконсин и Иллинойс. Жара гнула к земле. Свой легкий пиджак Дрискилл нес на плече, но пот пропитал и рубашку. В тени туннеля они после солнцепека почувствовали себя как в холодильнике. Бен перевел дыхание, прислушиваясь к гудению насекомых в короткой траве.

– Нашлись свидетели, которые видели, как они вдвоем шли сюда от подъемника на Четвертой улице, и еще их видели в баре при пивоварне, совсем близко отсюда.

– Расскажите мне о Уоррингере. Он вам говорил, что в «Хартленд» его так беспокоило? И при чем тут вы?

– Мы с Гербом Уоррингером отправились этой зимой на охоту с одной компанией, и – знаете, как бывает на охоте? – забрались в Северную Миннесоту, холодина, как у ведьмы на груди, и мы с Гербом засиделись у огня в хижине. Остальные охотились, а мы решили, что слишком уж холодно, ну и выпили немножко, и Герб разговорился. Капелька огненной воды развязала язык. И на душе у него точно что-то было. Он жизнь отдал «Хартленд» и Бобу Хэзлитту. И, похоже, разочаровался в главном деле своей жизни. Он не уточнял, но сказал, что я бы не поверил, какое дерьмо творится в «Хартленд». Мол, так все и выходит, когда у кого-то слишком много денег, чтобы выбросить их на одно, чтобы скупить другое, чтобы соорудить что-нибудь, что никому и не снилось, – прямо горы денег, и кредит неограниченный. Он говорил, что чертовски много сделал для «Хартленд», так что тоже виноват, и ему это ни черта не нравится. Пока понятно?

– Конечно.

Дрискилл вспомнил Брэда Хокансена, беспокоившегося за вложенные деньги, и Саррабьяна, по-видимому, подкинувшего Хокансену наводку на какое-то мошенничество в «Хартленд».

– Так вот, Уоррингер все болтал насчет того, что «Хартленд» обезумел от собственной власти и развращен ею, что они ведут себя так, будто стали хозяевами всей Земли и окрестного космоса, и было ему горько. Он считал, что его использовали: столько лет он сотрудничал с Хэзлиттом, а тот оказался таким же алчным подонком, как и все прочие.

– Примеры приводил?

– Нет.

– Точно?

Ник Уорделл смотрел на быстрые струи Миссисипи, на плескавшуюся у его ног воду, вдыхал острый речной запах, поднимавшийся с волнами жара. Он напряг мышцы плеча, сжал кулак, задумался.

– Что еще, Ник?

– Уоррингер уже не доверял Бобу Хэзлитту, он невзлюбил и Боба, и все, чем тот занимался. Тут не личная неприязнь, что-то большее. Он мне говорил: знаешь, Ник, Боб не такая дрянь, как кажется, когда он треплется перед несчастными олухами, готовыми поверить, будто он знает ответы на все вопросы. Боб хочет убедить народ, что главное – Америка, а все остальные пусть провалятся. Но, говорил он мне, Боб верит в одно – в абсолютную национальную безопасность. Если она есть – все чужаки могут оттрахать сами себя. Ну а Герб говорил, что это Боб врет, что нынешняя международная политика – это не политика США, а политика «Хартленд» и Боба Хэзлитта. Нет, Бен, не смотрите на меня так. Не знаю я никаких подробностей, потому что он подробностей не приводил – только это и сказал и больше со мной об этом не заговаривал. А потому я спрошу у вас: если старик Герб не ошибся и Боб располагает такой властью, стало быть, нас ждет его президентство? При том, что на хвосте у него болтается кровопийца Шерм Тейлор?

– Вы мне скажите – как настроена делегация от Айовы?

– Как ни печально, примерно три к одному в пользу Хэзлитта. Парень из Айовы… – пожал тяжелыми плечами Уорделл. – Мы доказываем, что Хэзлитт еще не проявил себя. Но его люди развернулись вовсю, набились в организацию, что пчелиный рой, пробились в список делегатов. Остались и верные Боннеру. Я обрабатываю народ, напоминаю, что если они поддержат Хэзлитта, а тот провалится, им всем до конца жизни числиться последним дерьмом, потому что они бросили действующего демократического президента.

Они сидели в углу бара, вдыхая прохладный запах пива, прихлебывая «Уайлд боар». Бен смотрел на башню, под которой умер Хэйз Тарлоу. Уорделл, помолчав немного, извинился:

– Мне надо позвонить, Бен. Сейчас вернусь.

Двое посетителей попросили бармена включить телевизор: подошло время новостей. Дрискилл почти безучастно смотрел на экран – сказывался недосып, – но вдруг его внимание привлекла реклама.

Неделю назад президент привлек к работе Алека Фэйрвезера. «Анфан террибль» миннеаполисского рекламного бизнеса полагал, что можно продать все что угодно, если не брезговать нечестной игрой. Фэйрвезер уверял, что сумеет продвинуть маньяка-детоубийцу в школьный совет, дай ему только пол-шанса. И вот в паузе новостей появились первые плоды его трудов.

Одна единственная черно-белая фотография, сперва в полный рост, потом медленно сдвинувшаяся на лицо…

Девочка лет десяти стояла одна на разбитой бомбами улице, на заднем плане разгорался пожар. На ней был рваный свитер и джинсы, а лицо светилось почти неземной красотой: тонкая лепка лица, огромные глаза, челка, прилипшая к окровавленному лбу. Свитер в крови, а руки раскинуты и протянуты чуть вперед в красноречивом жесте, прекрасные тонкие пальчики перемазаны грязью и кровью.

Когда ее лицо целиком заполнило экран, и на зрителя умоляюще взглянули сияющие глаза, возникли печатные строки – ярко-красные, единственное цветовое пятно на картине.

Мехико-сити сегодня.

Бобу Хэзлитту все равно.

Так угодно тайному правительству.

Выход знает Чарли Боннер.

Пока проплывали эти строки, фотография незаметно сменилась, представив Хэзлитта на трибуне. Тот был снят снизу, отчего выглядел точным подобием самодовольного фашистского головореза образца 1938 года. Перестрелка между лагерями Боннера и Хэзлитта действовала завораживающе. Предложение президента об отправке Тейлора в Мексику, Хэзлиттовское обвинение в измене, теперь удар через LVCO и ответный эмоциональный залп через рекламу.

Поневоле засмотришься.

Дрискилл, потрясенный силой слов и образов, собранных воедино Фэйрвезером, еще смотрел в экран, когда возвратившийся Уорделл постучал пальцами по столу.

– Идемте, Бен. Нас ждут.

Десять минут спустя он свернул с окаймленной деревьями авеню на большую круглую стоянку, угнездившуюся между тополями, платанами, дубами и теннисными кортами. Белый указатель с черной надписью, укрепленный на белом столбике, сообщал посетителям, что они находятся на территории загородного гольф-клуба Сентс-Реста. Низкое белое здание, окруженное деревьями и цветами, выходило длинной закрытой верандой на террасу над большим бассейном. Бассейн был полон визжащей, смеющейся ребятни, за детьми присматривали матери, няни и спасатели. Над черепичной крышей поднимались закрытые темно-зелеными ставнями надстройки. Загородный клуб Среднего Запада – воплотившаяся голливудская мечта, и запах влажной травы поднимался над бархатистыми полями, испещренными холмами, перелесками и фигурками игроков в гольф.

Уорделл прошел по мощенной булыжником дорожке, которая огибала веранду и сворачивала к гриль-залу. Рядом располагался магазин, а гравийная дорожка тянулась к чайной, где уже собрались несколько игроков. Уорделл поднялся наверх. Здесь было потише.

«Новый» бар щеголял темным полированным деревом и затейливым кирпичным камином. Большая часть помещения лежала в глубокой тени, несмотря на то, что зеленые ставни были открыты для солнечного света. В углу за холодным камином, подальше от взглядов, сидел высокий человек, похожий на хищную птицу. Короткие седые волосы, синий льняной блейзер, полосатая рубашка «поло» с открытым воротом и бокал пива на столике перед ним.

Ник Уорделл представил его как Лэда Бенбоу.

Бенбоу склонился вперед, разглядывая Дрискилла так, словно собирался спросить, что это за чертовщина. Он протянул Дрискиллу руку.

– Дрискилл, – повторил он. – Я недавно о вас кое-что читал. – Он произнес фразу так, что Бен понял: этот человек знает обо всех его неприятностях с президентом и прессой. – Вижу, вас еще не растерзали в клочья, – добавил он, когда Дрискилл с Уорделлом уселись напротив.

– Я слишком туп, чтобы осознать серьезность положения, – хмыкнул Дрискилл.

– Бен, Лэд был адвокатом Герба Уоррингера. Когда городской полиции понадобилось установить личность погибшего, они обратились к Лэду, и он опознал кольцо, карманные часы… Ну вот, Лэдди намекнул мне, что имеются какие-то проблемы с наследницей, но это уж не по моей части.

Бен удивился:

– Разве наследница – не жена?

– Бен никогда не был женат, – сообщил Бенбоу, – но у него был близкий человек.

– Позвольте задать вам несколько вопросов?

– Спрашивать можете сколько душе угодно, мистер Дрискилл. Вот получить ответы обычно оказывается потруднее. – Отхлебнув пива, Бенбоу снова покосился на Уорделла. – Ник меня не предупредил. Я понятия не имел, что он втянет вас в дело, которое, в общем-то, вас совершенно не касается.

– Да ведь никогда не знаешь, кого что заинтересует, не правда ли? Так насчет наследницы Уоррингера…

Бенбоу молча ждал продолжения.

– Мне необходимо как можно больше узнать о том, что было у него на сердце, о чем он думал в последние несколько недель, что привело его к встрече с Хэйзом Тарлоу. – Бенбоу тонко улыбался и не пытался помочь. – Может быть, эта женщина, этот «близкий человек» знает, что подтолкнуло Уоррингера обратиться за помощью к Дрю Саммерхэйзу.

Бенбоу сделал еще глоток и откинулся на стенку кабинки. Лицо под седыми короткими волосами было покрыто густым загаром, а светлые серые глаза удерживали взгляд, их свет словно доходил из дальней дали, от звезды, погасшей миллионы лет назад.

– Что бы вы, мистер Дрискилл, сказали, окажись вы сейчас на моем месте? Если большой человек из вашингтонско-нью-йоркской высшей лиги явился бы в ваш уютный городок, чтобы совать нос в убийство одного из ваших самых выдающихся клиентов? И вы знали бы, что этот Большой человек наточил топор, но понятия не имеете, на кого… и к хорошим ребятам он принадлежит или к скверным парням. А кругом убивают, и Белый дом так или иначе замешан, и президент увяз в трясине… а этот пришелец желает покопаться в личной жизни ваших клиентов. Что бы вы ему, такому, сказали?

– Зависит от обстоятельств. Будь я тупицей, я бы заупрямился как осел. А будь я добрым и проницательным мужчиной двадцатого столетия, я взглянул бы в его открытое честное лицо и рассказал бы ему все. Вы кто, мистер Бенбоу? – Дрискилл заглянул в ледяные серые глаза.

– На этот вопрос ответить проще простого. Я, безусловно, самый упрямый осел из всех знакомых вам адвокатов.

– Среди моих знакомых есть настоящие милашки – а кто вы такой, мне известно, мистер Бенбоу. Мне известна ваша репутация. Знаю, что вы умеете играть жестко. Но я просто прошу о помощи.

– Позвольте, я попробую объяснить… Эта обезумевшая, жестокая страна катится прямиком в ад. За всякий день, когда с тобой не случилось чего-то ужасного, возносишь благодарственные молитвы. Я защищаю своих клиентов, понимаете? Точно так же, как вы сейчас, вероятно, защищаете президента и администрацию. Вы его новый личный юрисконсульт, так? Вы сделали свой выбор… Но три человека уже мертвы, и будь я проклят, если выдам на бойню невинного. – Бенбоу по-прежнему улыбался, и Дрискилл не мог разгадать этой улыбки. Должна ли она смягчить сказанное? Или, скорее, наоборот? – Мы с вами не сговоримся, мистер Дрискилл. Герб умер, и моя клиентка оплакивает его. Она желает остаться неизвестной. Так и будет.

– Окажите любезность, взгляните, – попросил Дрискилл.

Бенбоу вызывал его на драку, подначивал разыграть скверного парня. Не так уж трудно оказалось не поддаться на провокацию. Бен достал из кармана конверт и подтолкнул его через стол.

Бенбоу медленно открыл конверт и достал бумагу.

– Стоит ли мне это показывать, мистер Дрискилл?

– Вреда не будет. Никто не сможет обратить это против вас.

Бенбоу развернул листок. Дрискилл пристально наблюдал, как он разглядывает рисунок, поворачивает то так, то этак и наконец выпускает из пальцев.

– Итак, я взглянул.

– Вам это о чем-нибудь говорит? Вы видели это прежде?

Бенбоу разглядывал его с той же легкой улыбкой, играющей на губах. Он покачал головой:

– Нет и нет.

– Если случится, что вы поймете и дадите мне знать, я буду весьма благодарен.

– В самом деле, не сомневаюсь. Но почему вы спрашиваете меня?

– Хэйз Тарлоу. Чуть ли не последнее, что он сделал перед смертью, – послал по почте этот листок бумаги. Он провел полдня с вашим клиентом, Гербом Уоррингером. А потом его убили. Как и Герба. Насколько мне пока известно, этот листок – единственный сувенир, доставшийся нам. Мне любопытно. Он отослал его на свой адрес, чтобы не хранить при себе. Мне хотелось бы знать почему, только и всего.

Бенбоу пожал плечами.

– Убей, не знаю. – Он встал, скидывая с плеч блейзер. – Джентльмены, через пятнадцать минут меня ждут в чайной, а до того мне еще предстоит отдать долг природе. Берегись, Ник, при первой возможности я написаю тебе в сапоги. Ты меня подставил, убедив мистера Дрискилла, что я могу быть ему полезен. Мистер Дрискилл, я ничем не могу вам помочь. Впрочем, вы, конечно, понимаете. Кто знает, может быть, жизнь нас еще сведет… но пока я считаю, что президенту не следует совать нос в наши дела, а разобраться с собственными в Вашингтоне. Его советник мертв, у него на руках дело с акциями, которое может оказаться всего лишь верхушкой айсберга, и ему, по всей вероятности, скоро придется искать другую работу. Откуда мне знать, не пытается ли он попросту замести собственный след?

Дрискилл провел в Сентс-Ресте четыре часа и двадцать девять минут – на момент, когда Ник Уорделл доставил его в аэропорт. Через пятнадцать минут отправлялся местный рейс на Чикаго, где Бену предстояла пересадка на Вашингтон.

– Недолго погостили, Бен, – сказал Уорделл. – Извините уж, что Бенбоу дал задний ход.

– Как прилетел, так и улечу, вреда никому не было. – Бен поблагодарил его за сообщение и за свидание с Лэдом Бенбоу. – Вы правильно рассудили, попробовать стоило.

– Кстати, Бен, еще одно. Только что пришло в голову. Может, для вас это что-то значит.

Они стояли у билетной кассы, ожидая, пока женщина в униформе проверит кредитную карту Дрискилла.

– Попытайте счастья, – предложил он Уорделлу.

– Одно сообщение Тарлоу. Он мне в тот день еще раз звонил. Меня не застал, я играл в гольф, когда дождь переставал, а Джули, моя секретарша, куда-то вышла, так что сообщение записал автоответчик. Он сказал: если с ним в Сентс-Ресте случится что-нибудь забавное – я еще подумал: что это он имеет в виду? – мне надо кое-кому позвонить. Он только стал диктовать номер телефона, и чертова память переполнилась. Но я запомнил имя – вот сейчас вспомнилось. Мне оно ничего не говорит. Рэйчел Паттон – так ее звали.

– Я проверю, Ник. И спасибо за все. – У Дрискилла руки покрылись гусиной кожей. Он проводил Ника взглядом до машины и направился на посадку.

Бен Дрискилл только что убедился, что Рэйчел Паттон не была фальшивкой. Она вела честную игру. Только вот – где?