Текст книги "Затерянный храм"

Автор книги: Том Харпер

– Ну, по крайней мере, больше не надо копать. – Грант уронил лопату на землю и потер друг о друга покрытые волдырями ладони. – Сейчас слишком поздно, чтобы спускаться с холма. Нам придется возвращаться утром.

Грант собирал инструменты и передавал их Риду. Марина не обращала на них внимания. Она стояла по грудь в яме и внимательно рассматривала грубую каменную кладку, время от времени смахивая приставшую землю маленькой кисточкой. Подняв из подвала все инструменты, Грант повернулся к ней. Марина, сидя на корточках и приблизив лицо к самому камню, пальцем вела по стене вдоль какой-то линии. Гранта поразило ее лицо. Марину полностью поглотило ее занятие, а взгляд был полон благоговения.

Грант в тот же миг позабыл про усталость. Он пробрался по низкому помещению и спрыгнул в яму рядом с Мариной. Она ничего не сказала, просто взяла его за руку и прижала ее к стене. Кожа девушки была теплой, камень – холодным. Марина повела его рукой по стене, медленно вычерчивая пологую дугу.

– Чувствуешь?

Да, он почувствовал – в камне была вырезана дугообразная цепочка крошечных выступов. Три тысячи лет почти стерли их, едва ли оставив нечто большее, чем просто тень, но пальцы подсказали Гранту, куда смотреть. Теперь он увидел – лунный серп, повернутый на бок. Пара бычьих рогов.

– Надо вытащить ее.

Марина достала перочинный ножик и попыталась вставить лезвие в тонкую, словно волос, щель между плитами.

– Она, наверное, целую тонну весит, – с сомнением произнес Грант. Каменная плита имела примерно ярд в ширину и, похоже, столько же в глубину. – Чтобы ее вытащить, потребуется динамит.

– У микенцев не было динамита.

Марина продолжала ковырять щель ножом. Подумав, что лезвие сломается, Грант вылез из ямы.

В отверстие в полу церкви просунул голову Мьюр:

– Вы там что, всю ночь сидеть будете?

– Марина считает…

Грант подпрыгнул – по подвалу разнесся гул. Марина в яме стиснула свой ножик, и даже в неярком свете лампы Грант заметил, как побледнело ее лицо. У ее ног лежала каменная плита, расколотая на три части ударом о камень под ногами. На месте плиты в стене чернел провал.

– Это была вставка. – Марину била дрожь, ведь ее едва не задела упавшая каменная плита. – Дверь.

– Кто-то забыл смазать петли.

Грант спрыгнул в яму. Отверстие было такого же размера, что и закрывавшая его плита, и человеку едва хватало места, чтобы протиснуться в него. Грант протянул руку в темноту.

– Там, дальше, за стеной, отверстие расширяется. Не очень сильно, но, надеюсь, повернуться хватит.

Он взял стоявший на краю ямы фонарь и просунул его в отверстие. Свет упал на ровно отесанные каменные стены, а дальше все скрывала темнота.

– Ну, посмотрим, что там.

Глава одиннадцатая

Гранту казалось, что он лезет в почтовый ящик. Он и раньше оказывался в тесных местах – например, когда в тридцатые годы искал алмазы в Родезии, но ничего подобного даже там не было. Изогнув шею так, чтобы голова находилась в одной плоскости с телом, и втянув живот, он, извиваясь, полез в каменную пасть, а Рид и Марина толкали его сзади. И вот он пробрался. Он лежал на животе и тяжело дышал.

Его лодыжка еще торчала наружу, и, когда ее что-то коснулось, Грант инстинктивно дрыгнул ногой.

– Я привязала тебе к ноге веревку, – раздался страшно далекий голос Марины. – Если найдешь что-нибудь, дерни два раза. Если застрянешь – дерни трижды, и мы тебя вытащим.

Грант не стал ничего отвечать. Протиснувшись в щель, он оказался в тоннеле немного большей высоты, но, пожалуй, такой же ширины. Если встать на четвереньки, спина коснется потолка. Не было заметно ни каменных плит, ни кладки – проход, похоже, был вырублен прямо в скале.

«По крайней мере, не обрушится», – утешил себя Грант.

Он пополз вперед. Высоты тоннеля не хватало, чтобы поднять лампу, и Гранту приходилось двигать ее перед собой. Воздух был затхлый – три тысячи лет им никто не дышал. Но больше его испугал резкий запах газа.

«Ну и где тут взять канарейку?»

Он продолжал ползти. Единственными звуками были лишь скрежет фонаря, передвигаемого по полу, да мертвый шорох задевающей за стены одежды. Люди, сделавшие этот тоннель, потрудились на славу – не отклоняясь, он вел прямо в сердце холма. Грант попытался представить людей, построивших тоннель. Сколько времени им потребовалось – с их-то каменными молотами и медными резцами?

– Куда вы хотели попасть? – вслух спросил Грант. – Стоила ли цель таких усилий?

Он помотал головой. Впереди в свете фонаря что-то блестело. Грант подобрался поближе, еще раз подтолкнул вперед фонарь и едва успел схватить его, прежде чем тот слетел с края выступа. Впереди поблескивала поверхность воды – водоем был вырезан прямо в тоннеле. Вытянув руку, Грант посветил фонарем над водой. Она оказалась чистой – лучи света упали на каменистое дно на глубине примерно трех футов.

«Перейти тут будет легко», – подумал Грант.

Правда, дальше прямо из воды поднималась гладкая каменная стена, кладя предел и тоннелю, и водоему.

Грант посмотрел на водоем, а потом согнул правую ногу и дважды ею дрыгнул. В тесном пространстве ему было неудобно, и он даже начал сомневаться – поняли ли его там, снаружи. Потом он услышал позади себя шум, как ему показалось, очень далеко. Кряхтенье и вздохи человека, который пытается протиснуться в тоннель.

В ожидании дальнейших событий Грант стал снова разглядывать водоем. Наверное, вода поступала из подземного источника, иначе она бы просто не сохранилась здесь столько лет. Может, тот же самый источник питает фонтан во дворе церкви? Грант свесился над водой как можно ниже. Она явно тоже пахла серой. И если вода каким-то образом сюда попадает…

Он опустил лампу так, что она почти коснулась водной поверхности. Под таким углом ему не очень хорошо было видно, но все же показалось, что дальняя стена не достает до дна. Наоборот, у самого основания вроде бы чернело отверстие.

В тоннеле у него за спиной шуршание становилось все громче и громче, а потом прекратилось. Ногу его стиснула чья-то рука, и Грант повернул голову. Из черноты за спиной на него смотрели темные глаза.

– Ну вот. Тесей и Ариадна в лабиринте.

– Будем надеяться, что здесь нет Минотавра.

Перекатившись на бок, Грант прижался к стене, чтобы Марина могла глянуть, что там впереди. Ее глаза широко раскрылись:

– Что будем делать?

– Думаю, они пробили такой тоннель совсем не потому, что им пить хотелось. Развяжи мои ботинки. – Грант указал на тень у подножия каменной стены, хотя Марина не могла ее видеть. – Там есть проход. Я хочу посмотреть, куда он ведет.

Марина расшнуровала и сняла с него ботинки, но веревку так и оставила привязанной к лодыжке. Раздеваться Грант не стал – для этого не было места.

– Будь осторожен.

Ее голос звучал в темноте тихо и безжизненно.

Грант подтянулся вперед и скользнул в воду. Она оказалась на удивление теплой, словно он залез в ванну. Он окунулся целиком, радуясь ощущению простора. Он даже смог развернуться, чтобы посмотреть на Марину. Она подползла к краю воды, и их лица чуть было не соприкоснулись.

– Дай мне две минуты, – сказал он. – А потом тяни изо всех сил.

Вода накрыла его сверху, словно крышка гроба. Грант нырнул ко дну, шаря руками, пока не нащупал отверстие в стене. Кажется, оно было такого же размера, как и тоннель наверху, – достаточно широкое, чтобы двигаться вперед, и все же такое узкое, что не развернуться. Грант протиснулся в проход, больно ударившись ногой о каменный пол. В глазах защипало от растворенных в воде солей, и он зажмурился – все равно разглядывать нечего. Ему оставалось лишь нашаривать руками стенки тоннеля и плыть, отталкиваясь ногами.

Две минуты. Это долго? Как можно измерять время в том месте, где нет ни света, ни звуков, ни верха, ни низа? Грант не знал, сколько времени он провел под водой, как не знал, сколько проплыл. Какая разница, когда не знаешь, куда тебе надо? Сначала он пытался считать гребки, но скоро сбился. В легких у него медленно разгоралось жжение, и рывки стали слабее. Скоро надо поворачивать. Две минуты.

Тоннель стал шире. Стены разошлись в стороны, Грант уже не мог их достать, и последний контакт с миром твердых предметов был разорван. Он оказался подвешенным в пространстве – невесомый, ничего не чувствующий, потерявший счет времени. Он все забыл и стал ничем. Он остался наедине с богами – словно рыба, настойчиво плывущая вперед, ведомая судьбой, для нее самой непостижимой.

Что-то резко и больно ударило по голове. Наверное, он поднялся выше и ушибся макушкой о каменный потолок. Легкие горели огнем, но, открыв рот, он лишь хлебнул воды. Воздушных карманов не было. Хватит ли ему воздуха, чтобы вернуться?

Он открыл глаза и не смог закрыть их, несмотря на жжение. Вода впереди мерцала золотистым светом – таким теплым, уютным, какого он никогда не видел. Ему захотелось оказаться поближе, он понял, что если сможет туда добраться, то все будет в порядке. Боль прошла, тело расслабилось. Золотой свет был уже совсем близко, уже вокруг него, а Грант все поднимался и поднимался…

С плеском и вдохом облегчения голова показалась над поверхностью воды. Снова нахлынула боль, но в этот раз, раскрыв рот, Грант ощутил вкус воздуха. Он глотал его, зажмурившись, чтобы в глаза не попала стекавшая по лицу вода. И только когда легкие наполнились и ощущение, что они разорвутся в груди, оставило его, Грант протер и открыл глаза.

Свет чуть не обжег его, а в лицо дунуло опаляющее дыхание. В ужасе он отшатнулся, разбрызгивая воду: перед ним прыгали языки пламени и взлетевшие в воздух капли воды превращались в пар. Грант зажмурил глаза, а потом очень осторожно приоткрыл их. Он находился в водоеме в другом таком же маленьком помещении, но вместо каменной стены его перегораживала стена огня. Он в изумлении принялся оглядываться. Пламя словно лизало скалу, стены вокруг почернели от сажи и немного оплыли, как восковые.

Грант вытянул вниз ногу и нашарил дно. Здесь было неглубоко. С изумлением разглядывая огонь, Грант встал и тут же чуть не упал – резкий рывок почти сбил его с ног. Марина. Он замахал руками, хватаясь за стены в поисках опоры. Энергии у Марины оказалось немало – она тянула изо всех сил, чуть ли не в отчаянии. Он же мог только держаться на одном месте, упираясь, чтобы она не утянула его обратно в тоннель. Ему показалось, что нога сейчас оторвется. Он попытался сбросить веревку, но она была завязана слишком туго, а достать ее руками, сохраняя равновесие, он тоже не мог. Ему оставалось только держаться за стены и молиться.

Веревка замерла. Грант старательно два раза дернул ее ногой, подождал несколько секунд и дернул еще дважды. Через миг он ощутил два ответных рывка. Потом веревка натянулась и задрожала, словно струна настраиваемой гитары, – это Марина, перебирая руками, двигалась вдоль нее. Грант уперся руками в стены, чтобы удержаться и удержать ее. Все ближе и ближе, и вот вокруг его лодыжки обвилась рука, потом отпустила, и Марина, словно дельфин, вынырнула на поверхность. Грант выставил руку, чтобы удержать ее на расстоянии от огня.

Марина стряхнула воду и отвела от лица прилипшие волосы.

– Осторожно, – предупредил Грант. – Открывай глаза медленно.

Она ахнула, и звук гулко прозвучал в помещении.

– Что это?

– Выход природного газа. – Сейчас, когда у него было время подумать, Грант вспомнил, как однажды у вечернего костра в лагере в Замбези он болтал с геологами, работавшими на алмазную компанию. – Через трещины в породе выделяется метан и самопроизвольно возгорается. Никто толком не знает, как это получается. Но вообще…

Грант расстегнул рубашку и скатал ее в нетугой жгут. Он быстро преодолел водное пространство и прижал рубашку к огню. Раздалось шипение пара, и пещера погрузилась в темноту.

Грант убрал рубашку и отступил назад – прямо на Марину. Она вскрикнула и схватилась за него, обвив руками его грудь, чтобы удержать равновесие. Ее соски крепко прижались к его спине, а намокшая блузка почти не создавала никакой преграды между телами. Но у Гранта не было времени думать об этом. Потому что в эту секунду пламя вспыхнуло вновь – ровное и постоянное, словно в камине какой-нибудь гостиной.

– Само себя поджигает, – поразился Грант. – Как они и говорили.

– Это опасно?

– Его нельзя накрывать надолго, иначе накопится газ. – Тут Гранту пришла в голову и другая мысль. – Если огонь горит, значит, он берет откуда-то воздух. Вода запирает тот тоннель, через который мы пришли. Значит, должен быть еще проход.

Грант несколько неохотно выбрался из объятий Марины, шагнул вперед и еще раз погасил пламя. В темноте рядом с ним раздался плеск, потом вспыхнула искра. Пещеру осветил другой источник – Марина подняла свою зажигалку повыше. В ее тусклом свете они увидели, что за тем местом, где горел газ, темный тоннель продолжается.

Грант снял с ноги веревку и вручил конец Марине.

– Подожди здесь.

Она покачала головой:

– Один ты туда не пойдешь.

Но времени было мало. Пещера уже начала наполняться запахом газа, и, если он загорится от пламени зажигалки, они поджарятся – в буквальном смысле слова.

– Тебе придется остаться. Мы не можем все время держать пламя погасшим, а мне надо, чтобы кто-нибудь его потушил, если я пойду обратно. Когда я пойду обратно, – поправился Грант.

Он выбрался из воды, очень стараясь не сдвинуть рубашку, и полез вперед. Через миг он ощутил подошвами жар – Марина убрала рубашку от стены. Теперь стал виден проход. Он был такой же низкий и тесный, как и предыдущий, но воздух стал свежее. В лицо дул ощутимый ветерок. И Грант пополз быстрее, догоняя собственную тень, которую отбрасывал огонь позади него.

Тоннель окончился еще одной скальной стеной, но в этот раз под ней не было водоема. Свет от горящего газа едва проникал так далеко по тоннелю, но все же слабое свечение еще оставалось. Когда глаза привыкли к темноте, Гранту показалось, что он видит тусклый круг света, нимб, сияющий над ним под потолком тоннеля. Грант поднял руку, но ощутил только холод от сквозняка.

Он ощупал край отверстия над головой. Черный базальт был гладко обтесан, отполирован до блеска, не потускневшего за тридцать веков тьмы. Отверстие оказалось почти идеально круглым, но, похоже, было ужасно узким. Еще уже, чем та щель, в которую он протиснулся, когда забирался в тоннель.

«Идти больше некуда», – сказал себе Грант.

Он расстегнул ремень и снял брюки: если ему придется туда лезть, то лишнего места там не будет ни доли дюйма. Втянув живот, он, скорчившись, расположился прямо под отверстием. Потом поднял руки над головой, как пловец, который собирается нырнуть в воду, и встал.

Камень сомкнулся вокруг него, словно аркан. Грант, извиваясь, дюйм за дюймом протискивался по проходу. Камень оказался не таким безупречно гладким, как решил Грант, и каждый крошечный бугорок ощущался телом, как бритва, царапавшая голую кожу. Грант скрипел зубами от боли, но, по крайней мере, кровь немного смазала поверхность тоннеля. И вот плечи миновали дыру, потом вышла грудная клетка, хотя ему казалось, будто из него выдавили все дыхание. Теперь Грант мог работать руками и ногами – и все это ему пригодилось, когда он протаскивал бедра. А вдруг он тут застрянет навсегда, до тех пор, пока мясо не сгниет на костях? И тогда ловушка выплюнет его голый скелет.

Что-то подалось – но, слава богу, не внутри него, а вокруг. Грант выбрался. Сделав последнее усилие, голый, окровавленный и мокрый, он вылез в самую удивительную комнату, которую ему доводилось видеть.

Глава двенадцатая

После удушающе тесного тоннеля пещера казалась просторной до головокружения. Грант лежал на полу круглого каменного помещения. Стены вверху загибались внутрь, сходясь где-то высоко над головой. Прямо под высшей точкой потолка, в нескольких ярдах от того места, где лежал Грант, в полу зияло круглое, словно колодец, отверстие. Но на дне его не было воды – это был колодец с огнем. Языки пламени лизали края, и гигантская газовая горелка освещала все помещение мрачным тусклым оранжевым светом. С одной стороны, прямо перед отверстием, из которого вылез Грант, на монолитном каменном алтаре высилась пара каменных рогов.

Грант прошел вдоль стен. На них виднелся невообразимо сложный узор – полосы концентрических фризов граничили с целым миром птиц и зверей, вырезанных в камне. Изображения покрывала сажа, но они были по-прежнему видны. На одном ярусе Грант разглядел приземистые фигурки кабиров, забавно пузатые, танцующие и качающиеся в свете огня. Ярусом выше армии маршировали на войну, а крестьяне собирали в поле урожай – погибшая цивилизация аккуратно запечатлела себя в камне.

– Грант?

Эхо прокатилось под куполом зала и закончилось вздохом восхищения. Голова Марины показалась над отверстием в полу, круглыми от изумления глазами девушка оглядывала зал. Глаза стали еще больше, когда ее взгляд упал на Гранта. Она смущенно хихикнула и отвела глаза, и даже в тусклом свете было видно, что она краснеет. Грант спохватился – он ведь так и стоял голый.

– Ничего такого, что бы я не видела раньше, – произнесла Марина, стараясь, чтобы ее голос звучал как ни в чем не бывало, но это ей не очень хорошо удалось.

– Я ждал, когда начнутся таинственные ритуалы.

– Пожалуй, ты опоздал. – Марина вытащила из дыры свернутые брюки и бросила их Гранту. – На вот. Прикройся, а то как бы кабиры не стали ревновать.

Грант натянул брюки.

– Я же сказал тебе ждать у газового пламени.

– Мне не хотелось, чтобы ты лез в помещение до того, как его осмотрит профессиональный археолог.

– Да, тут есть на что посмотреть. – Грант наклонился, чтобы помочь Марине вылезти, и задумался. – А ты можешь вернуться?

– Думаю, да.

– Тогда веди остальных. Им тоже будет интересно.

К разочарованию Гранта, Марина смогла протиснуться во входное отверстие не раздеваясь. А Рид так вообще выпрыгнул оттуда, словно чертик из табакерки. Тяжелый путь не только никак не повредил профессору, но даже, похоже, наполнил его новыми силами. Теперь он прыгал по залу, словно мальчишка в магазине игрушек, разглядывая все, что видел, и тихонько вскрикивая от восторга. В одном углу он обнаружил пару железных горшков на изогнутых треножниках.

 
Тою порою Фетида достигла Гефестова дома,
Звездных, нетленных чертогов, прекраснейших среди Олимпа,
Кои из меди блистательной создал себе хромоногий.
Бога, покрытого потом, находит в трудах, пред мехами
Быстро вращавшегося: двадцать треножников вдруг он работал
В утварь поставить к стене своего благолепного дома.<sup>[24]24
  Гомер. Илиада. Перевод Н. Гнедича. (Прим. перев.)


[Закрыть]</sup>
 

– Все так, как описывал Гомер. Наверное, здесь и был самый ранний центр культа, еще до того, как его перевели на побережье. – Он в изумлении покачал головой. – Мы только что вступили в клуб, куда никого не принимали уже две тысячи лет.

– К счастью, никто не голосовал против нас.

Мьюр просунул голову в дыру. Грант и Марина помогли ему вылезти.

– Кое-каких ритуальных элементов явно недостает. – Рид отошел, чтобы глянуть на фриз. – Тоннель, по которому мы прошли, был, конечно, испытанием, уготованным каждому, кто проходил инициацию. Сначала – символическая смерть в воде…

– Она оказалась почти настоящей, – заметил Грант, вспоминая ощущение полнейшей пустоты в черном водоеме. – А я думал, что вода нужна для того, чтобы очиститься.

– Для древних смерть и очищение были тесно связаны. Вода, отмывающая ваше тело или душу, может также очистить и вашу память. Чтобы попасть в Аид, надо было пересечь Лету, реку забвения. В Греции, если человек забыл, кто он таков, он все равно что мертвый. Даже если мы станем рассматривать христианское крещение, то увидим, что вода не просто очищает человека. Когда вас в нее погружают, вы умираете для грешной жизни. Потом огонь зажигает новую жизнь, вы проходите через родовой канал и появляетесь здесь, голый, словно новорожденное дитя. Пратолаос вновь рождается в священных мистериях Гефеста и его сыновей кабиров.

– Все это очень интересно, – заметил Мьюр. – Но единственная важная для нас загадка – этот хренов метеорит.

Они разбрелись, чтобы осмотреть святилище. Грант и Марина двигались вдоль стены, заглядывая в каждую тень, в каждое углубление, Мьюр отправился в другую сторону. Рид, кажется, относился к работе очень отстраненно. Он ухитрился протащить через тоннель электрический фонарик и тешился разглядыванием фризов, выбирая лучом то одну, то другую каменную фигурку.

– Вот здесь.

Грант подошел к Мьюру, стоявшему в дальнем конце пещеры, позади рогатого алтаря. То, что Мьюру показалось нишей, было выходом в небольшое боковое помещение. Оно имело прямоугольную форму и было украшено гораздо скромнее, чем главный зал, – по стене шла всего одна полоса рельефа. В центре возвышался плоский камень, твердая глыба с синеватым отливом, высотой примерно до колена, а в дальнем конце комнаты в полу было проделано углубление в форме чаши шириной примерно в фут. Вокруг лежали изогнутые керамические черепки.

– Что это? – спросил Грант. – Еще одно святилище?

– Думаю, это примитивная печь.

Марина протиснулась мимо них и, встав на колени возле выемки, дотронулась рукой до стенки. Ладонь оказалась черной.

– Думаю, я знаю, куда делся метеорит.

– Куда? – резко развернулся Мьюр, жадно обводя глазами пещеру.

Но в Маринином голосе не слышалось торжества, только покорность и осторожность. Грант проследил за ее взглядом – она смотрела на черную пасть печи, разверзнутую у ее ног.

– Вы говорили, что, по вашим анализам, помимо шестьдесят первого элемента метеорит состоял в основном из железа.

Тревожная мысль посетила Гранта.

– Но ведь ты говорила, что это был бронзовый век, – возразил он. – Я думал, железный век наступил позднее.

– Верно. – В помещение вошел Рид и остановился в дверном проеме. Он морщил лоб, обдумывая какую-то далекую мысль. – Это вообще интересно – идея железного века пошла от поэта Гесиода. Он был почти современником Гомера. Для него железный век не имел ничего общего с техникой, но означал определенную стадию культуры. Он считал, что все наоборот – цивилизация движется от блистательных достижений золотого века через серебряный и бронзовый к одетому в лохмотья уродству железного. И только в наше время мы, ориентированные на науку, рассматриваем железный век как веху на пути прогресса. Крепче, острее, дешевле – железо куда как лучше годится для того, чтобы ковать из него пушки, делать машины и колючую проволоку.

– Да, профессор, это все очень занимательно. – Голос Мьюра был напряженным от нетерпения. – Но микенцы умели обрабатывать железо?

Рид, кажется, удивился такому вопросу.

– Конечно.

– Но вы же говорили, что это бронзовый век.

– Новый век вовсе не начинается в полночь с последним ударом часов. Железный век, бронзовый век, каменный – эти ярлыки используются для удобства. Переход от одного периода к другому происходил постепенно и не везде сразу и занимал десятилетия, а может быть, и века. А потом, с практической точки зрения, как я понимаю, обрабатывать железо не так уж и трудно, надо просто обеспечить нужную температуру. Мне кажется, получить его из руды гораздо труднее.

– Самые ранние образцы были изготовлены из метеоритного железа, – подтвердила Марина. – Лезвия топоров, наконечники стрел, ножи… Слово, которым обозначали железо в Древнем Египте, буквально переводится как «небесный металл». Других источников древние египтяне не знали.

Гранта одолела усталость. Снаружи, там, где в течение трех тысяч лет время не стояло на месте, наверное, уже полночь. Он сел на плоский камень и уставился в пол.

– Значит, в святилище на Крите микенцы нашли дивный кусок железа в смеси с шестьдесят первым элементом и привезли его сюда…

– Чтобы переплавить. – Слова Марины гулко пронеслись по каменной пещере.

– Ну да. А как же иначе. И вы, скорее всего, сидите на наковальне, где его ковали.

Они все смотрели на Рида, смущенные его весельем, даже некоторым возбуждением. Он же, со своей стороны, никак не мог понять, почему они такие мрачные.

– Разве я вам не сказал? Тогда идите и посмотрите.

Луч фонарика Рида в главном зале пробежал по каменному фризу, проходившему вокруг комнаты примерно на высоте человеческого роста. Желтый свет сделал тени вокруг резных фигур глубже, так что теперь те словно выдвинулись из каменной рамы и ожили в воздухе.

– Колют друг друга, метая стремительно медные копья… Вы помните строчки из «Илиады», записанные в тетради Пембертона?

– Вы говорили, что это отрывок из описания кузницы Гефеста.

– Да? – Рид, похоже, удивился. – А, ну конечно. Точнее сказать, здесь описывается предмет, который кует Гефест в своей мастерской. Вы знаете, что такое экфрасис?

– Нет.

– Экфрасис – это место в стихотворном произведении, где поэт прерывает повествование, чтобы дать длинное, подробное описание какого-либо ценного предмета, обычно оружия или доспехов.

– Другими словами, делает лирическое отступление, – вставил Мьюр.

– Относительно сюжета – может быть, но это неотъемлемая часть поэтического произведения. Наиболее живописные отрывки во всех произведениях Гомера – именно экфрасисы. А самые длинные, самые величественные из них имеют местом действия здешние места: Лемнос, кузницу Гефеста. Он кует щит, украшенный невообразимо затейливым узором. Там изображается целый мир – сцены повседневной жизни, эпизоды войны. Нечто среднее между картиной Брейгеля и ковром из Байё.<sup>[25]25
  Уникальный ковер, вышитый по приказу королевы Матильды (супруги Вильгельма I Завоевателя) в XI веке, шириной 50 см и длиной 70,3 м. Изображает в 58 сценах историю нормандских побед вплоть до битвы при Гастингсе. Хранится в музее г. Байё, Франция. (Прим. перев.)


[Закрыть]</sup> Мужчины и женщины в городах пляшут и пируют, а законники и политики дискутируют на форуме. В полях показана смена времен года – урожай скашивают и убирают, давят виноград на вино. Пастухи гонят овец на пастбище. Армии выступают в поход, начинаются войны. Все это было изображено на щите.

Грант слушал Рида и, казалось, плыл куда-то, оторвавшись от реальности. Луч фонарика прыгал по фризу, перескакивая со сцены на сцену, и каждая выступала из темноты не больше чем на долю секунды. Картины сливались одна с другой, словно кадры кинофильма, создавая панораму целого мира. Пляшущие юноши и гибкие девушки, изображенные так мастерски, что казалось, будто они покачиваются в дрожащем свете фонарика. Быки тащат плуги по полям, а из бороздок поднимаются ростки, и пахари, вооружившись на сей раз серпами, срезают их и связывают в снопы. Колонна людей, извиваясь, тянется к далеким холмам, где расположен большой город, и под стенами его бьются две армии. Под густолистым дубом безмятежно лежит, подобрав под себя ноги, могучий бык, женщины украшают его рога лентами, а мужчины точат ножи.

Луч фонарика прекратил свой танец и замер – Рид закончил говорить. Кино остановилось, и в пещере опять все стихло.

– А я думал, это сказка, – наконец вымолвил Грант.

– И я думал то же самое. Но так… – Рид говорил осторожно, пробуя каждое слово, будто сомневаясь, что оно может выдержать вес невысказанных идей. – Так описывает Гомер. И так оно все изображено.

– На щите?

– На щите Ахилла. – Рид с восторгом произнес имя героя. – Пожалуй, это верно. В бронзовом веке железо было очень редким металлом и стоило в сорок раз дороже серебра. Найти кусок размером с этот метеорит – это все равно что найти алмаз размером с «Кохинор». Из такого железа не стали бы делать карманные ножики и топоры. Из него сделали бы что-то необычайное, достойное войти в легенды, о чем поэты будут петь не одно поколение, что не исчезнет и три тысячи лет спустя.

Рид прислонился к алтарю. Украшения в виде закругленных каменных рогов охватили его, словно крылья.

– И где мы будем его искать? – спросил Грант.