Текст книги "Затерянный храм"
Автор книги: Том Харпер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– Мы можем вам чем-нибудь помочь? – спросил Грант.
Джексон затянулся сигаретой.
– Чем же? Если он не может прочитать, то ты и подавно не сможешь. А по мне, так это вообще все один какой-то древнегреческий язык.
Шутка была не новая и даже не смешная, но на Рида она произвела удивительное впечатление. Он вдруг сел прямо, внимательно посмотрел на Джексона и вскочил на ноги.
– Извините, – пробормотал он и выбежал из комнаты.
Джексон и Грант последовали за ним в соседнюю комнату. Оказалось, что профессор стоит на коленках у кровати, роясь среди раскиданных по полу бумажных завалов.
– Что такое?
Он повернул к ним лицо. Его светло-голубые глаза были широко раскрыты, но профессор вряд ли видел своих собеседников.
– Кажется, я понял.
Глава двадцать девятая
Этой ночью никто не спал. Грант и Джексон по очереди несли караул в коридоре, отбивая атаки сонливости бесконечными сигаретами и чашками кофе. Риду никакие стимуляторы не требовались. Каждый час они стучали в дверь, чтобы спросить, не нужно ли ему чего-нибудь, и всякий раз он взмахом руки отсылал их прочь. Согнувшись над своим столом в круге света, в халате поверх одежды, профессор что-то яростно писал, напомнив Гранту старую детскую сказку про карлика Румпельштильцхена, который трудится всю ночь, чтобы из бумаги и глины добыть золото.
Грант, даже когда не нес вахту, уснуть не мог. Он лежал в своей постели, и его трясло от кофеина, никотина и усталости. Он пытался не думать о Марине, а когда это не получалось, старался перебить свои мысли счастливыми воспоминаниями. Это тоже не помогало. В три часа ночи, сменившись со второй вахты, он вышел на крышу и встал на террасе, вдыхая окружающую ночь. Отель находился в районе Султанахмет, в сердце старого города. Справа был виден кончик обелиска на древнем ипподроме, далее друг на друга наползали купола Синей мечети и шпиль собора Святой Софии. Наверное, впервые в жизни Грант ощутил красоту истории.
Когда он вернулся вниз, коридор оказался пуст, а дверь к Риду открыта. Грант побежал было, но замедлил шаг, услышав в комнате знакомые голоса. Рид был у себя, он сидел развалясь в кресле, а Джексон глядел через его плечо на что-то, лежащее на столе. Джексон поднял голову:
– Он справился.
Рид, конечно, устал, но все равно выглядел потрясенным, как человек, который заглянул за занавес в каком-нибудь священном храме и не до конца осознал, что он там увидел.
– Шутка Джексона оказалась более чем буквально верной. Язык линейного письма Б – греческий. Очень примитивный, архаичный, но узнаваемый.
– Мне показалось, вы говорили, что греческий предлагали чуть ли не с самого начала.
– Да. Но тогда это были только догадки – предлагали ключ, когда самого замка еще не было. Все равно что смотреть на радиоперехват сообщения, зашифрованного на «Энигме», не зная, откуда оно пришло, и утверждать, что оно может быть на немецком. Все это очень хорошо, но ничего не значит, пока не разгадаешь код, не узнаешь грамматику и синтаксис и способ, каким представлен язык. Вам придется все выстроить заново – с самого низа до самого верха, и только тогда сравнения с другими языками могут помочь. В нашем случае нам с вами несказанно повезло. Это мог бы оказаться совершенно новый язык или такой, который связан со знакомыми нам языками очень отдаленно. А вышло, что это один из самых изучаемых языков в нашем мире.
– Вы проделали огромную работу, – ласково произнес Джексон. – Но что же вы все-таки узнали?
Рид почесал висок:
– В это едва можно поверить. Мы все считали, что микенская культура существовала раньше греческой и исчезла до того, как появились греки. Теперь оказывается, что они существовали в одно время. Получается, что исторические труды придется переписать.
– К черту исторические труды, что же написано на табличке?
– А, да. – Рид вручил ему листок бумаги. – Предстоит еще много работы, некоторые конструкции трудно разобрать, и есть несколько символов, которые я пока определил только примерно. Но суть вы понять сможете.
Джексон и Грант склонились к бумаге.
– Представляете, мы, наверное, первые люди, которые за прошедшие три тысячи лет читают на этом языке.
«Царь Крита посвятил этот камень Хозяйке Лабиринта. Но Богиня не была благосклонна к людям Крита. Черные корабли пришли в Закрое и забрали камень из пасти льва (пещеры?). Вождь принес камень в храм Кузнеца на Лемносе. В огне и в воде посвященные выплавляли металл из камня и ковали доспех – наголенники, шлем с нащечниками, бронзовые латы и щит из бронзы, серебра, золота и свинца. По воле богов он был дан Герою, чьи подвиги широко известны…»
Следующие две строчки нечитаемы из-за того, что табличка была разломлена. Можно допустить, что они описывают смерть Героя (Ахилла?) и то, что произошло с его доспехами. – А. Р.
«…Тогда наш капитан, Добрый Мореход, поклялся, что не оставит трофеи у себя, а посвятит их Герою. Гребцы по воле жрицы отвезли сей груз за пределы мира. Они плыли вдоль берега и пересекли реку. Вскоре они прибыли в священную бухту, где растут ивы, тополя и дикий сельдерей. Там, внутри горы по ту сторону озера, они возвели Дом Мертвых. Они сожгли подношения, положили дары, доспехи и щит, а также множество кубков и сосудов из золота и серебра. И со многими приключениями отплыли домой».
– Значит, нам осталось выяснить, какую реку они пересекли, а потом найти ближайшую гору.
– Реки упоминаются в большинстве источников, которые повествуют о Белом острове, – припомнил Грант. – Но невозможно понять, какую реку они имеют в виду. Днепр, Днестр, Дунай…
– Может быть, они все ошибаются. Не забудьте – скорее всего, место находится неподалеку от Керченского пролива и Азовского моря.
Джексон пришел в недоумение:
– Я что-то пропустил?
– Я объясню, – ответил Рид. – Кстати, нельзя ли достать здесь карту?
– Есть лоция Черного моря, которой мы пользовались, когда летели на Змеиный остров. Она у меня в комнате.
Грант принес книгу, к которой прилагалась карта, сложенная под задней обложкой. Он расстелил карту на кровати и принялся ее рассматривать. Линии плыли и сливались друг с другом перед его усталыми глазами, но один факт он не мог не заметить.
– Здесь нет никаких островов. И реки тоже нет.
– Должна быть, – упрямо ответил Рид. – Все тексты сходятся на одном – рядом с Белым островом есть река. Главное – нужно пересечь Океан, чтобы добраться до того мира, который лежит за ним.
– Я считал, что они путешествовали по морю, – возразил Грант. – Нельзя же пересечь реку, идя по морю. Реку пересекают, когда двигаются по суше – с одного берега на другой. Может быть, они проплыли мимо устья реки? Но тут нет никакой… Что?
Он замолчал, когда заметил, что Рид смотрит на него не со своим обычным нетерпением, но с неприкрытым восторгом.
– Вот оно.
– Что?
– Попробуйте посмотреть на мир глазами Одиссея. – Рид заговорил, позабыв и про свой возраст, и про усталость. – С поля битвы у Трои вы везете свой драгоценный груз через Дарданеллы и Босфор в Черное море. Вы идете вдоль берега – в те времена никто не рисковал переходить через открытое море, но даже такой маршрут полон опасностей. На ваши корабли нападают каннибалы, вас треплют штормы. Вы, как Марлоу[62]62
Герой романа Дж. Конрада.
[Закрыть] в «Сердце тьмы», – на краю света, где-то в белом пятне в самом углу карты. Вы проходите земли киммерийцев, и вот, как раз там, где вы и ожидаете, вы приходите к устью реки. Не простой реки – великой реки шириной девять миль, и, пересекая ее, вы не видите ее начала. Океан.
Грант начал понимать.
– Это пролив.
– Течение из Азовского моря в Черное могло представляться широкой могучей рекой. И путешественники увидели то, что и ожидали. И пересекли реку. – Рид постучал по карте к востоку от пролива. – И тут, на дальнем берегу мира, они и нашли Белый остров. Он должен быть здесь.
– Должен быть? – переспросил Джексон. – Три дня назад это не мог не быть Змеиный остров. Пока мы выясняли, что ошиблись, нам чуть не выдали билет в один конец на поезд, идущий по Транссибирской магистрали.
– Тогда мы основывались на неверных текстах. Филострат – другое дело, ведь он же был жрецом Гефеста на Лемносе. И его тексты не противоречат Гомеру.
– Еще бы, – вставил Джексон. – У него небось Гомер на столе лежал, когда он писал свою книжку.
– Идея «Героикуса» в том, что это сознательная попытка «исправить» Гомера. Филострат не соглашается с ним, если только не вынужден это делать, потому что это подрывает цель его книги. Наверное, он что-то знал, если написал именно так.
– Может быть, он знал не все, – заметил Грант. – Но это не меняет того факта, что у берегов к востоку от Керченского пролива нет ни одного острова.
Рид молчал.
– А сам пролив? – Джексон махнул рукой туда, где два рукава суши на карте сходились, чтобы образовать пролив. Западный берег казался сплошным, тогда как восточный был словно побит молью – столько было озер и заливов, что воды там, казалось, больше, чем суши. – Весь этот район напоминает цепь заиленных островов.
– Судя по этой карте, они низкие и заболоченные, – произнес Грант, глядя в лоцию. – А в табличке говорится о горе.
– И еще там говорится, что они проплыли мимо реки. Если бы этот мыс был разбит на острова, это были бы, пожалуй, острова в самом Океане, то есть в проливе. Надо искать дальше на востоке.
– Там нет никаких островов, – повторил Грант.
– Может быть, это не остров.
Они оба посмотрели на Рида так, словно он сошел с ума. Представить это было не трудно – волосы у профессора были всклокочены, глаза горели.
Джексон заговорил очень медленно:
– Значит, вы хотите сказать, что после всего, что было, Белый остров – это и не остров вовсе?
Рид был достаточно хорошо воспитан, чтобы изобразить смущение, хотя Гранту было понятно – это маска, надета она бессознательно, а разум профессора занят совсем другими мыслями. Рид полистал свою тетрадь.
– Вот. Помните «Хрестоматию» в Афинах?
– Потерянная поэма. Продолжение рассказов Гомера.
– Ну да, пересказ Прокла. После смерти Ахилла «они кладут тело Ахилла, и его мать, морская нимфа Фетида, приходит оплакать его. Потом она забирает его тело с погребального костра и увозит его на Белый остров».
– Ну это же не противоречит самой идее существования острова, а?
Рид пропустил его слова мимо ушей.
– Греческие слова, который использует Прокл, говоря о Белом острове, – Λευκην νησον. – Леукин низон.
– И что это значит?
– «Леукин» означает «белый», «низон» – «остров».
Джексон вытаращил глаза:
– И что в этом особенного?
– В некоторых случаях «низон» может означать и полуостров. В эпических произведениях повсюду Пелопоннесский, например, полуостров называется «низон».
– Зачем? У них что, не было отдельного слова для обозначения полуострова?
– Греческая поэзия метрическая, то есть слова надо подгонять под определенный слоговый ритм. Есть такие слова, которые никак в размер не впишутся, например «херсонесос» – слово, обозначающее полуостров. И там, где тот, кто пишет прозу, употребит слово «херсонесос», поэт не сможет это сделать. Ему придется искать синоним, который соответствует требованиям силлабо-тонического стихосложения.
– Но разве «Хрестоматия» – поэма? Тот отрывок, который вы прочитали, не очень поэтично звучал.
– Это пересказ в прозе, но пересказ поэтического произведения. Весьма вероятно, что Прокл просто переписал фразы из оригинала, когда пересказывал его.
– То есть вы хотите сказать, что Белый остров на самом деле – Белый полуостров? – Джексону, несмотря ни на что, стало смешно. – Да, не очень поэтично звучит, это точно. И никому раньше это в голову не приходило?
– Нет, насколько мне известно, – пожал плечами Рид. – Это как вода, бегущая вниз с холма. Как только первая капля найдет себе дорогу, остальные следуют за ней. С каждой каплей поток бежит все быстрее, русло пробивается все глубже, становится все определеннее. И уже никто не сомневается в направлении.
– Ну да, ну да. – Джексона метафоры не интересовали. Он еще раз посмотрел на карту, разгладил ее, чтобы она не загибалась. – Значит, нам нужен полуостров со скалами где-то к востоку от пролива. – Он обвел пальцем береговую линию. – Вот какой-то выступ.
– Ничего особенного, – с сомнением заметил Грант.
– Так он и не должен быть особенно большим.
Рид заглянул в лоцию. Взгляд его скользил по странице и вдруг замер:
– Как это место называется?
– Мыс Русаева.
– Мыс Русаева, – повторил Рид. – Голые высокие скалы у подножия цепи старых гор, разделены многочисленными узкими долинами. У берега – отдельные пляжи, на западном берегу рыбоконсервный завод, возможно заброшенный. Утесы имеют замечательно белый цвет. – С громким звуком он захлопнул книгу. – Издалека похоже на остров.
В комнате повисло молчание – все задумались.
– Подходит, – произнес наконец Грант.
– Белый полуостров. – Джексон недоверчиво покачал головой. – Не могу не поздравить вас, профессор, – в этот раз вы вернулись с добычей.
– Это ничего не значит, – предостерег Грант. Но он и сам себе не вполне верил. – Даже если карта верна, все равно эта территория занимает несколько миль, может, даже не один десяток. И тоже принадлежит Советскому Союзу, – прибавил он сурово.
– Значит, мы должны попасть туда как можно скорее.
– А Марина? Теперь, когда мы знаем, где храм, мы можем отдать табличку.
Рид кивнул, но Джексон смотрел на Гранта тяжелым взглядом. Лицо его приняло суровое выражение.
– Коммунистам мы ничего не отдадим – до тех пор, пока щит благополучно не окажется в Теннесси. И уж точно не отдадим ничего, пока он лежит в пещере на советской территории.
Грант пристально посмотрел на него:
– Ты же не бросишь Марину. Особенно после того, что она для нас сделала.
И шагнул к американцу. Джексон в притворном жесте покорности поднял руки.
– Хорошо, хорошо. Только не ломай мне больше нос, ладно? Я просто хочу сказать, что нам надо тщательно все обдумать. Не сбрасывать же тузов, чтобы взять в прикупе даму.
– Она не карта, Джексон. Все, что сделают с ней русские, я потом проделаю с тобой.
– Хорошо. – Джексон глубоко вдохнул и сел на стул. – Давайте не будем забывать – мы все на одной стороне и все хотим одного.
– Неужели?
– Да. Я тоже хочу вернуть Марину, честное слово. Она хорошая девушка. Но поверь, если русские доберутся до щита, ты об этом узнаешь в самых худших из всех вообразимых обстоятельств. Так что нам нужно все. Который час?
Грант еще раз посмотрел на свои часы:
– Начало пятого утра.
– А мы должны встретиться с Курчатовым в шесть часов вечера, правильно? – Джексон склонился над картой и померил расстояние пядью. – Четыреста пятьдесят миль. Самолет Курчатова по-прежнему у нас. Если мы вылетим сейчас, то будем там к рассвету. Если щит там, бисматрон нас к нему выведет. Мы выхватим его из-под носа у русских и улетим, пока они соображают, в чем дело. В общем, удерем и вернемся к вечеру, как раз чтобы обменять у Курчатова табличку на Марину.
– А если мы вовремя не вернемся?
Джексон пожал плечами:
– Значит, у всех нас будут проблемы посерьезнее, чем встреча с Курчатовым.
Глава тридцатая
Черное море к востоку от Керченского пролива.
7 час. 58 мин.
Подняв фонтан водяной пыли, самолет сел на воду под сланцево-серым небом. Из моря вставали утесы – ослепительно белые, а за ними поднимались еще более высокие стены гор. В приближении к чужому берегу, во всей этой ситуации Грант ощущал нечто странно знакомое. Но одно дело в военное время или, скажем, месяц назад, когда он выгружал оружие на том судьбоносном берегу в Палестине, – тогда он ощущал некое оживление, прилив энергии, чего вовсе не было сейчас, потому что его не отпускало какое-то тревожное безразличие и даже прыгающая лодка казалась ему мертвой. Ему хотелось надеяться, что это не дурной знак.
Они подошли к скалам и сбросили скорость, осматривая берег в поисках места, где можно причалить. Над ними кружили чайки, с пронзительными криками они пикировали с утесов и ныряли в море. Грант заметил, как одна из них вынырнула с бьющейся в клюве рыбиной; с птицы слетали брызги воды, пока она, хлопая крыльями, набирала высоту. Он вспомнил рассказ Сорселя о том, как птицы чистили храм, обрызгивая его водой со своих крыльев, и вздрогнул.
За три часа до этого, еще перед рассветом, они собрались на причале перед неприметным пакгаузом на азиатском берегу Босфора. Под оранжевым светом натриевых ламп сеял мелкий дождик, покрывая ржавое железо и потрескавшийся бетон свежим блеском. Где-то вдали стучали двигатели корабля, воздух пах угольным дымом и машинным маслом – вполне подходящее начало путешествия в иной мир. Перед самым их вылетом рядом со сходнями затормозил грузовик. Гранту запомнилось, как зашипели его шины на мокром причале. Выпрыгнули три человека в полевой форме. Двое из них быстро перетащили полдесятка вещмешков из грузовика на советскую летающую лодку, а третий подошел поприветствовать путешественников.
– Лейтенант Ковальски, морская пехота Соединенных Штатов. – Он начал поднимать руку, чтобы отдать честь, но вспомнил приказ и превратил жест в неловкое рукопожатие.
– Джексон. А это Грант.
Лейтенант пожал руку Гранту и посмотрел на Рида:
– А это кто – Линкольн?[63]63
Уллис Грант – 18-й президент США.
[Закрыть]
– Я попросил подкрепления в посольстве, – пояснил Джексон. – Это все, что они мне могли предоставить в такое-то время суток. Думаю, Курчатов, раз уж ему так нужна табличка, следить за нами не перестанет. Мне бы хотелось, чтобы у нас нашлось чем ответить, если он опять появится.
Грант оглядел пустынный причал, раздумывая о том, что могут скрывать тени за оградой из цепей.
– Если повезет, он не узнает, куда за нами бежать.
– У него Марина, а она уже знает про работы Филострата.
– Она ничего не скажет.
Джексон посмотрел на него так, словно собирался что-то сказать, но потом передумал.
– Будем надеяться.
– Вон там.
Скалы ближе к концу мыса расходились. Грант начал искать ивы или тополя, но не увидел ничего, кроме зарослей камыша, тихо качавшихся позади галечного пляжа. За ним лежала маленькая лагуна, спрятанная под мышкой у пляжа, но открытая с той стороны, где в море выходил мелкий проток. Они подвели к нему самолет. Над ними нависли белые скалы, и шум пропеллера отражался эхом от высоких утесов, барабаня по ушам. Проток оказался таким узким, что Грант всерьез опасался, как бы не сломать крыло о камень или не налететь на него под ударом волны.
Летающая лодка осторожно вошла в лагуну и остановилась на спокойной воде. Пассажиры выпрыгнули в пену у кромки воды, оскальзываясь и оступаясь на камнях, которые выскакивали у них из-под ног. Люди Ковальски закрепили лодку и выгрузили свое оборудование. Пока они были заняты, Грант поднялся по галечному откосу к тыльной стороне пляжа. Там он увидел узкий овраг, заросший деревьями и кустами. Из оврага в лагуну бежала маленькая речушка.
К нему подошел Рид. Даже здесь, на просторах Советского Союза, он был аккуратно одет – костюм, жилет, галстук. Единственной уступкой полевым условиям были ботинки, черные армейские ботинки, которые как-то неуместно торчали из-под твидовых брюк.
– Храмы героев часто вызывали бурный рост флоры вокруг. Считалось, что это свидетельство того, насколько благоприятно сказывается присутствие героя на плодовитости.
– Очень затрудняет поиск.
Рид не ответил. Он смотрел через пустую бухту – священные утесы, темное небо, кружащие птицы и камешки на пляже, стучавшие, словно кости.
– По крайней мере, кажется, что на этот раз мы попали в нужное место.
Грант услышал, как на пляже у него за спиной хрустит под чьими-то шагами гравий. Он обернулся и увидел Джексона.
– Куда теперь, профессор?
Рид пожал плечами:
– Одиссей говорил о реке. Думаю, надо идти по ней.
Они обошли лагуну по краю, вброд пересекая мелкие места и заросли тростника, и подошли к тому месту, где в нее впадала река. Ребята Ковальски шатались под тяжестью всего того оборудования, что им пришлось тащить с собой, – кроме оружия и вещмешков, они привезли кирки, лопаты, бисматрон и еще кое-что, напоминавшее Гранту подрывные заряды.
Джексон подошел к небольшому островку из щебня и оглянулся:
– А название у нее есть, у этой речки?
– Гомер называет ее Ахеронт – река скорби.
Джексон покачал головой в притворном отчаянии:
– Ну да, вы их выбираете со смыслом. Только не говорите мне, куда она ведет, – я не хочу испортить себе сюрприз.
Они двинулись вверх по течению реки. Впереди шел Грант. Никакой тропинки через заросли кустарника не нашлось. В узкой долине деревья росли так плотно, что пройти было почти невозможно. Они скрывали небо, вытягивая ветви к свету, словно руки из ада. Многие молодые деревья, похоже, были задавлены более высокими, но не находилось места, куда им упасть. Даже умерев, они оставались стоять – черные трухлявые стволы без листьев. Пройти можно было единственным способом – по реке, перепрыгивая с камня на камень, иногда переходя вброд. К счастью, река была неглубокая – ненамного глубже простого ручья, и вода ни разу не поднялась выше колен. В подлесок они старались не лезть. Вьющиеся растения свисали с деревьев, словно змеи, цеплялись за волосы, а в воде караулили полузатопленные стволы и ветви, норовя поймать путешественников за ноги.
Кроме воды и леса, было почти ничего не видно, но у Гранта стало складываться впечатление, что долина постепенно сужается. Склон стал круче, течение реки – быстрее. Впереди слышался шипящий шум, он словно плыл над деревьями. Грант вышел к чаше небольшого водопада, где кипела и бурлила быстрая вода, и поднял голову. На фоне неба не очень высоко вверху он увидел ослепительно сиявшие утесы, окруженные, словно дверным проемом, деревьями.
Шипение перешло в рев. Грант вскарабкался на камни, не обращая внимания на плещущую вокруг воду, – она намочила его рубашку и брюки. Он взобрался наверх и присел на корточки на плоском валуне, с него капала вода.
Он оказался в верхней точке долины. В обе стороны тянулся лес; кромка его изгибалась, встречаясь с утесами в верхней точке долины, гряда которых тоже изгибалась внутрь. Круглое пустое место между ними было занято обширным водоемом; он открывался к протоку, где стоял Грант, и дальше вливался в реку. Поверхность озера казалась непроглядно темной.
Рядом с ним вскарабкались Джексон и Рид и сгрудились на валуне, словно потерпевшие кораблекрушение – на плоту. Ковальски и его ребята ждали внизу.
– И что теперь?
Рид смотрел на водопад.
– По словам Гомера, мы должны подойти к тому месту, где в реку впадают два других потока.
– И как они называются? Река мучений и поток боли?
– Река огня и река горестей.
– Да, зря я спросил.
Грант вытащил из своего заплечного мешка сверток, развернул и вынул табличку, стараясь заслонить ее от летевшей с водопада мелкой водяной пыли.
– На картинке, похоже, два потока. Если это, конечно, не контуры горы. Что говорит бисматрон?
Джексон слез вниз к морпехам. Грант увидел, как он вытаскивает прибор из ящика и настраивает его. Шум воды заглушал все звуки от аппарата, а указатель на шкале едва двигался.
– Немного. – Джексон нахмурился, глядя на шкалу. – Что-то, может, и есть. Думаю, надо идти дальше. – Он указал на утесы рядом с водопадом. – Мы туда залезть можем?
Грант присмотрелся. Не так просто это сделать. Утесы не очень высоки, может быть футов пятьдесят, но белый камень кажется гладким, как лед, даже там, где его не покрывает влага от водопада.
– А то, – как ни в чем не бывало ответил Грант. – Веревка есть?
Взяв с собой одного из ребят Ковальски, шлепая по воде, Грант отправился к водопаду. Остальные наблюдали с дальнего края водоема. Трудно было даже подойти к подножию утеса – кажется, он уходил глубоко в воду, и камней, на которые можно было бы встать, оказалось немного. Грант остановился там, где деревья подходили ближе всего к скалам. Здесь вроде бы вообще негде было стоять – разве что на каменистом уступе, поднимавшемся всего на несколько дюймов от основания утеса. Грант глянул в воду, но в темном водном зеркале увидел только собственное отражение.
– Ну я и так уже промок, – пробормотал он. Сбросив вещмешок, он закинул веревку на плечо и прыгнул в воду.
Вода оказалась теплее, чем он ожидал, а в этом углу водоема течение прижало его к скалам, вместо того чтобы потащить к стоку. Грант подплыл и взобрался на уступ, дрожа в мокрой одежде под ветром. Утес встретил его грудью вперед; Грант не мог отделаться от ощущения, что в любой миг сам он может упасть навзничь.
Он посмотрел на морпеха, наблюдавшего за ним с берега:
– Пожелай мне удачи.
Грант не был новичком в скалолазании. В детстве он провел не один час, карабкаясь по меловым уступам Фламборо;[65]65
Город в Англии.
[Закрыть] повзрослев, он взобрался на такое количество скал и стен, что все не мог и вспомнить. Но здесь задача была другая. Поверхность скалы оказалась гладкой и волнистой, словно кожа. Чего-нибудь добиться можно было только распластавшись, подобно ящерице, и цепляясь за неровности скалы. И передвигаться Грант мог, только дюйм за дюймом перемещая ладони. Очень скоро он натер пальцы даже на гладкой поверхности.
Мокрая одежда тянула вниз, хотя рубашка прилипала к поверхности утеса ничуть не хуже, чем собственная кожа. Кажется, иногда он только поэтому и держался.
Грант глянул вниз. Это было ошибкой – не потому, что он боялся высоты; просто он увидел, как мало прошел. Он повернул голову к скале и продолжил подъем. На небольшое время склон сделался немного более пологим, и подъем пошел легче. Потом вдруг утес снова выпятился, став даже не вертикальным, а нависнув над головой. Понятно было, что тут никто не поднимется. Грант прижался щекой к скале и глянул вправо – другой дороги нет. А водопад слева вдруг зашумел намного громче.
Выбора не было. Цепляясь ногами, как мог, за почти незаметные выступы, Грант толкнул себя вверх. Ладонь ударилась о нависший над головой выступ, рука дрогнула, пальцы сомкнулись и ощутили крошечную складку на камне. И как раз вовремя. Как только он зацепился рукой, нога потеряла опору. Он дернул ногой, пытаясь найти за что зацепиться, но ботинки съехали с камня. На миг он повис, держа весь свой вес только кончиками пальцев.
Он мог бы разжать пальцы и упасть, надеясь, что удача поможет ему и он попадет в озеро. Но это ему и в голову не приходило. Дюйм за дюймом, фут за футом он тащил себя кверху. Сухожилия пальцев ему самому представлялись стальными тросами, судорогу едва можно было терпеть. Заболели даже кости предплечий. Он подтянулся еще раз, и в этот раз рука сомкнулась на чем-то неподатливом. Надежда придала ему сил, палец ноги нашел плоский выступ на скале, и Грант вытолкнул свое тело вверх. Расслабленно выдыхая, он перевалился через край небольшого карниза. Тот был совсем узкий, не больше фута шириной, но Гранту показался футбольным полем.
Он восстановил дыхание и посмотрел вверх. Ему по-прежнему было далеко до вершины, но подъем стал легче. Скалу разделяла на две части узкая щель, совсем небольшая, но как раз такая, куда можно было вставить носок ботинка. После того, где он лез, это была почти что лестница. Грант полез вверх и наконец перевалил через вершину холма. Там он полежал какое-то время, тяжело дыша и растирая ладони.
– Нашел что-нибудь?
Отдаленный крик вернул его к действительности. Он глянул вниз. Рид и Джексон по-прежнему стояли на валуне в реке, глядя на него снизу вверх, словно лягушки с листа кувшинки.
Что он нашел? Он оглянулся. Он оказался в узкой долине с крутыми стенами, похожей на просевшую поляну. Деревьев не было, только ручей вился через густую короткую траву. Вдруг стало ясно, что здесь царит покой, даже шум водопада казался далеким, приглушенным. Странным образом Гранту это напомнило Шотландию. В дальнем конце долины, перед другим утесом, подобно бивням торчали из земли две каменные колонны.
Грант размотал с плеча веревку и привязал к выступу скалы. Перебросил веревку через край утеса. Потом закурил. Через несколько минут к нему забрался первый морпех, а за ним, с разными промежутками времени, – Джексон, Ковальски и остальные пехотинцы. Последним поднялся Рид – вместе с оборудованием; пехотинцы привязали его к веревке и втащили наверх. Кажется, он не очень от этого пострадал – более того, его лицо сияло от возбуждения. Он с восторгом оглядывался вокруг.
– Потрясающе! – воскликнул он. – Словно затерянный мир – отважный Кортес и его воины. Наверное, мы – первые люди, кто ступил сюда за последние три тысячи лет.
– Будем надеяться, что больше сюда никто не явится.
По долине пробежал ветерок. Промокших в водяных брызгах при подъеме людей пробил озноб. Грант глянул вниз – в ту долину, откуда они поднялись. Заросший лесом склон скрывал берег, а линия моря почти растворилась в тонкой, едва заметной дымке.
Они направились вверх по долине, в сторону двух столбов в дальнем конце. Почва была мягкой, трава – густой и обильной. В извивах ручья рос дикий сельдерей. Долину наполняла унылая тишина.
Сама долина заканчивалась очередным утесом – замыкая ее, склоны сходились, словно носовая часть корабля. Подойдя ближе, Грант и его спутники стали рассматривать каменные столбы, замеченные ими от водопада. Они стояли по обе стороны от ручья и оказались огромными, возвышаясь почти на тридцать футов над землей. Белый камень под действием стихий приобрел гладкую поверхность, но Грант, глядя на них, почувствовал, что под ней осталось что-то неизгладимо искусственное, словно столбы были облиты растопленным воском, по-прежнему обозначавшим сделанные рукой человека контуры. Чем дольше Грант глядел, тем больше уверялся, что видит вырезанные в камне человеческие фигуры. Выпуклости, которые могли бы быть бедрами и плечами, впадины в тех местах, где должны находиться каменные поясницы. На самом верху, там, где снизу было не очень хорошо видно, каждый столб скруглялся, образуя нечто, что могло бы быть человеческой головой. А на столбе справа, примерно на третьей четверти высоты, проступали две выпуклости, которые, как рассудил Грант, могли быть женской грудью. Он указал на них Риду, и тот кивнул.
– Филострат описывает в храме две статуи, «созданные Фатесом». Он заявляет, что это Ахилл и Елена.
– Елена Троянская?
– Именно. Лицо, что отправило в путь тысячи кораблей. – Он увидел недоумение Гранта и усмехнулся. – Да, ее обычно не связывают с Ахиллом. Но есть малоизвестная версия легенды, которая утверждает, будто Елена приехала к Ахиллу, чтобы жить с ним на Белом острове.
