Текст книги "Альма 2. Точка бифуркации (СИ)"

Автор книги: Тимофей Бермешев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Еще пара десятков страниц и пошли вообще какие-то непонятные закорючки, но опять же нанесенные почти выцветшей от времени краской на кожу. Вот что это за хрень? Я некоторое время вертел книгу и так и эдак, пытаясь разобраться, что же такое там написано. Даже дату разобрать было невозможно – везде одни и те же непонятные крючочки, составленные из палок, нанесенных на лист чернилами явно умелой рукой и с большим мастерством. Это что, руны? В голове неожиданно всплыло воспоминание, когда я в детстве читал одну интересную книгу про разные народы Мира и их историю. Так вот подобные знаки, кажется, встречались то ли у датчан, то ли у шведов, а может и вовсе у норвежцев. В любом случае в те времена этих стран еще и в помине даже не было, а те племена, что проживали на их территориях, звались совершенно по-другому. Хм... а если...

– Похоже, кого-то не учили в детстве, что читать чужие письма – это нехорошо, – раздался справа от меня тихий голос.

От неожиданности я так подскочил на месте, что чуть было не выронил из рук книгу и, резко обернувшись, уставился на невозмутимо сидящего на подоконнике Льета. Даже за городом, в практически дачных условиях, он умудрялся выглядеть так, как будто бы только что вышел из модного столичного бутика, где его одевала и отглаживала целая толпа продавцов-консультантов при поддержке бригады стилистов. И вот вроде бы ничего особенного: обычные брюки с летними полуботинками, приталенная рубашка и небольшая серебряная цепь на шее. Но выглядело все это настолько безукоризненно, что придраться было абсолютно не к чему.

– Не замечал раньше в тебе пристрастия покопаться в грязном чужом белье, – скривил губы в усмешке он.

– Я... просто случайно ее увидел и...

– И решил почитать то, что совершенно тебя не касается, – закончил за меня он, внимательно рассматривая мое лицо, – признаться, я был лучшего о тебе мнения.

– Я не знал, что Стен ведет дневник, – буркнул я, после чего встал и, выудив из-за тумбочки спутанный моток зарядки, подсоединил довольно пискнувшую книгу к ближайшей розетке, – это же строжайше запрещено нашим уставом.

– Довольно убогая с твоей стороны попытка сменить тему разговора, – презрительно усмехнулся оперативник, – и да, если бы ты внимательно читал устав, то знал бы, что это относится исключительно к нашей рабочей деятельности и ко всему что связано с исходным проектом. Что же касается всего остального – пиши сколько угодно, никто тебе даже слова не скажет.

– Самое наше существование уже является тайной.

– Верно. Однако без того, что я только что тебе напомнил, вся эта писанина, является не более чем обычной выдумкой.

– А если бы кто-то нашел дневник и сумел сопоставить указанные в нем события и факты?

– Начнем с того, что где попало он его не оставляет, – грациозно сложив ноги на подоконник, проговорил Льет, отрешенно глядя куда-то в сторону далекого леса. Несмотря на его спокойствие и внешне расслабленное состояние, я точно знал, что сейчас он держит под контролем как минимум все подходы к дому в радиусе двухсот метров. – Ту электронную копию, что ты нашел рядом с ним, воспользовавшись его невменяемым состоянием после смерти нашего брата, он берет с собой лишь раз в несколько лет. Когда хочет вспомнить то, что память держать уже не в состоянии. И дополнить. То, что боится забыть навсегда. Где хранится сам бумажный вариант и одна из резервных электронных копий – не знаю даже я.

– Но... зачем, – воскликнул я, – у одаренных же не бывает маразма. Да даже если бы вдруг и случился – он сам же себе его и вылечит за мгновение. Если автоматическая регенерация вдруг каким-то чудом сама не обнаружит и не исправит эту проблему.

– Когда твой разум перешагнет столетия, вспомни еще раз свои слова, – лениво скосил на меня глаза Льет, – если доживешь, конечно. Вспомни это, когда канут в Лету воспоминания и связанные с ними те самые мелочи, которые и наполняют твою жизнь смыслом. И поделать с этим уже ничего будет нельзя. Каким бы одаренным ты при этом не был.

– Я не знал, что он настолько стар, – прошептал я, глядя на спящего, на кровати мужчину, – сколько же ему лет...

– О, я смотрю, кто-то все же не успел дочитать чужие письма до конца?

– Я не хотел их читать, – огрызнулся я, – мне просто было интересно, что это за книга лежит на постели.

– Ну да, – серьезно кивнул оперативник, – и именно поэтому ты так увлеченно копался в ней целых полчаса.

– Мне просто хотелось увидеть дату, когда была сделана первая запись, – признался я, – только и всего. Но там, в конце, ну... то есть в начале вообще пошли какие-то непонятные закорючки и символы, написанные непонятно на чем. Я не смог в них разобраться.

– Сейчас вообще мало кто умеет читать наши руны, – флегматично заметил он, – я этому не удивлен.

– Так сколько же ему лет?

– Спроси его об этом сам, когда он проснется.

– Он не хочет говорить об этом.

– И что? – удивленно приподнял бровь Льет, – Ты думаешь, что я горю желанием говорить с тобой об этом?

– Я думал это не такой уж и сложный вопрос.

Молчание. И безразличный взгляд, уставленный в пространство.

– А что с вашими родителями? – осторожно спросил я, – прости, если задел, просто... меня всегда удивляло, что в одной семье родилось сразу четверо одаренных. Это... так необычно и...

– Мы не родные братья, – не поворачиваясь ко мне соизволил ответить Льет, – и у всех у нас были разные родители.

– О... я не знал...

– Стейнульв самый старший из нас. Именно он нашел меня в 1768-ом под Бирмингемом, истекающего кровью с перерезанными сухожилиями в сточной канаве города. Он вылечил меня, научил всему и принял в свою семью. С тех пор я обрел новый дом и взял себе его родовое имя. Точнее, одно из имен его рода. Ему я обязан всем. Я удовлетворил твое, любопытство, мальчик?

– Да... – мне стало как-то неловко, – хочешь, я сменю тебя сегодня пораньше? У меня сна сейчас ни в одном глазу, а ты наверное и не спал особо с тех пор как мы вернулись с того рейда.

А в ответ тишина и все тот же безучастный взгляд в сторону леса. Помню, как раньше меня сильно раздражала подобная манера общения у этого человека – хочет – ответит, а хочет – и нет, если не считает это нужным, разумеется. А потом как-то привык. Тем более что с ним мы не особо часто пересекались на базе, да и во время моей короткой рабочей карьеры в отделе. Чудо вообще, что он сейчас все это время со мной разговаривал.

Я вздохнул и поднялся на ноги. Немного поразмыслил и потопал в дальний угол, в котором виднелись осколки красивой напольной вазы и пара сланцев, враскоряку торчащие из ее обломков. Поднять, отряхнуть и поставить их возле кровати рядом с кроссовками. Вот так...

– Так тебя сменить пораньше или нет? – я повернулся к окну и уставился на пустой подоконник. В пустом проеме легонько играл занавесками прохладный лесной ветер.

Разбудил меня шум открывающихся дверей машины и рокот голосов, о чем-то оживленно переговаривающихся внизу. Помотав головой, чтобы быстрее прогнать остатки сна, я зевнул и вылез из-под козырька веранды, на которой так удачно прикорнул после своего скромного завтрака. При первом же воспоминании о еде, желудок жалобно квакнул, напоминая, что пара сухарей с тушенкой это, конечно, весьма хорошо, но за двое суток как-то не катит... Свесив ноги с крыши, я поправил мятые джинсы и посмотрел на солнце – времени было еще только чуть за полдень.

– Эй! Чьи это там волосатые ляжки висят? – тут же раздался снизу удивленный баритон.

– Мои, не видно, что ли? – буркнул я, свешиваясь через край, и от неожиданности чуть не свалился вниз, – Семен?!

– А кто ж еще, – добродушно усмехнулся тот, наблюдая за мной из под сложенной козырьком руки. Солнце палило нещадно.

– Семен! – спрыгнув вниз я, крепко обнял пожилого оперативника, с которым, в свое время, столько дней провел на дежурствах в лесу. На моей памяти, этот всегда спокойный, рассудительный дядька, так обожающий рассказывать забавные истории из своей богатой биографии, вызывал у всех исключительно теплые чувства. Бывают такие люди, что вот вроде бы и знакомы вы с ними всего ничего, а такое ощущение, будто бы знаешь их уже всю жизнь. Причем залезть в душу или как-то специально вызвать доверие Семен никогда ни у кого не старался. Он просто был таким, какой он есть, и жил так, как ему было комфортно. Этакий слегка простодушный, веселый работяга, любящий выпить и поговорить за жизнь, – как вы тут??

– Нормально, – вздохнул он, – устали только с дороги сильно. Да и там, – оперативник безошибочно махнул рукой в сторону севера, – было не до отдыха.

– А... Антон, – напрягся я, – вы нашли его?

– Нет, – покачал головой оперативник, – даже следов никаких. Расспрашивать впрямую, как ты сам понимаешь, никого особо мы не могли, тем более что там уже и без нас крутились какие-то тертые ребята. Но насколько смогли понять – все было цивильно. Поработал, закончил, улетел обратно. Отследили его передвижение до аэропорта, ну а дальше... все глухо. Службы аэропорта взяты под опеку так плотно, что ничего сделать нам не удалось. Арн даже не хотел обратно тем же маршрутом уходить – все чувствовал за нами наблюдение.

– У вас же сейчас практически другие тела и лица? – удивился я, – чего бояться? Это я еще молчу про качественные документы и прочее.

– Моторику мы тоже изменили, – хмыкнул он, – учитывая, с кем нам предстояло иметь дело – никакие предосторожности уже не казались лишними. И все равно меня не покидало ощущение, что мы буквально проскочили в игольное ушко. Да вон и Арн это подтвердит, – кивнул оперативник в сторону распахнутых дверей усадьбы.

– Было дело, – кивнул, вышедшей из кухни здоровяк, – здорово, Дима.

– Привет, – я пожал протянутую мне руку и слегка замялся, – Арн, тут такое дело... Мы...

– Можешь не стараться, – хмуро проговорил он, – Борисыч встретил нас сегодня в аэропорту. Пока мы ехали сюда, он ввел нас в курс последних событий.

– Мне жаль, – тихо сказал я.

– Знаю, – оперативник развернулся и пошел к открытому багажнику джипа, где виднелись еще не убранные в холодильник пакеты с продуктами. И только вздувшиеся желваки на его щеках, выдавали насколько мнимым было его внешнее спокойствие.

– Позже это обсудим, Димка, – похлопал меня по плечу Семен, – будет у нас еще время. А ты сейчас лучше давай-ка к полковнику. Он просил тебя зайти к нему как проснешься.

– Где он сейчас? – вздохнул я, предчувствуя не совсем приятный для себя разговор.

– В лаборатории.

Походная лаборатория, она же бывший спортзал, этого воистину безразмерного подвала, занимающего по площади, наверное, почти столько же сколько и весь первый этаж дома, встретила меня уже привычным запахом химии и сыростью. Большую ее часть занимали какие-то непонятные медицинские сооружения и бочки, из которых в большом многообразии торчали во все стороны кучи разноцветных проводов и трубок. И куда ни кинь взгляд – везде наткнешься либо на очередной такой вот клубок, либо на нечто вообще совсем уж невообразимое. Ну, оно и понятно. Учитывая наше текущее положение, где бы мы стали заказывать или покупать нормальное лабораторное оборудование? Да и задачи перед нами стоят сейчас совсем другие и куда как более прозаичные, чем занятие фундаментальной наукой. Вот и пришлось нашему фанатику извернуться и из банок, склянок, разного мусора, и тех небольших специализированных блоков, что можно было купить в обычном магазине, при помощи аспирантов собрать себе хоть что-то более-менее вменяемое. Как говорится, ружье из хлама и старых подтяжек получалось не очень, но это всяко было лучше, чем совсем нечего.

Помню, когда я работал в институте, сам делал нечто подобное. Ибо ждать, что тебе выделят несколько миллионов на нужный и важный прибор не приходилось, а работу делать было надо. Вот и наловчились мы с товарищами из дерьма и палок мастерить сначала печи, по точности не уступающие чешским, стоящим у нас в лаборатории, а потом и вовсе замахнулись на дериватографы и прочую узкоспециализированную мат.часть. Естественно, что такого качества как на заводе в кустарных условиях достичь не удавалось, но когда ты своими руками собрал прибор за пять тысяч рублей, а его аналог на рынке стоит минимум шесть миллионов и при этом по характеристикам не особо сильно отличается от твоего, то выбор, думаю, очевиден. Тем более что точности самодельного прибора под некоторые задачи нам хватало за глаза. Вот и сейчас здесь я мог лицезреть, примерно, такую же картину, как на моей предыдущей работе.

Немногочисленные блестящие белизной и чистотой покраски новенькие приборчики, купленные на медицинских базах, выделялись среди этой кучи, как Феррари среди слета любителей Жигулей. Да еще старый микроскоп, отрытый непонятно в каком музее вносил свою лепту в общий антураж. Все же остальное – результат рабского труда аспирантов, осуществленный, под гнетом, жаждущего новых знаний, профессора.

Ну а центре комнаты, на равном удалении от стен, возвышался и сам алтарь науки. По-другому назвать это жуткое сооружение, сваренное из трех железных кроватей и одной секции металлических труб у меня язык не поворачивался. А что делать? Найти где-нибудь более-менее приличный стол для потрошения разумных не представлялось возможным. А если учитывать, кто на данный момент является нашим пациентом, и также то, что весь процесс будет происходить при его явном несогласии, то и смысла приобретать столь хрупкое сооружение, вообще никакого нет. Вот и пришлось нашим умельцам постараться, чтобы собрать этого металлического монстра, накрепко вбитого в бетонный пол. Лежащий на нем сверху, надежно закрепленный цепями обнаженный худой человек, выглядел больше как обложка к очередному атмосферному фильму ужасов, чем как пациент. Впрочем, ошибка бы здесь начиналась бы уже со слова "человек"... Большую часть тела, однако, сейчас загораживал Альцман, что-то увлеченно изучающий на его голове.

Помимо него тут присутствовал еще полковник, читающий какие-то бумаги, стоя в углу, и пара аспирантов, скучающих в мягких креслах по бокам от входа. Скука, конечно, скукой, но пальцы их лежали точно на курках снятых с предохранителей и заряженных разрывными патронами Ак-12. Два барабана по 96 патронов в каждом, с такого расстояния способны перевести на фарш любого, а не только обдолбанного химией до состояния полного изумления упыря.

– Здорово, мужики, ну как тут у вас? – поздоровался я с вынужденно выполняющими роль охранников молодыми деятелями науки.

– Давит, – буркнул, сидящий слева от меня белобрысый паренек. Второй только вежливо кивнул, не став как обычно махать мне рукой, тем самым выпуская из нее оружие и даже на секунду теряя бдительность. Хм. Хорошо в них полковник вбил дисциплину за столь короткое время. Ребята они, конечно, не военные, но стрелять умели и знали, чем в данной ситуации может закончиться подобная небрежность.

– Что давит? – не понял я.

– Упырь этот давит, – снова вздохнул паренек и поморщился как от головной боли.

– Да что ты ему рассказываешь, – хмыкнул сидящий напротив него, его долговязый коротко стриженый друг, – он же тут не сидел с ним даже ни разу. Откуда ему знать?

– Знать что? – повернулся к нему я.

– То, какое это наслаждение тут находиться, – хмыкнул он.

– И не говори, – снова поморщился блондин, – всю жизнь, понимаешь, мечтал посмотреть на своего лучшего друга по-новому.

– Да что тут, наконец, происходит, вы можете нормально объяснить?! – не выдержал я.

– Когнитивный диссонанс вызванный квазипсихическим воздействием эпифиза головного мозга подопытного на неподготовленный человеческий разум, – не отрываясь от работы, буркнул Альцман.

– Чего???

– Скучно ему, – перевел на понятный язык его спич второй аспирант, – и сделать он ничего не может. Вот и долбит нам по мозгам своими феромонами. Это, пожалуй, единственное развлечение, которое у него осталось после лошадиной дозы блокирующей сыворотки. Ну а так как женщин тут нет, то ему доставляет истинное удовольствие возбуждать у нас определенный интерес друг к другу. Честно говоря, никогда не думал, что мне доведется испытывать подобные чувства к своему лучшему другу. Блин, да мне даже блондинки-то никогда особо не нравились! А тут вдруг такая тяга к этому белобрысому крепышу, что аж спазмом сводит.

– А мне никогда не нравились занудные дрищи типа тебя, – буркнул, сидящий слева от него товарищ, – и что с того? Как видишь – любовь зла.

– И не говори...

В лаборатории повисла тишина, нарушаемая лишь смутными звуками возни со стороны пленного.

– А на Ивана Абрамовича, я так понимаю, это совсем не действует? – заинтересовался я, глядя на его спину.

– В его возрасте ему уже нечем. Да и незачем, – хмыкнул, сжимающий в руках автомат, сидящий на стуле паренек.

– Ивана Абрамовича больше возбуждает возможность проведения очередного эксперимента, чем наши молодые и юные тела, – поддержал своего напарника второй паренек.

– Когда-нибудь я вам все это припомню, – погрозил им сухоньким кулачком профессор, не отвлекаясь, впрочем, от своего непонятного занятия, – припомню и найду на вас управу!

– Да-да, – лениво протянул, сидящий справа от меня аспирант, – отчисление тут теперь уже явно не катит...

– И что, совсем ничего нельзя поделать? – удивился я, пытаясь сдержать улыбку.

– Почему? – флегматично ответил один из ребят, – в бессознательном состоянии он на это не способен. Вот только, к сожалению, даже после сыворотки ни одно снотворное на эту тварь не действует.

– Дык, дать ему чем-нибудь по башке и всего делов! – не понял их проблемы я.

– Нельзя, – вздохнул его друг, – регенерация-то у него сейчас снижена. Вдруг помрет? Профессор тогда нас самих так по башке приложит, что мама не горюй.

– Но и терпеть такое тоже не дело, – усмехнулся зашедший следом за мной в комнату Семен, – а то так, глядишь, и привыкнете потом друг на дружку смотреть.

– Вот о чем я и говорю, – хмыкнул полковник, отвлекаясь от чтения документов, – гомосятина мне во вверенном подразделении уж точно не нужна. Тем более, что у парней еще вся жизнь впереди.

В это время со стороны возящегося с упырем профессора раздался какой-то тихий противный хруст, и довольный фанатик науки отошел в сторону, сжимая в маленьких медицинских щипчиках какой-то непонятный предмет. После чего внимательно осмотрел его на свет и явно довольный собой, побрел куда-то в сторону дальних столиков с барабанной мешалкой. Вслед ему, щерясь окровавленным ртом, злобно, но молча, глядел пленный упырь.

– Не хотел сдавать феромоны с клыков, – пояснил в ответ на мой ошарашенный взгляд профессор, – пришлось выдирать и собирать с желез так. Очень уж интересный механизм работы у данного вещества.

– Э...

– И как же жаль, что у нас нет нормально биологической лаборатории, чтобы полностью изучить их состав! – чуть не плача продолжил ученый.

– Отдать Алисе и всего делов, – пожал плечами, присутствующий рядом в качестве охраны аспирант.

– Это не то! – гневно вскинул бороденку наш фанатик науки, – чтобы узнать точно, нужен подробнейший анализ, с использованием самой современной...

– О, нет... только не это! – закатил глаза к полотку тот.

– Да ну вас. Только и знаете, что пить пиво, стрелять и деградировать. А о науке тут даже и поговорить не с кем.

– Профессор, а давайте вы будете насиловать его мозг, а не наш, – палец аспиранта указал на примотанного к разделочному столу, убитого жизнью упыря.

– Мозг! – даже причмокнул губами от удовольствия тот, явно прибывая при этом где-то глубоко в своих размышлениях, но тут же пришел в себя и разочарованно вздохнул, – не в наших условиях... Нет нужного оборудования и слишком большие риски...

– Хорошо, что вы зашли, – поняв, что их перепалка может продолжаться бесконечно, полковник отложил бумаги в сторону и взглянул на нас, – перейдем к делу. Мы в дерьме. Причем в полном. Пленная девчонка – пустышка, она ничего не знает, и о ней мы поговорим позже, – кивок в мою сторону, – а вот второй, как вы знаете, оказался весьма большой шишкой.

– Почему? – серьезно спросил Семен, – если он так им важен, то это может стать нашей гарантией.

– Не станет, – покачал головой Митров, – учитывая то, что мы представляем угрозу для всего их вида – убьют нас в любом случае. Разница будет заключаться лишь в том, что для начала они попробуют пойти на любые соглашения, дабы спасти сына своего Главы, но как только они добьются желаемого, за нашу жизнь никто не даст и ломаной монеты. Я уже успел провести предварительный допрос этого молодого человека.

– В самом деле, молодого? – позволил себе улыбку один из аспирантов.

– В самом, – успокоил его полковник, – ему сорок шесть лет. По их меркам это совсем еще ребенок. Так вот. Ни он ни его друзья, а, следовательно, и их клан никогда не слышали про одаренных. В их сообществе вообще запрещены подобные эксперименты над людьми, и это вовсе не из-за большого человеколюбия, как вы понимаете. А если бы об одаренных вдруг стало известно широкой вампирской общественности, то нас, а также всех причастных к этому проекту ликвидировали бы в течении суток не взирая на погоны. Вывод?

– Проектом руководил явно кто-то из местных, – пожал плечами Семен, – и это точно не человек, потому как простой, пусть и высоко сидящей пешке провернуть такое незаметно уж точно бы не удалось. Слишком большие силы и ресурсы были задействованы. Одна только операция на Алтае чего стоит.

– Верно, – одобрительно кивнул Митров, – поэтому отсюда следует, что передать пленных лично мы никому не сможем. При таком варианте все в любом случае закончится нашей смертью. Кто стоял за уничтожением базы и тотальным геноцидом тоже неизвестно. Поэтому единственным рабочим вариантом в данной ситуации, я считаю выход на наше непосредственное руководство.

– А что если это оно нас и решило убрать? – спросил второй аспирант.

– В свете последних событий этот вариант уже выглядит более чем нелепо, – покачал головой полковник, – никто не стал бы так рисковать. Убрать своих всегда проще и тише. А судя по тому шуму, который устроили эти упыри почти месяц назад – работали явно гастролеры. Пусть и хорошо осведомленные обо всем нашем устройстве. И если вначале мы еще сомневались, разумно предполагая худший вариант, то сейчас, после того как мы узнали последние данные... Однако проверить это стоило. Я не могу больше рисковать жизнями своих людей впустую. Выживание в приоритете. Поэтому задача сейчас перед нами стоит только одна – выйти на нашего создателя и сохранить пленных. Только он может обменять их по выгодному курсу и замять это дело. Других вариантов я не вижу.

– А что если попробовать лечь на дно? – хмуро спросил Семен, – да и как ты планируешь их возвращать, если они уже знают о нашем существовании? Думаешь, этот сынок не стукнет тут же своему папаше обо всем, что тут увидел?

– Это ничего нам не даст, кроме небольшого выигрыша во времени. А на счет остального – так другого выхода все равно нет. Остается лишь надеяться на личные связи того, кто нас выращивал и его личные договоренности. Ты же сам понимаешь, что рано или поздно нас найдут. Не свои, так чужие.

– Знать бы еще есть ли у нас эти свои, – покачал головой старый оперативник.

– Как я уже сказал, другого выхода из этой ситуации я не вижу, – раздраженно дернул щекой полковник, – выбор тут небогат: либо рискнуть и иметь хоть какие-то шансы на успех, либо как мясо тупо сидеть и ждать своей смерти. Лично я выбираю первое.

– Тут уже решать за всех не получится, – вздохнул Семен.

– Знаю, – кивнул тот, – именно поэтому, как только ребят приведут в норму, и они смогут ходить – мы устроим совет.

– Выходит... выходит, что нам нужно будет искать выход на кого-то из местных? – подал голос худощавый аспирант, по-прежнему сидящий в кресле и сжимающий в руках свой автомат.

– В точку, – горько усмехнулся полковник, – насколько мы смогли узнать от пленных – главный в России и небольшой части южных государств сейчас некий Александр, – услышав это имя, я вздрогнул, – однако его резиденция находится в Москве. Как, впрочем, и посольство этого клана "хранителей", как они себя называют. И сынок Главы которого сидит сейчас со своей девкой у нас в подвале.

– Я думаю, нам не придется ехать так далеко, – хмыкнул Семен, – после всего того, что тут произошло, количество упырей на квадратный метр в городе теперь резко возросло. Сдавайся любому – не ошибешься. Вот только что если убить нас хотели не чужие враждебные кланы, а это была разборка местных внутренних группировок? Мы ведь в их политике и раскладах ни ухом ни рылом. Узнал, к примеру, местный Голова, что у него под носом подчиненные такой беспредел творят и отправил карательный отряд прикрыть всю эту лавочку. А зачем ему такой геморрой на своей территории? Да и перед иностранными коллегами опять же неудобно – как-никак подобные эксперименты их конвенцией запрещены. Ну, или Великим Договором, как ты там мне рассказывал, не суть важно. И прикопают нас на радостях здесь же в лесочке, довольные до ушей, что по всему миру собирать нас и искать не пришлось.

– Или наоборот – это сам Глава решил все это затеять, а один из его расторопных подчиненных решил подсуетиться, да и воспользоваться ситуацией. Старого маразматика в утиль, эксперименты под корень и здравствуй предвыборная компания нового лидера, – усмехнулся полковник, расхаживая по подвалу из стороны в сторону, – благо у старика много косяков за душой накопилось – есть с чем выступить перед вампирским сообществом избирателей. На две предвыборные компании обличать хватит. Семен, гадать тут можно долго и также бесполезно. Вот только благодаря тем данным, за которые мы заплатили своей кровью и жизнями наших ребят, мы знаем чуть больше чем раньше. Клан Александра – это монолит. С жесткой вертикалью власти и абсолютным подчинением вышестоящим командирам. Именно это и помогало им выжить все эти годы в окружении врагов. Это и еще дружба с одним из самых могущественных европейских кланов, поддерживающим сейчас нейтралитет, но состоящим в военном союзе с Александром.

– И сейчас сын его главного союзника с битой рожей валяется у нас в грязном подвале, – догадался я.

– Это если не считать еще того факта, сколько вы завалили его друзей в позапрошлую ночь, – влез в разговор один из аспирантов.

– Хорошее начало для знакомства, – хмыкнул Семен.

– Хорошее или плохое, а сделанного уже не воротишь, – отрезал полковник, – и сейчас наша с вами главная задача – это сохранить пленных и выйти на связь с руководством российского клана. В идеале с самим Александром, но на такое везение я не могу рассчитывать. Открываться пешкам, что в большом количестве сейчас роются в округе – не вижу смысла. Слишком большой риск непредвиденных последствий.

– Отлично, – хмыкнул Семен, – теперь осталось дело за малым – разобраться в их иерархии и вычислить командиров. Борис, ты вообще как себе это представляешь?

– Замечательно, – успокоил его полковник, – из нашего отдела связи с московским руководством имел только я и Ремизов. Что с ним стало – неизвестно, но сейчас не об этом. Нужные телефоны я помню наизусть. Достаточно просто сделать звонок и...

– И нас запеленгуют в течение нескольких секунд, – хмыкнул Семен, – а через пятнадцать минут прочешут визорами всю ближайшую округу в радиусе трехсот километров. Да ты и сам знаешь, как работают наши службы – выбраться ты не успеешь ни из леса, ни из города. Так что затеряться не получится. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас до сих пор не нашли со спутника или наземными...

– Да сколько можно! – не выдержал Альцман, стукнув сухоньким кулачком по столу и отвлекаясь от внимательного изучения выдранного клыка под микроскопом. Слить кровь, смешанную с ферментом, он уже куда-то успел, – сколько можно вам повторять, что нельзя со спутника отличить одаренного от обычного человека! Нельзя! Да и визор не дает стопроцентной гарантии! Ты, – ткнул он пальцем в одного из своих подопечных, – каким резервом энергии располагает одаренный?

– Минимальным или максимальным? – растерялся от неожиданности аспирант.

– Средним!

– Ну... э..., – задумался тот, – в среднем это около 750 Ант.

– А какой резерв у обычного человека с неактивной альмой?

– Примерно столько же... 750 – 780...

– Вот! – довольно вскинул палец к потолку профессор, – даже он знает, что при подобном ничтожном отличии одаренные будут просто сливаться на фоне обычных людей. И массовые системы поиска тут будут совершенно неприменимы! Резерв ведь у нас практически один и тот же, и вся разница между вами и обычным человеком, заключается лишь в том, что одни умеют его применять, за счет активного отдела мозга, а другие – нет. И активность данного отдела можно обнаружить лишь с очень маленького расстояния и лишь таким же одаренным! Ну, если не считать те старые приборы, которыми надо тыкать практически в само тело, чтобы сделать, хоть сколько-нибудь адекватную съемку.

– Вот с последним бы я не согласился, – покачал головой полковник, – мы не знаем, какие технологии и что вообще существуют у тех, кто нас создавал или собирал по миру.

– А я не согласен со всем остальным, – хмыкнув, почесал бровь Семен, – проект "Поиск" разрабатывался довольно давно, и состоял он, насколько мне известно, не только из наших бойцов, регулярно отправляемых в командировки для нахождения нового материала. Большой спутниковый сканер, запущенный на орбиту пару лет назад, визоры-беспилотники, усовершенствованный "Кирлиан", зеркала Зырянова... все это тоже давало неплохие результаты.

– С такой дикой погрешностью, что даже говорить об этом не имеет смысла, – небрежно отмахнулся Альцман, возвращаясь к своей работе.

– Погрешность была и есть, – согласно кивнул оперативник, – но над ней работали. Точного позиционирования так и не добились, но сумели существенно улучшить технологию, позволив с помощью некоторых приспособлений, сузить поиск и хотя бы примерно, но локализовать наиболее вероятные точки нахождения неинициированных одаренных.

– Кстати да, – неожиданно вспомнил я, включаясь общий диалог, – об этом же еще год назад писали в том журнале, как его...

– "Техника и технология. IT-М", – подсказал мне Семен, – внутреннего пользования, естественно.

– Точно! Там как раз об этом говорилось об...

– Что?! – резко повернулся ко мне Иван Абрамович, чуть не перевернув микроскоп. При этом оторванный клык, аккуратно лежащий на стеклянной подложке, подскочил и укатился куда-то за монитор компьютера, – они сумели улучшить позиционирование?! На сколько?!

– Ну... – слегка растерялся под его напором я, – там вроде бы говорилось о пятикилометровой зоне и сорока процентах эффективности.