Текст книги "Технофобия (СИ)"

Автор книги: Тимофей Печёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Но даже у беззаботных детишек есть забота – куда деть время, чтобы не заскучать. И, поскольку для настоящей, полезной деятельности нет ни возможности, ни желания, «цветы жизни» придумывают себе эрзац-деятельность. То есть играют – в «войнушку», или, соответственно, в «дочки-матери». Игра не приносит реальной пользы, не обусловлена какой-то высшей необходимостью, и (в подавляющем большинстве случаев) не грозит никаким серьезным ущербом. Однако она решает ту самую задачу интересного времяпрепровождения. И даже если детишки бегают не по двору и между гаражами-«ракушками», а среди руин давно брошенного города, и если вместо водяных и звуковых пистолетов в их арсенале лазеры и даже легкая артиллерия, разница непринципиальная. При условии исключения летального исхода. Если же палить друг в дружку надоедает – что ж, можно пошугать кого-то, кто не участвует в игре, однако имеет несчастье проходить мимо и не может дать полноценный отпор. Бездомная собака, чья-то, лежащая на лавочке, кошка, «правильный» сверстник-очкарик, возвращающийся из музыкальной школы. Или, соответственно, племя мутантов, некогда выведенное людьми, но брошенное за ненадобностью и вынужденное жить самостоятельно. Вернее, не жить, а выживать, пытаться защитить родное гнездо, и добиться в этом деле определенных успехов. Во всяком случае, бессмертие воинственных Митрофанушек столетнего возраста было с успехом компенсировано многочисленностью и плодовитостью мутантов. А самодельное оружие и, какая ни на есть, боевая техника, позволили худо-бедно держать оборону. Достичь стратегического равновесия, при котором мутанты хоть и не могут полностью избавиться от нападений людей, но при этом достаточно успешно отражают их атаки. Самое интересное, что такое положение вещей устраивало обе стороны. Мутанты, те, что в тылу, спокойно жили, плодились, размножались, уверенные, что до их поселения малочисленные отряды врагов-людей не доберутся. Что до врагов-людей, то они только рады такой игрушке, которая еще и сопротивляется. Воевать с мальчиками для битья просто неинтересно.

Если бы их не было, их следовало бы придумать. И уж точно не для поголовного уничтожения.

По-своему ты прав, командор. Ведь если противник будет побежден, а новый не поспешит возникнуть, какой вообще смысл – в базе, в клане, в тебе, наконец? Ты перестанешь быть начальником, лидером, хоть и номинальным. Я понимаю тебя, командор. Но согласиться с тобой не могу. Драться за свою жизнь – пожалуйста. Сражаться за возрождение человеческой цивилизации – не вопрос. Но стрелять там, где даже договариваться необязательно, убивать, пусть и не насовсем, людей, только для того чтобы скучно не было? Извините, не могу. Даже если бы сильно хотел. Конечно, командор дал срок, надеясь, что я одумаюсь. И надеясь небезосновательно, ибо на базе есть, чем меня удержать.

Еда, крыша над головой, не говоря уж о бессмертии. Я вспомнил первые минуты своего пребывания в трехтысячном году, холод и сырость, попытку утолить голод местной растительностью… Вспомнил и содрогнулся, не желая снова испытать это. Добавить сюда риск быть съеденным мутантами – и желание сделать клану ручкой куда-то улетучивалось. Идти к технофобам также не слишком хотелось. Если уж в свое время мне, «дитю асфальта», хватило одного деревянного туалета, чтоб испортить впечатление от поездки в деревню к каким-то родственникам, то чего ловить у этих дикарей?

Так что мне жизненно необходимо было решение задачи с вроде бы безвыходными условиями – завязать с играми в «войнушку» и при этом остаться на базе. Когда же решение пришло, я даже поразился его гениальной простоте. Состояло оно из двух слов – «стать мастером».

Как системный администратор, заявляю: можно делегировать всемогущей технике любые свои заботы, вплоть до заправки кроватей и чистки зубов. Но закон Мерфи неумолим – самые совершенные машины ломаются, самые совершенные программы дают сбой, причем, чем сложнее и то и другое, тем выше вероятность аварии, сбоя или глюка. Можно, конечно, создать машины, которые чинят другие машины; можно писать программные модули, которые бы исправляли ошибки программного кода – но даже в этом случае не обойтись без людей, которые бы и машины создавали, и программы писали. Так не продуктивнее ли сохранить за хомо сапиенсами область, в которой они дают сто очков вперед любой машине?

У техники, даже самой совершенной, есть ахиллесова пята, имя которой – алгоритм. Проще говоря, машина способна быть на высоте при решении какой-то из стандартных, заложенных в нее, задач в одной из стандартных, предусмотренных алгоритмом, ситуаций. Если же ситуация нестандартная, а авария, как правило, являет собой нестандартную ситуацию, машина поднимает лапки кверху и выходит из строя. Вот тогда и нужно вмешательство человеческого разума – не ограниченного всякими алгоритмами, процедурами, функциями.

Посему, еще в той жизни, я был уверен – моя профессия будет вечной, невзирая ни на автоматизацию, ни на фантастов и футурологов, что уже полвека кормят нас обещаниями Искусственного Интеллекта, который-де будет на порядок круче нашего, человеческого, и, вообще, захочет захватить власть на Земле. Так вот, для меня эти мечты некомпетентных людей – чепуха на постном масле, а сам ИИ, в том виде, в каком его пытались реализовать, оставался все тем же алгоритмом. Пусть неявным и более сложным, но от этого еще более уязвимым. И, посмеиваясь над недалекостью горе-мечтателей, я жил, пребывая в уверенности, что всегда буду востребован. Тогда, как говорится, пришла беда откуда не ждали, но теперь, почти тысячу лет спустя, я увидел в мастерах… своих коллег по профессии. Ибо никакой иной человеческой работы в мире тотальной автоматизации быть не может.

Конечно, я прекрасно понимаю, что прошла чертова уйма времени и профессия моя наверняка изменилась. Но не кардинально же! Современный мне крестьянин пахал на тракторе, а его «коллега» из Средних Веков ковырял землю плугом с запряженной в него лошадью. Технические устройства разные, но суть-то не изменилась. Есть земля, которую нужно рыхлить и бороздить, есть некое техническое устройство, позволяющее это сделать. Разница – не в процессе, а в устройстве, ну, еще, в производительности. Знания же и навыки, накопленные за плугом, могут и на тракторе пригодиться. Хоть и не полностью.

Да, привыкать к новым методам работы будет трудно. Но вряд ли намного труднее, чем, сперва изучать информатику в школе «на пальцах» или за примитивными «Корветами», затем, уже в студенчестве, знакомится «Ай-Би-Эмкой» и «Нортоном», и, наконец, в роли «молодого специалиста», поправ ногами привычный как домашние тапочки «ДОС» и вышеназванный «Нортон», с благоговением вглядываться в красочную заставку с надписью «Microsoft Windows 95». А думаете, крестьянину начала двадцатого века, все еще средневековому, легко было менять плуг на трактор?

Не буду себя заранее обманывать, ожидая, что на новой старой работе буду принять с распростертыми объятьями. Я же все-таки технофоб, дикарь, я же не сразу привык к корыту вместо тарелки и душевой без воды, я же не признаю «камеру удовольствий»… Но, причину, как известно, ищет тот, кто не хочет. А я очень хочу найти свое место в этом мире. Так что…

* * *

– …я хочу стать мастером, – именно таким был мой ответ командору по истечении срока.

Интересно, как было бы воспринято решение старой прожженной шлюхи уйти в монастырь? А намерение основателя финансовой пирамиды пожертвовать все деньги детским домам? Ну а если бы маньяк-убийца, зарезавший десяток малолетних детей и вознамерившийся укокошить одиннадцатого, передумал, ибо направляясь «на охоту», встретил маленького бездомного щеночка, и так его стало жалко, захотелось накормить и обогреть – как бы это выглядело?

А тут, понимаете ли технофоб, дикарь, шарахающийся от машин как черт от ладана, вознамерился «стать мастером»… Те несколько секунд, что прошли после этого моего заявления в ожидании реакции командора, показались мне вечностью.

Я ожидал, вернее, был морально готов и к насмешке, и к верчению пальцем у виска, и даже к грубому отказу. А вот к той самой реакции, которая меня устроила, как ни парадоксально, готов я не был.

– Мастером? – ничуть не смутившись и не выказывая ни тени удивления, переспросил командор, – что ж, мастером так мастером. Только, может быть, спросим у самих мастеров, нужно ли им такое пополнение?

Конечно, за этой дипломатично-приглаженной формулировкой могло скрываться все что угодно, вплоть до категорического отказа. Но все же от души немного отлегло, а в голове возникла еще одна версия такой вот дипломатической неопределенности ответа.

Я подумал, что начальственный статус командора на этой базе, по большому счету, формален. Чтобы отдавать приказы и командовать, много ума не надо. Капризный дитятя, не умеющий, подобно моим сослуживцам, заправлять кровать, может хныкать и топать ногами, вызывая тем самым у своих родителей соответствующие реакции, в том числе, нужные ему. Формально такое воздействие можно назвать управляющим, но признать наличие реальной власти этого ребенка над родителями не осмелится даже самый нестандартно мыслящий педагог. Известно, что реально (без формальностей) «из двух всегда главнее тот, кто без другого проживет». Ребенок, особенно капризный, зависит от родителей, и это обстоятельство дает возможность родителям наказать свое чадо, то есть, в случае необходимости, обозначить его подчиненное положение.

А командор и все эти бравые вояки жизненно зависят от мастеров. Кто обеспечивает их едой и оружием? Мастера. Кто не дает задохнуться в подземном бункере? Мастера, конечно. Кто, наконец, обеспечивает нормы гигиены? Все – машины, которые созданы и чья бесперебойная работа обеспечивается мастерами. При таком раскладе давить на мастеров, злоупотребляя своим начальственным статусом – просто недальновидно. И те, кто в мое время были (включая меня) мальчиками на побегушках, в эпоху инфантилизации большей части человечества становятся прямо-таки элитой общества. И мне предстояло в эту самую элиту войти.

– …стать мастером? – это уже переспросил представитель «элиты», вызванный в штаб. Переспросил вкрадчиво, зачем-то всматриваясь мне в лицо.

– Угу, – подтвердил я.

– А мы еще спорили: сколько времени вам понадобится, чтобы прийти к такому решению, – проговорил мастер, – около сорока дней… что ж, не рекорд скорости, но и…

– Послушайте, – перебил я его взволнованным голосом и достаточно грубо, – так вы принимаете меня или нет?

– Во-первых, успокойтесь. Во-вторых, для начала нам надо поговорить. Не здесь…

– Выйдем в коридор? – предложил я.

– В коридор, так в коридор, – согласился мастер и возобновил разговор, когда дверь штаба закрылась за нашей спиной, – я знаю о чем вы думали и чего опасались. Вы, видимо, ожидали, что уж кого-кого, а дикого технофоба мы в свои ряды не примем?

Я кивнул, а мастер продолжал.

– Мы пришли к выводу… не сразу, конечно, но вы сами нам помогли своей идеей с танком… Так вот, я и мои коллеги, минимум, на девяносто процентов уверены, что вы, Владимир Марков, он же Админ – никакой не технофоб.

– Блин! – только и мог сказать я, чем вызвал на лице мастера легкую ироничную улыбку.

– Технофобы не пекут блинов, – сказал он, – как пища, они довольно непрактичны. Соответственно, и слова такого знать не могут. Вот караваи запекать или картофель – другое дело. Ну, это мелочи, как говорили в ваше время – «семечки». А вот более весомые доказательства. Во-первых, ваш позывной, «Админ», сокращенно, «администратор». Слово считается мертвым, оно ничего не обозначает уже… впрочем, обо всем по порядку. Когда вы выступили с предложением о создании танка, помните? Мы попросили вас представить, как эта машина должна выглядеть. После того, что вы показали, у нас просто не было сомнений. Видите ли, представлять себе что-то, чего реально не существует, довольно сложно. Ментообразы получаются блеклые и размытые. Ваши же… воспоминания, я прав? Ваши воспоминания отличаются яркостью, реалистичностью, динамизмом. Это видеоролики с натуры, которые вообразить на пустом месте невозможно. И, откуда же, спрашивается, у диких технофобов подобный опыт? Да, я не исключаю, даже у них есть какое-то подобие образования, но для воспроизведения материалов подобного рода нужен кардинально иной материально-технический уровень. И, на основании всего вышесказанного, мы сделали однозначный вывод.

– То, что я не технофоб?

– Я бы сказал более конкретно. Вы из Пантеона. Если непонятно, объясню поподробнее. В городе есть здание, сохранившееся лучше других. Оно имеет форму усеченной пирамиды и украшено звездочкой или солнцем…

– Снежинкой, – поправил я, – это снежинка. А здание я назвал рефрижератором. Ну, это типа холодильника, потому что там…

– Не объясняйте. Я, мы все – поняли. Потому что вы – далеко не первый, кто приходит к нам… оттуда. Разные люди, разные сроки заморозки.

– И как давно они сюда приходят?… То есть, нет, о чем я спрашиваю? Как давно длится существующее положение дел? Города-руины, мутантские сектора и поселения, кланы?

– Не спешите, Владимир, – вежливо но настойчиво осадил меня мастер, – все по порядку. Вы сейчас запрашиваете информацию, доступную исключительно мастерам, являясь при этом…

– …бойцом третьего уровня, – докончил я фразу.

– Дело не в уровне, а в том, что вы еще не являетесь мастером, – пояснил мой собеседник, – лично я не против, если вы пополните наши ряды. Как правило, все выходцы из Пантеона становились мастерами… на какое-то время. Но для начала мы должны убедиться, что вы справитесь. Как это называлось в ваше время? Экзамен?

– Да, – подтвердил я, – вопрос, с чем я должен справиться?

– С работой. С тем, что составляет труд мастера. Со стороны кажется, что база функционирует на автомате. Что все, от уборки помещений до восстановления боекомплекта, делается само. Оно может быть так и есть… в девяносто девяти процентах случаях. Оставшийся процент – глюки, аварии, сбои. Наша, а возможно, в скором времени – и ваша работа. Я думаю, начать можно… хотя бы с танка, он порядочно пострадал в бою с мутантами.

– Молоток, гайки, болты… – неуклюже сострил я.

– Как примитивно, – не оценил мой юмор мастер, – достойно технофоба. Нет, мы давно уже обходимся без прямого контакта. Испытания проведем в ручном режиме. Вы не против?

– Нисколько, – разницы между «ручным», и, скажем, «диким» режимом я просто не знал.

– Вот и отлично. Прошу в наш модуль.

* * *

Перед моими глазами… Впрочем, у меня нет ни глаз, ни ушей, я и без них обхожусь неплохо. Мое восприятие не ограничено узким диапазоном электромагнитных и механических волн, именуемых зрением и слухом.

Я могу быть сплошным органом слуха или зрения, или осязания, да любого чувства, в том числе, и недоступного биологическим организмам. Я ощущаю все, что происходит на каждом квадратном миллиметре внутри и поблизости от меня. Изменения температуры, действия механических сил, солнце и ветер, что щедро питают меня живительной энергией, течение этой энергии по проводникам – все это лишь небольшой процент от моего восприятия.

Я работаю круглыми сутками вот уже сотни лет, отдых, даже наносекундный, для меня – непозволительная роскошь. Остановка работы означает гибель – для меня и для биологических организмов, находящихся внутри. Но даже я могу давать сбои. Даже во мне могут разладиться отдельные части, и тогда мне становится гораздо труднее работать в прежнем режиме.

Иногда мне удается справиться самому. Специальными командами я нейтрализую информационный мусор, что проникает в меня через эфир и искажает управляющие сигналы. Создаю новые устройства взамен тех, что износились. Неисправные компоненты ремонтирую и восстанавливаю.

Нередко авария бывает настолько тяжелой и сложной, что самостоятельно устранить ее для меня невозможно. Само мое существование оказывается под угрозой. И тогда я допускаю в свое сознание мозговые импульсы некоторых из биологических организмов, что создали меня и используют в своих целях. Если я могу оперировать лишь стандартным набором команд, то для биологических организмов этот набор теоретически неограничен. И, становясь на какое-то время единым целым, наши сознания совместно восстанавливают мое нормальное функционирование.

Но сейчас я в порядке – не в полном, конечно, в любом случае проблемы неизбежны, но пока они не достигли уровня, достаточного для возникновения сбоя. Однако биологическое существо все равно проникло в мое сознание. Это значит, мне предстоит нестандартная задача.

В одной из моих частей, именуемых модулями, несколько суток назад зародилось новое, автономное устройство. Наша автономия обоюдная – устройство создано мной, но управляется и получает энергию без моего участия. В свою очередь, неисправность этого устройства, именуемого танком, не оказывает влияние на мою работоспособность.

Танк был именно неисправным. В сознании возник его трехмерный образ: вмятины на броне, нарушение целостности системы проводников, частичное нарушение герметичности блока питания, вследствие чего возможны бесполезные энергозатраты. Как странно, когда я создавал его, ничего подобного не было.

Биологический организм-симбионт дал команду на устранение аварии. Но я не понимаю такой команды, я могу выполнять лишь конкретные действия в отношении конкретных объектов. Это мое замечание, а также предложения по восстановлению блока питания, частичной замене проводников и механическому сглаживанию вмятин были приняты и одобрены симбионтом. Я приступаю к работе – одной из многих моих работ, не отвлекаясь, разумеется, от остальных.

Раз – и специальные манипуляторы заделали все возможные источники утечки в блоке питания, заварили, нарастили новый материал взамен старому. Два – и извлечена, отправлена на вторичную переработку, чтобы вернуться на прежнее место часть проводящего материала, структура которого была нарушена. Три – и на молекулярном уровне пошли манипуляции, призванные устранить досадные вмятины.

Оставался один, последний, формальный шаг. Испытание восстановленного устройства, что, в данном случае невозможно без участия биологического организма – пусть даже дистанционно.

* * *

Неожиданно ко мне вернулось восприятие – нормальное, и вроде бы человеческое. Во всяком случае, секунды темноты, ощущения подъема, и, наконец, пейзаж с солнышком в небе, чахлыми деревьями и руинами города – все это доступно человеку. Но только ли человеку?

Вот и вход на нашу базу – какой-то маленький. И почему запахов не чувствуется? Я хотел посмотреть себе под ноги – но не увидел ног. Зато, сделав несколько шагов, я оглянулся, и обратил внимание на следы гусениц на земле.

Ну, все понятно. Контрольный, так сказать, тест. В мое время он практиковался у нас, админов. Прежде чем сдавать работу, например, восстановленный компьютер, надо было на этом компьютере хоть немного поработать самому. Убедиться, что Винда запускается, драйвера грузятся, все устройства распознаны, а логические диски – доступны. А тут, понимаешь, сама система, футуристический аналог не то Винды, не то Биоса-Симоса, предлагает тебе этот тест пройти. Да что там предлагает – принуждает. Без права выбора.

Я не стал тянуть резину, хотя бы из-за отсутствия у меня таковой. Я еще немного поездил, сделал несколько выстрелов и вернулся на платформу. Сознание меркло, и я понял, что тест завершен. И для танка, и, скорее всего, для меня.

* * *

– Ну как? – лепетал я, сдергивая сенсоры с головы. Мастера, в количестве десяти человек, не шибко внимательно смотрели на меня, одобрительно кивая и переговариваясь.

– Это у вас, Владимир, надо спросить – «как?» – молвил один из них, – как результаты работы, да и… общие впечатления.

– Результаты работы, хм… Уже испытал, – поспешно ответил я, – танк работает как часы. Что до общих впечатлений, то не знаю. Такое ощущение, что это был не я. Что мой разум был поглощен машиной, а она тоже разумна.

– Во-первых, не машиной, а базой, – объяснил другой мастер, – системой из множества машин и технических устройств. Во-вторых, да, вы правы в том, что база разумна. Но функции ее разума… как бы получше выразиться… они усечены. Ограничены.

– Понятно.

– …но при этом его нельзя назвать примитивным. Насчет поглощения – это, конечно, вам минус. Не вы подчиняетесь системе, а, в идеале – она вам.

– С другой стороны, это не есть фатальный недостаток, – вмешался еще один из мастеров, – задача выполнена, это главное. К тому же мы все, Владимир, начинали не без проблем. Я, к примеру, не смог пройти испытание с первого раза. Подобные курьезы проходят с опытом.

– То есть, вы принимаете меня? – вопрос, наверное, в данном контексте, звучал глупо и риторически, но, когда волнуешься, за словами следить труднее.

– Хоть сейчас приступайте к работе, – ответил один из мастеров. Моих новых коллег.